***
В перерывах между парами студенты рассредоточивались по всей территории университета. Одни заполняли столовые, другие — библиотеки. Самые ответственные и тревожные сразу приходили в ту аудиторию, где должно было быть следующее занятие. Пилика любила сидеть на лавочке, недалеко от входа, и перечитывать конспекты перед занятием. Ей нравилось быть на воздухе. И хоть сегодня было довольно холодно и промозгло, а лавочка блестела влагой от недавно прошедшего дождя, Юсуи все равно села на нее, подстелив пакет. Часть студентов стояли возле входа в здание; эмоциональные, взбудораженные, говорящие одновременно, они напоминали расстроенный хор, где голоса выбивались из общей мелодии. Движения их тел казались Пилике подрагиванием кукол в руках неумелого марионеточника: сгибались и разгибались руки, крутились головы. Юсуи отдаленно слышала чьи-то результаты тестов, жалобы на большие домашние задания, кто сколько спал за последнюю неделю. Близилось время первых экзаменов не текущем курсе, и напряжение подскакивало также резко и скачкообразно, как давление старухи, которой осталось недолго. — Пили! — Джанко подбежала к скамейке и шмякнула сумку с учебниками возле бордюра. Ее смоляные волосы мило распушились от ветра, выбившись из-за ушей. Юсуи от неожиданности вздрогнула и выронила тетрадь. Бумага утонула в луже. — Ну ты и растяпа, конечно, — она усмехнулась, без всякого сожаления смотря на потерпевшие крушение конспекты Пилики. — Да высохнут, не расстраивайся ты так. Вот, держи пока, — Джанко достала из рюкзака чистую тетрадь и протянула ее вместе с жвачкой «Love is». — Тебя Голдва не убьет? — Юсуи закинула жвачку в рот и перевела взгляд на шею Джанко. — Ты об этом? — она оттянула чокер. Он был кожаный, черного цвета, с блестящим ремешком. Джанко любила кожу. — Так он и не узнает. Достаточно всего лишь сделать вот так, — хитро улыбнувшись, она застегнула молнию такой же черной короткой куртки до горла. Они подружились в первый же день учебы. Обе энергичные и болтливые, однако у Джанко эти черты все же проявлялись в большей степени. Ее знал каждый студент, и все считали, что Джанко Гото — настоящая ведьма и заноза в заднице. Имечко конечно еще то, но родители ее были из того типа людей, которые стараются придумать максимально оригинальное имя для ребенка, чтобы его все запоминали и везде узнавали. Наряду с этим они покупали ей самую модную одежду, заплетали необычные прически, и вообще всячески старались украсить Джанко, будто елку. Где-то заколкой, где-то браслетом, яркими туфельками или необычным рюкзаком. Может, поэтому Гото постоянно нужно было быть везде первой, и ни одна новость у нее не проходила мимо ушей. Самый крупный багаж ее знаний был связан с внутренней жизнью факультета, и знания эти варьировались от того, где и какие профессора проводят конференции и дату каждой из них, и заканчивая тем, с кем спит каждый из студентов. Притом она всегда успевала посетить и дополнительные факультативы, и помочь с организацией балла для выпускников, и поучаствовать в куче различных проектов. Пилика в этом тоже оказалась не промах: была знакома со всеми преподавателями и с каждым у нее сложились хорошие отношения. С Джанко они любили болтать, и могли подолгу не расходиться после учебы, обсуждая в запой и события прошедшего дня, и план на неделю вперед. — Что тебе попалось? Юсуи внимательно всматривалась в бумажку из-под жвачки. Послание гласило «Любовь — это сон наяву». Гото углядела эту надпись и рассмеялась. — Ну нет, спящая красавица, давай просыпайся. — Погоди, Джанко, но что это значит? Не просто же так мне попалось именно это послание из тысячи возможных других? Та помолчала, задумчиво нахмурившись и потерев подбородок. — Думаю, ты права. Наверняка это предзнаменование. — Ты правда так думаешь? — Пилика до того воодушевилась, что подскочила со скамейки так, будто обожглась об нее. На лицо Джанко падала тень от