***
Боль даже не начала своё отступление. Ей никогда в жизни не было так плохо. Её родители ненавидели её, но это её никогда особо не волновало. К ней относились как к отребью в школе, но она привыкла к этому. Но теперь её подруга предала её… Этого было достаточно, чтоб затаить в себе зло. "Знаешь, Хельга, тебе не стоит обходиться с ней слишком сурово. К тому же ты никогда не говорила Арнольду, что что-то к нему испытываешь. Как ему следовало об этом узнать? Это даже нечестно держать его для себя, когда он даже не твой." Ольга была правда. Но Хельга злилась.***
Фиби стащила что-то с вешалок для верхней одежды, как всегда крикнув маме что-то перед уходом. Мама ей ответила, однако Фиби не слушала. Она открыла дверь, вышла наружу, непонятно куда. Она осторожно шла вниз по чему-то вроде ступенек, но она не была в этом уверена, потому что мыслями была далеко. В конце-концов, это не имело значения. Она прошла вдоль какой-то улицы. Она не знала, какой. Ей было всё равно. Вокруг неё что-то происходило. Люди. Ходили. Она не обращала внимания. Потом она остановилась возле чего-то. Оно было красным, на нём большими буквами было написано: "Стоп". Знак остановки. Она не подчинилась правилу. Дом Хельги. Она подошла так близко, как только осмелилась, смотря на почтовый ящик. Он был чёрным с маленьким красным флажком на боку. Открыв его, она увидела, что в нём ровно три письма: от электрокомпании, от Дона Портера, губернатора, и от Паблишерс Клиринг Хаус*, сообщающих, что семья Хельги выиграла один миллион долларов. Ступеньки были холодными, серыми и местами покоцанными. Перила по сторонам — чёрными и ржавыми. На двери был дверной молоток, а сама дверь была серо-голубой. Глазок в ней находился где-то в районе уровня глаз. Она нажала на белый круглый звонок. Боб открыл дверь: "Привет, Фиби. Хельга наверху." Он отошёл, впуская её. Она поднялась по лестнице. Постучала.***
— И..? Это было первое слово, произнесённое Хельгой, когда Фиби зашла к ней в комнату. Хельга стояла напротив зеркала в красивом вечернем платье. — Что ты думаешь? — выжидательно спросила она, но не смотря на свою подругу. — Оно… Оно выглядит здорово на тебе, Хельга! — сказала Фиби, слегка улыбаясь, хоть Хельга по-прежнему на неё не смотрела. — Да, мне тоже нравится. Хорошо, что я развела Боба на него… — пауза, и после тон её голоса стал угрожающим. — Так зачем ты это сделала? Губа Фиби начала кровоточить. Она кусала её слишком сильно, сильнее, чем когда-либо, чем она могла себе представить. Она раздражённо стёрла кровь, но та всё равно текла. Хельга по-прежнему не смотрела на неё. Она подошла к шкафу Хельги и надёргала охапку бумажных платков, приложив их к своей губе. Хельга взяла гребень и начала причёсываться: — Мне вообще не нравятся мои волосы. Они никогда не лежат так, как надо. А завтрашний день будет особенным, поэтому я хочу выглядеть как можно лучше. Что мне с ними делать? Зачесать наверх или распустить? Фиби пожала плечами, пробуя свою кровь на вкус. Он был так себе. Ей не нравился вкус её крови. Он был отвратительным. Для неё. — Знаешь, я ведь доверяла тебе. А ты мне врала. Много. И ты… — Хельга сделала паузу, по-прежнему не глядя на Фиби и укладывая свои волосы. Она взяла резинку и закрепила их. Потом, удовлетворённая — по крайней мере на время —, взялась за косметику: — Да, так хорошо. Может, потом передумаю. Фиби толком не была уверена, когда происходящее стало выглядеть так неопределённо. Может, несколько минут назад. Может, только что. Но всё выглядело неясно, смутно. Странно. И её губа по-прежнему кровоточила. Сильно. Она правда не выносила вкус собственной крови. — Знаешь, вообще-то я злюсь. Собственно говоря, не думаю, что я когда-либо была злее. Я привыкла к предательствам; я постоянно их получаю. Но не от тебя. От тебя никогда. Ты же Фиби. Ты хорошая. Ты гений, ты заботишься о чувствах других, не так ли? Хельга старалась ровно