Umdlali

Они потихоньку обживали пансионат — Серхио любовно разложил на полочках в ванной умывальные принадлежности и разбросал по номеру перевитые морскими узлами клубки зарядок от многочисленной техники. В общей комнате, вопреки настойчивым призывам диетологов, разработавших к новому мундиалю очередную программу правильного и сбалансированного питания, неизвестно откуда появились крекеры, печенье и с полкило мишек Гамми, а также две приставки с кучей игр, где оказалась и последняя версия ФИФА, за которой футболисты часто коротали вечера, соревнуясь друг с другом за первенство в турнирной таблице. Серхио уже привык, что игроков сборной почти в каждом интервью спрашивают, сказывается ли на отношениях в команде ставшее притчей во языцех противостояние «Реала» и «Барселоны». Приходится улыбаться, тактично давать шаблонные, заученные уже ответы или отшучиваться, ведь ни один журналист не в силах поверить, что любой из бывших соперников готов забыть не только о клубных распрях, но и о личных амбициях, и сделать это не в интересах команды, не из корыстных побуждений или усилием воли, воспитанной в долгих тренировках профессиональной выдержки, а так, просто — как дети могут, поссорившись навек, через несколько часов снова стать лучшими друзьями. Рамосу хотелось, чтобы однажды все болельщики обоих клубов увидели, как Жерар, играя за Хаби Алонсо, отнимает мяч у Иньесты, а затем изящным финтом обманывает себя же. И смеётся, озорно оглядываясь на Сеска, который, разлёгшись на диванных подушках, наблюдает за матчем, явно болея за «Реал». Точнее — за Пике. Да, Серхио действительно этого хотелось... Но сейчас он уже знал — не поймут. Просто не поймут. Масс-медийному миру нужны тайные скандалы, вкусненькие слухи, постыдные подробности, снимки, сделанные через дырку в заборе, а нужны они потому, что на них есть спрос. А если есть спрос и те, кто готов платить за это деньги, будут и те, кто захочет зарабатывать на спекуляциях, сплетнях и чужих неудачах. Так всё и шло — шумно и в то же время размеренно, по-семейному уютно, но по-холостяцки весело. В то время, пока сборная потела на утренней тренировке, горничные каждый день приводили пансионат в порядок, только для того, чтобы этим же вечером подушки снова перекочевали с удобных диванчиков на пол, а крошки и обертки от вкусностей, собравшись в мирные стайки, равномерно заняли окружающие поверхности. Даже очень аккуратный и педантичный Икер устроил из ближайшего к кровати стула вешалку для вещей. Всё это происходило неосознанно, инстинктивно, и загадка такого поведения крылась совсем не в нечистоплотности игроков. Просто каждый пытался сделать обезличенные номера со стандартной конфигурацией более родными, пусть даже за счёт разбросанных вещей или мусора. Когда живёшь в дороге от базы к базе и от номера к номеру, так хочется взять дом с собой: постоянные видеоконференции, фото друзей и родных в рамках, заботливо упрятанные между выходными костюмами, а теперь занявшие своё место на прикроватных тумбочках, и килограммы безделушек — от миниатюрных коллекционных клюшек для гольфа до любимых кружек... Одна коллекция троллей Давида чего стоит. Впрочем, назвать это коллекцией не у всех хватит смелости — одного тролля Вилья вытащил в игровом автомате по просьбе малышки Саиды, второго, именную фигурку, сделанную по заказу, ему вместе с многочисленными подарками вручила Олалья на крестины второй дочери. Так легче. Если уж живёшь на чемоданах — должно там лежать, заботливо припрятанное в стопке рубашек, что-то, что можно достать, взять в руки и вспомнить, зачем это всё. Для кого. Ради кого. Заняться было в общем-то нечем — с тренировками ведь тоже важно не перестараться. Вокруг оцепленной территории пансионата денно и нощно паслись поклонницы и поклонники, болельщики и болельщицы. Время от времени их лениво разгоняли секьюрити, но атмосфера истерии и радостного