Umdlali

В основной состав Фернандо, разумеется, не попал. Наверное, и не должен был, но если изначально у Висенте были сомнения относительно места Торреса в старте, после позавчерашней тренировки они должны были смениться сомнениями иного рода — умеет ли Фернандо вообще играть в футбол? Заторможенная сонная муха, нечаянно залетевшая в окно поздней осенью, на фоне Торреса выглядела бы преисполненным сил и энергии насекомым, своим жужжанием приносящим команде больше пользы, чем Эль-Ниньо — присутствием (хотя фактически — полным отсутствием) на поле. Если уж честно, Серхио тоже досталось от тренера по полной программе, да и от Икера — уже после тренировки, тет-а-тет. Наверное, Рамос ставил собственную карьеру под угрозу, просто не понимал этого. Не будь его место в составе так незыблемо, он бы сейчас сидел, сложив руки на груди и нахохлившись, в наглухо застегнутой куртке, на скамейке запасных. Серхио всего лишь повезло больше — достойной замены ему среди других защитников не было. Он слышал, как кто-то прошел по коридору, он слышал, как кто-то надсадно стонал у него в голове — смесь утробного рычания и воя раненого животного. Не давая опомниться, Серхио прильнул к Фернандо, до белых следов сдавливая пальцами нежную кожу на его плечах, усыпанных веснушками. Взгляд Торреса был такой... невыносимый, нежно-душащий, будто у Фернандо тоже кто-то кричал внутри, мешая не только думать, но и отчетливо осознавать происходящее. Серхио не выдержал и рывком развернул Торреса спиной к себе, чтобы не видеть выражения его лица. Чтобы не видеть... Толку — Рамос привык понимать его по одному движению плеч или повороту головы, и отключиться от этого понимания было так же легко, как разучиться завязывать шнурки или держать вилку. Картинки счастья и надежды в сознании Рамоса рушились красочно и масштабно, в духе американских постапокалиптических фильмов, пересыщенных спецэффектами и компьютерной графикой. Серхио и Фернандо причинили друг другу столько боли и создали столько проблем, что на их отношения давно можно было повесить горе-ярлычок — «Восстановлению не подлежит», а затем отправить на свалку. День выдался прохладный, не больше восемнадцати градусов. Тучи висели настолько низко, что над стадионом образовалось светло-рыжее зарево. От порывов ветра крыша стадиона негромко гудела, но вскоре этот тихий звук потонул в реве болельщиков и нестройной мелодии вувузел. Сегодня они играли без Фернандо. Но тем сильнее Рамос чувствовал, что он должен в этот раз сыграть за двоих, он был готов рваться вперед и побеждать, невзирая на волнение, несмотря на то, что стартовый свисток заставил внутренности перевернуться, сжаться в напряженный комок и перевернуться еще раз. Ну и что, что Германия на этом чемпионате обходит соперников с разгромным счетом? И у немцев на счету досадное поражение от Сербии, как у них — от Чили. Сборная Испании может победить, Серхио должен верить в это. На прошлом Евро они показали Германии, чего стоит Красная Фурия, так пусть сегодня боятся немцы, а не они. Испанцы сразу кинулись в атаку, но соперники держались твёрдо. В первый раз за игру получив мяч, Рамосу пришлось вернуть его назад, так плотно стояли немцы. На своём фланге Серхио пришлось столкнуться с Подольски, и на первых минутах их противостояние заканчивалось не в пользу Рамоса, ему постоянно приходилось проседать ближе к своей штрафной. Хорошо, что Пуйоль смог оправиться и сейчас на поле, а вот Сеск с травмой остался на скамейке. Вместо Торреса, вопреки прогнозам прессы, вышел Педро. Висенте дель Боске наверняка решил, что сейчас стабильность важнее изобретательности, и неспроста сделал ставку на сине-гранатовую часть сборной, надеясь укрепить и поддержать давно сложившуюся связку из Иньесты, Хави и Вильи. Это был правильный ход, не вызывающий сомнений, как бы Серхио ни болел душой за Торреса. Возможно, так лучше и для Фернандо, которому явно стало чуть легче. Очередной раунд в борьбе с собой