Вьорн Золотого Герцога

ЭРТЕН Жизнь налаживалась. Выздоравливал он быстро, сказывалось постоянное присутствие орнинга. Только очень опытный и натренированный взгляд заметил бы оставшуюся еще некоторую неуверенность движений и слабую дрожь в руках, когда ему случалось переутомиться. А нагружал он себя без всякой пощады – так хотелось снова почувствовать сильное и послушное тело… Он старался не афишировать своих занятий, чтобы не нарваться на их полный запрет. Вроде так особенно никто запрещать не рвался, но мало ли… Недавний спарринг с Элианом обернулся таким позорищем, что Эртен и сам бы на их месте запретил себе напрягаться. Куда делась былая отточенность финтов? И когда вернется та легкость движений, позволявшая ему раньше без усилий уходить от самых коварных и внезапных атак? А уж когда Элиан ему поддался… Правда, сам орнинг уверял, что ничего такого не было. Но… не мог же это быть обычный промах? Эртен стискивал зубы от еще свежих и от того болезненных воспоминаний и продолжал издеваться над самим собой. Он не хотел слишком часто пользоваться залом, с которым познакомил его тогда Элиан. Опасался, что все-таки запретят, если решат, что он злоупотребляет упражнениями. Пришлось отыскать другое место, и чтобы о нем знало поменьше народу… По сути, всего двое и знали (хотя за слуг он не поручился бы). Знал Нэррем, пообещавший не говорить никому. Знала мони Заргель, однажды заглянувшая на пустырь, бывший когда-то частью вишневого сада, а сейчас медленно зараставший лозняком. Там она минут десять наблюдала за отжиманиями вьорна, озадаченная и заинтригованная. Пришлось остановиться и объяснить девушке, чем он занимается и почему прячется… Варьена кивнула и стала иногда заглядывать и смотреть. Похудевший чуть ли не вдвое Эртен вряд ли являл собой привлекательное зрелище, но глаза художницы и не искали телесной красоты, вбирая формы и линии на будущее. Про запас. Она не мешала ему, оставаясь отстраненной и равнодушной зрительницей. А он не смущал ее, хоть и занимался без рубахи – слишком болезненным еще бы его вид. Эта почти-идиллия закончилась, когда он шел в свою комнату (странно, но та самая гостиная, в которой его когда-то положили, так и осталась его комнатой здесь) и услышал невнятные, но вполне узнаваемые звуки. Такие частенько раздавались на улицах столицы по ночам… Свернув в другой коридор, он увидел именно то, что и ожидал увидеть – прижатую к стене девушку, задыхающуюся от ярости и страха, и… Волена. Парня он узнал сразу, хоть тот и стоял к нему спиной. А в девушке парой вдохов спустя признал мони Заргель, хорошенькую и юную мони Заргель, мечтающую стать художницей. - Оставьте меня, прошу Вас… - Ну же, мони! Всего один поцелуй! Что Вам стоит?! Это же так приятно... ты увидишь... я тебя научу, малышка... - Отпустите меня сейчас же! – взвизгнула Варьена, когда левая рука парня (правой он легко удерживал свою добычу) попыталась сначала погладить ей шею, а потом нащупать грудь. Тяжело вздохнув, Эртен подошел и, взяв Волена за камзол, с некоторым усилием оттащил от несостоявшейся жертвы. От парня повеяло хорошо знакомым ароматом – именно так пах и он сам, в бытность свою пьяным Эттой. «Вино, значит? И безделье, конечно… Как же, как же!» - Сейн Волен, мне кажется, Вам стоит прислушаться к просьбе юной мони. - Тебе КАЖЕТСЯ? – зло отозвался Волен, немного растерянно переводя взгляд с девушки на Эртена. – Шел бы ты отсюда, а? Пока я добрый. Ты ведь больной у нас? Вот и иди болеть, пока осложнение не заработал... Эртен неодобрительно сжал губы