С миру по нитке

— Ну давай, снимай штаны и дрочи! — шипела Анни, колотя свернутым Плейбоем Райнеру по голове. Райнер, опустив глаза, стоически терпел, несопротивлением признавая свою глубочайшую вину. Киоск с печатью на автовокзале был всего один, а желающих почитать в дороге — достаточно. Райнер, правда, хотел не почитать, а посмотреть, и свежий выпуск известного журнала манил его с витрины, подмигивая и шевеля дамскими прелестями. Покупка состоялась именно в тот момент, когда диспетчер пожелал счастливого пути водителю и пассажирам, а то, что три оплаченных места не заняты, так чьи это проблемы. Когда неудачливые пассажиры этих самых трех мест высыпали на крыльцо автовокзала, автобус подмигнул им поворотником и скрылся за углом. Через пятнадцать минут Анни выдохлась, пнула напоследок райнеров рюкзак и напустила привычно равнодушное выражение на непривычно порозовевшее лицо. Оттерев перчаткой взмокший лоб, Бертольд с сочувствием и укоризной поглядел на Райнера и с опаской покосился на Анни. — Я сейчас сбегаю, узнаю, когда ближайший рейс в нашу сторону, — сказал он. — Никуда не уходите. Как будто они в самом деле могли куда-то уйти без него, с тяжеленным чемоданом Анни, в чужом городе, да ещё в подступающих сумерках. Город был небольшим, пожалуй, это всё, что они о нем знали. Достаточно было того, что они добирались сюда автобусом из Троста, пили кофе в кафе напротив, а через полчаса садились в другой автобус, который и привозил их домой, туда, где ждут родители и горячий ужин, где привычная с детства комната, в сотню раз любимее комнаты студенческого общежития, хоть и там, признаться, тоже было неплохо. И всё же дом — это дом. Особенно, когда проводишь там все рождественские каникулы, на которые расщедрился знаменитый тростский университет. Когда они поступили туда четыре года назад, Райнер у стенда с результатами экзаменов подхватил Анни на руки и закружил по просторному холлу, кажется, она тогда даже не изменилась в лице, но сказала холодно: «Отец смотрит, ещё пять секунд и ты обязан будешь на мне жениться». Её счастье, что Райнер с самого детства был смелым парнем и рискнул потратить две секунды, чтобы поставить её, близкую подругу детства, на ноги, а не разжать руки в тот же миг. Мистер Леонхард тогда промолчал. Собственно все четыре года обучения Анни так и ездила в родной город с Бертом и Райнером: и папа одобряет, и не скучно, и удобно, и есть кому нести её необъятный чемодан. Чемодан и вправду был таких размеров, что маленькой Анни впору было влезть туда самой. Что ты там возишь, ворчал Райнер, портативный спортзал, что ли? Поникший Бертольд вернулся через десять минут. — Следующий автобус завтра. Кротко снес негодующие взгляды Анни, будто он был в чем-то виноват, и прикрыл рукой глаза, наивно пытаясь закрыться от вновь вспыхнувшей перепалки. — Дрочи, говорю, согреешься на морозе, расскажешь нашим родителям как мы околели по твоей милости. — Бога ради, Анни, мы сейчас придумаем что-нибудь! Ветер гнал снежную крошку по асфальту, швырял горстями в металлические таблички с номерами рейсов и направлениями пути. Вечер неумолимо опускался на чужой город, а им, небогатым, уставшим, проморгавшим свой автобус студентам некуда было идти. Берт снял с плеча тубус, порылся, достал маркер и половину ватмана. — Не ссорьтесь, — попросил он едва слышно, — это ничего нам не даст,— и набросал уверенной рукой будущего инженера отчаянный призыв. На трассе ветер гулял вовсю. Ничем не защищенные от его бешеных порывов, они устроились на обочине в надежде, что хоть кто-нибудь сжалится и подбросит их хотя бы до нужного поворота, откуда через полчаса пешего пути они доберутся в родной городок. — Мечтаю о чашке горячего какао, мама такое варит, — сказал Райнер, дыша на покрасневшие руки. — А я мечтаю убить тебя, вскрыть и погреться в твоих кишках, — бросила Анни, не отрывая взгляда от экрана телефона. — Так и сделаю, когда батарея разрядится. — А я хочу под одеяло, — сказал Берт и мечтательно закатил глаза. Дома одеяло было большим и кровать тоже, сделанная на заказ, когда он вымахал так, что стандартной длины стало не хватать. Он вспоминал о ней каждый вечер, укладываясь в койку общежития, которая была ему впритык, стоит чуть сползти с подушки и уже приходится подгибать колени. — Ног уже не чувствую. Анни, поворчав для порядка, что ей и кишки Берта сойдут, призналась: — Чая бы с лимоном и медом, и с булочкой. Мама говорила, что испечет коричные. — О, мои любимые, — вскинулся Райнер. — Так я завтра зайду. — Ага! Чтоб я тебя до самого возвращения в Трост не видела! — Ребята! — сказал Берт и встал, замахав затекшей рукой с самодельным плакатом. — Сделайте доброжелательные лица. Ну же, улыбайтесь, с такими физиономиями нас никто не подберет. Он покраснел и смущенно отвернулся, когда Анни неожиданно радостно широко улыбнулась. В общем-то, промерзнешь до костей на декабрьском ветру, не так заулыбаешься лишь бы в тепле оказаться. — Эй, ребятня, на автобус опоздали? — старенький форд прижался к обочине и его владелец, добродушный на вид мужчина средних лет с усами, пышными, как у моржа, вышел и открыл багажник. — Вам куда надо? Давайте сюда чемодан. Ну что встали, полезайте внутрь, промерзли, небось, насквозь. — Нам хотя бы до нойского поворота, — зачастил Берт, — мы заплатим. Спасибо Вам огромное, почти и не надеялись уже. Водитель отмахнулся: — Разберемся. Так куда вам, в сам Нойс? Повезло вам, ребята, нам по пути. Берт всё ещё благодарил спасителя, усаживаясь на переднее сидение, когда Анни, сунув замершие руки между колен, привалилась к плечу Райнера и тут же уснула.