Пророк

Знать бы мне лишь одно: В мире ослепленных тьмой Может солнцем показаться Пламя от свечи.

Сверху, из темноты сводчатого потолка, на отца Стефана скорбно смотрел повешенный Бог. Его огромная, изваянная из дерева фигура висела над алтарём на цепях. Трепещущее свечное пламя освещало только его ноги, которые резчик изобразил судорожно вытянутыми, остальная фигура терялась во мраке. Отец Стефан стоял на коленях у ног Господа и молился. Он просил вразумить его, указать ему, какой дорогой идти в эти жестокие и страшные времена, когда люди отворачиваются от Бога и идут за чудовищем из адских глубин. В прежние времена храмовники изловили бы герцогов и предали огню, а нынче преклоняются перед ними и признают их право на власть! Но храмовники теперь пошли не те, что раньше. Прежние пастыри были аскетами, воинами, непорочными, бесстрашными и смертоносными, а нынешние способны только пьянствовать, набивать животы и тискать хорошеньких прихожанок. Ничего удивительного, что город находится под властью чудовища, ведь нет никого, кто мог бы встать на защиту горожан… «Не оставь, — думал отец Стефан, поднимая голову и вглядываясь во мрак, где видел смутные очертания искажённого страданием деревянного лица. — Неужели, мне суждено выступить против демона в одиночку? Господи, дай мне знак… » Вдруг потянуло сквозняком, пламя свечей задрожало, и тени заплясали на стенах. Отец Стефан оглянулся — и увидел высокую тёмную фигуру у боковой двери, которая не запиралась на ночь, чтобы любой страждущий мог войти в храм. Отец Стефан не расставался с шестизарядным револьвером тридцать восьмого калибра и ежедневно упражнялся в стрельбе. И прежде, чем заговорить с вошедшим, он поднялся с колен, продел руку в прорезь на мантии, сделанную им специально для этих целей, и вынул револьвер из-за пояса. — Выйди на свет, сын мой, — мягко сказал он. Револьвер под мантией нацелен был туда, где у вошедшего находилась голова — если, конечно, он был человеком. Времена сейчас такие, что многие только кажутся людьми, а кем являются на самом деле — даже думать противно. Визитёр двигался бесшумно, несмотря на свои габариты. Оказавшись внутри освещённого круга, он откинул капюшон, улыбнулся и поднял руки, чтобы показать, что он без оружия. Молодой, отметил отец Стефан. Здоровенный. Необычно одет: не поймёшь по одежде, кто таков и какой национальности. А на лицо — свой: глаза голубые, кожа светлая. Приятное лицо, открытое и умное. — Что тебя сюда привело, дитя моё? — голос у отца Стефана звучал мягко, но рука, сжимавшая револьвер, была тверда. Подкупающая внешность никогда не гарантирует, что вас не попытаются сожрать. — Я пришёл поговорить с вами. — В храм приходят для того, чтобы поговорить с Господом, а я могу быть лишь проводником Его. — И всё-таки, — возразил ночной гость, улыбаясь, — я пришёл именно к вам, святой отец. По слухам, вы единственный, к кому прихожане обращаются за защитой, и вы никогда им не отказываете. — Так тебе нужна помощь? Посетитель покачал головой. — Нет, святой отец. Помощь нужна вам. Повисла пауза; отец Стефан пристально смотрел на него, пытаясь проникнуть в его замыслы, а гость также пристально смотрел в ответ. Глаз он не отводил, смотрел прямо и честно. — У вас под мантией револьвер, — сказал гость после недолгого молчания. — Несколько месяцев назад вы застрелили упыря прямо в храме, когда во время службы он показал свою истинную сущность. Совсем недавно вы охраняли вдову, которую начал посещать вампир, и его тоже прикончили. А ещё какое-то время… — Бог указал мне путь, и я ему следую, — прервал его отец Стефан, — и не о чем здесь разговаривать. — Можно поговорить о том, что вы не следуете по своему пути до конца, — сказал гость очень тихо, и отца Стефана пробрали мурашки. Он