козырька кепки, и оттого ей казалось, что в ее взгляде появилось что-то мистическое. — Да, мне кажется, оно означает, что тебе нужно больше спать, Пили, — Джанко рассмеялась, так что стали видны ее кривоватые зубы с крупными клыками. — Учеба тебя совсем замотала. Гото выплюнула жвачку на землю и носком берца швырнула ее под скамейку. Пилика посмотрела на нее так, будто Джанко на ее глазах убила последнего представителя вида белых жирафов (1). — Пойдем уже, через пять минут лекция. — Сначала вытащи жвачку из-под скамейки. Ты должна выкинуть ее в мусорку. — Господи, Юсуи, ты серьезно? Весь асфальт мокрый, мне ее прямо из грязи доставать? К тому же я ее не вижу, она должно быть куда-то закатилась уже. — Никуда не пойдем, пока не достанешь. Джанко с усердием закатила глаза, всем видом показывая, насколько она сейчас раздражена. — Блять, да ближайшая мусорка только на этаже в университете! — Ну вот и донесешь, мы же туда идем в любом случае. Гото вздохнула с видом раздосадованного подростка, которого мать все же заставила убраться в комнате. — Ладно-ладно, — она присела на корточки. — Эко-активистка хренова. В аудитории было уже полно народу, больше половины мест заняли, однако им с Джанко все же удалось ухватить две свободные парты в первом ряду. Несколько студентов раздавили оценки за предыдущий тест, и оттого помещение опять было полно хором из разных голосов: где-то восторженных, где-то расстроенных. Пилике ударом в лицо прилетела оценка С. По крайней мере так она это почувствовала. — Сколько у тебя… Шестьдесят девять процентов, не кисни. У всех бывает. — Родители меня убьют, — Пилика уперлась лбом в парту с такой трагичностью в этом движении, словно всему пришел конец и ничего спасти уже нельзя. — Так не рассказывай им об этом, — Джанко развела руками. — Избежишь сразу лишней головной боли: и они не будут расстроены, и себя лишний раз сбережешь от выноса мозга. В голову Пилики врезался гул аудитории. Голоса закидывали ее, словно камни. — Юсуи! — с задней парты ее ущипнула Элли. — Угадай, кто мне написал! — Даже не представляю, — Джанко уселась на стол, скрестив руки на груди. Пилика моментально оживилась. — И кто же? — Бэзил! — Боже, зачем я спросила, — Джанко закрыла рукой глаза. — И что же он тебе написал? «Привет»? — Гото, а ты откуда знаешь?! — рот Элли смешно приоткрылся в удивлении, делая ее похожей на рыбку. — Ох, ты не поверишь, я приложила все усилия, чтобы догадаться. Юсуи рассмеялась так громко, что другие студенты обернулись на нее, будто встревоженные птицы. Не то, чтобы ее было сложно рассмешить, но у Джанко это однозначно получалось лучше всех. Настроение ее немного поднялось, поэтому, как пролетела оставшаяся часть дня в университете она даже не заметила. Broken Social Scene: Lover's Spit — До завтра, «Аояма Гакуин» — прошептала она одними губами. Хотя, скажи она это вслух, маловероятно, что кто-то бы услышал. В Японии было не так много престижных мединститутов. И пусть Аояма Гакуин к ним не относился, Пилика была абсолютно счастлива, поступив в него. Это была ее собственная настоящая история успеха, которая лично ее убедила в том, что нет ничего невозможного. Юсуи было достаточно одного такого доказательства, чтобы начать так думать обо всей жизни в целом. Аояма Гакуин был Токийскийм христианским университетом в районе Сибуя, откуда, ко всему прочему, было удобно ездить к Нэо. Он жил в большом доме, возвышавшемся над двухэтажными коробками. С его высоты они казались разбросанными по полу игрушками, которые не хотел убирать чей-то капризный ребенок. Пилика добиралась на одном автобусе, а потом шла десять минут пешком, чаще всего, когда уже горели все неоновые вывески зданий, освещая улицы. До дома ее провожали сутулые, сгорбившиеся фонари. Иногда, поднимая голову, чтобы посмотреть на небо, Пилика видела, как мерно покачивалась паутина проводов. В большинстве окон в это время тоже горел свет. Люди