Всего одно желание

Роман, прилагая изрядные усилия, чтобы не упасть по дороге, следовал за мэтром Александром Дарасом. Хмурый неразговорчивый парень соизволил представиться, пообещав проводить в больничное крыло, где у драчунов будет возможность привести себя в порядок. На этом лимит общения оказался временно исчерпанным. Длинные коридоры пестрели лестницами и богатой отделкой. Роман не представлял направления и, чтобы не потеряться, фокусировал взгляд на спине итанийца, высверливая дырку глазами. Итанийская жаба больше не выглядел чистеньким и ухоженным. Роскошный кафтан заляпан кровью и разорван встречами с мостовой, нижний камзол изрядно попорчен, волосы в беспорядке. О том, что он сам выглядит раза в три хуже, можно было не думать – всё читалось на мрачном итанийской лице. Он сказал лице? Наглой самодовольной роже! Итаниец предложил помощь, но убедившись, что живым не доберётся, Артани выбрал проделать путь самостоятельно. Демонстративно заткнув ухо, чтобы не слышать шпилек о неблагодарности... «для такой свиньи старался», Роман выдохнул и поковылял саженками вдоль стеночки. Мэтр Дарас что-то говорил, но Артани не слушал, ища точку опоры. В комнате лекарей, предназначенной для осмотра, с мебелью было не густо: два стула, шкаф с папками и широкая койка, застеленной клеёнкой. Виднелась открытая дверь в процедурную, но удовлетворять любопытство не было ни желания, ни сил. За высокой ширмой располагался умывальник с зеркалом, и висели чистые полотенца. Роман, не заботясь о чужих реакциях, обессилено приземлился на стул, стискивая зубы, чтобы не порадовать «жабу» стоном. Александр Дарас что-то убедительно объяснял, доказывая. Итаниец презрительно выпятил губу: – Мне не нужна помощь медиков, – сообщил он высокомерно. Обидно, но ублюдок не лгал. В отличие от Романа, держался он довольно бодро, словно и не было между ними жестокого поединка, и лицо выглядело совершенно здоровым – вероятно, кто-то из лекарей расщедрился помочь. Артани подобной чести не удостоился. Мэтр Дарас, не ожидавший протеста, приподнял бровь и, неодобрительно качнув головой, холодно произнёс, пресекая возражения: – У вас двадцать минут на оказание помощи. Чистую одежду и всё необходимое возьмёте в шкафу, и поторопитесь: господин Руф не любит, когда мебель пачкают кровью. Лицо итанийца перекосило от злобы: – С какой стати я должен помогать? – прошипел он, только слюной не брызгая. Артани, не обращая внимания, мирно отдыхал, прикидывая, во сколько обойдётся восстановление. За сращивание переломов медики взимали плату отдельно. Мэтр Дарас равнодушно пожал плечами: – У вас двадцать минут, – повторил холодно и, очевидно сжалившись, прибавил, растягивая слова, – Если вы по-прежнему желаете поступить в нашу Академию, господин... Алексис Сорра, если не ошибаюсь? – Не ошибаетесь, – итаниец вздёрнул подбородок, смело встречая чужой взгляд. Стипендиат в алой униформе не казался намного старше, но невидимая разница физически ощущалась. Осведомлённость, которую мэтр продемонстрировал буквально в следующий момент, произвела впечатление, дав представление об уровне подготовки студентов. Мэтр скосил глаза на окровавленное лицо Романа, задержал взгляд на сигне, рассмотрел меч... – А вы – Роман Артани, граф ди Валь из дома Ромейн. Роман пробормотал нечто невразумительное. Выглядел ромейнец паршиво, но чужое самочувствие беспокоило Алексиса Сорру в последнюю очередь, а вот информация чрезвычайно взволновала. Он неплохо разбирался в гербах, и вывод напрашивался сам собой, но итаниец не был уверен. Теперь многое прояснилось – осталось лишь выяснить детали и подробности... Сорра немедленно одёрнул себя: судьба мальчишки ему не интересна, но... Вот это «но» его самого очень смущало. Он никак не мог определиться с собственными реакциями. – Как я понимаю, у вас существовала веская причина для ссоры? – поинтересовался мэтр менторским тоном. Вероятно, из Александра Дараса мог выйти блестящий учитель, но в свете молодости покровительственность выглядела неестественно: чужая скопированная манера, а подражание – удел неудачников. – Двадцать минут, господа, – интуитивно ощутив реакцию, мэтр повернулся и исчез в воздухе. – Что за дешёвые театральные жесты? – пробормотал Сорра озадаченно и повернулся к Роману, обвисшему на стуле. – Мания величия? – предположил граф, не разлепив веки. Алексис усмехнулся, одарив Артани ноткой симпатии, но заметив кровь на полу, нахмурился. Увиденное удручало. – Не хочу помогать тебе, – буркнул он вслух, не уверенный, кому говорит – Артани или убеждает себя. – Не напрягайся, – Роман и не подумал открыть глаза, – Быть удушённым бинтом меня не прельщает. Алексис откровенно улыбался: паренёк оказался неожиданно забавным. – Не волнуйся – я убью тебя более оригинальным способом, – вопреки собственным намерениям, Сорра рылся по шкафам, ища необходимое. – Что сказать? Я в отчаянии, – пофигистичности ромейнца любой итаниец мог позавидовать. Сорра устал удивляться, но этот парень постоянно находил, чем удивить. – Если от отчаяния ты решишь повеситься, знай: я не буду тебе мешать. Сорра нерешительно потоптался, сжимая в руках бинт, перекатился с пятки на носок, созерцая на предмет – помочь или пусть помучается: – Аминь. «Всё-таки помочь». Судя по процессу бормотания, граф активно засыпал на стуле. Склонив голову, усталый и сгорбленный, он совсем не походил на боевого петуха: хрупкая шея, беззащитный затылок с тёмными прядками волос, и болезненная седина – он показался неожиданно трогательным. – Роман, не спи, – позвал Сорра мягко, испытав странный, несвойственный порыв обнять и перенести в более удобное место – чужой вес не представлялся тяжестью. Сколько времени он не питался нормально? Худой, жилистый, крепкий, словно высушенная солнцем кость, и одновременно пугающе хрупкий. Алексис боялся представлять, сколько костей переломал в процессе боя – возможно много, но Артани не жалуется, стоически терпит боль. Не каждый сильный взрослый мужчина смог бы выдержать на его месте, а парень словно из металла сделан – непонятного человеческого сплава. Где, откуда такие берутся? Алексис догадывался, что не закалялась сталь Романа ничем хорошим, но остро захотел узнать: какой он, другой? Мужественный, но такой нежный – не знаешь, с чем и сравнить. Надломленная золотистая лилия, омытая чистым весенним дождём, такой прозрачный в своей чистоте, что страшно прикоснуться, испачкать грязными руками. И это было более чем странно, потому что ромейнец заляпан кровью и пылью настолько, что живого места на коже нет. И всё это сделал с ним Алексис... собственными руками – оторвать бы их себе и в задницу засунуть, но стоило Артани открыть глаза, итаниец не спешил отрывать. В глазах Романа отчётливо читалось: «Отвали от меня». Сил ругаться у парня не было, но заметив бинт, он скривился: – Сорра, ты серьёзно веришь, что я приму помощь? От тебя? Алексису захотелось ему врезать с размаха: за этот взгляд, выражения, слова... вот только надменный ублюдок и без него благополучно сдохнет. Роман пытался подняться, но с невольным стоном упал обратно, содрогнувшись жёстким приступом кашля, и издал такое терзающее мычание, давя боль, что у Алексиса в одно мгновение сердце оборвалось. Ладонь ди Валя окрасилась кровью, а щека Сорры странно дёрнулась, будто чужая мука стала собственной, отдалась в груди ноющей иглой, острым приступом жалости, и лишь поэтому он простил