Защитник

      Навязчивое яркое солнце будоражило даже сквозь зажмуренные веки. Алек вздохнул — вставать совершенно не хотелось.       Но всё-таки сонные синие глаза лениво открылись, и парень сделал попытку сесть, но охнул от ноющей боли в шее и сковавшей всё тело слабости.       Колдун замер, тяжело задышав. В памяти сразу же всплыл вчерашний вечер — и беспомощность, страх, которые пробудили в нём ярко-красные, яростно-голодные глаза Рана. Полные скрытой в душе боли глаза.       Ещё одна попытка — и Алек наконец принял сидячее положение, вцепляясь пальцами левой руки в край закрывающего его одеяла и ища глазами вампира.       Шорох где-то сбоку заставил его вздрогнуть. Стараясь не обращать внимание на боль, Алек повернулся на шум.       Ран сидел на траве совсем рядом с ним. И как он его сразу не заметил?       Мужчина смотрел на него. Непонятный виноватый блеск мелькнул в карих глазах вампира — и он отвёл взгляд.       — Прости.       Алек замер на пару секунд.       Всего лишь одно слово, именно то, которое он жаждал услышать.       Страх почти отступил.       Но на его место пришла злость.       На самого себя.       На те чувства, которые он испытывает к этому вампиру.       На то, что он готов простить ему любую боль, которую он ему причинит.       На то, что он позволит сделать себе больно ещё не раз.       — Вроде перед едой не принято извиняться, — разрезал срывающийся голос Алека тишину.       Злость придала капельку сил, и парень неожиданно быстро вскочил на ноги, отбрасывая одеяло в сторону. Но голова тут же закружилась, и колдун качнулся на слабеющих ногах. Ран кинулся к нему.       — Не трогай меня! — на выдохе выкрикнул Алек, пытаясь оттолкнуть вампира. Но сильные руки мужчины всё равно прижали его к широкой груди.       Прости, прости, прости...       Настойчивые мысленные позывы Рана заполнили душу. Алек замер, уткнувшись носом в рубашку вампира, вдыхая его запах — одновременно тёплый и опасный.       — Зачем, Ран? Я всегда дам тебе свою кровь... но зачем так? Как будто я действительно просто добыча. Зачем? — прерывистый, какой-то обречённый шёпот колдуна раздавался в тишине.       — Она сводит меня с ума, твоя кровь. И ты сам сводишь меня с ума. Я хочу сломать тебя и одновременно защитить. Что мне делать, Алек? — Ран ещё крепче прижал к себе подрагивающего парня. — Ты будоражишь меня, мою душу. Что мне делать с этим, Алек?       Страх отступил ещё больше. И злость тоже. Каплями возвращалось доверие.       Парень медленно обнял вампира в ответ.       — Да я сам не знаю.... — тонкие пальцы вцепились в ткань рубашки на спине мужчины. — Я и в себе-то запутался. Я боюсь тебя, Ран. И я хочу тебе верить. Хочу залечить все шрамы на твоей душе. Позволь мне это. Пожалуйста.       Вампир ничего не ответил, только осторожно отстранился от Алека, разрывая объятие.       В тишине был слышен только стук двух сердец — и оба они бились в надежде, что когда-нибудь смогут понять друг друга.       — Я попробую, — тихо проговорил вампир, неотрывно глядя Алеку в глаза, — только если я опять сорвусь...       — Срывайся.       Глаза Рана в изумлении расширились.       Алек кивнул.       — Срывайся, даже силой пей мою кровь, будь тем вампиром, каким ты был раньше — я попробую принять это как часть тебя. Попробую узнать твою душу так.       Синие глаза парня полны решимости.       И Ран поверил им. Поверил, что Алек примет его, будет верить ему несмотря ни на что.       Вампир осторожно коснулся рукой щеки парня, ласково провёл пальцами по бледной коже. Не выдержав, мужчина коснулся поцелуем приоткрытых мягких губ. Левая рука Алека зарылась у него в волосах, а вторая обвила шею мужчины, притягивая его. Парень ответил на поцелуй, сплетая свой язык с языком вампира, осторожно покусывая его. Их дыхание теперь делилось одно на двоих, ровно как и мурашки удовольствия, и взбесившийся пульс. От нехватки воздуха уже стучало в висках, когда Алек, лизнув напоследок верхнюю губу мужчины, чуть отодвинулся от него и улыбнулся, тепло и счастливо, всё ещё продолжая ерошить рукой его тёмные волосы.       И теперь Ран почувствовал себя добычей. У чувств, необыкновенно прекрасных и пока ещё новых для него. И добровольно сдался на их милость.