***
С тихим шипением закрылась дверь за спиной. Звук шагов эхом разлетелся по крейсеру. Огромному пустому грустному крейсеру. Только сейчас, когда суматоха улеглась, и на смену горячке боевых действий пришла обычная повседневная работа, автобот Ливень вдруг осознал, как пусто здесь, на базе. Как мало осталось... их. Всех. Как мало — даже для одного корабля, не говоря о двух. Когда межзвёздный перехватчик вылетал с Кибертрона, он был набит под завязку и полон тревогой, надеждами, разлитой в сухом воздухе ответственностью за судьбу чужого мира. Крейсер десептиконов... Он был угрожающ, он был страшен, он плевался огнём и лазерами, и извергал из своего чрева всё новых и новых врагов. И забирал друзей одного за другим. И был ненавистен, и отвратителен, и полон злобы. В нём не было только — тоски. Тоскливой давящей пустоты. Пустоты, будто сотканной из воспоминаний о тех, кому не суждено вернуться. О тех, кто уже не бежал назад, когда взвыла о победе абордажная сирена. О тех, кого выбросили сквозь дыры в обшивке, и о тех, кто сам прыгнул вниз, уже не успевая или будучи не в силах добежать. Чьи капсулы попали под огонь защитных батарей или в раскалённые струи выхлопа дюз. О тех, кого отстрелило назад, в открытый космос, или в упор прямо в чужую броню — потому что корабли, прошедшие точку невозврата, вращались, кувыркались неудержимо, падая на только что спасённую планету, сотрясаясь внутренними взрывами. И ни расцепить их, ни управлять падением было уже невозможно. Впрочем, ничего этого Ливень сам уже не видел. Последним, что помнил он, был холодный поцелуй Веги. После этого спасательная капсула закрылась. И ему повезло. Ненадолго — если не считать проведённых в стазисе лет. Война догнала Ливня уже спустя считанные часы после пробуждения на Земле. Сначала — тревожным сигналом, долетевшим через полмира. А потом, когда Ливень — в лоб, напролом, не имея ни знаний, ни опыта, ни специальных приборов, на одном упорстве, падая и вновь поднимаясь на крыло, пробуя и ошибаясь, на ходу, в сложнейших условиях постигая мудрёное искусство атмосферного полёта — в общем, когда он пробился наконец сквозь заледеневшую Арктику и добрался до базы... Он встретил их здесь, неподалёку, наугад пробираясь через лабиринт коридоров. Издалека услышал тяжёлые, торопливые шаги, рванул навстречу, выскочил с разбегу из-за угла... и остановился, будто на стену налетев на заледеневший, безжалостный взгляд пронзительно синих глаз Истребителя. Глаз, словно бы успевших со времени последней их встречи на другом конце этого мира сменить беззаботную синеву полуденного неба на безжалостное сверкание ледника. Да и весь Истребитель был словно замороженный — скованный, замедленный, неловкий как шагающий автомат. Словно бы придавленный страшной тяжестью, хотя шагал он... «С пустыми руками» — пришло тогда на ум Ливню вместо неправильного, кощунственного, не желающего произноситься «налегке». С пустыми руками. Потому что страшный, израненный, обожжённый, уже начавший было чернеть от недостатка энергона, но всё ещё каким-то чудом живой Искра был заключен в кольцо другой пары рук. Рук слишком маленьких, чтобы полностью сомкнуться вокруг его большого корпуса, но сильных и цепких. Рук тонких, изящных, чья чистая белизна так сильно контрастировала с неправдоподобной, стеклянистой, выцветшей белизной рук самого Искры — не поместившихся в охапку и потому свисавших почти до самого пола. Рук, убийственное изящество которых Ливень неожиданно узнал. Узнал! Спасённого Искру несла, никому не доверяя... — Вега?! — Ливень выпалил это вслух и сам испугался сказанного. Потому что Вега вдруг сразу стала какой-то другой. Грустной. Чужой. И виноватой. Отшатнулась, чуть покачивая головой — словно пытаясь сказать что-то. Заглянула в глаза снизу-вверх. — Ливень... — проговорила тихо, почти что шёпотом, неожиданно чужим, совершенно незнакомым голосом. — Ливень, я не Вега. Вега погибла.***