собирались ужинать и наверняка смотрели вечерние сводки новостей. На одной из улочек по дороге домой она всегда проходила мимо веревок китайских фонарей, висящих, словно спелые ягоды. Если везло, Пилика садилась у окошка и смотрела в него вплоть до нужной ей остановки. Иногда перечитывала тетради с конспектами, но чаще всего недолго, потому что ее быстро укачивало. Если в автобус заходили пожилые, она моментально подскакивала с места, и убеждающим тоном, явно не терпящим возражений, говорила: «Пожалуйста, не стойте, автобус трясется. Садитесь вот сюда». Мало кто мог отказаться. Совсем задумавшись, Юсуи остановилась, не дойдя буквально десяти метров до автобусной остановки. Глаза ее застыли, тело замерло. Она даже на знала, дышит ли. Словно обратилась в статую. Грязная и мокрая простыня накрывала город, изредка с нее стекали капли. Пилика смотрела в нее неотрывно, чувствуя, что сколько ни гляди, дыру в ней не сделаешь. Может и не простыня это была вовсе. Может, слипшаяся лапша-удон, густая и невкусная. Пара капель упало на нос. Ветер подул, и в небе проплыли листья — маленькие лодочки. Красные и желтые лодочки в огромной серой луже над головой. — Девушка, что ж вы на середине дороге встали, — пожаловался какой-то невысокий коренастый мужчина, одетый во все черное. Ему бы пошло оказаться на поле шахматной доски. Скорее всего, он играл бы ладью. Такие как он умели ходить лишь вправо-влево да вперед-назад. — Прошу прощения! — Пилика моментально вытянулась, пошевелив пальцами рук, словно проверяя, овладела ли своим телом полностью. — Я приношу свои искренние извинения, — она поклонилась со всем почтением и проникновенностью, на которые только была способна эта юная душа, не знавшая боли. По счастливому стечению обстоятельств у нее был с собой зонт, поэтому, когда Пилика выскочила из автобуса, она не оказалась мишенью водяных пуль, хотя тучи явно целились в головы. Маленькая крыша над головой была цвета фуксии, и на ней росли такие же яркие цветы: желтые, красные, фиолетовые. Пилика не сразу зашла в подъезд. Несколько минут она стояла под его крышей и смотрела на лужу, в которой бегали капли дождя. В свете фонаря эта лужа казалась ей барахлящим экраном старого телевизора, по которому пошла серая рябь. Квартира Рики и Нэо напоминала аквариум. Половину гостиной занимали панорамные окна, через которые как через большие очки квартира смотрела на город. Пилика любила запасаться пачкой яблочных чипсов и пакетом соевого молока и заваливаться на белый пушистый ковер смотреть телевизор. Для полного блаженства она брала пару подушек с дивана, чтобы подложить под живот или под голову. Они были смешными — белые, с нарисованными совами, у которых алели смущенные щечки. Телевизор был большой, поэтому, когда Юсуи выключала свет, она чувствовала себя словно в кинотеатре. Рука немного подрагивала в замочной скважине. Оказавшись внутри, Пилика повесила на крючок сумку и сразу поставила раскрытый зонт на пол. Он был мокрый, и капли с него скатывались, как шебутные дети с горок зимой на ледянках. Нэо подкатился быстро, она даже не успела стянуть сапоги. — Долго ты сегодня, — сразу сказал он. Взгляд его упал на зонт. Пилике показалось, что он отсчитывает капли, которые падали с него на паркет. — Не промокла? Пилика слегка улыбнулась, но как будто бы виновато. — Нет. Дождь начался, когда я была уже в автобусе. — Хорошо. Я заказал еды, пара порций мисо-супа и рис с говядиной, — Нэо продолжал смотреть на нее в упор. — Пилика. Он произнес это так, что Юсуи моментально оживилась и словно забыла обо всех неудачах сегодняшнего дня. В темноте ее зрачка загорелся фонарь. — Да, Нэо? Парень кивнул в ее сторону, слегка приподняв белый острый подбородок, будто это была указка строгой учительницы. — У тебя побелка от стены на куртке отпечаталась. — Да? — она постаралась спрятать лицо, посмотрев за спину, ни минуты не сомневаясь, что обнаружит