Всего одно желание

- Проклятье, он невыносим! Жить с ним невыносимо! Алексис рычал и метался, напоминая разъярённого снежного барса, нервно расхаживающего из одного угла клетки в другой. Ограничителем пространства выступала увитая розами беседка, чьи несчастные розовые бутоны обрывала и терзала раздражённая рука. Впрочем, предприимчивая Алиса ди Бьорк – верная подруга Алексиса и личная фрейлина королевы, вовремя подставляла корзиночку, обращая бессмысленную смерть на благо косметических процедур. Ванны с розовыми лепестками и настойки придавали коже нежность и свежий вид, но Алексис Сорра был далёк от свойств притираний. Мятежный ум занимала иная сфера – метафизическая. Безумие длилось четвёртую неделю и не собиралось прекращаться, миновав стадии смеха, раздражения и, наконец, откровенного утомления собеседником. Виконт Тарен ди Нуайль благоразумно ретировался на третий день. Лис Браво сбежал на пятый. Верный Сидер - маркиз ди Оран - сдался на исходе месяца. А она осталась мучиться, истощая терпение. К счастью, участия в душераздирающих монологах «ди Валь сказал, ди Валь сделал, ублюдок ди Валь...» не требовалось. А вот любоваться Соррой можно было до бесконечности. Завораживающей мягкой пластикой движений итаниец походил на рассерженного хищника: тщательно уложенные волосы растрепались, активированный ширен взлетал хвостом... Жаль, она лишена художественных способностей. Воинствующий Сорра стоил запечатления на холсте. Алиса незаметно выдохнула, не забыв вовремя подставить банку. Очередной цветок осыпался лепестками. Страдая маятой (Бьорк честно начинала беспокоиться) Сорра бесился, сбивая бутоны полумесяцем. Любой, кто не сталкивался с ширеном в действии, принимал оружие за причудливое головное украшение, «побрякушку». При желании итаниец, не напрягаясь, мог проломить «побрякушкой» стену или перерубить ствол молодого деревца. Колоритная коса заменяла меч эффективнее рапиры на поясе, но истинную опасность таил не ширен, а стальные нити, спрятанные в волосах итанийца. Техника оживающих лезвий «танец девяти смертей» – древнее боевое искусство итанийцев. Используя магию, мастера сплетали убийственную паутину, способную мгновенно разорвать противника на куски или удерживать в мучительной ловушке, где малейшее движение разрезало плоть бритвой до кости. Справедливости ради стоило отметить: владея смертью, итаниец не использовал опасный дар. В коротких тренировочных поединках с упёртым ромейнцем змея ширена мирно спала, и чопорный Артани ди Валь оставался в блаженном неведении относительно способностей напарника. А каким великим искушением представлялось располосовать ненавистное презрительное лицо... Когда граф Артани ди Валь видел Сорру, синие глаза ромейнца приобретали выражение холодной брезгливости. Ромейнская роза узрела жалкого червя, недостойного своего царственного величия. Подобное поведение бесило и болезненно задевало Алексиса. Какое право он имеет так смотреть? Ублюдок, выскочка, кичащийся своим чистокровным происхождением. Смешно! Роман ему в подмётки не годился, но по неизвестной причине в обществе ромейнца Алексис ощущал себя неловко, скованно, испытывал странное томление и непонятный дискомфорт в груди. В довершение беды всё начинало валиться из рук. Сорра напрягался, бесился, сходил с ума, а Роман, издеваясь, нарочно выводил из равновесия, провоцируя Алексиса не поведением, а собственным присутствием, дерзким дразнящим запахом. Тонкая нить аромата кожи обжигала больнее поцелуев ширена. Мысли вылетали из головы, все перемешивалось, плыло перед глазами, пока Артани с гордым достоинством шествовал мимо. Ровно три секунды, а на четвёртую Сорра обрушивал