отпустил, наконец, револьвер, потому что почувствовал, что опасаться надо не нападения. — Вы же знаете, о чём я говорю. Самый страшный монстр живёт у всех на виду, а вы не смеете выступить против него и исполнить свой долг. — Не суди о том, о чём понятия не имеешь! — А об этом нетрудно составить понятие! — резко возразил странный посетитель. — Если вы, святой отец, не находите в себе смелости, то чего же ждать от других? — его голос стал громче, яростней, и гулкое эхо зазвучало под сводчатым потолком. — Вы позволяете герцогу править городом! Вы, именно вы! Вы позволяете ему обирать людей, воровать их, и один Бог знает, что делать с ними! Это по вашей вине он сидит в башне, как проклятый паук в своей паутине, и ловит ваших несчастных прихожан! Потому что вы, вы слишком дорожите своей жизнью, чтобы хотя бы попытаться его уничтожить! — Замолчи! Отец Стефан согнулся, оперевшись рукой на алтарь, и тяжело дышал, всё плясало у него перед глазами. Он чувствовал себя примерно также, как если бы в него врезался бегущий бык. Каждое слово необычного визитёра попадало в самую точку, как мощный удар. Мальчишка, который после визита герцога превратился из румяного сорванца в бледного упырёнка, подменыша с пустыми глазами и ртом, полным острых, как иголки, зубов. Отец Стефан сам сунул его в мешок, утащил в поле и там пристрелил. Или девушка, к которой так и не вернулся рассудок после того, как герцог навестил её спальню… Сколько таких историй он мог припомнить? Люди шли к нему за сочувствием, утешением и помощью. И он помогал, и раз за разом понимал, что необходимого зла не бывает, бывает просто зло, и зло надо уничтожать. И не решался. Он был один. Другие служители предпочитали брать герцогские подачки и закрывать глаза на то, что нет-нет да и пропадёт кто-то из прихожан, или рассудок потеряет, или, того хуже, превратится в подменыша. Хотя бы нас не трогает, говорили они. Не так уж он и дурен, говорили они. — Что я могу сделать? — спросил отец Стефан и сам удивился тому, как слабо и хрипло прозвучал его голос. — Я один. Гость шагнул к нему и взял его за локоть. Удивительная сила была в его прикосновении. — Вы не один, святой отец. Сотни людей ловят каждое ваше слово на каждой службе в храме. Вот ваша армия. Скажите им правильные слова — и они пойдут за вами, куда угодно! А я позабочусь о том, чтобы шли они не с пустыми руками. — Они ведь овцы… — отец Стефан безнадёжно махнул рукой. Гость опять улыбнулся. — Овцы, — сказал он со значением, — станут львами, святой отец. *** …видение отступало медленно. Каждый раз он как будто тонул. Видение захлёстывало его, как волна, тащило за собой, он захлёбывался, не мог дышать, не мог слышать, его крутило, вертело и швыряло из стороны в сторону. Потом оно уходило и оставляло его, обессиленного, оглохшего, ослепшего, забывшего собственное имя. Он приходил в себя постепенно. Зрение возвратилось последним: рассеялась тьма перед глазами, и он увидел прямо перед собой лицо герцога — точнее, фиолетовый конус, окружённый щупальцами, который заменял ему лицо. Герцог смотрел на него огромными выпуклыми глазами и ждал. — Ничего не изменилось, — еле слышно сказал Себастьян. — Вам ничего не угрожает. Пророк, впервые в жизни солгавший в своём пророчестве. *** Ночь выдалась тихой и безлунной. Горели газовые фонари на площади, образовывая вокруг себя освещённые островки; башня вздымалась из середины, стройная, гладкая и высокая, как шахматная фигурка, и некоторые из её окон тоже светились — призрачным фиолетовым светом. Городская стража дремала у пушек, расположенных полукругом и нацеленных в сторону ступеней, ведущих на площадь. Свет фонарей бликовал на золотых пуговицах стражников. Стражники в красивых синих мундирах и пушки нужны были, как утверждали