Imagines by Jenny Ray [2]

Какого чёрта несколько человек прилетели хрен знает куда, в самое логово сектантов, чтобы задержать их «Отца»? Никто не слушал Т/Ф, когда она предлагала начать с нацгвардии, никто не послушает и сейчас, если она будет уговаривать всех вернуться в вертолёт. Новобранка крепко держалась за оружие и старалась не оборачиваться. Эти люди как псы — чувствуют твой страх. Грязные и злые, бездомные шавки, сбившиеся в стаю, управляемые самым сильным из них. Какая-то женщина в одежде с дырками от пуль (Боже, они что, снимают одежду с убитых?) схватила Т/И за локоть. — Не забирайте его у нас, прошу! Т/Ф не была жестокой, но приказ для военного — выше мольбы. Она аккуратно отталкивает женщину, но та цепляется за свою ногу, и падает на землю в рыданиях. Толпа культистов взрывается в оскорблениях, но все в основном стоят на месте, не делая резких движений. Глубокий вдох, рефлекторная проверка оружия и вот они входят в церковь. Запах. Что за запах? От него кружится голова и всё начинает плыть. Что тут распыляют? Т/И старается делать вдохи реже, переходя на экономную систему дыхания. Вроде, становится легче. Джозеф Сид. Он умеет садиться на уши. Просто стоя напротив ты получаешь две несовместимые эмоции — животный страх и ощущение, которым обычно описывают родной дом. Его голос, религиозные речи, которые можно трактовать по-разному. Он так уверен в том, что делает? — Бог защитит меня. Т/И стоит в ступоре. Маршал всё чаще повторяет приказ, но девушка понимает, что чем дольше Сид смотрит своим пронзительным взглядом ей в глаза, тем слабее её воля. — Ну же, салага, давай! Джозеф стоит с протянутыми ладонями. Именно ладонями. Т/И десятки раз надевала на людей наручники, но всегда видела только тыльную сторону, а сейчас ей не сдавались, а словно призывали. — Давай, дитя… Шепот. Т/Ф видит, как он шевелит губами, но всё настолько тихо, что слышит только она — человек, который стоит ближе всего. «Давай, дитя…» Призыв наконец надеть наручники, или… присоединиться к нему? Т/И подходит ближе, слышит, как маршал выдыхает, но пальцы сами собой разжимаются, и наручники падают на пол, защёлкиваясь от удара. — Господь простит тебя… Т/И не слабая. Годы в армии закалили характер и волю, но так трудно сопротивляться голосу, который успокаивает рой мыслей. Боже, как она устала. — Т/Ф, нет. Голос шерифа. Он также перешел на шепот. Ангел на одном плече и Дьявол на другом, а если быть точнее — то прямо перед глазами. Т/И опускается на корточки, чтобы поднять браслеты, но внезапно её руку у самого пола накрывает чужая. Девушка поднимает глаза и видит напротив Джозефа. Он тоже сидит на корточках и бережно держит её ладонь в своих руках. Секунда. Две. Пророк, не говоря ни слова, встаёт, и аккуратно тянет руку Т/И следом. Новобранка по инерции встаёт, но её продолжают тянуть. Вспышка — и Т/И уже чувствует тепло чужого тела. Этот страшный человек привлёк её к себе, как нерадивое дитя, которое провинилось. Джозеф обнял её, поглаживая по волосам, одновременно успокаивая и не давая отстраниться. Но она уже не сопротивляется. Ей больше ничего не нужно. Господи, как же она устала. — Т/Ф, какого чёрта?! — взрывается маршал, и хочет что-то наконец предпринять, но Уайтхорс настойчиво отталкивает его, за что получает непонимающий взгляд. — Всё, уходим. — Но Т/Ф… — Идём. Мы больше не поможем. А если наденешь на него наручники, то нам всем конец. Джозеф каменным взглядом смотрит вслед уходящему в ярости федералу, прижимая к себе трофей. — Обнажи свои грехи, дитя, и очистись от них. — Да… отец…