силу неприязни: отвешивал пинка, ударял словами, ставил подножку - способов «зарядить» существовали десятки. Ромейнская роза плевалась бешенством, а Сорра с готовностью раскрывал объятия, принимая в них летящего Артани. Задыхался в нём, шалел от ярости, и с размаха ударял «королька» об пол: вбивал в стену, выворачивал руки, заставляя признать себя, свою силу. Но Артани отказывался признавать. Десятки выражений: страх, отчаяние, мутная ненависть, гнев – множество эмоций, и всё не то. Нет покорности и смирения. Желая унизить Романа, он унижался сам, совершая несвойственные характеру поступки. Ранился о шипы Ромейнской розы, видя в Артани колючее ядовитое растение. А смертельный яд проникал в кровь, лихорадил неведомым огнём, будил по ночам, заставляя стремиться к врагу, раниться глубже. Во снах Сорру преследовало ненавистное лицо Артани, доводило до отчаяния. Роман смотрел на Алексиса, выворачивая безразличным взглядом наизнанку, после чего разворачивался и уходил. Сорра бежал за ним, рвался следом, движимый мучительным желанием остановить, удержать в пальцах. Осознание, что Роман уходит равнодушно – давило необъяснимой тяжестью. Ромейнская роза не желала смотреть на жалкого итанийского червя, отвергала существование Сорры в собственной жизни. Проснувшись, Алексис гнал сны прочь, запивал вином, бесился и ненавидел Артани, ведущего отчаянную борьбу. Что ему стоило сдаться? Просто сдаться и согласиться с чужой победой. Сорра побеждал в поединках, но Артани невероятным образом умудрялся положить итанийца на лопатки, и каждый раз... невыносимый, презрительный, гордый, совершенно упрямый сука, не желающий сдаваться, дающий понять, что он не сдался, харкая кровью... Артани продолжал подниматься с пола. И инструктор, давая обречённую отмашку, продолжал бой. А Сорре не хотелось смеяться, не хотелось упиваться, внутри происходил обрыв... И итаниец бросался, словно с обрыва, позволяя пальцам плюнуть целительной магией, продляя пытку. Лучше бы ромейнец упал - не калечился об него, не позволял Сорре себя калечить, все перья об него в кровь разбил, глупый, упрямый королёк... Роман вставал, а Сорра падал... в бессилии. Он ненавидел ромейнца и... восхищался им. Любовался непроизвольно, неспособный выдрать собственные глаза, унять бешеное биение сердца. Задушить зависть и острое чувство, завалить вновь, но не убивать - держать под собой, контролируя властью, и... дать передохнуть, незаметно окуная в собственную магию. Пусть Роман дёргается до бесконечности, язвит, раскрывая клювик. Сора пьянел от мысли, что королёк не сможет встать до тех пор, пока итаниец не отпустит. Граф поднимется потом, но сейчас - он в его руках: слабый, беспомощный, вынужденный подчиняться. Сорре становилось страшно от понимания, насколько сладко терзающее изнутри чувство, экстатический восторг, вызывающий особое возбуждение, почти эрекцию. Добившись желаемого, Сорра не знал, что делать дальше: бессильно прижимался лбом к чужим лопаткам, находил самые изощрённые и злобные слова, и держал, держал, держал... непокорённого, но доступного - принадлежащего только Сорре. Роман ругался, извивался под ним, а Сорра хотел большего. Итанийский червь взобрался на свою розу, впился зубами. Роза терпела, не могла стряхнуть, мучилась, позволяя потрошить лепестки, перебирать лёгкие пёрышки. Артани бессильно стучал по полу ладонью, соглашаясь прервать поединок. Стук возвращал к реальности. Роман ждал, инструктора ждали, а Сорра не мог отпустить. Не хотел отпускать, потому что разжать руки и снова вернуться к точке исхода, где гордая роза становилась неприступной - невыносимо. И придётся начинать всё сначала - бессмысленная трата времени и сил. Роза останется недоступной, не будет принадлежать глупому червю. Артани далёк, бесконечно далёк - забывал о его существовании, стоило Алексису отвернуться, и всё - королёк улетел. Ромейнская роза продолжает цвести - в мире цветов нет места итанийским червям, она не пожелает бросить взгляд. Всё что осталось... - оставить в покое, но роза не давала себя забыть. Итаниец пытался не трогать Романа, пытался избежать стычек и столкновений. Начал избегать по возможности, стремился к нему и бежал от него, но... любое неосторожное слово - и у Романа падает планка. Королёк, встопорщив пёрышки, немедленно лезет в драку, а Сорре хочется выть от собственного бессилия, необъяснимой муки. Роза желала убить, но не могла понять: червь никогда не желал убивать розу. Он не хотел осквернять, хотел, чтобы она заметила его существование, перестала ранить взглядом, разрешила греться в лепестках, признала, что они равны... Объяснить Артани, что титул ничего не значит? Алексису хотелось смеяться в сухой истерике. Усадить Романа напротив и больно, наставительно настучать пальцем по глупой макушке, объясняя, что качество человека не зависит от количества звёздочек над головой, не зависит даже от наличия короны на башке. Артани хочет корону? Сорра мог бы одолжить парочку, только гусеница, превратившись в прекрасную бабочку, никогда не простит надменную розу, отвергающую низших за уродливое обличье, но бабочка... стремится к розе. Не может не стремиться, и не объяснишь... Почему бабочка любит розу? Гордую розу - ромэ. Очередной цветок рассыпался в бессильных пальцах. Алиса забыла подставить банку, и бутон остался валяться, безжалостно раздавленный ногой, а на лепестки, ища напрасной поживы, присела глупая светлая бабочка, не желающая улетать. Бьорк, неторопливо перелистывая страницы учебника, следила за Алексисом кротким созерцательным взором. Время близилось к полудню, и ученикам был предоставлен час послеобеденного отдыха. Покончив с трапезой, парочка уединилась в саду, спрятавшись среди зелёных зарослей. День обещал пройти хорошо, но, увы – несносный Роман попался Алексису на глаза. В этом, по мнению мудрой Алисы, и состояло самое главное преступление графа. Сколько она убеждала, уговаривала оставить мальчишку в покое. Разве возможно доказать слепому, что небо синее? Абсолютно всё, что происходило с участием Романа, не могло быть оправдано. Артани ди Валь оказывался виноват по умолчанию. В том, что родился и дышал тем же воздухом, что и Алексис Сорра. В противоположность другу, ди Бьорк считала Романа очаровательным, и совершенно не замечала недостатков мужественного бунтаря. Проходя в столовой мимо парочки, Артани споткнулся и специально опрокинул на напарника поднос. Случайность, вроде... точнее, не случайность. Именно Алексис подставил парню подножку, вырыв яму в итоге себе самому. Окажись поднос полным, итаниец вправил бы напарнику кривые ноги и дырявые руки, не оглянувшись на последствия. К счастью, поднос оказался почти пустой. Алексиса слегка забрызгало соком, но сок оказался вишнёвым и безнадёжно испортил Сорре новенький костюм, одетый по случаю начинающегося выходного. От обоюдного убийства на месте спасло присутствие преподавателей. Что касается Бьорк, девушка была в восторге от этой сцены. Падая, граф завалился на Алексиса, и Алиса могла несколько секунд любоваться чужой крепкой задницей. Алексис изволил терроризировать ромейнца, не позволяя выпрямиться и оторваться от себя. Роман пытался восстановить равновесие, и парни успели наговорить друг другу множество гадких слов, пока сцена откровенно не затянулась и, желая покончить с Соррой, Роман