Повелитель Полуночи

Тонкий язычок желтого света соскользнул на влажную ладонь повелителя Полуночи, и он вдохнул его, прижимая большую ладонь к почти отсуствующему носу. Глаза Тлена стали ледяными. - Не дыши. Это нимфа. Он схватил женщину за загривок и с силой прижал к своим исчерченным губам, вдыхая в ее голову малую часть того, что бесновалось в его собственной. Это был священный экстаз Свадьбы. Шпили Инквизита были чернее и острее, чем когда либо. Ряды разномастных, ушастых, бугристых, тлеющих тварей толпились вокруг него в нескончаемом карнавале ужаса. Замок был полон гостей, и никакие глаза не были способны вынести тут ужас, который представляли собой благородные гости Горгоссиума. Здесь были все формы ужаса: безглазые и состоящие практически из одних только глаз создания, сучковатые, вытянутые, горбатые, с множеством раскрывающихся самими причудливыми способами пастей и зевов. Кто-то не касался ногами земли, у кого-то количество членистых ног было неисчислимо, и новые продолжали прибавляться под полами дорогих одежд. Копыта , бестелесные волны мрака и мягкие бескостные отростки перемежались аккуратными туфлями и сапогами с вырезами для когтей и разного числа пальцев, украшенными кристаллами высохшей крови врагов Ночи. У одних из-под головных уборов свисали щупальца, у других блестели фасетчатые глаза, а лица третьих закрывали костяные пластины. У других и вовсе не было голов, потому что они представляли собой сплетения пульсирующих отростков, или отсутствовали за ненадобностью. Они уже стояли у алтаря, который был усеян зубьями и рогами. Подростковую фигуру невесты щедро покрывали многочисленные слои полупрозрачных одежд. Гости разглядывали выбор своего Принца, их мнения разделялись: кто-то находил ее весьма съедобной, для кого-то она была невыразимо скучна, отличаясь от человека разве что подвижными длинными ушами, вынимающимися волшебными глазами и своим бесцветием, кого-то умиляла ее хрупкая шея, к которая должна была упоительно ломаться, а кого-то и вовсе не трогала ни красота, ни уродство. Но гости были довольны: теперь их Повелитель будет наслаждаться временем Ночи, а не будет носиться по всем Часам за совершенно неподходящими их обществу девицам. В пальцах Тлена тускло поблескивало толстое золотое кольцо, уже призывно развернутое к невесте своей бесконечной пустотой. Неоднократно сгорбленное, но при этом все равно высокое существо, обернутое в слои черного балахона, обвинительно указало в грудь Муни своим длинным пальцем. Костяной гребень, закрывавший ему глаза и выраставший вверх множеством рогов, вопросительно наклонился, а острые зубы перестали помещаться в его рту. Принц Полуночи, повинуясь зову, уже положил руку сульфикарки на свою ладонь, и золотой в его пальцах ободок ожидал только одного слова, уже готовый жадно проглотить палец женщины. Она осталась безучастна к заданному ей вопросу. Священник загудел, повторив шипящие, змеившиеся эхом, слова на старом абаратском. Невеста была неподвижна, ее глаза были плотно закрыты. А потом как будто проснулась, и белый свет ее глаз угас, открывая ей возможность увидеть то, что ее окружало. Она отступила от Тлена, не понимая, как оказалась в этой огромной высокой комнате. Пыльная, похожая на многослойную паутину фата проскользнула между пальцев, поднимаясь вслед за невестой Повелителя Полуночи прочь, к выходу. Все замедлилось. И глиммер раскололся молнией света, ослепив ее саму, закрывшегося рукавом Тлена и ощерившихся гостей. Свет и звук смешались в одно отчаянное слово. - НЕЕЕЕТ! Тлен бросился за ней, поймав невероятно длинный шлейф, устилавший собой всю дорожку собора внутри Инквизита, от входа и до алтаря. Сульфикарка упала в пыльные, распадающиеся крыльями мотыльков слои ткани, и