Буря неслась над пустыней. Тучи песка и пыли, поднятые в воздух, летели, вились вихрями, клокотали первобытной яростью, до предела вычерняя и без того непроглядную черноту южной ночи. Но вот в этой двойной черноте возник неяркий желтый свет. Слабый, дрожащий, едва ли способный пробиться сквозь мрак летящего песка дальше, чем на дюйм или полтора, он начал нарастать, с каждой секундой озаряя бурю изнутри всё сильнее и сильнее, всё дальше и дальше. Затрещали небольшие молнии в наэлектризованном воздухе. Свет выцвел, побелел... Полыхнул вдруг ослепительно, обратив на мгновение черноту в белый день, расчерченный от центра наружу чёрными, бесконечно длинными иглами теней! Вспышка погасла спустя кратчайшее мгновение, но на её месте осталось что-то ещё — что-то невидимое, но вставшее непреодолимо на пути бушующего ветра. Лишённый силы песок осыпался обратно наземь сухим холодным дождём. Буря взвыла, бессильно кипя вокруг раскрывшейся в её клокочущем теле дыры. Пошла в обход, закрутилась, свилась тугим вихрем вокруг неподвижного «ока», окружив область тревожного, наэлектризованного безветрия ровной стеной несущегося песка. А в самой середине «ока» пылала белым холодным огнём коронного разряда странная конструкция из решёток и игл, похожая то ли на антенну, то ли на радар, то ли на воплощённую в металле абстрактную картину кисти Пита Мондриана.***
— Шеф, мост открыт! — доклад Ястреба прозвучал... пожалуй, он прозвучал даже слегка испуганно. Свингфайр был почти уверен, что ему не послышалось. Возможно, конечно, виной всему была затопившая базу тяжёлая, болезненно напряжённая, тревожная тишина. Возможно... Впрочем, ставить сейчас в вину толику проявленного испуга кому бы то ни было из своей команды Свингфайр был не готов. По двум причинам. Во-первых, то предприятие, ради которого затихли лишние приборы и компьютеры, ради которого база погрузилась во тьму — и ради которого пылал сейчас последними запасами энергона где-то наверху, в пустыне, наспех возведённый портал Космического Моста, — предприятие это было совершенно нешуточным. Даже сам Свингфайр чувствовал себя не в своей тарелке, думая о том, что он сейчас делает. Каков может быть исход! А во-вторых... Да, во-вторых он слишком хорошо помнил всё, что произошло в проклятом льдистом Чертоге! И Ястреб, на чьей груди до сих пор сверкал следами растопыренных тонких пальцев стеклянисто белый ожог, след призрачного ледяного пламени — о да, он имел полное моральное право на свою толику страха и слабости. Как бы дико ни смотрелось это утверждение в словаре десептикона. Впрочем, как и Мастодонт, чей всё ещё искрящий, глубоко рассечённый корпус сейчас скрепляли наскоро загнанные скобы. Как и сам Свингфайр, едва успевший тогда увернуться. О, та мощь, что попала в руки автоботов вместе с Источником — вместо его, Свингфайра, рук — с лихвой перекрывала любые риски. Любые! Включая даже гнев самого Скарпанога! В конце концов, Свингфайр, дезертир и вор, грабивший равно и своих и чужих, шёл сдаваться повелителю не с пустыми руками. Та мощь, с которой обрушилась на них троих та внезапно воскресшая белая автоботка... то существо! — несомненно, мощь, дарованная Источником — о, эта мощь чего-то да стоила! Как стоил чего-то и сам Источник вместе с Чертогом. Ну а если даже это не стоило ничего, то всё равно и самому Свингфайру, и всем им троим вместе взятым больше нечего было противопоставить банде автоботского молодняка в союзе с... с этим! Край выходил при любых раскладах. Да и из системы бежать было уже поздно. Награбленного не хватало для постройки и открытия полноразмерного Моста. Вот разве что такого... чисто сигнал послать? — Отправляй, — бросил Свингфайр в ответ. — И выжимай энергон досуха. Мы должны докричаться, даже если они слушают этот сектор раз в два орна!***