не придумал ничего умнее, чем заехать ему подносом по голове. Чем завершилась история, Алиса не смогла узнать. Граф бегал быстро, но не быстрее Алексиса. Парни, разбив часть посуды, умчались прочь, и быть бы драке, но Романа спасло появление мэтра Горимуса, за спину которого трусливый ублюдок, по словам возмущённого Алексиса, нагло спрятался. Сорра не признался Алисе, что ублюдок нахально показал ему язык, и проказливая выходка, не вяжущаяся с достоинством графа, подействовала на гнев ушатом ледяной воды. Сорра хотел злиться, но не смог - остался стоять на месте. А стоило ученику и преподавателю уйти (у Романа внезапно возникло много вопросов по предмету) – итаниец расхохотался, откинув голову, а потом, постояв, закрыл лицо ладонью, пряча знание, чтобы через секунду явить миру бесстрастное выражение, где в отражении льдистых глаз сохранился образ легкомысленного Артани. Четыре недели в Академии пошли Роману на пользу. Он смог нормально питаться, и болезненная худоба, вызывающая у Сорры смешанные чувства, вроде невидимо ноющей зубной боли, сменилась красотой гладких перекатывающихся под загаром кожи мышц. На тренировках девушки теряли дыхание, не зная кого выбрать. Золотистый, компактный и ладно сложенный ромейнец не уступал экзотичному итанийцу, а завораживающая сексуальность Сорры обладала поистине звериной притягательностью. От любовных посланий шкафчик Алексиса ломился: и чего он только там не находил – от приглашений на свидания до откровенно провоцирующих деталей нижнего белья с приколотыми записками. В Итании Сорра ни одной юбки не пропускал, и в Анремии не отказывал себе в удовольствиях, но... случайные любовницы не могли погасить сжигающее Алексиса пламя. Секс перестал приносить прежнее удовлетворение - сделался пресным, потерял вкус и остроту. Перебирая девиц одну за другой, он совершенно отчаялся, понимая, что они – не то, что нужно - не могут спасти от неведомого голода. Отчаявшись, он переспал с Лисом Браво - любителем подставить зад, но... близость вызвала откровенное недоумение и разочарование. Сорра не интересовался мужчинами раньше, и не видел повода интересоваться впредь. Застёгивая штаны, уязвлённый Браво высказал немало обид: он не подстилка для удовлетворения чужого любопытства, а если некоторые думают, что Браво будет счастлив, когда до него снизойдут - он развеет заблуждение. Раз Алексиса пробило узнать о мужской любви, Браво согласится при одном условии: Сорра разрешит себя покрыть в ответ. Браво, исполнит роль куда с большим пылом, чем абсолютно бесчувственный итаниец, ибо с тем же успехом Лис мог переспать с бревном. На гневную отповедь Сорра лишь презрительно усмехнулся и равнодушно пожал плечами. Он получил своё, но не нашёл ответа и потерял интерес. Браво, должно быть, спятил, раз верит, что Алексис Сорра подставит зад мужчине. Не в этой жизни. Он перестал ходить на свидания, но письма не перестали приходить. Ставить заклятия на шкафчик мало помогало – маги народ изобретательный. Радовало, что девушек в Академии было не слишком много. «Иначе бы он кого-то убил». Выгребая любовные записки из шкафчика ромейнца, где он позволял себе нагло шариться в отсутствие графа, Алексис откровенно психовал, глубоко уязвлённый пониманием, что в Академии существует немало желающих сблизиться с Артани. Нет, Роман ничего не получит - иначе Сорра разорвёт его на куски, и начнёт с тех, кто осмелился. Собственно, он и начал, методично отыгрываясь на всех неосторожных, позволяя себе недопустимое: колкими насмешками доводить девушек до слёз. Кто бы сомневался - на защиту немедленно взвивался королёк, заставляя Сорру стервенеть от одной мысли о возможных