городские власти, для охраны горожан, а не герцога. Горожане боялись пушек и не пытались штурмовать башню, а, следовательно, не погибали от рук, пастей и щупалец её обитателей. Как-то раз, впрочем, разъярённая толпа попыталась прорваться к башне. Одного залпа было достаточно, чтобы обратить их в бегство; герцог же потом показал себя милосердным правителем — позволил родственникам забрать раненых и убитых, и никак не стал их наказывать. Уже несколько лет против герцога никто не выступал. Стражники днём и ночью дежурили на площади у начищенных пушек, в ярких мундирах, и даже мысль о том, что кто-то может напасть на них, казалась абсурдной. Но этой ночью замигали фонари, синие язычки газа заметались за стёклами и вдруг погасли. Площадь погрузилась во тьму, и не успели стражники опомниться, как их схватило множество рук. Им зажали рты, оглушили их, связали и утащили, и больше об этой ночи ни один стражник ничего не знал. В темноте, почти бесшумно, множество рук развернули пушки к башне. И когда фонари вновь зажглись, пушки гулко ахнули, и тихая ночь наполнилась криками, визгом, воплями, грохотом, треском и выстрелами. Из пушек выстрелили всего несколько раз, потому что ядер было немного; потом люди бросились к башне. И в этот раз на приступ шли не просто горожане, доведённые до отчаяния и похватавшие что попало, а отлично вооружённые и вдохновлённые речами священника горожане. Сам священник шёл в первых рядах. В одной руке у него был револьвер, в другой — деревянная статуэтка Бога. — Мы не боимся, — говорил он, и его полный сильный голос легко перекрывал шум. — С нами Бог, братья и сёстры! — утверждал отец Стефан, входя через проломленные ворота в башню. — Наш долг — уничтожить всё зло, растоптать скверну! Во имя нашего Господа будем сегодня яростны и беспощадны! — взывал он, ловко сбивая статуэткой зубастую тварь размером с яблоко, которая летала перед его лицом и злобно верещала. Со всех сторон, изо всех щелей лезли визжащие, клокочущие, булькающие и орущие существа, полные злобы; люди стреляли в них, кромсали их и жгли факелами. Невообразимый вой, стоны и шум царили в башне. Люди с боем поднимались по витым лестницам, уходящим вверх; выбивали двери, уничтожали всех и всё, что попадалось им на пути. Среди всего этого ада Крис пытался найти пророка. Вот беда — изнутри башня была вовсе не тем, чем казалась снаружи; повороты, коридоры, бесконечные лестницы — как тут найти нужную комнату? Одним ударом разрубив напополам существо, похожее на искорёженного человека с вывихнутыми руками и ногами, которое пыталось прокусить его сапог, Крис остановился передохнуть. Он стоял на балконе третьего этажа, отсюда открывался превосходный вид на всё, что происходит внизу. На первом этаже шло отчаянное сражение с огромной каменной статуей, которая шла напролом и давила всё на своём пути; пули и сталь против неё были бессильны. Наконец кто-то вспомнил инструкции Криса и забрался статуе на плечи, запустил ей руку в раззявленный рот и достал оттуда табличку с заклинанием: статуя замерла в нелепой позе и больше не шевелилась. На втором отец Стефан забил статуэткой толстого мохнатого упыря; тот до последнего щёлкал зубами и пытался укусить его. Тут же двое парней сволокли с лестницы… Крис на секунду весь замер, а затем, не задумываясь, перемахнул через перила, прыгнул вниз, на балкон второго этажа, и бросился туда. Потому что двое здоровенных разъярённых парней сволокли с лестницы его пророка, Себастьяна, и заставили его встать на колени перед священником — кажется, он не упал лицом вниз только потому, что они его держали за плечи. Глаза у него были закрыты, лицо — белее бумаги. — Святой отец, этот похож на человека! — Всё, что в башне, должно быть уничтожено, — сказал отец Стефан