Вьорн Золотого Герцога

ЭРТЕН Предместья Ильмиры утопали в цветах и в яркой, еще не успевшей запылиться зелени. Погода тоже радовала, ночами освежая землю короткими и бурными ливнями, днем же согревая все намокшее теплом жаркого солнца. Неудивительно, что все вокруг рвалось в рост и вовсю кудрявилось – с такой-то благодатью… За Ильмирой дорога поворачивала строго на запад, чтобы после еще пары дней пути упереться в резные ворота Герешенча, летней резиденции гезонгских королей. Монна Кенья пригласила нескольких своих подруг составить ей компанию в дороге, чему пожилые дамы весьма обрадовались, поскольку мужского сопровождения не было ни у одной, а тут такой шанс. Сам Его Светлость герцог вю Шеннерт – в эскорте! Кто ж откажется?! Помимо всего прочего (как то – мужской привлекательности означенного герцога и высокой чести пребывать рядом с этой легендой морей), почтенных монн весьма радовало и количество гардекоров. Безопасность – дело такое… Эртен ехал верхом. Да, это было утомительнее, и к вечеру он всякий раз малодушно подумывал о смене седла на подушки. Однако утром перед отправлением в путь все равно снова забирался на лошадь. Монна Кенья ворчливо заявила, что таким упрямцам, как он, прямая дорога на герцогский «Поморник», и больше в это дело не встревала. Элиан… тот все-таки попытался уберечь своего вьорна от переутомления. Эртен терпеливо выслушал орнинга, после чего деловито уточнил: - Это приказ, сейн? - Нет! – проворчал герцог. – Просьба. Которую ты можешь не выполнять. Тебе обязательно ехать всю дорогу верхом? - Не обязательно, - с улыбкой ответил Эртен. – Но хочется. Да и коня мне дали… сам видишь. С такого даже сонный младенец не упадет. - Ничего. Вот окрепнешь окончательно, и будет тебе другой… на тебя характером похожий. Ладно, езжай… я ведь и сам… И герцог усмехнулся. - Пребольшое спасибо, сейн! – вьорн широко усмехнулся и размашисто поклонился, нарочно чуть не сверзившись наземь. - Циркач! – сказал герцог. – Не делай так больше. А то и вправду прикажу в карете сидеть. Надо же мне иногда побыть жестоким самодуром! Эртен пожал плечами: - Ну, у тебя только что был шанс, и ты его бездарно упустил. Наверное, самодурство – это все-таки не твое. С другой стороны, никогда не поздно начать, верно? Элиан рассмеялся. - Я подумаю… Кстати, а когда ты начал заниматься фехтованием? У тебя очень интересная школа. - Да ну, у меня не школа, а сборная солянка какая-то, - отмахнулся Эртен. – Просто база хорошая, так что на нее почти все техники хорошо ложатся. Матушка постаралась. - Да... Я припоминаю, мне, кажется, Кени говорила... Значит, и вправду – тебя учила твоя матушка? Удивительная женщина. Жаль, что я ее не знал. - Да откуда бы? – Эртен вздохнул. Воспоминания о матери уже давно не причиняли ни боли, ни неудобства, но грустно все равно почему-то становилось. – Она же – из вю Ганже, провинциалка, при дворе всего раз, наверное, и была. Да и… я не думаю, что даже встреться она тебе в какой-нибудь бальной зале, ты бы обратил на нее внимание. - Не знаю... - не сразу ответил герцог. Шоколадка рвалась вперед, и он какое-то время возглавлял кавалькаду. Но потом, снова поравнявшись с Эртеном, спросил, продолжая разговор: - Ты ведь похож на свою мать? Я прав? - Тетки утверждают, что да, - хмыкнул Эртен, запуская руку в чресседельную сумку в поисках сухариков. – А матушка говорила, что весь в отца. - Скорее всего, правы и те и другие, - глубокомысленно заметил Элиан, - но я ставлю на теток! Они более объективны! - Почему? Они же – мамины сестры, где же тут объективность? - Ну как? Они видели ее со стороны, а она сама себя – нет! - А