свиданиях. Зациклившись, итаниец не упускал случая проверить на тренировках - занимаясь не столько избиением оппонента, сколько возможностью осмотреть на предмет наличия засосов или других следов страсти. Один раз вломился в ванную, изобразив, что не заметил присутствия в комнате королька, но лучше бы не вламывался... Обнажённый Артани - зрелище не для слабонервных; а Сорра побаловал себя не только зрелищем, спровоцировав ромейнца наброситься. О чём они оба думали? Алексис не мог сказать, вынужденный срочно ретироваться, прикрывая руками собственный мучительный стояк. Поразмышлять по поводу случившегося возможности не представилось. Артани - слава всем богам, одевшийся - вылетел из душа, а Сорра... Сорра сбежал, позорно поджав хвост, точнее не хвост... Дьявол бы побрал Артани ди Валя и собственные мысли, потому что когда он смог переварить отсутствие засосов, в подсознание вкрался шепоток: а что если Артани... Нет, Роман не интересуется парнями. Сорра задушил идею в зародыше в силу абсолютной нелепости и несостоятельности, но боги, кто бы знал... Осознав навязчивое искушение проверить Артани на предмет девственности... Сорра принялся мощно биться лбом. Гнал прочь навязчивые образы, но отдал бы всё, чтобы... Он болен, он определённо болен, а сны начали приобретать эротический характер. Неясные желания будоражили по ночам. В одном из снов он занимался любовью с девушкой, а она внезапно превратилась в стонущего Романа, мечущегося в страсти, а Сорра... Алексис Сорра проснулся с криком, в холодном поту и не сразу осознал, что он кончил. Сердцевиной и сладостью сна, остро пронзившего возбуждением, был граф Артани ди Валь... чтоб ему провалится на ровном месте. Граф действительно стонал на соседней кровати. Ромейнца мучили кошмары, и кошмар Артани мог стать последним, потому что Алексис от злости едва не придушил Романа подушкой. Алексис не позволял себе подобных дум - считал, что разум играет в причудливые игры, но будучи прагматиком, прогонял себя на предмет чувств к Роману. Анализировал. Нет, он не желал Романа физически. Он не влюблён, всё что внутри – чистейшая ненависть. Алексис Сорра просто не мог любить подобного человека - склад презрения и гордыни графа Артани. Ум отрицал все проявления Романа. Бабочка отвергала розу, и заходила в неприязни немыслимо далеко. Ведя войну, Сорра не пренебрегал подбрасыванием оскорбительных посланий в шкафчик Романа, создавая записки в ключе «убирайся, отребье». Он не брезговал подкинуть дохлую крысу или иную гадость, представляя выражение надменного лица ди Валя. Жаль, не удаётся увидеть. Узнать бы чего Артани боится – Сорра бы расстарался вовсю. Но, к его тайному огорчению, ди Валь оставался непрошибаем, в отличие от энергичного Сорры, чьё настроение стремительно портилось встречами с Артани. Он стенал, жаловался Алисе и упорно продолжать доставать Романа, хотя казалось, чего бы проще – разойдитесь по разным углам и старайтесь не пересекаться. Легче сказать, чем сделать. Магам приходилось учиться вместе, обедать в одной столовой, делить комнату, но у Алисы временами создавалось ощущение, что когда Роман был счастлив не пересекаться, Алексис Сорра очень упорно и настойчиво его с собой пересекал. Одержимость Сорры пугала Алису. Алексис открыто преследовал Романа, травил, вынуждая друзей-итанийцев следовать примеру и осыпать графа насмешками. Любой, подходивший к Артани с дружескими намерениями, немедленно подвергался нападкам. Связываться с итанийцами опасались, втайне сочувствуя храброму графу, попавшему под гнёт гнева Алексиса Сорры. Но именно мужество и отсутствие страха, поразительное достоинство, с которым неизменно держался