Пророк

Я безумен, отпусти меня.

Джамиля забралась с ногами на кровать к Себастьяну и положила на покрывало два своих главных сокровища: карманный нож и деревянную лошадку величиной с ладонь. — Подарок! — сказала она и уставилась ему в лицо. Себастьян открыл невидящие глаза, моргнул и сказал с усилием: — Помощь не пришла, хотя они ждали. Джамиля ни слова не поняла, но закивала головой так, что все подвески в её причёске зазвенели. — Да, да. Подарок для Себастана, чтобы он выздоровел и мог со мной ездить верхом! Себастьян пошевелил губами и опять закрыл глаза. — Теперь он выздоровеет, — решительно сказала Джамиля, кивнула сама себе и принялась играть с лошадкой. Въеарх, которая и привела её навестить пророка, отвела Криса в сторону. — Он очень плох, — сказала она, и Крис едва удержался от болезненной гримасы. — Мучается. Он ничего не ответил. Въеарх помолчала, посмотрела на Джамилю, которая рассказывала Себастьяну о том, как лошадка может перескакивать любые пропасти. — Ты готов рискнуть? — спросила она внезапно, и Крис мигом переключил всё внимание на неё. Она увидела это — наверное, даже выражение его лица поменялось — и ухмыльнулась. — Что у тебя на уме? — спросил он. — Шанс, — ответила она. Крис наклонился к ней — Въеарх макушкой едва доставала ему до груди — и шепнул: — Говори, умнейшая и хитрейшая госпожа. — Это большой риск. Опасно. — Я готов. Всё, что угодно. — И… — она приподнялась на цыпочки и зашептала ему в самое ухо, — ни слова Хариде. Пытать тебя будут — а ты молчи! Крис ухмыльнулся: — Обещаю, многомудрая, молчать даже под пытками. Но говори же! Въеарх, устав стоять на цыпочках, уселась на пол, и Крис немедленно устроился рядом с ней, склонил к ней голову, а она, прикрыв рот руками с обеих сторон, заговорила ему в ухо: — Была у меня… у нас в семье шаманка, Кшесху. Настоящая шаманка, дар у неё был. Сквозь землю видела, воду и золото находила, все болезни могла лечить, будущее предсказывала, глазами зверей смотрела. Но её изгнали — тёмное дело было… Говорят, она была убийца, но я не знаю. Ничего не говорю. Въеарх отстранилась, и они с Крисом посмотрели друг на друга. — Думаешь, она могла бы помочь? — Если она не может — никто не может. Я никого не знаю сильнее её. Сердце у Криса начало биться быстрее, он почувствовал знакомый азарт и заулыбался. Наконец-то. Наконец-то он может сделать хоть что-то! Последний шанс. — Как я её найду? Въеарх покачала головой, серьги в её ушах звякнули. — Она с кшенами теперь. С разбойниками. Страшное дело… Я не знаю, где они стоят лагерем, но ты поищешь и найдёшь. Предложишь им деньги, если они будут тебя слушать — они никому не верят, сначала стреляют, потом спрашивают… Крис разом вскочил на ноги, протянул руку Въеарх и помог ей подняться. Первый раз за последнее время он чувствовал себя, как раньше: полным сил и уверенным в удаче. — Я не забуду твоей доброты, благороднейшая из благородных! Въеарх отмахнулась от него. — Болтаешь, — сказала она. — Лучше слушай. Возьмёшь прядь его волос и лоскут его одежды, пропитанный его кровью, — это для шаманки. И деньги — для остальных. И не забудь прихватить весь свой ум, чтобы остаться в живых. Крис согнулся перед ней в поклоне, и Въеарх зафыркала, но потом положила руку ему на затылок и погладила. — Мы будем заботиться о нём, пока тебя не будет. Ни о чём не беспокойся и делай, что нужно. Она ушла, уводя с собой Джамилю, оставившую свои сокровища на покрывале Себастьяна. Крис взял её нож и сел рядом с ним на кровати. — Прости, мой