ажиотажа, царившая вокруг, проникала даже сквозь ограждения, превращая и без того тягостное ожидание между играми в настоящее напряжение. Впрочем, никакой паники, как на первых серьёзных соревнованиях, когда ночью не можешь сомкнуть глаз, и ноги подкашиваются, пока поднимаешься из подтрибунного помещения на стадион, Рамос не испытывал. Попривык уже, хоть и чувствовал себя немного не в своей тарелке. Странная это жизнь — самолёт, автобус, гостиничный номер, поле, автобус, самолёт... Сменяются пейзажи, сменяются составы команд, сменяются девушки, тихо уходят родственники, умирают друзья... Ни к чему нельзя привязываться, ведь стоит только открыть сердце, прирасти к кому-нибудь душой... Всё. Не важно, день пройдёт, месяц ли, год — судьба заставит тебя с этим расстаться. И хорошо, если она будет настолько милостива, чтобы сделать это резко, бескомпромиссно, безжалостно оборвав все ниточки, что когда-то связывали вас, оставив открытую рану пульсировать, а тебя истекать кровью. Но бывает и по-другому: отношения медленно увядают, подгнивают у самых корней, постепенно, незаметно... и вместо страшной раны по телу расползается гангрена, отравляя кровь продуктами распада и трупным ядом. Пафосно?.. Может быть. Но уж лучше высокопарный слог эпохи романтизма, чем страшная, простая искренность: пусть бы Торрес умер. Вот как Антонио, взял и умер. На поле, в автокатастрофе, да хоть как — «С прискорбием сообщаем последние новости сегодняшнего утра. Знаменитый футболист «Ливерпуля» Фернандо Торрес трагически погиб от упавшего прямо на голову куска черепицы, вывалившегося из крыши собственного дома. Гениальный, талантливый форвард ушёл из этого мира, оставив вдову одну с маленькой дочкой...» А Серхио Рамоса оставив спокойно и методично беречь светлую память. Хоть всю жизнь. Хоть умирать от боли, но зато никогда, никогда не почувствовать больше, как Нандо мягко размыкает их объятия и отстраняется. Но Торрес-то всё ещё здесь. Дышит. Живет. Играет. Серхио оставалось только сглотнуть горький комок тошноты, подступивший к горлу от таких мыслей. Конечно... гораздо легче смириться со смертью, чем с тем, что ты больше не нужен. Из окна пансионата до него доносились весёлые возгласы и смех, и Серхио ускорил шаг. Сегодня он прямо-таки силком заставил себя посидеть какое-то время в шумной компании, как обычно после ужина собравшейся в гостиной, но, не выдержав, одним из первых ушёл к себе, несколько раз притворно зевнув и сделав вид, что устал. На самом деле, намучившись с ушибом, Рамосу наоборот хотелось сейчас бегать, прыгать и буянить, он не мог провести в лежачем положении и нескольких дней. Скопившаяся энергия требовала выхода, поэтому, накинув на плечи лёгкую спортивную куртку — после заката здесь заметно холодало, куда быстрее, чем в Испании, — он выбрался на воздух, решив прогуляться по одной из беговых дорожек, опоясывающих пансионат. Уже стемнело, но уличного освещения было достаточно, чтобы не чувствовать себя блуждающим в ночной темноте. С дорожки Серхио свернул на какую-то тропинку, с тропинки ещё на одну... Ему нравилось бездумно шагать, дышать воздухом и ни о чём не думать. Из наушников, болтающихся на груди, как всегда доносилась приглушённая музыка. В какой-то момент Серхио даже показалось, что всё не так уж плохо, но именно тогда тропинка, круто вильнув, вывела его прямо к забору, отмечающему границу территории, и, нырнув в кусты дикой акации, буйно разросшихся по обеим сторонам, исчезла. Ещё через секунду оттуда раздался тихий треск, и, обеими руками раздвинув ветви, из образовавшегося прохода появился Икер. Заметив Серхио, он растерянно улыбнулся. Мгновенно догадавшись, куда всё это время так таинственно исчезал Касильяс, Рамос присвистнул: — Только не говори, что ты каждый вечер сбегаешь из пансионата на свидания. Если тебя заметят... — Знаю, знаю, — отмахнулся прежде всегда такой ответственный и серьёзный