и перевел взгляд на девушку. - Идите к себе, мони. Думаю, Вам тут нечего делать. - Спасибо, сейн, - чуть ли не всхлипнула она и вспугнутой мышкой бросилась к своей комнате. Все это время он продолжал удерживать Волена, дабы тот не попытался ее остановить. - Ну и что это Вы тут затеяли, сейн? – промурлыкал он, отпуская парня, как только услышал стук закрывшейся двери. – Неужто считаете, что монна вю Роно будет в восторге от Вашего поведения? - А почему это тебя волнует?! – чуть задыхаясь, отозвался Волен. – Сейчас побежишь ей докладывать? Ты, что ли, при ней собачкой комнатной состоишь? Или тебя уже до постели допустили, без всяких там цветочков-муёчков? Али пока довольствуешься кобылами? На мгновение Эртен замер. Он ждал, конечно же, ссоры и даже хотел ее. Более того, он уже невольно начал продумывать, как бы так спровоцировать на нее парня, чтобы потом не оказаться совсем уж виноватым. Правда, придумать не успел – Волен сам все сделал… - Вообще-то за такое чаще всего убивают, - почти восторженно шепнул Эртен и ударил. Удар вышел не очень сильным. И потому, что убивать вьорн никого пока не собирался, и потому, что силы он все-таки еще не восстановил до конца. Впрочем, его достало, чтобы впечатать Волена в стену и заставить теперь втягивать кровь из разбитого и, кажется, даже сломанного носа. - Ну, убивать тебе не впервой, как я понимаю... - зло выдохнул Волен. – В отличие от меня. Эртен оскалился и вторым ударом чуть не сломал тому ребра. Волен задохнулся от боли и, побелев, начал съезжать по стене. Третьего удара не последовало. То ли потому, что бить безоружного ему все-таки не понравилось, то ли потому, что в коридоре прибавилось действующих лиц. - Прекратить! - прозвучал голос Элиана. ТАКОЙ голос Эртен ещё не слышал. Больше всего похожий на удар кнута. - Что за плебейская драка! Довольно мерзко - в доме великодушной, приличной женщины! – произнес герцог негромко. Голос его был спокоен – но лучше бы он был взволнованным. В тоне звучала брезгливость… Волен испуганно хлюпнул носом и попытался встать. Эртен отпрянул от своей жертвы, судорожно вздохнул и привычно выпрямился. Осознание совершенного медленно, но верно проникало в затуманенную яростью голову. - Сейн, - выдохнул он и моментально замолк, обожженный взглядом своего орнинга. - Мне кто-нибудь из вас способен внятно объяснить, чему я имел счастье быть свидетелем? – медленно, отделяя слова друг от друга, как удары, спросил Элиан. - Плебейской драки, сейн! – ответил Эртен, окончательно вытягиваясь в струнку. Герцог презрительно фыркнул и тряхнул головой, как норовистый конь. Одним резким движением он вздернул вверх Волена, заставив того встать прямо, и одним пальцем поднял подбородок юноши, как будто это был горшок с нечистотами: - У вас тоже нет внятного ответа, молодой человек? - Это не драка! – подал, наконец, голос Дошш-Роно. – Я же не дрался! Он мне нос сломал… кажется… - И какова же причина… всего этого?! – Элиан выпрямился и скрестил руки на груди. – Подошел…и сломал нос вам, страдалец вы наш? - обратился он к Волену, который явно боялся двинуться. Эртен молча покосился на жалкого и дрожащего противника. Волен подавленно молчал, не зная, как рассказать о случившемся без особого вреда для себя и не решаясь соврать что-нибудь правдоподобное. «Противника? Хха… щенок, спровоцировавший меня на избиение… Он ведь и правда не сопротивлялся. Попробовал бы… А если я сейчас скажу, из-за чего все… ему мало не покажется. Хм… это что же? Мне его жаль? Кажется, что да… немножко. И стыдно