зеркала им для чего тогда? – скептически пробормотал Эртен. – Впрочем, ладно, не важно. А к чему ты это все, а? - Так… не знаю. Родителей вспомнил. И еще… Ты хотел бы кому-нибудь послать весть, что ты жив? Что с тобой всё в порядке? Если, конечно, в порядке… - Нет, - коротко ответил вьорн. Извещать было некого. То есть… не было таких, кого хотелось бы поставить в известность о том, что с ним произошло. В конце концов, Этта же умер? Умер. Ну и… все. Зачем вот орнинг сейчас пытается найти какие-то ниточки с прошлым Эттой? Для чего? Этты нет, а Эртену извещать в принципе некого. У него и нет никого, кроме орнинга, который и так все знает. - Мне надо будет добиться, чтобы тебе разрешили оружие, - отрывисто произнес герцог. Судя по всему, необходимость иметь дело со Стаей, даже и по невинному, на первый взгляд, поводу, не приводила его в восторг. Или он просто не любил просить? А тут ведь придется именно просить, скорее всего… Эртен сочувственно вздохнул и пробормотал: - Ничего, я подожду… Да и… если там сложности с этим будут, то и перебьюсь тогда. - Еще чего! – зло отозвался герцог, и глаза его сверкнули азартом. – Мне нравится с тобой фехтовать! И опять умчался вперед – вместе с Нэрремом, не отстававшим от своего подопечного. - Нравится ему, - пробурчал себе под нос вьорн, даже не подстегнув своего конька. – Мне, можно подумать, не нравится… А только на кой черт привлекать к себе внимание Стаи? Мне вот оное совершенно не понравилось. А ему это зачем? «Хотя да… кто я – и кто он… Ему это внимание – как комар зудящий, в худшем случае. Раздражает разве что…» Он придержал коня, нарочно отставая и пристраиваясь в хвост процессии. Экипажи подняли тучи пыли, верховые коллеги вю Лежже неспешно рысили следом. Эртен смотрел, щурясь и дыша сквозь платок – и представлял себе, что едет за своей батареей. Экипажи – это тяжелые лафеты и снарядные ящики, всадники – парни из его расчетов… И пыль… пыль, как на юге. Ильмира осталась позади, одарив его дагой. Его Светлость настаивал на шпаге, хотя на шпагу местные представители Стаи не соглашались ни в какую, считая такой длинный клинок излишним для какого-то вьорна… Но он бы настоял таки (количество золотых монет, которое он готов был заплатить за это дело, оказалось совсем не маленьким), если бы не тот факт, что в Ильмире не было ни одного приличного оружейника. А у тех, что были, валялся такой железный хлам, что Элиан лишь брезгливо скривился и оставил всякие попытки подобрать там хоть что-то приемлемое. Даже дагу пришлось одалживать у Нэррема, который был настолько любезен, что умудрился не покусать герцога, затребовавшего от него такую жертву. В общем, теперь Эртен был с дагой. А Нэррем на него почти что дулся – никак не мог простить расставание, пусть и временное, со своей любимицей. А Элиан Стерт потешался над обоими, наслаждаясь хмурой физиономией телохранителя и сияющей мордой вьорна. Контраст был налицо и непрестанно радовал всех ценителей бытового театра. В том числе, кстати, и Кенью вю Роно – та тоже находила в происходящем немало удовольствия. Впрочем, и эти нехитрые дорожные радости в конце концов прискучили путешественникам. Оставалось либо дремать, либо лениво смотреть на проплывающие мимо ландшафты, либо читать… Отдаленный звук выстрелов развеял дремоту, охватившую было их небольшой караван. Лошади насторожились, загарцевав под всадниками. Первым не выдержал Волен. Мальчишка явно вообразил себя героем, сорвавшись в галоп в направлении донесшихся хлопков. Эртен чертыхнулся и бросился следом за идиотом, надеясь, что его меланхоличный, но сильный конек обгонит воленову кобылу. Элиан