Umdlali

В ночь перед матчем Торрес спал беспокойно, неосознанно жался к Серхио, будто хотел, чтобы тот защитил его от завтрашнего дня, закрыл собой, спрятал от мира, а Рамос не мог сделать ничего, чтобы прекратить для Нандо эту пытку. И чувствовал, что не может полностью разделить с Торресом его тревоги, поскольку... сам был счастлив. Хорошее когда-нибудь заканчивается, им придётся или снова оборвать отношения, или всего-то мучительно жить друг без друга в разных странах, но сейчас у Рамоса было всё — он мог обнимать Нандо на тренировках, постоянно находиться рядом, мог прижать к себе так близко, как хотелось, взять за руку, обхватить за плечи, валять дурака и смеяться, не отходя от Торреса ни на шаг, и пьянеть от, казалось бы, невозможного — взаимности. Икер, конечно, поглядывал на них изредка, но скорее типично по-капитански — проверить, все ли в порядке. Так Паки выглядывала вечерами из окна кухни, чтобы убедиться, что дети не заигрались, никто никого не обижает и Серхио не смылся от сестры в соседний двор. Остальные ничего не замечали. Вряд ли хоть один догадывался об их связи, воспринимая как должное то, что Серхио после очередного упражнения разминки повис на Фернандо и расхохотался, заглядывая тому в глаза. Или одобрительно похлопал по спине после удачной атаки. Любой на месте Рамоса мог бы сделать то же самое. Говорят, испанцы слишком шумные и чересчур эмоциональны. Говорят, на поле должно быть меньше театральных страстей... это касается в равной степени и драк, и поцелуев. Когда-то давно Серхио слышал, что среди болельщиков стран центральной и северной Европы, где жители куда более сдержанны, ходят даже анекдоты на эту тему, не смешные по большей части. Сейчас Рамос мог с трудом припомнить лишь один, что-то про то, как испанец получил красную карточку, поскольку чуть не затискал судью до обморока. Наверное, эти люди никогда не чувствовали, как кипит кровь на поле. Как одиннадцать человек вдруг превращаются в одно целое. Как от каждого паса зависит вся твоя судьба, потому что будь тебе хоть только-только двадцать — сзади на пятки наступают другие талантливые мальчишки, которые больны футболом не меньше, а оказаться на скамейке запасных — фактически смертельный приговор, ведь твоя позиция не настолько незыблема, как кажется, стоит только не забить один пенальти... Все когда-то не забивали. И бывает тяжело так, что ты цепляешься за эти рукопожатия, касания. Наверное, именно поэтому Рамосу потребовалось так много времени, чтобы разобраться в его чувствах к Фернандо, отделить дружескую привязанность, затем восхищение и трепет перед его талантом, общие победы и поражения в сборной, счистить с луковички всю шелуху и снять верхние слои, добравшись до середины, — и испугаться. Что бы это ни значило, он любил Торреса по-другому, как мужчину, поначалу не сомневаясь в своей ориентации и не прекращая крутить романы с женщинами, желательно поэффектней. Только когда Фернандо засобирался в Англию... Нет, Серхио не хочет об этом думать, не сейчас, не снова. Игра вот-вот начнется. Просто Торрес — самое важное, что с ним случалось за всю его жизнь. Это знание каждый раз как открытие. Здесь, в Кейптауне, сцепив руки и глядя в небо под звуки гимна, Серхио в очередной понял это заново. Слева стоял его друг, Икер, а правой рукой Рамос бережно придерживал — не товарища по сборной, не знаменитый девятый номер, а своего любовника. Даже когда тысячи глаз были устремлены на них, за несколько минут до стартового свистка, внешние обстоятельства лишь придавали значимости правде. Рамос не просто не хотел прятать чувства, он наслаждался ими, дышал ими, гордился. Пусть кто угодно говорит что угодно, пусть сочинят целый трехтомник анекдотов про них, если хотят. Когда Винсенте, зачитывая стартовый состав на этот матч, в очередной раз назвал имя Торреса последним, Серхио захотелось его