грубость, пропустив оскорбление мимо ушей. – Такими темпами ты сдохнешь быстрее, чем представляешь. – Алексис очень хотел подойти, но не знал с какой стороны подступиться. Артани – колючий ёж, куда ни сунься – всюду нож. Ну вот, стихами заговорил. Роману показалось, итаниец внезапно смутился – он отчётливо уловил виноватую ноту, но чужое раскаяние не принесло умиротворения; хотя парнем обычно он был отходчивым, сейчас боль подпитывала гнев, и он слишком хорошо понимал, по чьей вине. Однако у него хватило сил на юмор: – Порадовать тебя? Не надейся. – Надеяться? Пф-ф... Надежда – иллюзия, пастушок, – с готовностью отозвался Сорра, чувствуя, что сейчас решится, и ромейнец изобразит новый полёт, только на этот раз в направлении койки. Не вырубится – повезёт узнать чужой секрет. – А я – существо позитивное, сам себя порадую. – Мозоли не натри, когда радовать будешь. Роман, не вслушиваясь в ответ, с трудом добрался до раковины. Итаниец, словно привязанный, проследовал за ним и остановился, нервируя присутствием: – Тебе стоит унять свою спесь, – заметил небрежно, с досадой кусая губу. Решиться было сложно, но надо. Роман не ответил, будя в Сорре уснувшее бешенство. Он тут, понимаешь, со всей душой, может, подходит, а ему в эту душу харкают, не стесняясь. Не парень, а ходячая неприятность. Неприятность вяло плескался, смывая кровь, глянул в зеркало, скривился... Сорра бы на его месте тоже не удержался, только смотреть откровенно не стоило – покойник краше. Артани начал снимать рубаху. Острая отупляющая боль резанула струной. Роман завалился подкошенным снопом, и темнота не выдала, сомкнувшись плотно, со всех сторон... Очнулся он, лёжа на койке, под бодрящий мат итанийца. Сорра, шипя сквозь зубы, насылал на голову королька проклятия. Роман, пытаясь осмыслить, с каких пор его переименовали, не сразу сообразил, что делает итаниец. Алексис Сорра водил над ним ладонями, и окутанные сиянием пальцы слегка касались тела, даря блаженные лучики целительной энергии. Чужая магия умиротворяла, вызывая эйфорию и расслабление. – Ты целитель! – подскочил Артани и осёкся, поняв, что ляпнул вслух. – Ой, да неужели осенило, дубина? – итаниец, опрокинув обратно ладонью в лоб, одарил графа порцией превосходящего презрения, – Как, по-твоему, я устоял после твоих пульсаров? Мда... пастушок, ум в тебе водится, но не блестит. Он покачал головой, но заговорил без иронии – нормальным тоном, который, как выяснилось, при желании мог становиться человеческим. Кому-то достаётся доброта, кому-то лень, а Сорра состоял из сарказма: – Роман, открою секрет. С моим даром против меня мало кто может выстоять. Приехав в Академию, я не рассчитывал встретить достойного противника. Ты первый, кто смог застать меня врасплох. В этом месте итаниец безбожно преувеличил. Вряд ли графу будет приятно узнать, что его не восприняли всерьёз, но за эту оплошность Алексису пришлось поплатиться. Про свою секретную технику «ширен» он умолчал. Во время боя его смертоносная коса не покинула шеи, и Роман не имел о ней представления, иначе бы замучил вопросами. – Не ожидал, что нарвусь на управляющего временем. Редкий дар. – Я не управляю временем, – Роман смутился и покраснел от похвалы. Получить одобрение из уст итанийца оказалось неожиданно приятно. – Могу воздействовать на восприятие. Сейчас, пока на него действовала энергия исцеления, граф не испытывал раздражения и желания стереть невыносимую ухмылку с чужого лица – наоборот, когда Сорра вёл себя нормально, он импонировал и умел расположить к себе. – Твоё "немного" оказалось эффективным против моего ускорения, – примирительно польстил Алексис и выпрямился, протягивая ладонь, – Попробуй встать. Я тебя подлатал изнутри, и