Артани, привлекали людей. И что скрывать, качества демонстрируемые графом, привлекали Алису ди Бьорк, рисующую себе куда более откровенные фантазии, в отличие от Алексиса, упорно сопротивляющегося подобным мыслям настолько, что не осмеливался и думать в этом направлении, не говоря о том, чтобы мечтать. Алиса не знала, что предпринять для преломления вражды и примирения противников. Мужественный ромейнец, давший отпор самому Алексису Сорре, не на шутку интересовал девушку, о чём она, не скрываясь, сообщила другу сразу после инцидента на испытании, наивно понадеявшись, что Алексис поспособствует сближению. Но какое там! Интерес Алисы к ди Валю Сорра расценил как личное предательство и оскорбление: – Я мечтаю самолично убить его! – выл Алексис, – Нет, ты представляешь, этот ублюдок – мой напарник! Напарник!!! – почти выкрикнул он. Иссяк, и обессилено приземлился на край резной скамейки, с остервенением пнув сапогом очередной попавшийся под ногу цветок. Академия Девятки могла похвалиться роскошным садом. Цветущие апельсиновые аллеи, беседки, увитые плющом и виноградом - способствовали уединению и занятиям. На открытых площадках журчали фонтаны. Огибая стены Академии со стороны города, протекал прелестный канал, великолепным мостом примыкая к западным воротам. Ворота открывали проход к жилому комплексу, а за ним начинались лабиринты зелёных насаждений. Что Алиса вытворяла там с маркизом ди Ораном... Впрочем, эту пикантную часть истории фрейлина предпочитала оставить тайной, покрытой мраком, и вовсе не по причине куртуазности. Раздолбай Сидер – по виду никогда не догадаешься – обладал способностью мёртвых растормошить. Пробраться в прачечную и засыпать растворитель в чан, где стирались мундиры старшекурсников. Добавить зелёную краску в бальзам мэтра Дараса, или подстричь болонку учительницы зелий – очкастой старухи Бланш... О нет, о таком определённо чревато рассказывать. Как и признаваться самолюбивому Сорре, что без него Алиса неплохо проводит время. От проделок Сидера ей и самой нередко перепадало. Раньше они не ладили, но приезд в Академию примирил соратников по несчастью. Несносный пошляк-маркиз выбросил белый флаг, предлагая заключить дружеский союз против скуки. Надо сказать, Алиса не заметила, как превратилась в соучастницу. К сожалению, не всё было столь весело и отрадно. Помимо Сорры существовало немало вещей, способных отравить Алисе жизнь. Сегодня в южной части сада, на широкой песочной площадке, один из инструкторов – Ир Дамис, гроза и бессмертная любовь студиозов – нещадно колотил группу студентов-второкурсников, обучая рукопашному бою. Стоны, вопли и гортанные выкрики долетали явственно. Бьорк, рассеяно перелистывая ухоженными пальчиками описания зелий, с беспокойством поглядывала в сторону источника шума. Деревья закрывали обзор, но кое-что попадало на глаза. Зелья совершенно не желали запоминаться, а «страдания Сорры» она устала слушать. Скоро Алисе предстояло пройти боевое изуверство. Немного она научилась сражаться – за прошедший год Алексис и Лис Браво – оба отменные бойцы - натаскали девушку. Все понимали, куда предстоит отправиться, и готовились тщательно. Однако без помощи магии Алисе было трудно победить противника. А вступительный экзамен... снова пережить этот кошмар не хотелось. Во время испытания девушка балансировала на грани. Алиса сама не понимала, как сумела выдержать избиение. Почему её зачислили? Ведь соискательница проиграла бой. После побоев второкурсника прелестная куколка Алиса выглядела немногим лучше покалеченного Соррой Артани. Выбитые зубы, сломанный нос. Подонок, словно мстя женскому полу за обиды, специально бил в