— Прости меня, Искра. Я виновата. Прости меня. Ты только держись, слышишь? Ты возвращайся... — причитания, доносившиеся из дальнего конца коридора, были тихи, быть может, по человеческим меркам, но тонкий слух автобота позволял слышать их слишком хорошо. И слишком издалека. Тоскливо-молчаливый корабль Ливень вынести ещё мог. Но корабль, наполненный эхом жалобного шёпота, исступлённой, неутихающей мольбы?.. Невыносимое эхо катилось вдоль пустых коридоров, доносясь, пусть и неразборчиво, даже до ближней палубы крейсера. А дверь отсека... По какой-то неведомой Ливню причине её заблокировали открытой. А значит, её нельзя было закрыть. — Ты только возвращайся, Искра, слышишь? Я так виновата перед тобой... Ливень заторопился, стремясь как можно быстрее миновать злосчастный поворот и вновь начать удаляться от источника страданий. Праймус видит, дело было не в голосе! Этот голос не был голосом Веги, его Ливень услышал впервые уже здесь, на корабле. И дело было не в чуждости происходящего обычаям Кибертрона. Даже не в словах! Дело было в том, что Ливень никак не мог заставить себя не сопереживать. Мука шёпота становилась его личной мукой — пусть даже он и твёрдо знал, что Искра обязательно поправится, что капсула поставит его на ноги, что ошибок в этом деле не бывает, и что надо только немного подождать... Неловкое, торопливое движение повело Ливня по ошибочной траектории, плечо лязгнуло об угол. Руки разжались. Охапка деталей с грохотом и звоном разлетелась по ребристому полу. На мгновение Ливень ощутил бесчестную, позорную надежду на то, что быть может хотя бы этот шум прервёт ненадолго... и устыдился самого себя. Окинул взглядом рассыпавшееся. Сил больше не было. Он не мог заставить себя даже просто наклониться, чтобы это всё собрать. Поднял глаза на злосчастный дверной проём... И неожиданно наткнулся на сочувственный, понимающий взгляд Следопыта, притулившегося у раскрытой двери. Несколько быстрых, но мягких шагов, и Следопыт оказался рядом, коснулся рукой плеча, улыбнулся сочувственно. — Летел бы ты... — он проговорил это тихо-тихо — Куда? — опешил Ливень. — В небо. Я же вижу, тебе здесь невмоготу. Истребитель там снаружи следы заметает... поможешь ему. А это брось. Я приберусь... — Да... Да, пожалуй, ты прав. Спасибо тебе! Мысль о небе, о скором полёте оказалась столь бодрящей, что Ливень опомнился только уже в самом конце длинного коридора. Обернулся. Но дверного проёма отсюда больше не было видно. И Следопыта не было видно тоже. Ливень включил было связь... но с ужасом понял, что и там урывками, на разных каналах вперемешку, звучат те же самые жалобные причитания. Махнул рукой и бросился вон, наружу. Всё это было для него уже слишком.***
Отзвучали голоса и шаги. Стих шум открывавшегося вдалеке люка. Отзвенев своё, молча блестели на полу разбросанные детали — Следопыт не стал их собирать; вернулся к своему посту у двери. Затихло даже потрескивание крошечных молний в толще жидкого энергона — верный признак того, что раны затянулись, и теперь дело за малым. Капсула сияла весёлым жёлтеньким солнышком в полутьме неосвещённого отсека. Сквозь толщу жидкости поблёскивал серебристый корпус Искры. Отсвет позолотой ложился на замершую рядом с капсулой тоненькую фигурку, окружая её белоснежную броню солнечным ореолом. Она сидела здесь уже очень давно. По словам Истребителя, с той самой первой минуты, когда сама, собственноручно уложила Искру в энергоновый раствор. Сидела, смотрела