что-то крикнул ему в спину – не то запрет, не то приказ подождать… Он не услышал. Лишь подумал мельком, что Волен придурок, что нельзя же вот так, без разведки… и что их могут перестрелять, как куропаток, обоих… они же как на ладони… А у самого в памяти вставала иная картинка, мешающая остановиться самому – тот парнишка, из пехоты, прибившийся к его расчету… отстал от своего отряда, заблудился в дыму… Еще совсем пацан, бросившийся спасать своих – или кого-то, кого он принял за своих – как раз тогда пайжарцам подвезли очередную порцию картечи. Мальчишка не знал, просто не знал… спутал голоса, хотел догнать, помочь… и угодил прямо под залп. Тогда Эртен не скакал за ним. Не бросать же своих подчиненных ради спасения одного юного охламона, да и не спас бы он его, наверное, просто не успел бы… Не поскакал, в общем. Просто смотрел в спину того, кто… вот сейчас должен был погибнуть. Страшно. Неотвратимо. И погиб, конечно же. Именно так, неотвратимо и страшно. Как он кричал, умирая, разодранный картечью в клочья… человеческое горло не может издавать таких звуков… Эртен помнил. Он не винил себя в смерти этого солдатика. Но – помнил. И сейчас почему-то казалось, что он обязательно должен остановить Волена. Вот обязательно! Чтобы больше никто… чтобы только не услышать больше такого крика… Со стороны приближающегося леса доносились какие-то непонятные звуки, хотя выстрелов было уже не слышно. Мимо Эртена пронеслось светлое пятно, оказавшееся Шоколадкой с ее всадником – все-таки кобыла герцога была совсем даже не простой. Хорошая лошадка! Очень… Вон, уже и Волена догоняет… Правда, что-то уж очень близко к лесу они подъехали оба, нехорошо… Чревато… О, а вот и Нэррем. У него тоже отличная лошадь, гардекору положено – но Шоколадка Элиана явно резвее. Не догонит их Нэр… Движение воздуха, словно жаркое марево, тронуло ему щеку. Еще не понимая, что происходит, он вспомнившимся движением уронил себя и коня на землю. - Стоооой! Оорн… - вьорн подавился собственным криком, падая наземь, с трудом отплевался от пыли и камушков… и все равно попытался доораться до ускакавшего вперед Элиана. И только потом, когда стало ясно, что орнинг его все равно не услышит, Эртен сообразил, что это «выдох заклятья» - характерное пред-дуновение, означавшее, что там, в лесу, кто-то задействовал амулет. Какой именно, Эртену даже не хотелось думать – ничего хорошего от леса с его выстрелами и непонятными звуками он не ожидал. Он даже на миг зажмурился от отчаяния и ужаса, страшась увидеть, что именно злая магия сделала с Его Светлостью. Но нет, вроде ничего не случилось… Элиан живой, вон, заворачивает «героя» назад… к ним подъезжает Нэррем, изображает, так сказать, загонщика… Все хорошо? Испортился амулетик у кого-то? Или просто это было направленное воздействие, а им только «выдох» и достался? Говорят, так бывает… но он не сталкивался. Хорошо бы… если б все хорошо было… Черт! Чуть ногу о камень не размозжил… - Поднимайся давай, - ворчливо пробурчал вьорн, потянув своего ошеломленного коня за повод. Проезжая мимо, раздосадованный Волен не преминул издевательски хохотнуть над навернувшимся с его точки зрения вьорном. Но ничего не сказал – рядом ехал очень сердитый и, пожалуй, даже злой герцог. Назревала взбучка. Которая меньше всего сейчас Эртена занимала, хотя он и понимал, что ему тоже достанется на орехи. Так и случилось. Элиан выражений не выбирал и с беспощадной точностью прошелся по обоим «обормотам». Высказав им все, что он о них думал, герцог чуток подуспокоился и ворчливо поинтересовался, какого черта их вообще понесла нелегкая в сторону леса. Волен