и поднял револьвер. — Стоять! — рявкнул Крис, сходу влетая между Себастьяном и дулом револьвера. — Он такая же жертва, как и вы все, не трогайте его! Я знаю, кто это: его тут держали силой! Глаза у священника горели фанатичным огнём; он покачал головой: — Все, кто внутри, подвержены скверне. Отойди с дороги, дай мне выполнить мой долг! — Я не хочу причинять вам вреда… — начал было Крис. Но тут его сзади ударили по затылку, и перед глазами как будто взорвался фейерверк; пол резко прыгнул на него, и он едва успел выставить руки вперёд, чтобы не удариться лицом о фиолетовые плиты. Затем как-то получилось, что он лежал, прижавшись к этим ледяным плитам щекой, и ждал выстрела, который означал бы, что всё было затеяно зря, но выстрела не последовало. Вместо этого — он не мог бы поручиться, удар в том виноват или нет — но в ушах у него раздался отчаянный крик: «это герцог, это сам герцог!», а вслед за этим — вой, холодный и потусторонний, и крики ужаса. — Вставай, вставай! — услышал он затем совсем рядом, и это ему точно не почудилось: кто-то тянул его вверх и пытался поднять. Он поднялся, опираясь на этого человека, и сделал несколько шагов вслепую, потом открыл глаза — и оказался лицом к лицу с Себастьяном. — Не смотри туда, — сказал ему пророк. Лицо у него было смертельно бледным, глаза казались огромными и чёрными. Крис и не хотел бы смотреть ему за спину, но не смог пересилить себя и взглянул. Себастьян был прав, когда сказал, что некоторых вещей лучше не видеть. Герцога, который перестал скрывать свою сущность, лучше было не видеть — но Крис не мог оторвать взгляд, и даже после того, как Себастьян притянул его голову к своему плечу, продолжал видеть эту невообразимую тварь. И он слышал: слышал жуткий вой, крики и плач людей, которые побросали оружие, попадали на колени, потому что один взгляд на герцога лишил их воли и желания сражаться. И слышал затем звуки, раздавшиеся, когда герцог начал поглощать того, кто был к нему ближе. И слышал затем громкую молитву, отчаянную. И почти мог увидеть, как каждое слово молитвы придаёт отцу Стефану силы, и как он поднимает револьвер и стреляет в тварь раз за разом. И как обрывается жуткий вой, сменяясь визгом, какой может издавать только раненая тварь. Себастьян отпустил его, и Крис поднял голову, чтобы посмотреть, как люди поднимаются с колен, подбирают оружие и бросаются добивать того, кто столько времени вселял в них ужас. *** Серенький рассвет застал Криса, когда он купался в фонтане. Фонтан был небольшой: мраморный бассейн, полный чистой ледяной воды, а в середине — скульптура в виде печальной девушки с кувшином на голове. Из кувшина вода и лилась. Себастьян сидел на краю бассейна, и вид у него был печальный. — Ты хочешь, чтобы я с тобой поехал? — спросил он. — Конечно, я хочу, чтобы ты со мной поехал! — ответил Крис, вылезая из фонтана. — Я же ради тебя всё это и затеял. Чтобы тебя вытащить. Он принялся одеваться; Себастьян смотрел своими чудными глазами словно бы сквозь него. — Я приношу несчастья, — сказал он, наконец. — Не знаю ничего, я смотрю на тебя и чувствую счастье, — весело ответил Крис, выпрямляясь. Он оделся, только серую длинную куртку с капюшоном не стал надевать, а накинул её на плечи Себастьяну. — Так ты поедешь со мной? — спросил он, присев перед ним на корточки и глядя на него снизу вверх. Себастьян наконец-то посмотрел не сквозь него, а прямо ему в глаза, и медленно кивнул. — Вот и здорово, — резюмировал Крис, пружинисто вскакивая на ноги. — Поедем в самое безопасное место на земле, туда ты никаких несчастий протащить не сможешь. Себастьян слабо улыбнулся в ответ и встал; Крис тут же взял его за плечи, притянул к себе и мягко поцеловал в лоб. — Всё хорошо будет, — серьёзно сказал он. — Я тебе обещаю.