там белые следы по всей куртке. Нэо не стал бы шутить. А на черном виднелось особенно хорошо. Скорее всего, протерла где-то в университете. Значит, и ехала уже оттуда прямо так. Пилика стояла несколько секунд и словно боялась снять эту проклятую куртку. — Мне нужно кое-что закончить, сможешь подогреть? Юсуи кивнула, вымученно улыбнувшись. Лишь когда Нэо закрыл дверь в свою комнату, она сняла наконец верхнюю одежду. Вместе с ней стянула и себя — студентку медицинского факультета Токийского христианского университета Аояма Гакуин. Пилика обернула шарф вокруг тонкой шеи крючка, взглянула на куртку. Протирая ее влажными салфетками, она мысленно жалела, что кто-то не может вот так же просто стереть ее чувства. Это была уже та стадия любви, которая съедала тебя как огромная пропасть, а ты лишь безвольно падал в ее широко разинутый рот. Когда подчинять себе свое тело было каждый раз испытанием воли. Приходилось заставлять себя дышать, переставлять ноги, чтобы дойти до кухни, заставлять слушаться руки, чтобы включить свет. Пилике вдруг показалось, словно она до того ослабла, что, подуй сейчас ветер, ее унесло бы на другой конец земли. Как унесенную призраками. Оказавшись на кухне, она вновь увидела лишь идеально чистые поверхности: белый широкий обеденный стол, на котором стоял красивый суккулент в глиняном горшке, прозрачные как вода стеклянные полки шкафа, чистая раковина без посуды. «Нэо когда-нибудь вообще ест?» — подумалось ей. «Живет ли?» скорее, но эту мысль она позволить себе не могла. Слишком самовольно, слишком дерзко для какой-то колхозной девицы. Пилика ощутила себя грязным жирным пятном на всей этой идиллии. Когда Пилике было пять, ее семья переехала из северной деревни в Токио. У них была трёхкомнатная квартира, в обычном среднестатистическом двухэтажном доме. В Токио их были тысячи. Они были по-своему уютные, милые. В таких соседи всегда знают друг друга, всегда есть к кому обратиться за помощью. По большому счету как одна большая семья. На поступление в университет родители подарили Пилике маленькую двухкомнатную квартирку в таком же двухэтажном домишке, но немного поближе к центру. В итоге они переехали туда вместе с Треем. Родители надеялись, что самостоятельная жизнь без них направит его на «нужный» путь. Теперь уже Трей жил совсем один, но путь выбирал по-прежнему свой собственный. Пилика достала суп и поставила его в микроволновку. В пакете еще было две порции риса с говядиной, как и говорил Нэо. Включила чайник, открыла шкафчик и встала на цыпочки, в поисках душистого чая. Она выставляла предметы на поднос как фигуры художников-абстракционистов на картину: симметрично ложки и палочки по бокам от тарелок, пара милых салфеток с рисунком лепестков сакуры, чашки с зеленым чаем. Пилика подхватила этот поднос словно мать своего ребенка — такими же любящими руками. Оттого она с таким ужасом посмотрела секундой позже на пол, вздрогнув от грохота. Суп расплескался, забрызгав ей ноги по колено. К щиколотке прилипло вареное яйцо. Рис лежал кучками, напоминая маленьких личинок. Пилике чудилось, что они даже копошатся в поисках пути к бегству. Нэо схватил взглядом кухню, словно летающую мушку в кулак. Юсуи сжалась, будто пытаясь в нем уместиться. — Я, — она разомкнула губы с таким усилием, словно разрывала плотный кусок ткани, — Я все уберу! Я... Я... Пожалуйста, прости, я случайно. Пилика опустилась на колени и стала бестолково сгребать рис в кучу. Ее руки дрожали, словно готовый извергнуться вулкан. — Ладно. Нэо развернул коляску вбок и, посмотрев еще раз на пол, бросил: — Спасибо за ужин. Пилике показалось, что ей пустили пулю в лоб. Окаменевшая, она сидела на коленях, и грязный пол стеклянно смотрел в ее лицо.***