признался, что хотел поучаствовать в заварушке, потому что ему скучно. Эртен бесстрастно сообщил, что надеялся остановить сейна Волена прежде, чем тот в этой самой заварушке сложит свою молодую голову. Чем крайне удивил самого Волена, кстати… - Идиоты. Оба, - подытожил герцог. – Так… никуда не сворачивать, держаться вместе, слушаться Нэррема и приготовить пистолеты, у кого есть! Последние слова уже относились к помощникам Нэра – герцог и молодые люди вернулись к растянувшейся по дороге кавалькаде. Посовещавшись, в лес они заезжать не стали, памятуя тот факт, что с ними дамы. Ну и вообще… мало ли что. Вернулись чуть-чуть назад, нашли дорогу объезда, и поехали уже по ней. Весь оставшийся день он нет-нет, да и посматривал на своего орнинга – тревога не отпускала. Элиан казался более резок, чем обычно. Все списали это на дневной инцидент и старались лишний раз не попадаться на пути у Стерта. Ночевка на постоялом дворе не уменьшила беспокойства вьорна. С амулетами он был знаком только по войне, и то, что он видел в этот раз, не походило на те давние воспоминания. Ну совсем. Там-то амулетов направленного действия не было вообще – они разряжались так, что били по площадям. И «выдох» - эта их остаточная магия – тоже распространялся во все стороны, только эффект от него был совсем не таким, как у основного действия. Всяким мог быть эффект. А с таким вот, когда «выдох» до них долетел, а основного действия он так и не заметил, вьорн не сталкивался. Пойти посоветоваться с Кеньей, единственным знакомым ему магом на много километров вокруг, Эртен не решился. Обсмеет только… Весь следующий день он наблюдал за орнингом. Старался делать это незаметно, дабы не напороться на какое-нибудь замечание от ставшего раздражительным герцога. Тот, кажется, и вообще был не в духе – огрызался на любой, даже самый невинный вопрос, смотрел волком на тех несчастных, кто осмеливался его побеспокоить… И движения… то ли скованные, то ли дерганые… не понять. Вот и Нэррем начал приглядываться… кажется, даже решился спросить, все ли в порядке у его патрона. Патрон не замедлил выместить на нем свое дурное настроение, надолго отбив охоту приставать с расспросами. Сам Эртен не лез – незачем. Шишек только набивать… Только смотрел – исподтишка, тайно, быстро опуская взгляд, если Элиан вдруг поворачивался в его сторону. Тревога засела в нем, как заноза… Словно ноющий зуб, заставляющий снова и снова трогать себя языком… Вроде бы и терпеть можно, а уже и на стенку лезть готов, лишь бы прошло… «Что с Вами, мой орнинг? Что случилось?» - не переставая, гонял он в себе вопрос. – «Элиан, Элиан… Что происходит с тобой? Последствия ли это «выдоха» или это просто у меня паранойя, а на самом деле это и есть истинный ты – нервный, взвинченный и скалящий зубы волк? Да нет… не может быть! Ведь твой страж, нянька твоя, Нэррем, знает тебя куда дольше меня – и он, кажется, тоже в недоумении… Что же делать? Как тебе помочь? И… надо ли тебе помогать?» А на следующий день он не выдержал. Не смог больше давить в себе эту тревогу, начавшую переходить в панику. И после весьма неприятного обеда решил все-таки с Элианом поговорить. Ну не убьют же его, верно? А ругань не смертельна… если что. Однако завести разговор о беспокоивших изменениях в герцоге он так и не смог. Просто не успел. Пока он собирался с духом и формулировал начало разговора, Элиан Стерт начал беседу первым и вверг своего вьорна почти что в ужас. Перво-наперво ему было довольно сухо сообщено, что завещание герцог изменил и ждет первой же дыры с нотариусом, дабы заверить его как положено и сделать законным. А потом… потом он