хороший, это нужно сделать, — сказал он. Сгрёб в кулак полу его рубашки и отсёк. Потом взял его за руку, вложил лезвие ему в ладонь и сжал. Себастьян застонал от боли и открыл глаза, по-прежнему не видящие ничего. — Нелза помочь, — сказал он с сильным мерхесским акцентом и сделал свободной рукой движение, будто бросает что-то. Крис нахмурился, но тут же отогнал дурные предчувствия. Он сделает всё, что должен сделать, и пойдёт до конца. *** Крис ездил по степи шесть дней, уезжая всё дальше и дальше от Мерхеса. Днём ехал, по ночам разводил костёр, заворачивался в одеяло и ложился спать, а едва рассветало, опять садился в седло. Уехать и бросить Себастьяна ему больше не приходило в голову. Сидя по ночам у костра, он иногда думал об этом. Он всегда считал, что жизнь людям дана для того, чтобы они получали от неё как можно больше удовольствия; что его задача — стремиться к этому всеми силами. Удовольствия от жизни он сейчас не получал, и всё же, всё же — даже не думал больше о том, чтобы бросить пророка и жить дальше свою долгую, счастливую жизнь. Видимо, в жизни есть и что-то, что больше всяких удовольствий. Бывает, что кто-то становится тебе дороже, чем даже ты сам — и ты уже готов ради него на любой риск. И даже готов принимать его мучения на себя, ведь мучиться самому проще, чем смотреть, как мучается близкий тебе человек… Ради призрачной надежды помочь ему Крис не вылезал из седла шесть дней, и так никого и не нашёл. На седьмой день они нашли его сами и выбили из седла. Всё произошло так быстро, что Крис едва ли успел это осознать. Он ехал по степи; огромное закатное солнце приближалось к краю неба, высокая трава касалась его запылённых сапог. Он оглядывался по сторонам в поисках подходящего места для ночлега, когда вдруг грохнул выстрел. Лошадь взбрыкнула; Крис попытался удержать её, но седло вдруг поползло набок, и он еле успел сгруппироваться, чтобы упасть правильно, не попасть под копыта лошади и ничего себе не сломать. Он вскочил на ноги как раз вовремя, чтобы увидеть, как его лошадь, скачущую прямо в закат — красивое зрелище, если бы не обстоятельства — под уздцы перехватывает человек. Ещё один человек неторопливо спускался с холма, закинув на плечо длинное ружьё. Когда человек подошёл чуть ближе и остановился на порядочном расстоянии от Криса, тот увидел, что это красивая, кокетливо одетая девица. Кроме ружья, при ней было два больших револьвера, заткнутые за красный кушак. — Благодари свою маму за то, что такой красивый родился, — пропела она мягким голоском, совсем непохожим на резкие высокие голоса мерхессок, — иначе бы я выстрелила в тебя, а не в подпругу. Не делай резких движений и отвечай мне: что ты здесь ищешь? — Наверное, я ищу вас, госпожа, — почтительно ответил Крис, поднимая руки в примирительном жесте. — Я ищу изгнанников, среди которых есть шаманка по имени Кшесху. Девица склонила кудрявую, увитую лентами голову набок и посмотрела на него с любопытством. — Зачем человеку с запада мерхесская шаманка? — Чтобы попросить помощи, милосердная госпожа. Она усмехнулась совсем не по-доброму. — Помощи! У тех, у кого нет ни рода, ни крыши над головой? Мы сами ищем, кто нам может помочь! — Я готов вам помочь в ответ, о самая меткая из всех метких стрелков! Под курткой, — Крис медленно опустил одну руку и постучал себя по животу. Раздался звон, и девица навострила уши, — у меня пояс с деньгами. Если вы только отведёте меня к шаманке и позволите с ней поговорить, все эти деньги — ваши. А если она мне поможет, у