накраситься помадой, но её руки тряслись. Закончив, она села и взялась за подводку. Она никогда раньше не пользовалась косметикой, но решила попробовать: — Ты не ответила ни на один из моих вопросов. Фиби плакала. Слёзы смешивались с кровью на её губах, добавляя отвратительную солёность к уже и без того отвратительному вкусу крови. Её потом будет жутко тошнить, она знала наверняка. — Так что случилось? Зачем ты это сделала? Хельга повернулась и впервые за это время на неё посмотрела. Она увидела её состояние: Фиби распадалась на части. Эмоционально, физически — кровь текла по её подбородку. — Так что? — Я… — начала она, сдерживая волнение. Её желудок протестующе пробурчал, но она сдерживала рвотные позывы. — Ты что? — Я… — и снова не смогла закончить. Её желудок опять постарался вылить своё содержимое на пол Хельги. Но она ему не дала. Он побурчал ещё немного. — Ну же, Фиби! — воскликнула Хельга, её глаза блестели холодом, кулаки были сжаты. — Я не жалею. Полнейшая тишина повисла на несколько мгновений, никто из них не мог поверить в то, что Фиби только что сказала. Наконец, Хельга нарушила молчание и схватила девушку за плечи. Она затрясла её, очень сильно. — Что это значит: ты не жалеешь?! Конечно, жалеешь! Ты предала меня! Ты забрала у меня любовь всей моей жизни! Ты знала, что я чувствую к нему! Ты знала всё! Конечно, тебе жаль! Фиби плакала, боявшись, что вот сейчас её наконец стошнит. Но она рассмеялась и продолжила: — Нет, Хельга, — сказала она, смеясь, плача, истекая кровью, — мне не жаль. И знаешь, почему? Потому что ты заслужила это. Вот почему, — она продолжила горько смеяться. — Что?! Что значит, заслужила? Я думала, мы друзья! — Хах. Друзья. Ага. Я была твоим мальчиком на побегушках, Хельга, не лечи меня. Я делала всё для тебя. Принимала на себя все твои удары, слушала твоё постоянное нытьё обо всех и вся. И что ты дала взамен? Ничего. По крайней мере, ничего хорошего. Только глумление и холод, и… И… Щёки Хельги горели. Она точно не знала, почему. — Знаешь что? Я тебя ненавижу. Я ненавижу тебя уже года три. Но мне было жаль тебя, поэтому я продолжала с тобой общаться, — она сделала паузу, отшвыривая кровавую салфетку. Её губа перестала кровить. — И потом, когда я наконец нашла того, кто любит меня, кто даст мне шанс, кто будет относиться ко мне по-человечески, я вынуждена была сказать: "Нет, извини, я не могу быть с тобой, потому что Хельга любит тебя"? Нет, не-а, этому не бывать. Она сделала ещё одну паузу, быстро вытирая слёзы и нос: — Я не собираюсь просить прощения. Ты заслуживаешь всю ту "душевную боль", которую ты думаешь, что сейчас испытываешь. Я заслуживаю лучшего. Я отказалась от него ради тебя, Хельга! Я могла быть с ним вечно! Мы могли пожениться, завести детей и жить замечательной жизнью — вместе! Но я отказалась от него ради тебя! Хельга была лишена дара речи. Безмолвная, но разъярённая, она толкнула Фиби так сильно, как только могла, прямо в дверной проём. Фиби упала, скатилась по лестнице и ударилась с гулким стуком о книжный шкаф. Следующее, что Хельга осознала: она была в машине скорой помощи, рядом с Фиби, держа её за руку, пока она там лежала без сознания, бледная.***
— Это просто небольшое сотрясение. Она может идти домой. Только убедитесь, что она много отдыхает. Хельге нельзя было на неё смотреть. Она не могла, только не после того, что сделала. Она ушла сразу, как они доехали до больницы, попросив проезжающего полицейского её подвезти. Хельга в ужасе сидела в своей комнате. Она могла убить её. Даже если Фиби оказалась и ненастоящим другом, и даже если Фиби её предала, это не умоляло того, что Хельга сделала. Она могла убить её. Позвонил Арнольд. Слышалось, что он очень предвкушает выпускной. Как и она до недавнего времени. Она сделала вид, что ничего не произошло, в надежде, что всё само собой устаканится. — Так что, где ты хочешь поесть? Ну, я уже говорил, что не смогу