последним усилием сорвала головной убор, вспенив белые волосы. Украшения, вырванные из ее ушей, скакали по полу, оставляя на нем капельки крови. Она готова была биться с Тленом насмерть, как животное в капкане. Вокруг них бесновался завывающий, многоликий хаос, порождающий крики злости и боли, и утягивающий вниз, к проседающему в центре полу. Но разверзающийся пол не пугал Уни также, как ее преследователь. В белых глазах стояли слезы ужаса и отчаянья, а Тлен все никак не мог взять ее в свои объятия, чтобы успокоить. Его невеста все кричала и кричала, разбивая ему сердце. А потом Мун коротко посмотрела вверх и снова на Тлена, и повторяла единственное слово, которое говорила, но коротко и решительно. Это было не отрицание своей судьбы. Она предпочитала Тлену то, что увидела наверху. - Нет. И в то же мгновенье на нее с отвратительным хрустом упала огромная глыба с потолка. Сердце разбилось на тысячи кусочков, боль в легких стала нестерпимой, и Тлен отстранился от нее. Настоящая Астора закашлялась, пытаясь изгнать последние пары видения из своих легких и ума. - Кристофер, - ее голос был хриплым, как от мороза. – Ты же знаешь, что все будет не так. Она нервно улыбнулась. – Пол и потолок замка не провалятся вниз. Ты не выберешь кольцо в фунт весом,..- она перевела дух, утирая пот со лба, но краем глаза заметила, как дрогнул угол рта Тлена: видимо, та тяжела болванка уже была приготовлена, - а я не скажу тебе «нет». Так что в худшем случае ты сам будешь кричать и размахивать руками, как в тот первый раз, и сам перепугаешь гостей. - Я не размахивал руками. – с достоинством вставил Повелитель Полуночи, вспомнив тот блаженный вечер, когда он, умирая от стыда, открыл свои чувства. Он не питал большой надежды, что она составит его счастье на Горгоссиуме, даже если принимала ухаживания – принимать подарки и невинные ласки от Принца Полуночи и согласиться навеки сделать сердце ужаса своим домом, - это разные вещи. Первое не означало второе, но Тлен был влюблен. И упрям. А в этот раз ему еще и несказанно повезло. Он всего-то поднял Астору на руки и не желал отпускать, повторяя свои признания. - Уни, моя глупая Уни, – длинные пальцы бережно легли ей на голову, приглаживая волосы, а один трепетно провел но самому краю подвижного уха, - я не боюсь того, что ты скажешь мне «нет». – сверху на нее упала тяжесть сосуда с нервномерцающими созданиями, чтобы она слышала каждое движение жидкости, бывшего шепотом Повелителя Полуночи. – Я боюсь погубить тебя собой. - А я этого не боюсь. – коротко ответила сульфикарка, сев на коленях рядом с Тленом. – Это мой выбор. И я делаю его сама. - Уни. Там рушился мир. Наш мир, Ночь. - Я думала о мире, и он отплатил мне вот этим, - острые пальцы скрючились у глаз женщины, как будто собираясь выцарапать их. – Теперь я хочу думать о себе. – она посмотрела на него. – О нас. Я не позволю страху забрать у меня право выбора. И я выбраю тебя. – она коротко прижалась щекой к расшитой многоножками мантии. – Нас. А мир может катиться в Пустоту за край этого мира. Тлен молчал, ему было неспокойно. - Заставлю тебя отправить Дом Мертвеца на Балаганиум навсегда. – сказала сквозь зубы сульфикарка. – И буду там жить. А ты будешь приезжать каждый год туда, чтобы меня увидеть, и мучиться от шума цирков и пьяных воплей, Кристофер. - Кого ты так хочешь наказать, - руки Тлена легки поверх подвижных ушей, ласково расправляя вывернутый кончик и разглаживая едва заметную шерстку: сульфикары жили в самых тихих местах Часов из-за своей способности слышать звуки также четко, как мы видим свет, - меня или себя? Ты дня не выдержишь на Балаганиуме, не зашив себе ушей. - Я укушу тебя однажды, Тлен. – сульфикарка задумалась. – А на Балаганиум возьму с собой ушные затычки.