вас будет больше… много больше. Всё, что вы только пожелаете. Девица поцокала языком и задумалась. Потом сказала: — Снимай пояс и бросай мне. Крис поднял руки и улыбнулся ей во весь рот. — Сними его с меня сама, если хочешь. Она явно разозлилась, чёрные глаза вспыхнули, и она с неуловимой быстротой выхватила один револьвер из-за пояса. — Сниму его с твоего трупа! — Я пришёл с миром и отдам вам эти деньги и так, а ты собираешься застрелить меня? — быстро проговорил Крис. — Не будет покоя человеку, который выколол себе глаза милосердия и оставил только злые глаза! Она испуганно оглянулась — если духи услышат, что она выколола глаза милосердия, то покоя ей и правда не дадут — заколебалась, потом пожала плечами и сунула револьвер обратно за пояс. — Что ж, идём, а застрелить тебя ещё успеется. Но это только потому, что ты хорош собой! *** Лагерь разбойников расположился во впадине между холмов, и ни ветер, ни посторонние взгляды не могли их потревожить. Между цветными шатрами и ярко раскрашенными кибитками пылали костры; готовился ужин, и над лагерем плыли аппетитные запахи. Криса провели к предводительнице разбойников, которая восседала у самого большого костра, над которым жарили поросёнка. Предводительница была незабываема. Огромная, как валун, невероятно толстая, похожая на каменных идолов плодородия, только не голая, а укутанная в разноцветные яркие одежды. Кожа у неё лоснилась, точно намасленная; маленькие чёрные глаза терялись в складках толстого лица; многочисленные подбородки плавными ступенями спускались до могучей груди, лежавшей на необъятном животе. Едва увидев Криса, она всплеснула ручищами и закричала: — Поглядите-ка, какой длинный! Зачем такой длинный рос, а? Окружающие её разбойники захохотали, а предводительница хохотала громче всех, и всё её тело тряслось. Подождав, пока она отсмеётся, Крис лукаво ответил: — Будь я чуть пониже, прекраснейшая госпожа, я не смог бы тебя обнять. Она вытаращила на него глаза, а потом засмеялась ещё громче, и остальные разбойники засмеялись вслед за ней. — Какого такого шутника ты привела, Шиккара? — закричала она на девицу, которая привела Криса в лагерь. — Говорит, ему нужна помощь, — отозвалась та. — Помощь! Помощь! Какая такая помощь? — заорала предводительница, тыкая в Криса пальцем. — Укоротить тебя, что ли, на голову? Переждав очередной приступ смеха, охвативший всех присутствующих, Крис почтительно ответил: — Ох нет, госпожа: я не переживу, если не смогу больше любоваться твоей красотой. Воцарилась тишина; разбойники смотрели на предводительницу, предводительница, во все глаза — на Криса. Наконец, она хлопнула себя руками по бёдрам — или по тому месту, где у неё, предположительно, были бёдра — и разразилась невиданным приступом смеха, мотая головой, пихая в бока тех, кто был с нею рядом, и вопя во всё горло «Не переживёт! Ты поняла?? Не переживёт! Моя красота! Ой, не могу!» В конце концов, она поперхнулась и закашлялась; двое разбойниц принялись с усердием колотить её по спине и привели в конце концов её в себя. Покрасневшая, с мокрым от слёз лицом, предводительница уселась прямо, поправила многочисленные складки одежды и распростёрла руки. — Ну, иди сюда, шутник: посмотрим, обнимешь ты меня или нет? Крис, под улюлюканье и весёлые вопли, обнял хихикающую предводительницу и ухитрился сомкнуть руки у неё за спиной. После чего она похлопала рукой по месту рядом с собой и сказала: — Заработал право говорить, языкастый. Какой помощи тебе надо от кшенов? Крис задрал