До отъезда в Хьюстон оставался один день. Вещи были собраны, и оставалось только собрать самого себя по кусочкам, соскрести со стен этого города свободы и собрать пазл, чтобы целым шагнуть в новую дверь. Они валялись на полу, на подстеленных пледах, ели вредную еду и шутили глупые шутки. И лучшего времени никто из них и представить не мог. — Мне кажется с Тао все очевидно, — Лайсерг с важным видом привстал и оглядел комнату. Перед отъездом они, конечно, знатно тут насвинячили: крошки из-под чипсов, фантики из-под конфеты, да еще пятно на кофре от колы, которую Джоко разлил — до того сильно он смеялся над шуткой Йо. — Просто стал зарабатывать много денег, и его самомнение раздулось как воздушный шар. — Ну Лайс, мы же тоже последние три года тоже имеем весьма большой заработок. Почему с нами такого тогда не случилось? — Джоко хрустнул чипсиной. Если бы каждое предположение Лайсерга было картой в карточном домике, то это жилище однозначно продержалось бы недолго. В нем нельзя было укрыться, и оно рассыпалось при любом дуновении ветерка. — Не думаю, что дело в деньгах, Лайсерг, — Рика перелистнула страницу книги. До конца «Скотного двора» оставалась одна глава. — Это почему же? Одзава пожала плечами. — Не знаю. Просто мне так кажется. Ведь и правда, мы не изменились с появлением больших денег в нашей жизни. Значит, у нас все же есть что-то, чего нет у Тао. Досада вылепила из лица Дитэла невероятно кислое выражение. — Лайсерг, ты совершаешь ошибку новичка в этой жизни, — Йо допивал остатки сока, и оттого пакет противно чавкал. — Почему же? — в сторону Дитэла не проползал свет из окна. По Рике и Йо он бегал золотой змейкой, залезал в рукава и осторожно дотрагивался лиц, подсвечивая радужку будто фонарь. Глаза Лайсерга были темными и внимательными, готовыми впитывать каждое слово. — Думать с каждым новым полученным опытом, что вот теперь то ты всё понял. Каждый раз, когда тебе кажется, что в своем познании ты дошел до какого-то финала, после которого, дальше которого уже ничего нет — подожди самую малость. — И что будет дальше? — Тебе ж сказали, подожди, — Джоко рассмеялся, хотя и сам скорее всего не был уверен, что бы было дальше. Несмотря на включенный кондиционер, в комнате было все равно душновато. Рика видела, как на черной коже Джо дрожали капельки пота. Особенно в области висков — там можно было заметить прилипшие завитки кудрявых волос. Одзава перевела взгляд на его руки — в мозолях, с обмотанными пластырями пальцами. Это были пальцы волшебника. Творить волшебство зачастую больно. — Кто что хочет увидеть в Хьюстоне в первую очередь? — Рика посмотрела на Лайсерга. Тот лишь пожал плечами. — Говоришь так, будто нам реально позволят свободно прогуливаться по городу. — Ну, я думаю, что после концерта Изао все же выделит нам хотя бы полдня, чтобы посмотреть город. — Рика потянулась, сняла с запястья резинку и смяла волосы в пучок. На шее стала видна тонкая полоска слов — «Never again». — Я бы хотела съездить до Мексиканского залива. — Это же далеко наверняка. Да и чего там делать-то сейчас? — Джоко продолжал набивать рот чипсами. Однако по количеству сьеденных пачек его все равно опережал Йо. — Пятьдесят километров и ты окружен морским бризом, — Рика блаженно прикрыла глаза и подняла руки вверх, медленно опустив, будто уже пытаясь обхватить весь этот залив. Или хотя бы дотянуться. — Шумят волны, волосы завиваются в локоны от соли, вода гладит босые стопы. — Говорят, там водятся акулы. — Да, Лайс, я тоже про это слышал, — Асакура перевернулся на живот и подтянул к себе коробку с пиццей. — Я читала, что там много разных водится. Есть белая, лимонная, бычья. — Я даже не знал, что такие бывают. — Ну Джо, ты бы наверняка искупался там в таком случае. Как называлась та штука, когда ты, лежа на скейте, катился с горы? У тебя была совершенно сумасшедшая скорость! — Да ничего особенного, Рик. Стрилагинг. Между прочим, в Калифорнии впервые и появился. — Правда? — Йо с интересом подвинулся ближе к МакДоннелу. — Да, где-то в семидесятых. — С этой штуковиной ты был бы лучшим доставщиком пиццы в мире, — Асакура мечтательно закатил глаза. — Такой талант пропадает. Это была очередная, не слишком, пожалуй, умная шутка, но над ней все посмеялись. Под вечер все разошлись по своим комнатам. Рика еще долго не ложилась спать и, смотря в окно, думала о том, как уже завтра они окажутся в космическом городе (2).***