еще. Тоже немножко. Причем больше за несдержанность и собственную радость от драки, чем за причинение боли. Выходит, что Элиан был прав, сравнивая меня с этим… юношей. Боги! Элиан же сейчас начнет его спрашивать и… Волен, неужели ты скажешь, из-за чего все это?! Неужели ты повторишь все это вслух?! Мне что, снова слушать эту мерзость?! И орнинг тоже будет это слушать! Впрочем, если взять всю вину на себя, то, может, никто ничего спрашивать не станет?» И Эртен оправил на себе одежду и решительно шагнул вперед, привлекая этим внимание орнинга. - Сейн, драку затеял я. Сейн Волен в ней не… участвовал. «Хоть и виноват отчасти, чтоб тебя…» - Готов понести заслуженное наказание. Сейна Волена прошу отпустить к лекарю, ему это сейчас необходимо. - Идите… юноша. К лекарю, - процедил Элиан таким тоном, словно посылал Волена в неудобосказуемую часть человеческого тела, причем извилистым путем. – И что это значит, позвольте осведомиться? – обратился он к Эртену, машинальным движением потирая лоб. – Я ни в коей мере не ожидал этого от вас! - Виноват, сейн! – выдохнул Эртен, чувствуя, как противно засосало под ложечкой. – Мы слегка повздорили, и я сорвался. Больше не повторится. «Вот мы и на «Вы» уже… то ли еще будет… Черт бы меня побрал! И Волена тоже!» - Я даже не представлял, - голос герцога был полон отвращения, - что вы… человек, побывавший на войне… способны не только потерять выдержку, но избить ничтожного мальчишку, который не может даже дать сдачи… Меня некоторые называют волком, но даже волки не нападают на волчат! На щенков! «Он разочарован. Во мне…» - Эртен до боли сжал зубы, чувствуя, как начинает кружиться голова. – «Больше никогда… сидеть смирно… на цепь себя посадить… Да что ж такое со мной, черт побери?! И ты, мой орнинг – долго ты еще будешь вот эдак, а? Поставь меня в угол или прогони прочь, и дело с концом…» - Я готов просить прощения так и тогда, как и когда это будет угодно сейну Волену, - очень тихо произнес он вслух, понимая уже, что готов не только на это… на все он готов, лишь бы закончилось это… эта пытка… Он помолчал и обреченно добавил: - И готов принять любое наказание, какое Вам будет угодно назначить. Герцог как-то болезненно дернул плечом: - Наказание… А вы вспомните: как на вашей батарее наказали бы человека, избившего новобранца?! Идите к себе. И не выходите пока из комнаты! – приказал Элиан –действительно тоном, напомнившим Эртену старого сержанта из родного полка. Резко повернулся и тяжелыми шагами направился прочь. «Допрыгался, вьорн? Арестован по обвинению в тяжких телесных… Вот кто ты есть такой, Этта-Эртен. Преступник-рецидивист…» Он уныло добрел до своей комнаты и выглянул в окно. Весна дунула ему в лицо теплым ветром и насмешливо подразнила какой-то птичкой. - Итак, мы сделали умопомрачительную карьеру, сейн Эртен Стерт, - тихо и раздумчиво произнес он, задергивая портьеру. – Месяц прошел, а мы уже сделались самым крупным разочарованием своего орнинга. Вот это я понимаю – достижение! Эртен вздохнул. Как глупо все получилось. И он во всем этом – самый главный глупец и есть. Надо было рассказать. С чего он вдруг вздумал замалчивать чужие ошибки и промахи? Рассказал бы – и ничего бы не случилось. Разве что поворчали бы на него, и все… А теперь – он, выходит, зачинщик и главная сволочь. Даже, понимаешь, не волк. - Какой же я все-таки идиот… Вдвойне идиот – и потому, что не рассказал то, что надо было рассказать. И потому, что вообще неправильно себя повел. А он на меня даже не накричал… Эртен моргнул растерянно – он