проигран, можно ненадолго отдохнуть, пока не начался следующий. После первой атаки Рамосу стало проще дышать, и, видимо, не ему одному, но и всем испанцам, потому что Германии ещё несколько раз пришлось пропустить их в свою штрафную. Хотя атаки в основном шли через другой фланг, Рамос заметил, как, пока непонятно, почему, но немцы стали поддаваться, а Красная Фурия наскоками укрепляла своё преимущество. Даже такой ответственный матч не мог изменить того, что Серхио на поле было уютно, Рамос чувствовал себя на своем месте — шелестящая под бутсами трава, рев стадиона и адреналин. Только сейчас он понял, о чём все в сборной так или иначе говорили накануне матча. Немцам катастрофически не хватало игрока, который мог бы взять индивидуальным мастерством на чужой половине поля, задержать мяч, точно навесить. Сделать неожиданную передачу. Томаса Мюллера. Торрес упирался ладонями в стену, широко расставив руки, будто они с Серхио затеяли сексуальную ролевую игру в досмотр, только вот костюма полицейского с меховыми наручниками на поясе у Рамоса не было. Фернандо же в приспущенных до поясницы тренировочных штанах и мятой футболке вполне мог сойти за контрабандиста-глотателя. Далее по сюжету Серхио должен бы заставить Торреса широко расставить ноги и прогнуться, чтобы Рамос мог проверить, не пытается ли Фернандо незаконным образом провезти через границу в особо чувствительных к проникновению местах наркотики или драгоценности. Только на этот раз всё было чересчур всерьёз, а Серхио так и не понял толком, чего пытается добиться. Он наклонился к Фернандо и грубо поцеловал в основание шеи, скорее просто мазнул губами, прежде чем прикусить чувствительную кожу с такой силой, что Торрес инстинктивно дернул плечом. Отстранившись, Серхио завороженно смотрел, как белые от давления лунки, следы от зубов, заполняются красным. Первый угловой разыграли на тринадцатой минуте. На четырнадцатой опасно пробил по воротам Карлес, выигравший борьбу в воздухе среди четырех игроков соперника. И с того самого момента Серхио понял, что они не просто могут победить, что они должны победить. Немцы ошибались даже в коротких передачах. Но вот первый опасный момент и у ворот испанцев — Касильяс только кончиками перчаток смог выбить мяч. Серхио мгновенно вспомнил, что на тренировке говорил им Висенте. Не дать немцам забить сразу. Стараться не пропустить мяч, а потом, пережив начальные, самые тяжёлые минуты, не закрыться, не перегореть, а начать атаковать. И Испания атаковала. При первой же возможности Рамос пробил по воротам. Снова последовали несколько мучительных, вязких контратак, когда Германия, как показалось сначала, воспряла духом и нашла в себе силы огрызнуться. Испанцы засели в обороне, и Серхио, пожалуй, просто из злости нарушил правила против Подольски. К концу первого тайма выдохлись все. Немцы наглухо забаррикадировались, на чужой половине остался лишь Озил, испанцы пытались атаковать, но передачи вязли в ногах защитников Бундестим. Рамос вдруг заметил, что очень устал Вилья… и это было неприятным открытием. Время тянулось как жидкий кисель — бег, бег, бег, Серхио то погружался в игровое беспамятство, то снова выныривал, захлёбываясь. Прагматики-немцы при первой же возможности педантично контратаковали, и испанцы чуть не прозевали Озила в своей штрафной, Серхио удалось остановить его лишь в самый последний момент. Рамос переступил с ноги на ногу и едва не подпрыгнул от удивления, почувствовав под подошвой обуви вязкую скользкую субстанцию. Видимо, они с Торресом всё-таки разбили что-то. Серхио пригляделся и заметил, что одна из трехлитровых бутылей опрокинулась на пол и треснула, и теперь сквозь отколотый у горлышка кусок на пол текло оливковое масло. Выругавшись, Рамос наклонился, чтобы попытаться поднять его на место — уже полупустая бутылка выскальзывала из рук, поэтому он осторожно, чтобы не порезаться, придерживал ее за дно ладонью. Масло было приятным на ощупь. Нет, Серхио, наверное, никогда