лицо, желая изуродовать красоту, над которой фрейлина тряслась. Лекарям пришлось потрудиться, восстанавливая лицо. В бою Алисе приходилось изобретать свой стиль, пускать в ход уловки и обман иллюзий. Недавно по совету хитроумного Тарена ди Нуайля - она озадачилась ядами, решив, что отравленные иглы и порошки – звучит неплохо. Но предстояли изнурительные физические тренировки. Настоящий ад. Час назад у Алисы с Соррой выдалась свободная от занятий пара. Прекрасная возможность для совместной прогулки, романтического свидания или обмена свежими сплетнями. Спустя пару недель «Романомании» Алиса не питала иллюзий. Уединившись с другом и бывшим любовником, девушка кротко терпела чужие рефлексии, проклиная дни, когда считала за высочайшее счастье быть рядом с Алексисом, мечтала стать к нему ближе, получить доверие, дружбу. Накаркала. «Любовь прошла, завяли померанцы, и осень пташек позвала на юг». Девушка не против была махнуться с пташками местами, напрасно ностальгируя о прежних великолепных денёчках. Днях, когда Алексис Сорра был другим. Время, когда они могли безнаказанно творить глупости и предаваться любовным приключениям в атмосфере интриг, страстей и роскоши, безвозвратно прошло. К счастью, в Академии не приходилось жаловаться на быт. Учебное заведение, обеспечивая нужды студиозов, оставляло за ними право жить, где угодно. В Гармале у баронессы был собственный трёхэтажный особняк с видом на площадь. Но она скучала по холодной Итании. Тосковала о родовом замке, о близких, оставленных с легкомысленной лёгкостью ради человека, не способного оценить жертвы. – Роман... Роман... Роман... Девушка с тяжёлым вздохом отложила книгу и провела рукой по вьющимся волосам, представляющим ухоженное великолепие – не меньшее, чем шикарная грива Алексиса Сорры: – Меня скоро тошнить начнёт от его имени из твоих уст. Ал, я не против навязчивых идей, но когда они приобретают оттенок паранойи, это пугает. Будь ты влюблён, я бы поняла – вполне объяснимая реакция. Но твоя ненависть... – Алиса недоумённо повела плечами, отвергая непонятное. – Я влюблён в Артани?!! – Алексис дико расхохотался. Бьорк насмешила. – Зря смеёшься. Бывает, люди настолько упорно отрицают и сопротивляются сами себе, что подменяют понятия. Чёрное становится белым, а белое – чёрным, – она помахала пальцами, – Не будем о философии, вернёмся к лирике. За что ты его ненавидишь? Как по мне, он милый юноша и, в отличие от тебя, не ищет ссоры первым. – Добавь, что ты не против закрутить с ним, – язвительно буркнул Алексис, неожиданно глубоко задумавшись над словами Бьорк. А ведь действительно... что с ним не так? Какой винтик дал сбой, зациклив на Артани? Раньше он никогда не опускался до того, чтобы порыться в чужом шкафу, залезть в чужую жизнь, но ради ромейнца шёл на такие подвиги, что самого от себя начинало воротить. Пришла пора положить безумию конец, но он не мог придумать способа вырвать Артани из собственного разума. Нанести один сокрушительный финальный удар и растоптать, без желания оборачиваться и смотреть, что с ним сталось после. Ромейнская роза останется в грязи, где ей самое место, и стремление дотянуться, превратиться в ничто. Сорвав с него маску, Алексис успокоится, поняв, что из себя представляла суть. А суть не представляет ничего: жалкий лицемер и надменный выскочка, обычная человеческая гниль. Бьорк искренне не понимала претензий Сорры: – Добавлю, почему нет? – пожала плечами девушка, не подозревая, что будит дракона. – Роман симпатичный. В нём есть что-то такое... ммм... загадочное, – фрейлина мурлыкнула и потянулась, облизав губы, – Я планирую узнать, какой он в постели, – поделилась она