ударить. Подойти, взять большую, почти лысую голову тренера в руки, сжать, а потом со всех сил приложить к чему-нибудь твердому, потому что должен же он понимать — при таком подходе Торрес просто не сможет найти нужный настрой. И отнюдь не дель Боске потом придется полночи чутко прислушиваться к тревожным вздохам, обнимая крепче. Перед выходом из подтрибунного помещения Торрес стоял сразу за Серхио, но был до холодности отстранен, а суровая уверенность в его глазах пугала. Это был даже не вопрос чести, фанатов, сборной, это не касалось карьеры его как форварда, да и как футболиста вообще... Фернандо выходил на поле побеждать самого себя. Рамос хорошо знал этот упертый взгляд, оценивающий исподлобья. Раньше Эль-Ниньо до такого состояния нужно было ещё довести. Разозлить Торреса так, чтобы он не предпочел отступить в сторону, безразлично пожав плечами, а пошел на открытый конфликт... для этого требовались особые таланты. По правде говоря, Серхио это удавалось чаще, чем хотелось бы, как он ни старался не навлекать на себя гнев Нандо. Видимо, миг примирения всегда был настолько мучительно сладок, что Рамоса невольно тянуло повторить, чтобы ещё раз увидеть опасный сухо-стальной блеск в глазах Эль-Ниньо. Всё равно после ссор они только становились ближе. Теперь Торрес был таким всегда — смотрел на окружающих, словно они заставляли его что-то им доказывать. Может быть, так и было... Прежняя мягкость проскальзывала в нём теперь, только когда он оставался наедине с Серхио, да и то не сразу — будто ему требовалось время, чтобы снять уже начинающую прирастать к лицу чужую непробиваемую маску уверенности. Возможно, к лучшему. Торрес нацелился забивать, вот и все. Отличный резкий удар в створ ворот на первой же минуте красноречиво свидетельствовал об этом. Португальцы начали в своей манере. Серхио даже жалел немного, что Роналду играет не на его бровке. Криштиану перешел в Реал год назад, и за это время Рамос успел хорошенько изучить его финты, повадки и привычки, приобрел инстинктивное чутьё и возможность предугадывать его дальнейшие действия. Другой вопрос, что чисто с технической точки зрения это не делало борьбу легче, и малейшая попытка Серхио пойти в атаку наверняка закончилась бы печально. Замуроваться на своей половине поля и думать о защите... Нет, такого Рамос не мог бы пообещать ни одному тренеру. Впрочем, Серхио было чем заняться, учитывая, что Фабиу Коэнтрау, португалец, которому прочили титул открытия чемпионата, находился на его фланге и уже в первые минуты два раза неприятно обходил защиту. На поле сейчас находился ещё один игрок «сливочных» — Пепе. Именно он и свалил Рамоса на землю на десятой минуте, довольно грубо пихнув в бок. Когда сталкиваются две сборных, одноклубников не бывает. Ещё пара опасных ударов от Торреса. Болельщики разошлись — монотонное гудение вувузел нещадно обрушивалось с трибун с такой силой, что, казалось, подрагивали опорные балки и металлический каркас стадиона, превратившегося в одну огромную дудку. Игра под истинно африканский аккомпанемент — невозможно услышать даже громких окриков ближайшего к тебе игрока, а внимание соседей можно привлечь только резким свистом. Коэнтрау, как и предупреждал Винсенте, порядком мешал Серхио — всячески пытался обогнать его, на скорости вырваться вперед, и, стоит признать, у него получалось заставить Рамоса понервничать. Закончилось тем, что Фабиу вынудил Серхио слегка сфолить и заработал команде неприятный для испанцев штрафной. Впрочем, выполнивший удар Роналду бил мягко, и мяч летел прямо в руки к Икеру. После этого эпизода Рамос, в сердцах отругав свою несобранность, приказал себе сосредоточиться. Не получилось. На этот раз Серхио и Андрес вдвоём умудрились пропустить Коэнтрау в центр, что привело к первому, но очень опасному моменту у ворот Икера. Да ещё и Роналду, словно мироздание услышало мысли Рамоса, всё