понял, наконец, что же еще не дает ему покоя. Отсутствие этого самого наказания. Или орнинг как раз это сейчас и обдумывает? Да нет… не выглядел он, как собирающийся это обдумывать. Вид у него был огорченный и расстроенный, и как будто голова болит. - Так что, это я так наказан уже, что ли? Сидеть в комнате до дальнейших распоряжений? «… вспомните: как на вашей батарее наказали бы человека, избившего новобранца?» Эртен нахмурился. Зачем ему это вспоминать? Просто чтобы сравнить, как с ним милостиво обошлись? К тому же у него в полку таких случаев не было. Не при нем. Трудно вспомнить то, чему не был свидетелем. Зато слышать слышал, о да… И про Мордатого Пажга, сломавшего рядовому ноги за какую-то провинность – его подвесили в клетке и на три недели лишили пищи. И про командира тридцать первой Северной роты, которого судили уже судом и приговорили к пятидесяти ударам кнута за четверых искалеченных им солдат-новобранцев. И… много еще про кого. - Значит, я – такой же? – еле слышно спросил он у тени на стене. – Мерзавец и палач? Но если я – такой же, почему я тут сижу просто так? Почему орнинг не… не стал наказывать? Или… «… вспомните…» - Да… Я вспомнил, Ваша Светлость… вспомнил. И… кажется, понял, к чему Вы это мне велели. «Похоже, орнинг уже выбрал наказание. Просто он дал мне время поразмышлять – и о содеянном, и о самом наказании. Вот так. И черт побери, он в своем праве! Ты забыл, вьорн? Он может и смеет сделать с тобой все, что сочтет нужным. А сейчас – еще и заслуженно!» - Я должен был остановиться, когда ушла мони Заргель. Просто – остановиться. Уйти самому. И все. И ничего бы не было. Эртен прикрыл глаза и со стоном уперся лбом в стену. Завтра… ну или когда орнинг сочтет нужным, его отведут на конюшню и… Или во двор. Во дворе всем будет хорошо видно. Волену тоже. И рассказывать что-либо уже поздно, поздно! Сочтут, что он просто хочет избежать наказания, вот и врет. Наговаривает на несчастного щенка. Лучше уж молчать и дальше. Может быть, если вести себя достойно, орнинг будет милосерден и не станет проводить экзекуцию публично. Можно же ограничиться его комнатой, правда ведь? Пригласить сюда сейна Волена, как пострадавшего… пусть порадуется, бедный мальчик… Эртен представил себе в красках, как это будет происходить, и в отчаянии опустился прямо на пол. Унижение и боль… и это только потому, что он не смог удержать самого себя… не смог проигнорировать то, что с таким блеском пропускал мимо ушей, когда был Эттой. Неужели Эртен Стерт настолько ничтожен по сравнению с Эттой, что даже в малости усмотрел для себя угрозу? Усмотрел – и среагировал, как на угрозу. Ударил. Ударил тогда, когда достаточно было бы просто отвернуться. «Однако же орнинг мудр…» – признал Эртен, тяжело поднимаясь на ноги. – «Сначала дал подумать и проникнуться, а уже потом… Очень эффективно. Единственно, я очень надеюсь, что тянуть с наказанием он не станет! Не такой он, чтобы мучить ожиданием…» Он приоткрыл дверь, благоразумно не выходя из комнаты. Ему приказано не выходить, и он не станет выходить. Но это не значит, что он не может вот так стоять и… ждать. Он простоял так полчаса, не меньше. Зато дождался. По коридору прошла служаночка, юная Дойя, хорошенькая веснушчатая девчонка, прибиравшая в его комнате почти каждый день. - Дойя, - негромко позвал он ее. - Да, Ваша милость! – девушка с готовностью подошла к нему. – Могу я чем-то помочь Вашей милости? Кокетливый взгляд на грани откровенности… уже не в первый раз. Он улыбнулся через силу и сказал: - Дойя, принеси