не пришло бы такое в голову в подобной обстановке, не будь он настолько возбужден, болезненно и безысходно, когда обычная разрядка уже не способна принести долгожданное облегчение. Не будь он так раздосадован собственной беспомощностью перед физическим влечением к Торресу. Рамос выплеснул остатки масла прямо на спину Эль-Ниньо. — Ты что делаешь? — сиплым от удивления голосом прошептал Фернандо, разворачиваясь к Рамосу, пытаясь руками собрать скользящие по футболке и штанам потеки. Бесполезно. Масло впитывалось мгновенно, оставляя на ткани причудливые узоры из темных жирных пятен. Торрес раздосадованно стянул намокшую футболку, попытался отжать её. Словно в насмешку над Серхио, мышцы на спине и руках Фернандо от этого движения призывно напряглись. Рамос отставил бутылку в сторону. От масла кожа Эль-Ниньо была нежно-бархатной. В игре Германии появились нервные, хаотичные нотки, защитники начали делать ошибки чаще и чаще. Преимущество было целиком и полностью на стороне испанцев, оставалось только довести хотя бы одну из атак до конца — и победа за ними… Но они наносили удары по воротам снова и снова, каждый раз — неудачно, и от этих бесплодных попыток команда постепенно теряла силу, теряла веру в себя… Тренер немецкой сборной Йоахим Лёв сделал верный тактический ход — первая замена на пятьдесят второй минуте и следом за ней, еще через десять минут, вторая оживили игру. На шестьдесят восьмой минуте Касильяс с трудом спас ворота — отразил очень сложный удар как раз вышедшего на замену полузащитника Тони Крооса, и Рамос впервые с ужасом подумал о дополнительном времени. Он бы отдал всё — дом, коллекцию авто, все сбережения до последнего цента, отказался от места в сборной, вообще от игры в футбол, от друзей отказался бы, чтобы только прекратить эту пытку. Да если бы сам дьявол сейчас явился к Рамосу, помахивая у него перед носом контрактом, обязующим Серхио продать душу, тот не задумываясь подписал бы что угодно, лишь бы наконец дать волю собственной страсти и забыться. Пожалуйста. Пожалуйста. Потому что Рамос больше не мог сдерживать ни свое возбуждение, ни отчаяние, ни нежность, ни злость. Только никто и не запрещал. Лишь он сам, уперто кусая губы до крови, слизывая её языком, а затем снова кусая губы, длил и без того затянувшуюся сцену в пыльном и полутемном подсобном помещении пансионата. Сцену, которая давно превратилась в фарс. Торрес не стонал. Он дышал часто-часто, неглубоко и прерывисто, мотая откинутой назад головой из стороны в сторону. Масло впиталось в его короткие волосы и теперь слипшиеся пряди прохладными иголочками покалывали Рамосу лицо и плечи. Эта прохлада ошеломляюще контрастировала с почти обжигающим теплом внутри Фернандо — Серхио ласкал его пальцами, уперто, целеустремленно и с полной отдачей, позабыв обо всём, будто разучивал финты на первой тренировке в Реале. Не слишком чувственное сравнение, но именно оно так четко и больно отражало полубезумную увлеченную страсть, которой было пропитано каждое движение Серхио. Рамос и не думал дразнить Фернандо, и уже не хотел заставить его просить, умолять заняться с ним любовью. Просто нужно, чтобы скромняга Эль-Ниньо наконец увидел ту чертову грань, за которой плавятся кости, за которой только и остается, что наблюдать, как сознание разрушается шквалом чувств и эмоций, который невозможно терпеть, когда от тебя остаются лишь белые пятна, как на облитой кислотой фотографии. Просто увидел, почуял — заглянул одним глазком в ту бездну, где Серхио барахтался так давно, что впору подавать на гражданство. Спереди на приспущенном нижнем белье Фернандо выступило еще одно темное пятно, как раз там, где под натянутой тканью отчетливо вырисовывалась головка. На этот раз масло тут было ни при чем. Фортуна всё-таки была на стороне испанцев. Несмотря на то, что первого и, скорее всего, победного гола ждали все, он всё равно получился неожиданным, со стандарта — на розыгрыше углового Пуйоль