неотрывно, поглаживала толстую прозрачную крышку узкой ладонью, да и всем телом чуть-чуть раскачивалась взад-вперёд в такт словам, всё шепча и шепча бесчувственному автоботу свою бесконечную литанию: «Прости, меня, Искра. Я так виновата. Возвращайся... Пожалуйста, только возвращайся. Прости меня и возвращайся скорее.» Следопыт слышал — и знал, что слышит — то, чего не мог услышать увлечённый сопереживанием Ливень. Он слышал, как постепенно, очень медленно, малыми толиками уходят из шепчущего, бормочущего, жалобно просящего голоса нотки исступления — сменяясь вполне обычным испугом, виноватостью и простым состраданием. Случившееся потрясение не становилось меньше, нет. Но время, тишина, мягкий свет капсулы и бесконечная вербализация помогали разуму его пережить. Теперь уже оставалось недолго до того момента, когда... Она обернулась вдруг, словно услышав его внутренний монолог. «Заметила!» И Следопыт, тая облегчение, шагнул вперёд. Нормальная реакция на внешние раздражители была тем самым признаком, которого он так долго ждал. — Можно? — Входи... — внезапно вспыхнувший интерес угас так же быстро, единственное нехотя оброненное слово разом исчерпало невеликий запас душевных сил; но это было нормально, это было просто отлично! Следопыт знал, дальше пойдёт лучше. И действительно, после длинной-длинной паузы, заполненной безучастным созерцанием капсулы, она заговорила вновь: — Я так перед ним виновата! — в её голос постепенно возвращалась эмоциональная окраска, возвращалась сила. — С Искрой всё будет хорошо, — подумав, Следопыт ответил о самом, как ему показалось, важном для неё сейчас, — Мы ведь в сущности довольно крепкие ребята. А Искру ты натурально спасла. Её рука в ответ дёрнулась конвульсивно. Меж пальцев мелькнуло стремительным язычком обоюдоострое голубоватое лезвие. Мгновением позже рука — да и вся белая фигурка, от шеи до пяток — застыла, закостенела в отчаянном усилии, в неумелой попытке взять выдвижной клинок под ненужный контроль. — Не бойся, — Следопыт прикоснулся осторожно к узкой спине, чуть выше тонких сложенных крыльев. В ответ она обхватила себя руками, съёжилась, спрятала лицо. — Я опасна! Я чудовище! Я чуть не убила его, чуть не убила их всех!.. — Я не думаю, что ты чудовище, — мягко парировал Следопыт. — Ты же помнишь, у нас война, на войне убивают... Мы все умеем убивать! — В том-то и дело что помню! — резко развернувшись всем корпусом, теперь она смотрела на него умоляюще. Протянула было руки, но сразу же отдёрнула их назад, прочь от ответного движения, спрятала их за спину, отстранилась, — Я помню слишком многое, Следопыт! У меня в памяти две разные жизни. Моя память говорит мне одно, но мои глаза, мои ощущения говорят мне другое. Кто я теперь, Следопыт? Во мне живёт память Веги, но я не Вега. Я помню себя девочкой Луизой, но стоит мне посмотреть на себя... — Тело? — упрямо тряхнул головой Следопыт — Какая разница на что мы похожи? Я трансформируюсь по десять раз за солнечный цикл. Я менял трансформу тысячи раз... — Вы! Вы трансформируетесь! Вы, а не люди! Но это неважно. Это всё неважно. Главное, кем бы я ни была, я смертельно опасна. Я способна убивать прикосновением. Меня надо запереть! Как только поправится Искра... — Глупости... — Память Веги, Следопыт! Ты не знаешь, что я сделала там, под куполом. Тот десептикон. Я держала в руках его сияющее сердце! Понимаешь? Я могла его погасить в любой момент. Если бы не опомнилась... Ты понимаешь? Следопыт молчал, словно фугасом контуженный. Держать в руках чужую искру! Гасить искры! То, о чём она говорила, было невозможно. Немыслимо! Кто мог такое? — Я тяжело ранила здоровяка. Я обожгла сердце длинного. И я искалечила руки Искры, когда он пытался меня