мне, пожалуйста, кувшин воды. И… плеть еще принеси. На конюшне наверняка найдется… Девичьи глаза изумленно распахнулись, но перечить служанка не посмела. - Все принесу, что велели, Ваша Милость! - Давай. Неси. И снова ожидание. Дойя принесла все довольно быстро, впрочем… не так уж долго пришлось ему ее ждать. Он поблагодарил и попросил не беспокоить его в ближайшие сутки. Ему требуется побыть одному, да и Его Светлость велел… Упоминание Его Светлости сделало свое дело. Дойя клятвенно заверила молодого господина, что предупредит всех, чтобы не тревожили. Что ж… отлично. Теперь у него есть все, что требуется. Вода и плеть. То, что поможет выжить, и то, что послужит наказанием… Есть ему нельзя. А про пить господин ничего не говорил. Наказание голодом не подразумевает жажды. Голод и жажда – это не наказание, это казнь. «Я не могу выбрать из двух вариантов один, мой орнинг. Это не в моей компетенции. Поэтому мне придется испробовать оба варианта…» Как назло, организм, уже привыкший, что его кормят регулярно и обстоятельно, затребовал себе ужин. Эртен выпил полстакана воды и, зачем-то снова устроившись на полу, принялся шепотом читать стихи. Он помнил их довольно много, правда, увы, отрывочно. Потом стихи кончились, и голод вгрызся в нутро с удвоенной силой. Эртен мрачно ухмыльнулся и принялся усиленно страдать – в конце концов, для это же подобное и затевается, верно? Верно. Наступила ночь, но уснуть не получилось. Он честно попробовал, даже лег в постель, но не смог даже закрыть глаза. Телу не давали уснуть голод и страх. А дух метался в бессоннице, кусаемый совестью и здравым смыслом. Поэтому, промаявшись на подушке почти час, Эртен в конце концов плюнул и снова устроился на полу. Плеть он положил на колени, рядом на столике угнездил свечи и принялся упрямо штудировать занудный и зубодробительный трактат вю Пасиля об обычаях народов Большого Пайжарского Нагорья. Голод чуть-чуть отступил, дав долгожданную передышку. А с рассветом Эртен даже смог задремать в обнимку с громоздким фолиантом. Впрочем, поспать ему не дали. Сначала его разбудил стук в дверь. Госпожа вю Роно спрашивала, не присоединится ли он к завтраку. Он вежливо отказался, заверил ее, что с ним все в порядке, однако дверей открывать не стал. Но досмотреть сны не получилось, хоть он и попытался. Голод, набравший сил за эти несколько часов, набросился на него с рвением новобранца. Эртен поразминался немножко, просто чтобы разогнать кровь. Тело ныло, жаловалось и хотело жрать, но получило только еще один стакан воды и дополнительные отжимания. Еще немного почитав, Эртен стал проявлять некоторое нетерпение. «Что за дела вообще? Монна пришла… разговаривала, будто ничего не случилось. Будто не ее племянника я вчера измордовал… И орнинг запропастился куда-то… Или он хочет, чтобы я тут свихнулся от неизвестности и ожидания?» Безделие угнетало не меньше ожидания экзекуции. Тем более, что при свете дня мысли о наказании измельчали, и он уже не очень-то верил… Впрочем, стоило взгляду упасть на свернувшуюся кольцом плеть, и они снова обретали глубину и основательность. Промаявшись эдак еще пару часов, Эртен вздохнул и стянул с себя рубаху. Во-первых, для порки его все равно разденут так или иначе, а во-вторых, хоть обтереться надо бы, что ли… а то вчера так и не ополоснулся после тренировки, сразу вон… вляпался, плюс бессонная ночь… Да, водные процедуры напрашиваются. Он щедро полил рубаху водой из кувшина и тщательно обтерся ею везде, где смог достать. Именно в этот момент его орнинг и пришел.