не только. Рёбра надо зафиксировать и не тревожить ближайшие дни. Кости срастаются гораздо медленнее, а я сейчас слишком истощён, чтобы помочь по-настоящему. – Утром калечишь, а вечером лечишь? – хохотнул Роман, принимая помощь, – Удобно, наверное. Ты не думал стать целителем? – спросил он задумчиво. Алексис выразительно выгнул бровь. Кхм... Он даже не нашёлся, что ответить. Стать целителем, ему? Забавное предложение... а что – целитель из него получался неплохой. – Учитывая, что ты мой первый пациент, – Сорра неожиданно подмигнул, – Калечить больше по душе. – Кто бы сомневался, – буркнул граф, неожиданно смущённый признанием, – Спасибо, кстати, – Роман сел, свешивая ноги вниз, подвигал шеей. Голова не кружилась, чувствовал он себя паршиво, но сносно. – Кстати?! – брови итанийца грозили поставить личный рекорд по художественно-грозовым пируэтам, с гимнастикой которых соперничала только кислая мина, возникающая каждый раз после очередного пассажа графа. Артани так сказал, словно это не Алексис ему, а он Сорре одолжение сделал, согласившись принять помощь, – Обращайся, – разрешил итаниец и добавил ехидно. – С тебя, убогого, денег не возьму. – Скорее небо рухнет, – не остался в долгу Роман. Пикируясь, граф уверенно подошёл к раковине – отмываться. Сорра проводил взглядом и остался доволен результатом. Лечил он и правда хорошо. – Зарекался козёл... – вздохнул итаниец, подозревая, что в этот огород ромейнцу с его характером ещё не раз придётся ходить. – Что?!! – взвился Артани, полностью подтверждая догадку. – Шучу-шучу. – Сорра вяло помахал рукой, демонстрируя мирные намерения варваров в отношении горцев, но не удержался. – Ди Валь, ты такой нервный – того и гляди заикой станешь. – Глядя на тебя... Роман, выпрямившись, хотел огрызнуться, но промолчал, с удивлением отметив, что итаниец постарался – ни синяков, ни шрамов. Но учитывая, что именно он графа и отделал, благодарить за исцеление лишний раз не хотелось. Итаниец тоже не терял времени напрасно. Порывшись в шкафу, извлёк чистую рубаху, забросил на плечо, отыскал бинты и стащил камзол, безжалостно выбрасывая в мусорную корзину. Светлая рубаха и жилет выглядели относительно прилично. Остановившись за спиной Романа, итаниец задумчиво уставился на маленького графа, сравнивая отражения. Скептический вид Сорры, отразившийся в зеркале, настроения не улучшил. Задевая самолюбие, итаниец возвышался над Романом на полторы головы. Алексис тоже не порадовался. Мысль, что его отделал низкорослый мозгляк, унижала достоинство. А эта ненавистная сигна... Сорра, с трудом уняв гневную дрожь в теле, изогнул губы. Хватит. Виноват ли Артани, что родился там, где родился? Ромейн... Проклятая, ненавистная земля. Синеглазый мальчишка, превратившийся в старика, опаливший и всколыхнувший память одним своим видом, мерзким запахом... Сорра боролся с желанием вытянуть ладонь, накрыть седую прядь, спрятать... – Повернись. Я наложу повязку, – приказал он почти повелительно. – Справлюсь. Роман хмуро отобрал у него бинт, и Алексис пожал плечами. Мостик хрупкого взаимопонимания ускользал призрачной иллюзией – слишком зыбкий, чтобы обрести плотность на ненадёжной опоре. Стоило ли заморачиваться? – Рад, что хоть в этом не придётся возиться с тобой. Роман, проигнорировав сарказм, принялся наматывать повязку, но сдался через минуту. Итаниец, склонив голову, следил за ним с нескрываемой победной усмешкой. Осознав, что выставляет себя идиотом, Роман молча отшвырнул бинт и, морщась, принялся натягивать чистую рубашку. – Замри! – резко приказал итаниец, – Не двигайся. Роман моментально застыл, подчиняясь. Жизнь в лесу научила быть осторожным и прислушиваться к любому проявлению