куртку и расстегнул пояс. Предводительница не преминула завопить «Дальше! Продолжай!», чем опять вызвала бурное веселье среди разбойников. Но когда Крис положил пояс ей на колени, и она поняла, чем он набит, то веселье прекратилось. Она ощупала его толстыми пальцами, затем разорвала и высыпала на ладонь несколько монет. Глаза её загорелись, и она сказала: — Люблю тебя ещё больше, умник. Что хочешь? Говори. — Слухами, прекраснейшая госпожа, земля полнится, — сказал Крис, посерьёзнев. И предводительница тоже сделала серьёзное лицо. — Я слышал, что среди вас живёт шаманка по имени Кшесху. И что сильнее её никого нет. Мне нужна её помощь. Взамен я отдаю вам все эти деньги, а если она сможет мне помочь — я для вас сделаю, что угодно. Деньги, драгоценности, оружие, лошади — всё достану! Предводительница покивала головой, перебирая монеты в руках. Потом спросила лукаво: — Власть? — Любовь, — ответил Крис без колебаний. — Жизнь самого дорогого для меня человека. — Ах, так у него любовь! А мне комплименты делает! Каков? — заорала предводительница и пихнула его в бок так, что Крис едва ли не отлетел. — Ну, хорошо. Поужинай с нами, потом будешь говорить с шаманкой. — А позвольте… — Что? — Позвольте мне поговорить с ней вместо ужина, — закончил Крис, улыбаясь. Предводительница посмотрела на него неверяще, потом покачала головой. — Вместо ужина, слыхали? Сильная, видать любовь. Ладно, мерзавец, верёвки из меня вьёшь — эй! Позовите Кшесху, пусть придёт, если захочет, конечно. Звать пошла Шиккара, которая с тех пор, как Крис сказал слово «любовь», притихла и смотрела на него задумчиво. Пока она ходила, двое молодых мерхессцев разделали поросёнка и раздали по куску мяса, завёрнутому в лепёшку, всем, кто сидел вокруг костра предводительницы. Крису тоже достался кусок, несмотря на то, что он готов был обойтись и без ужина. Когда приступили к трапезе, Шиккара вернулась. За нею шла шаманка — её не нужно было даже представлять, так она отличалась по виду от всех здесь. Худая, с крючковатым носом и хищным, острым лицом, с распущенными волосами, в которые вплетены были не бусины и драгоценности, а кости мелких животных, перья птиц и ракушки; одетая только в накидку из шкур и ожерелье из зубов животных — её ни с кем невозможно было перепутать . Она подошла прямо к Крису и протянула сухощавую руку, глядя ему в лицо круглыми птичьими глазами. Крис на секунду замешкался, но быстро понял: снял с шеи свёрток, в котором был локон волос Себастьяна и лоскут ткани, заскорузлый от его крови, и вложил в ладонь шаманки. Та воткнулась в ладонь острым носом, потом ощупала длинными пальцами локон, перевязанный ниткой. Лизнула лоскут. Мерхессцы застыли, наблюдали за ней, как завороженные. Слышались голоса только от дальних костров. — Он умирает, — сказала, наконец, шаманка резким высоким голосом. Шиккара ахнула и тут же зажала себе рот обеими ладонями. — Ему можно помочь? — спросил Крис дрогнувшим голосом. Шаманка подняла голову и впилась в его лицо взглядом. Потом сделала шаг и оказалась к нему вплотную, схватила его руку и поднесла к своим глазам. — Вы связаны, — сказала она. — Замкнуты. Ты и он. Она отпустила его и отошла. Потом вдруг махнула рукавом накидки и сказала тихо: — Уйдите. И словно по волшебству, все, кто сидел вокруг костра, разом отодвинулись назад, образовав большой круг. Даже предводительница отъехала назад, проворно отталкиваясь ногами. Кшесху вышла в круг к костру, постояла, затем пошла вокруг него, слегка пританцовывая. Достала бубен — круглый, с хвостами и перьями, свисающими с него — и начала ударять в него рукой, сжатой в кулак. Чем быстрее она ударяла, тем быстрее кружила вокруг костра; ритм ударов напоминал тот ритм, в котором били барабаны вечерами на главной площади Мерхеса. Ещё быстрее колотила шаманка в бубен, ещё быстрее плясала вокруг костра; её длинные волосы взлетали в воздух, полы накидки развевались. Она начала вскрикивать в такт ударам, и одновременно с нею вскрикивали все, кто был возле костра. Кшесху разжала руку, и локон волос и лоскут ткани полетели в костёр; она склонилась на секунду над костром, вдохнула дым и запрыгала вокруг костра на двух ногах, как воробей, гортанно вскрикивая. И вдруг — истошно закричала и покатилась по земле, точно в припадке; к ней кинулась Шиккара, обхватила её руками, прижала — и шаманка затихла. Вокруг костра воцарилась тишина. Шиккара, в своём кокетливом наряде, лежала на земле и обнимала шаманку, гладила её по всклокоченным волосам и что-то шептала ей на ухо. Та лежала, закрыв глаза, и дыша быстро и часто, как птица. Все молчали, никто не произносил ни звука. Наконец, шаманка открыла глаза, с помощью Шиккары поднялась на ноги и подошла к Крису. — Нелза помочь, — сказала Кшесху на западном наречии и протянула Крису что-то. Он сначала взял и только потом посмотрел. Это был нож, выточенный из кости и покрытый мерхесской вязью по рукоятке и лезвию. Шаманка смотрела на Криса внимательно. — Что… что мне делать? — спросил он шёпотом, потому что голоса не было. Шаманка пробормотала что-то непонятное, потом сказала: — Ты знаешь. Она повернулась и пошла прочь. Перед нею почтительно — или в страхе — расступились. На краю освещённого костром круга она обернулась и сказала: — Сделай, как надо. Потом будете вместе. Сейчас — надо. Шаманка ушла. Крис сидел, сжимая в руке нож, и не мог сдвинуться с места. Разбойники смотрели на него с состраданием. — Оставайся на ночь, — сказала, наконец, предводительница и, протянув руку, похлопала его по плечу. — Любовь… злая штука. Деньги хочешь обратно? Я половину отдам. Кто-то из разбойников попробовал возмутиться, но предводительница рявкнула «Цыц! Сволочи!», и робкий протест был задавлен на корню. — Нет, мне не нужны деньги. Я поеду обратно, — сказал Крис, едва справившись с тем, чтобы изобразить подобие улыбки. — На ночь останься, отдохни! Крис поднялся с места и перестал даже пытаться изображать улыбку. — Я поеду обратно, — сказал он, пряча нож на груди. Предводительница пожала толстыми плечами. — Верните его лошадь, — приказала она. — Прощай, долговязый. Жаль, у нас с тобой ничего не получилось… Лошадь привели, и даже с новым седлом. — Позволь провожу тебя мимо наших постов, — сказала было Шиккара, но Крис вскочил в седло и пришпорил лошадь так, что та сначала встала на дыбы, а затем взяла с места в галоп. Мимо разбойничьих постов Крис промчался, как ветер. Кажется, ему стреляли вслед, но не попали ни разу. *** Через два дня на рассвете Крис въезжал в ворота Мерхеса. На входе стражницы остановили его, потому что не узнали, и только приглядевшись поближе, поняли, кто это. Крис прогнал лошадь по всему городу, благо, на улицах никого не было. Мимо высоких стен со свешивающимися ветками фруктовых деревьев, мимо фонтанов и беседок. У ворот дома сестёр он спешился, бросил поводья сонному привратнику и прошёл прямо в дом. Он знал, что выглядит плохо, что едва не загнал лошадь, что весь покрыт потом и пылью. Что не может даже заставить себя улыбнуться. Но, кажется, это уже не