поймать... Я делала это случайно, понимаешь? Просто у меня получалось! Что если получится вновь? Тебе, наверное, лучше даже не стоять рядом... — Так. Стоп. — Следопыт шагнул вперёд. — Остановись!!! — она дёрнулась в панике, пытаясь сначала оттолкнуть его, а потом спрятать руки. Следопыт перехватил тоненькие запястья, с силой прижал узкие ладони к своей груди. Обхватил, заблокировал локти, сжал в объятиях, не давая отстраниться; твёрдо глядя в глаза, раздельно проговорил: — Я. Не. Верю. Слышишь? — Отпусти меня! — В её бриллиантово-белой оптике плескался ужас. — Я опасна! — Послушай меня! — он не давал ни вырваться, ни отнять руки от своей груди. — Послушай! Ты поранила двоих негодяев, пытавших твоего друга. И поделом! Ты не ранила больше никого из нас. Ты спасла Искру! Я не верю, что ты способна ранить меня. Узкое, сильное тело билось его объятиях. Ладони больно впивались меж пластинами брони. Следопыт держал и говорил, говорил, говорил. Разубеждал словами, успокаивал тоном голоса, от тела к телу языком прикосновения старался поведать о своей уверенности и о безопасности. Отмечая тем временем про себя, что голубоватые клинки оставались надёжно скрытыми где-то в своих тайных гнёздах, что несмотря на отчаянное сопротивление, ему ни разу не приходилось уклоняться от настоящей, боевой атаки. Что он оказался всё-таки прав.***
— Кто я теперь, Следопыт? — она не вырывалась уже больше. Смотрела на Следопыта в упор, посвёркивая фасетками старомодных сплошных защитно-оптических линз — спрашивая, умоляя, требуя ответа. — Кто я теперь? Кем стала? Кем сделал меня Источник? Кем я теперь должна быть?.. Скажи мне! — Одной из нас, Луиза. — Следопыт только теперь решил, наконец, кого же он видит перед собой, как её следует называть. В этом небывалом, так похожем на него самого существе всё-таки было гораздо больше от земной девочки Луизы, чем от невозмутимой, холодной умницы Веги, прошедший горнило множества битв. — Ты одна из нас. Ты стала одной из нас в тот день, когда маленькая девочка из далёкой южной страны, доверившись неизвестному, села в пустой салон серебристого автомобиля. И если твоя память говорит тебе, что маленькая девочка Луиза это ты, значит ты и есть Луиза. Неважно, как ты при этом выглядишь! Тем более для нас, чья форма тела вообще не является постоянной величиной. — Да, но кто я теперь?.. Девочка Луиза не может быть роботом с Кибертрона. — Ты — нечто удивительное! Следопыт покачал головой. Ему не хотелось говорить того, что он собирался сказать. Но и врать сейчас он не решался, это могло повредить ещё сильнее. — Видишь ли... Твой случай — уникален. Этот Источник... Я не знаю, что именно произошло там, в пещере, как получилось, что ты завладела телом автобота. Но я знаю, что вся наша наука и наша история ничего не слышали о подобных случаях. Ты первая и единственная. Ты ещё поймёшь, какие удивительные возможности тебе это даёт... — Но ты не знаешь, что будет дальше? — голос Луизы не сорвался, но был близок к этому. Разумеется, ей было страшно. — Не знаю, — снова покачал головой Следопыт. Он не смел врать. — Я знаю только одно. Что бы ни было дальше, мы пройдём через это все вместе. Ты не будешь одна. С тобой рядом будем мы, пятеро автоботов. Потому что ты — наша Луиза. Для меня ты Луиза. Та девочка, для которой я воровал мебель из лесного домика... та девочка, которая поцеловала меня в нос. Он замолчал. Повисла неловкая тишина. — Расшумелись! — раздалось в этой тишине. Голос при этом был самый ироничный. Следопыт обернулся рывком, лишь чуточку позже чем это сделала Луиза. Из капсулы, уже успевшей слить энергон под шумок разговора, отомкнув её незаметно, выбирался, сверкая широчайшей улыбкой, совершенно живой и здоровый Искра.