Syd Matters: To All Of You Это был осенний, но улыбчиво солнечный денек. Рика растеклась по лежаку, пытаясь расслабить каждый мускул. Репетиция безумно ее вымотала. Веранда была большая и, если бы ночью температура не падала, и не было опасности простудить голос, она бы ночевала прямо на ней. Наконец они прибыли в Космический город, и, что бы это ни означало, Рика чувствовала невероятную радость и воодушевление. Интересное у них выдавалось путешествие — сначала город свободы, теперь Космоград. Словно и правда оказался в сказке, посещая места из детских книжек с картинками. Из-под полуприкрытых глаз, Рика видела, как птица-самолет рисует на небе белыми мелками. Ей казалось, будто эта чайка разговаривает и хочет что-то ей передать. С усилием она всматривалась в голубой асфальт, пытаясь отыскать какой-то знак. Рика не была суеверной, но ей не удавалось отрицать, что мир все же движется в каком-то направлении, будто бы с умыслом. Куда он ведет, конечно, неясно, да может это и не нужно. Она не была созерцателем, как Йо, который мог часами смотреть на резвящиеся от ветра листья в золотой патоке солнца. Но она старалась слушать. Может мир и есть миллион костяшек с бесконечными случайными комбинациями очков, Рике все же казалось, что эти комбинации как-то удивительно складываются, выпадают так, словно прокладывая какой-то особенный путь вперед. Не произойди этот набор случайных событий именно в той последовательности, в которой они выпали, кто знает, где бы она оказалась сейчас? «Космический город. Подумать только!» — размышляла она. «Какие кометы, интересно, пролетают здесь? И есть ли тут у кого-то аллергия на космическую пыль? Если нет, то это будет безобразно скучно. Гораздо интереснее иметь эту самую аллергию, и все равно продолжать плавать именно в этом космическом бульоне». С улицы что-то громко восклицали. «Поймай меня, поймай меня!» — это было все, что Рике удалось разобрать. Она потянулась, взяла со столика сигареты и зажигалку и лениво облокотилась на перила. Девушка продолжала кричать «Поймай меня!» и убегать от какого-то щуплого парнишки. На вид им было лет по двадцать. Улица светились, деревья напоминали леденцы на палочках — наверняка с освежающим вкусом киви или зеленых яблок. Если не обращать внимания на эту влюбленную парочку, здесь было удивительно тихо, словно поселился и не в отеле вовсе, а в какой-нибудь пригородной части Хьюстона, в какой-нибудь мирной одинокой деревне. Рика смотрела на все это и чувствовала, как ее грудная клетка лопается от восторга. Она впитывала каждое движение этого пейзажа, принюхивалась к каждой тонкой поволоке запаха, прислушивалась к каждому вдоху и выдоху. «Мне кажется, это по-настоящему важно. Ведь пока пролетает эта самая комета, кто-то очень далеко может смотреть на нее и загадывать желание. И, что самое поразительное! Она может гореть всего секунду, но за это время может изменить чью-то жизнь». Рика не знала, чью жизнь может изменить такая комета как она, или Йо, или Лайсерг и Джоко, но ей хотелось верить, что это обязательно случится. Что они попали сюда ради этого. — Молодость делает людей такими громкими, правда? К счастью, со временем жизнь заглушает голос. От неожиданности Рика выронила еще дымящуюся сигарету и чуть не бросила вниз пачку и зажигалку. Быстро среагировав, ей все же удалось поймать ее между коленками. — Ты что здесь делаешь? — она даже не знала, какой ответ хотела получить на этот вопрос. — Я? — Рен затянулся сигаретой и подошел ближе к той стене, что соединяла их веранды. — Снимаю номер в том же отеле, что и ты. Совершенно случайно, разумеется.