Икер. — Дель Боске это не понравится. Но ведь у нас всё-таки нет свода правил, где бы чётко говорилось, что это запрещено. — Там что, дырка в заборе? — невольно расхохотался Серхио, хлопнув Икера по плечу. — Не совсем. Небольшой лаз. Когда Сара вела отсюда репортаж перед нашим заселением, кто-то из местных мальчишек по доброте душевной рассказал ей об этом. Разумеется, за автограф и пару шоколадок. Пойдём, — всё ещё улыбаясь, Икер потянул его за руку. — А то заметят ещё... Рамос покорно поплёлся следом. Впрочем, за Касильясом он пошёл бы куда угодно. Икер был его другом — настоящим, каких придумываешь себе в детстве. Они никогда не предадут и всё понимают с полуслова, но даже и его можно не произносить вслух — одного молчания достаточно. Серхио искренне восхищался Икером. Не только талантом, но и истинно капитанскими качествами — ответственность, выдержка, надежность, уравновешенность, рассудительность... Список можно было продолжать и продолжать... И что он нашел в этой Саре? Впрочем, это — тот вопрос, который настоящие друзья никогда не задают друг другу. Ведь не спрашивал же сам Касильяс — почему Фернандо?.. Не спрашивал ни о чем, ни о слухах, ни о том, что Серхио планирует делать дальше, не вел доверительных разговоров про ориентацию... Просто по-отечески приглядывал, чтобы никому не пришло в голову их искать, когда девятый и пятнадцатый номер надолго задерживались в душе. А потом — просто обнимал, порывисто прижимая к себе, когда Серхио с посеревшим от горя лицом, небритый и неспавший, приходил на тренировку и всячески пытался улыбаться. Они уже вышли на первую тропинку, куда свернул Серхио с самого начала, когда Икер вдруг, вздохнув, заговорил. Видимо, слова давно просились с языка, но Касильяс долго не мог понять, стоит начинать этот разговор или нет, поэтому теперь, когда решение было принято, они хлынули быстрым потоком, будто вода в реке, прорвавшая плотину. — Как капитану... пока ты выкладываешься на поле на все сто и по-прежнему ставишь футбол на первое место, после личной жизни, мне нечего тебе сказать, — Касильяс бросил задумчивый взгляд куда-то в сторону, где за высокой оградой пансионата виднелся ровный ряд горящих вдоль дороги фонарей. — Как другу... Жаль, что у вас всё так вышло, но Серхио... ты хороший парень. Отличный защитник. Прекрасный товарищ. Мне больно видеть, как ты мучаешься, потому что ты как никто другой заслуживаешь счастья и любви. Но для этого нужно всё-таки взять себя в руки и научиться жить дальше. И... как бы я ни симпатизировал Торресу, знай, лично я считаю, что ты стоишь десятка таких, как он. Рамос остановился как вкопанный. Слова Икера вроде бы не несли никакого негатива, но ему показалось, что его ударили, да ещё как... — Может быть, что и стою десятка, — хмыкнул Рамос. — Но по жизни выходит, что не заслуживаю даже одного, — горько усмехнулся он. Икер бросил на него пристальный взгляд, но не нашелся, что ответить. — Пойдём, — осторожно попросил он, чувствуя, что всё-таки невольно причинил боль Серхио. — Уже поздно, а послезавтра игра. — Ты... иди, я догоню, — кивнул Рамос. Голос звучал почему-то сипло. Икер не стал спорить. Когда шаги Касильяса стихли, Серхио уселся прямо на землю и запрокинул голову наверх, в небо. В Африке были совсем другие звезды — мелкие, не настолько яркие, как в Испании, но, если хорошенько вглядеться в бархатно-чернильное пространство, оказывалось, что на нем нет ни одного свободного места. Даже из самых дальних уголков весело поблескивала какая-нибудь маленькая звездочка, что превращало небо в сплошное бездонное алмазное крошево. Да, выходит, что и титулованные футболисты национальных сборных с годовой зарплатой, которую удобней всего считать в миллионах евро, могут с затаённой надеждой смотреть наверх в полной растерянности, не зная, как поступить, и не зная, что делать с сердцем, которое верит, вопреки всему верит...