честно. – Избавь от подробностей, – Алексис наградил её убийственным взглядом и отвернулся, бросив в сердцах, – Хочешь переспать с ним – свечку держать не стану. Но после этого о дружбе между нами можешь забыть. Бьорк звонко расхохоталась, услышав откровенно детское заявление: – Алексис, милый малыш, няня не дала игрушку и няня плохая? Только не говори, что ты ревнуешь. По-моему, это эгоистично с твоей стороны, – с укором заметила она, – Мы многим пожертвовали... – Знаю, Алиса. Прости, – Алексис прикрыл глаза, борясь с желанием горько усмехнуться. Он ревновал, только ревновал совершенно не Алису, а ненавистного ублюдка Артани. Собственнические инстинкты брали верх над разумом: даже его враг должен был принадлежать лишь ему и... - проклятие на голову шлюшки ди Бьорк – он не собирался им делиться! Не мог. А почему – не понимал, признав откровенно: – Самому бы разобраться, что со мной творится. Может, порчу наслали? В его присутствии меня всего перетряхивать начинает. Алиса мысленно застонала, в сотый раз выслушивая заезженную пластинку. – Мы живём в одной комнате, но не разговариваем, потому что передерёмся. Вот если тебя постоянно бьют, ты бы задумалась? Конечно, задумалась. Постаралась избежать опасности. Но нет – ди Валь живёт логике наперекор. Огрызается, хамит, затевает со мной драку. Я решил уступить и не провоцировать, но он бросается, стоит слово поперёк сказать. Проклятье, я себя садистом ощущаю! Сколько можно? Совершенно невыносимая атмосфера. Из-за него мне пришлось съехать, потому что иначе я его убью. Он... он как заноза! – пожаловался итаниец непонятно на что. – Прошёл всего лишь месяц, – успокоила Алиса разумно, – Привыкнете, в конце концов. Стерпится-слюбится, говорят, – она хихикнула, получив в награду мрачный взгляд. – Боюсь, я придушу его раньше, – раздражённо буркнул Алексис, не желая разделять веселья. И прибавил изменившимся тоном, – Ты не будешь против, если я временно оккупирую твоё жилище? Жить в гостинице надоело. Не за так, естественно... Они одновременно смерили друг друга тем особенным взглядом, который свойственен близким людям, привыкшим понимать друг друга с полуслова. – У меня высокая арендная плата, мой ди, – мурлыкнула Алиса, на мгновение прикрывая глаза. – Я не из тех, кто остаётся в долгу, – парировал Алексис. Они улыбнулись, прекрасно понимая, что даже если дело не дойдёт до постели, что случалось нередко в силу чрезмерной любвеобильности Алисы, то, по крайней мере, им обоим будет не скучно. Но пребывание с Алексисом могло разочаровать фрейлину куда больше, чем она представляла. Последнюю неделю Сорра не мог думать о женщинах, и не хотел смотреть на Алису... Все мысли о нём. Постоянно о нём. Он обмирал при упоминании имени «Роман» - сердце начинало лихорадить и биться быстрее. Сорра безошибочно выхватывал сочетание Артани ди Валь из длинного списка прочих имён. Отличал тетради графа из множества одинаковых, сложенных стопкой на столе учителя, наизусть выучил аккуратный подчерк, знал привычки, особенности, манеру пить, держа стакан тремя пальцами. Вздрагивал от звуков голоса, ощущал безумный цветочный запах и шёл навстречу, влекомый притягательным ароматом обрушившегося на Сорру проклятия: Роман Артани ди Валь. «Ненавижу! Ненавижу!» – мысленно повторял Сорра, не уставал повторять себе снова и снова, твердил заклинанием, будил злость и цепенел изнутри, ощущая тонкий волшебный флёр присутствия. Запах золотистой кожи и тёмных волос... серебристая седина... Сорре нестерпимо хотелось её выдрать, остричь ножницами и успокоиться. Алиса не промахнулась - у Алексиса действительно паранойя и он очень хотел избавиться от неё - любым способом.