потянуть много… Но я купил билеты. Здорово, что у нас не было занятий последнюю пару дней. У меня было много времени, чтобы всё доделать. Сегодня я забрал свой смокинг. — Хмм, забрал, да? И как он? — Ну, скромность велит мне сказать что-то вроде: "Сойдёт". Я же простой скромный парень. Она засмеялась, затем вздохнула: — Хорошо, тогда во сколько ты хочешь зайти за мной завтра? — В районе семи подойдёт? Я не хочу говорить точное время, если вдруг буду опаздывать… Машина Джеральда не очень надёжная и… Ну, знаешь. — Да, хорошо. А с кем он идёт в итоге? — С Элисон Финч. Ты знаешь её? — Вот только недавно с ней познакомилась, в последний школьный день. Когда он там был… Во вторник? — Да, точно. Здорово, стало быть, вы уже сошлись. Ладно, мне надо идти есть, но я тебе позвоню завтра? Хочешь, чтобы я тебе позвонил как-нибудь днём? Ну, знаешь, просто поболтать? — Н-да, конечно, здорово. Созвонимся тогда! — Пока. — Пока. Хельга побежала в ванную, и её стошнило.***
— Так что, во сколько мне завтра заехать? — спросил Джеральд, ковыряясь в зубе. Он провёл у Арнольда почти целый день и слышал одну сторону разговора Хельги с Арнольдом, находя его в некотором роде забавным. — В без пятнадцати семь, не позже. Нам надо будет успеть доехать до Хельги к семи. — Да, братан… Ты же не хочешь опаздывать, — Джеральд было попытался сдержать смешок, но разразился хохотом. Арнольд немного посмеялся, но не по той же причине, что и Джеральд: — Эй, угомонись. Хельга хорошая. Не Фиби, конечно, но… Кто знает… Может… — Ей, ей, Арнольд! Полегче! Я думал, что Фиби твоя единственная! Арнольд вздохнул: — Я тоже так думал. Но… После того, как она себя повела… Она всё время меня стыдилась… Я так не могу. Это перебор. Ты единственный, кто в курсе дела. Ну, Хельга теперь тоже знает… — Что?! Она знает?! Ты ей рассказал?! Он пожал плечами: — Да, как-то вырвалось. С ней так просто теперь разговаривать. Не знаю, я здорово ослабил свою бдительность. — Твою мать, — Джеральд громко вдохнул, — ты не представляешь, как всё серьёзно. — Ты о чём? — Послушай, Фиби мне кое-что рассказала, и я поклялся на стопке Библий — в прямом смысле —, что никогда не расскажу об этом ни одной живой душе. Но раз уж мы выпускаем кошек из мешков, ты должен знать. — Давай, не томи меня, — Арнольд вопросительно поднял брови. — Хельга была по уши влюблена в тебя годами. С подготовишки или типа того. Это звучит безумно, но это правда. И… Братан, если бы ты знал… — Ты хочешь сказать, что Фиби… Не хотела, чтобы Хельга узнала о нас? Поэтому всё держалось в такой тайне? — Пожалуй. Должно быть так… Я никогда раньше не складывал два и два… Надо было это предвидеть. Арнольд вздохнул и пожал плечами: — Уже неважно. Всё кончено. Если я не настолько важен для неё, что она не может забить на Хельгу и сказать ей правду, то она не тот человек, с которым я хочу быть. — Ты всё ещё скучаешь по ней? Тишина. Затем: — Да, пожалуй. Очень. Но… Надо выкарабкиваться из этого, двигаться дальше. Слишком много боли было перенесено, чтобы входить в ту же реку и пытаться начать сначала. — Наверное… Хреново, да? — Ещё как.***
Ольга куда-то пропала тем вечером. Она села в свою машину, уехала, не сказав никому ни слова, не вернулась и даже не позвонила. Боб нашёл письмо у неё в комнате. Оно было датировано тремя днями ранее. В нём говорилось: Дорогая Ольга, Это письмо не для того, чтобы заставить тебя чувствовать себя плохо. Это прощание. Я не могу так больше жить. Слишком много боли. Мысли о тебе ранят. Мысли ранят, точка. Я надеялся услышать, что ты скажешь, что это всё было большой ошибкой, что ты всё ещё любишь меня, и мне не нужно было через всё это проходить. Но это не так. Я всё ещё люблю тебя, Ольга. Я всегда буду любить тебя. Но я так больше не могу. Жизнь без тебя — не жизнь для меня. Люблю, Томас Боб и Мириам искали её до утра. Хельга сидела в своей комнате и ела печенье. Это была ужасная ночь.