чаще перемещался на его фланг, и Серхио пришлось следить за двумя сразу — неудивительно, что пронырливый двадцать третий номер добился ещё одного штрафного, на этот раз жертвой его хитрого падения стал Хаби Алонсо. В перерыве от тренера влетело всем, и, как ни странно, больше всех досталось Рамосу. Одно хорошо — дель Боске, в отличие от нового тренера Реала, никогда не критиковал деструктивно, всегда предлагая варианты, как можно исправить положение. Он точно подсказал Серхио, как сладить-таки с неугомонным Коэнтрау. Португалец, мгновенно поняв, что теперь одиночную борьбу будет выиграть не так просто, отступил назад, наглухо заблокировав Торреса на фланге и тем самым перекрыв практически все атаки Испании справа. Впрочем, Фернандо не отбегал и трети тайма — Винсенте предпочел сделать замену, и, наверное, мало кто мог обвинить тренера в том, что он пытался так или иначе сделать стиль сборной более рисковым и атакующим. Его подопечные в последние несколько минут занимались вялым, осторожным поиском брешей в обороне соперника. Если Португалия забьёт первой, отыграться будет уже очень сложно. Это понимал и Карлош Кейруш, тренер португальцев, — он тоже сменил форварда, выпустив на поле Данни. Теперь ход игры должен был решиться за минуты — либо кто-то забьёт, и отстраненно-вежливое противостояние без жёлтых карточек превратится в мясорубку, либо, чтобы изменить ситуацию, потребуются ещё замены и выиграет та команда, у которой останется больше сил. Однако с первых секунд стало ясно, что дель Боске оказался хитрее своего оппонента — Фернандо Льоренте освежил линию атаки, на какое-то время оттянув на себя внимание защитников, и Вилье на левом фланге стало чуть свободней — ну а большего для талантливого игрока и не нужно. Три голевых момента за две минуты, растерявшиеся португальцы, и — предсказуемо — с трудом поднимающийся с газона Эдуарду, мяч в воротах. Сложнейший матч за выход в четвертьфинал оказался не таким тяжелым. Испанцы готовились отыгрываться, настраивались на дополнительное время, но всё оказалось куда как проще, даже замены португальцам не помогли. Остаток игры Серхио резвился на своей бровке и, уходя с поля, очень жалел, что не реализовал несколько моментов — а ведь мог положить в сетку второй мяч. Впрочем, это чувство было ничтожным по сравнению с радостью от победы, а радость победы в свою очередь блекла от понимания, что после сегодняшней игры на Торреса обрушится новый шквал критики. Если в перерыве Фернандо был похож на маленькое насупленное облачко, то, отсидев почти весь второй тайм на скамейке, и вовсе превратился в хмурую грозовую тучу, готовую в любой момент разразиться ливнем, а тех, кто осмелится подойти слишком близко, и вовсе шибануть молнией. Рамос старался постоянно держать его в поле зрения, но в автобусе Нандо умудрился ускользнуть в самый конец и разлечься там сразу на двух сиденьях, изображая усталость. Что Серхио мог ему сказать? Как он мог врать, что всё хорошо, когда сам видел, насколько Торресу не хватает скорости? Насколько сложно ему каждый раз открываться и искать свободные зоны? Как сказать ему правду — что Фернандо Льоренте здорово помог команде забить единственный гол, если Серхио и сам не хотел в это верить и, напряженно подыскивая оправдания, чувствовал себя зверем, запертым в клетке — скованным обстоятельствами по рукам и ногам, злым и бессильным. Объективная реальность схлестнулась с наивно-детской верой в удивительно талантливого, непобедимого Эль-Ниньо. В самолете, проигнорировав убийственный «оставь-меня-пожалуйста-я-хочу-побыть-один» взгляд Торреса, Серхио плюхнулся на соседнее кресло. Если он хорошо знал Фернандо, тот первый не выдержит молчания. Рамос знал его плохо — когда шасси самолета с мягким стуком коснулось посадочной полосы, Торрес всё ещё смотрел в окно, где на фоне чернильной, густой черноты мелькали редкие огни.