опасности. Рубаха, надетая на локти, мешала, лишала обзора, и он, осторожно работая запястьями, принялся стаскивать её назад. Ощутив уверенно прикасающиеся к телу пальцы, испытал прилив слепой ярости и увидел перед собой ухмыляющееся лицо итанийца. Сорра довольно шустро стягивал рёбра, закрепляя бинт с помощью заклятий, создавая подобие фиксирующего корсета. – Ты... – Роман открыл и закрыл рот, не определившись во мнении. Гордость требовала выругаться, благоразумие – поблагодарить, самолюбие проголосовало в пользу ругани. – Не дёргайся! – с раздражённой досадой бросил итаниец. Взгляды встретились, и воздух между ними моментально стал разряжённым, заискрившись невидимыми молниями, стало трудно дышать. Артани ощутил себя неожиданно маленьким, в то время как Алексиса заколотило от иррационального желания спрятать Артани, замотать не повязкой, а собственными руками. Он не мог объяснить. Что же с ним творится? Накатила почти злость: – Стой ровно. Мешаешь работать. – Я не просил... – Заткнись. Проклятье, как же бесит, что ты ведёшь себя, как идиот! – Конечно, ты же умный. Просто бог пастухов. Роман зашипел – Сорра довольно бесцеремонно крутанул его на месте. – А у вас, граф, сразу кровь взыграла? – он перевернул бинт, с силой дёрнув, не понимая, что происходит. Присутствие графа выбивало из равновесия, руки дрожали. Он не мог определиться, что с ним не так – с ним или с этим парнем? В чём подвох? – Ты, по крайней мере, настоящий. Законнорожденный! – В голосе итанийца промелькнула горечь. – Поэтому тебе так важно было меня оскорбить? – язвительно поинтересовался Роман, – Злобу за несостоявшуюся жизнь вымещаешь, или ты всегда унижаешь тех, кто слабее тебя? Утверждаешься, – он застонал, потому что Алексис чересчур туго стянул повязку. – Закрыли тему. Иначе мы снова сцепимся. Всё! – жёстко обрезал он и, закончив, одёрнул рубаху Артани, машинально разгладив складки, подсознательно желая задержать пальцы подольше. Да что с ним такое?!! Выполнив долг, Сорра даже поспешно оттолкнул пациента от себя и отвернулся, пряча дрожь сжатым кулаком. От вида Артани Алексиса откровенно лихорадило. – Это ты закрыл, – Роман, морщась, растёр грудь, – А я нет. Из-за тебя нас могут исключить, – начал он, обвиняя, и мгновенно распалился, – Если меня не примут в Академию, я... Остро захотелось заткнуть ему наглый клюв, что Сорра и сделал, зажав чужие губы пальцами... – Вы готовы? Мэтр Дарас появился своевременно, спасая студиозов от новой драки. Артани взвился пружиной, но ударить не успел, хотя Алексис ждал, и внутренне расцвёл от предвкушения нового удовольствия – второй раз он его точно лечить не станет. Хватит на сегодня щедрости в отношении всяких ромейнских недоумков. Что там Сорра себе навыдумывал? Разжалобился... Ди Валь – просто крыса облезлая! Александр Дарас перевёл взгляд с одного красного лица на другое. Скептически хмыкнул и удовлетворённо кивнул: – Следуйте за мной, господа. Учитель Рогоза готов вас принять. У Романа руки чесались вцепиться итанийцу в лицо, но он был вынужден подавить порыв. На лице Алексиса Сорры вновь блуждала нахальная шальная ухмылка, и знал бы он – как графу хочется закатать по этой ухмылочке кулаком, выплеснуть всю злость. Но он умел сдерживаться при необходимости, поэтому, не позволив себе ничего лишнего, с достоинством развернулся, выходя следом за метром, и едва не убил итанийского выблюдка на месте. Сорра отвесил коварный пинок исподтишка и, встретив резкий разворот графа на месте, с самым бесстрастным лицом дьявольски улыбнулся. Мэтру Дарасу пришлось повысить голос. До кабинета директора парни дошли с самыми радужными пожеланиями в адрес друг друга. Заставить их не ссориться оказалось просто нереально.