головой отправил мяч прямо в ворота немцев. Шла семьдесят третья минута матча. Оставалось продержаться каких-нибудь двадцать минут, считая добавленное время. Двадцать, не больше. — Не сметь закрываться! — рявкнул Касильяс, когда команда, невольно пытаясь сохранить преимущество, просела под контратакой немцев и отступила на свою половину поля. Свободная рука Рамоса лежала у Фернандо на животе, каждый раз мешая Торресу ласкать себя. Серхио почти не шевелился — во-первых, это было единственным, что помогало всё-таки не наброситься на Эль-Ниньо, а во-вторых, тот двигался сам. Они никогда не тратили на прелюдию больше времени, чем требовалось Фернандо, чтобы без боли принять Серхио, поэтому то, что происходило сейчас, было в новинку обоим. От масла, тепла и влаги у Рамоса разбухли подушечки пальцев, и тактильные ощущения оказались настолько острыми, что это приносило удивительное удовольствие — не такое острое, как от настоящего секса, но при этом совершенно самобытное. А ещё — облегчение. С трудом, но Рамос контролировал себя. И в кои-то веки это был Торрес, а не он, кто получал меньше, чем хотел. Только когда сдерживать Эль-Ниньо одной рукой стало невозможно, Рамос убрал ладонь с его живота, положив её на бок, и, потянув Торреса на себя, мягко вошел в него. Не вынимая пальцев. Затем Висенте дель Боске сделал то, что мог сделать только очень опытный тренер, изучивший своих подопечных досконально, и, пожалуй, единственное, что могло заставить вымотанных испанцев воспрянуть духом, — он выпустил на поле Торреса на замену Вилье. Стадион взревел, провожая одного кумира и встречая другого. У Фернандо было чуть меньше пятнадцати минут игрового времени максимум, но психологически это могло сравниться с парой полноценных матчей. Они выигрывали, соперник делал ошибки, всё располагало к тому, чтобы Торрес обрел прежний кураж, вспомнил себя, нашел себя на поле заново. Никакого прессинга. Несколько минут чистых возможностей. Двигаться было неудобно, но это того стоило — побелевшие от напряжения фаланги пальцев Торреса, по-паучьи упертых в стену, непроизвольно дрожащие мышцы на его бедрах, и оглушающий и ослепляющий вихрь ощущений. Серхио чувствовал каждое свое движение и каждый ответный спазм мышц Фернандо. Долго сдерживаться Рамос не мог — колкая судорога оргазма вытянула его в дугу, заставив на секунду позабыть обо всем и громко застонать в голос. Он обессиленно привалился к Торресу, а затем сполз по его ногам на пол, прямо в лужу масла — это не имело никакого значения, они с ног до головы были перепачканы им и потом. Фернандо дышал тяжело, слепо шарил по стене, будто ничего не видел, будто пытался пройти сквозь, оставляя на ней жирные пятна в форме ладоней. Жмурился, словно кто-то светил ему фонариком в лицо, весь взъерошенный. Рамос закрыл лицо руками, чувствуя на них едва слышный запах собственной спермы. В паху всё еще горело. Искусственный свет, смешиваясь с механическим гудением ламп, лился сверху, проникая в каждый уголок, не оставляя ни малейшей возможности не видеть, превращался в липкую, клейкую субстанцию, которая с каждым вдохом затекала внутрь и прилипала ко внутренним стенкам легких, перекрывая доступ кислорода. Рамос закашлялся — то ли от ощущения удушья, то ли от того, что они с Фернандо подняли в воздух кучу пыли. Серхио не чувствовал никакой вины, да и если была она — что теперь? Отчаяние захлестнуло его горькой, едкой волной ненависти к себе. Рамос получил то, чего хотел, — его эго было растоптано. Самолюбие — убито, гордость — вывешена на всеобщее обозрение вылинялой драной тряпкой. Торрес с несвойственным ему выражением гадливости и отвращения натянул на себя перепачканное белье и штаны, кое-как наклонился, поднял футболку и дрожащими руками надел её. — Что, отомстил? — прозвучало тихо и хрипло — холодная волна пробежала у Серхио по позвоночнику, когда он понял, что у Торреса сорван голос. Они победили. Испания вышла в финал чемпионата мира.