имело значения. У дверей их с Себастьяном комнаты он замер ненадолго, уткнувшись в стену лбом. Потом толкнул створки и вошёл. Себастьян полусидел в кровати, окружённый подушками. Исхудавший ещё больше, если только это было возможно; на лице у него только глаза и остались. Но глядел он осмысленно, и когда Крис вошёл, повернулся к нему и слабо улыбнулся. Крис бросился к нему, обхватил его, чувствуя, каким хрупким он стал. Он уткнулся ему в плечо, стиснув его изо всех сил, и Себастьян гладил его слабыми руками по голове и по плечам. Крис до сих пор не позволял себе слабости. Ему нужно было быть сильным, чтобы Себастьян мог на него опереться, — но теперь это уже не имело значения. Ничего больше не имело значения. — Я знал, что ты приедешь, — сказал Себастьян, и голос его звучал еле слышно, как у призрака, который вот-вот исчезнет. — Я тебя ждал. Крис отпустил его, и Себастьян погладил его по лицу, улыбаясь. Рука у него была чуть ли не прозрачной, так исхудали пальцы, таким тонким сделалось запястье. — Тебе лучше, — сказал Крис, повернув голову и целуя его ладонь. — Нет, — еле слышно ответил Себастьян. — Ты знаешь, что это. «Прощание», — подумал Крис. И Себастьян улыбнулся ему и кивнул. — Помоги мне, — попросил он. — Только не здесь, в саду. Я хочу посмотреть… последний раз. Когда Крис вёл его в сад, он почти ничего не видел — слёзы застилали ему глаза. В глубине сада, в ажурной тени абрикосовых деревьев, Крис помог ему усесться, а потом Себастьян прилёг к нему на колени. Почти как раньше, если забыть о том, что он теперь выглядел, как призрак. Они молчали. Себастьян оглядывался кругом и глубоко дышал, выражение на его измученном лице было почти счастливым. — Ты правда хочешь, чтобы я это сделал? — спросил Крис наконец. — У меня нет других желаний, — просто ответил Себастьян. — Прости меня. — Не за что прощать. — Ты можешь жить дальше. Сначала будет больно, но потом ты забудешь, — Себастьян протянул руку и положил ему на сердце. — Я это вижу, Крис. Он сам вытащил шаманский нож у него из-за пазухи, будто зная, где он находится. А может, действительно знал. Когда Крис перехватил нож, Себастьян положил свою руку поверх его и посмотрел ему в глаза. — Спасибо, — сказал он. И Крис вонзил нож ему в сердце. Пальцы Себастьяна судорожно сжали его руку, рот приоткрылся, но он не издал ни звука, только судорожно вздохнул. Потом улыбнулся, и смотрел на Криса до тех пор, пока его глаза не остекленели, а пальцы не разжались. *** Крис ушёл из Мерхеса в тот же день, вечером. «Я знаю, ты сделал то, что должен был, но я не могу позволить тебе остаться,» — сказала Харида. И Крис ушёл, не дожидаясь даже похорон, только поцеловав Себастьяна в холодные губы. Он не желал видеть, как его тело охватит пламя погребального костра. Он не взял лошадь, не взял ничего, что ему давали. Только шаманский нож, вытащив его из раны и даже не вытерев с него кровь. И брёл теперь по степи. Один. Без слёз. Слёз у него не осталось. Голова у него кружилась, и видел он странное. То отряды закованных в латы людей под стенами Мерхеса. То тучи воронья, кружащие над разбойничьим лагерем. То людей и вовсе ему неизвестных. Мысли у него путались, и он не сразу понял, что произошло. Страшный дар Себастьяна перешёл к нему, и теперь его желание сбылось: он взял на себя его ношу. Последнее предсказание несчастного пророка не осуществилось: Крис не проживёт долгую и счастливую жизнь, а все годы, что ему остались, будет мучиться с ужасным даром — или проклятьем. Кто как назовёт.