стал мрачно и скрупулезно вводить в свои дела. Вот так вот, вдруг, ни с того, ни с сего… - Тебе придется проверять, не изменилась ли производительность рудника. Это нужно делать не слишком часто, но не реже раза в полгода. - А тебе не кажется, что я вряд ли смогу понять, изменилась она или нет? – вяло пробормотал Эртен, всматриваясь в орнинга. - Тебе придется, - непререкаемым тоном сказал Элиан. – Исходить нужно из того, что очень сильно выработка измениться не должна. Любые обстоятельства, начиная от болезней, погоды и капризов породы, не должны повлиять более чем на двадцать процентов. По крайней мере в ближайшие годы. Так сказали несколько независимых экспертов, которым я платил щедро... и которые враждовали друг с другом, так что в конечном счете их ответу я верю. - Но… - начал было вьорн и осекся, напоровшись на ледяной взгляд герцога. Но не этот холод заставил его заткнуться и смиренно слушать дальнейшие наставления. Нет. Там, за выстуженной радужкой глаз, почудилась ему тщательно скрываемая боль. Скрываемая – и не скрытая. Такая, которую уже невозможно прятать, которая рвется наружу, пусть даже только через глаза. «Боль?! Или… Показалось мне, что ли? Но почему он так говорит? Завещание, а теперь вот это… мне бы слушать… Ох, я дурак! Наверное, это оно и есть! Последствия этого трижды проклятого «выдоха»! Черт! Ничего я в этом не понимаю! Посоветоваться бы… но с кем? Кроме вю Роно совсем не с кем… Черт! Что я ей скажу? Что Его Светлость изволили завещание переделать и теперь в дела меня посвящают? Что мне кажется, что ему больно, и с ним что-то не так?» Он слушал инструкции по управлению рудниками и копями, про доходность поместий и нужные связи, которые придется каким-то образом восстанавливать… «Боги милосердные, да ты словно уже к могиле готовишься! Уж не собрался ли ты преставиться через месяц? А то и раньше? Это все боль, да?» - Куда ты смотришь? – прервал его размышления окрик орнинга, тщательно выводившего кривые, словно пляшущие, линии на земле у ног. – Вот, смотри... это отрог кряжа за рудником... не могу сейчас рисовать карту на бумаге... у меня есть сильное подозрение, что когда Восточный истощится, можно будет попробовать начать работы там. Я ведь тебе говорил, да? – требовательно взглянул ему в глаза Элиан. - Да, - машинально прошептал Эртен, понимая, что тревога была не напрасной. Потому что Элиан ничего не говорил про Восточный рудник. И ему ничего не стоило нарисовать все это на бумаге. Да даже просто взять карту и показать все нужные позиции… Герцог не имел обыкновения что-то забывать. Он не имел обыкновения обходиться землей и прутиком, когда можно было просто встать и взять карту… да что там, велеть, чтоб подали… Он не имел обыкновения сидеть неподвижно и скупиться на малейшее движение, словно даже дыхание причиняет ему лютую боль… «Ты… умираешь? Не смей! Нет! Пожалуйста… я только-только привыкать начал, что ты у меня есть… Ты же меня братом назвал – а теперь бросаешь?» Эртен усилием воли перевел взгляд туда, куда требовалось… Неровные линии перед ним еще могли быть всего лишь особенностями нарисованного ландшафта… А вот мелкое, безостановочное, хоть и еле заметное дрожание прутика в руке орнинга к особенностям ландшафта не имело никакого отношения. «Мне же за тебя жизнь отдать не трудно… жаль, некому. Твоя-то жизнь – добыча куда как повкуснее… куда там моей сравниться! Не будет у тебя вернее пса, Элиан, обещаю! Только не умирай!» Герцог оборвал свои наставления неожиданно. Вот только что он настойчиво пытался вдолбить в ошалелую голову своего вьорна какие-то непонятные нюансы владения кораблями (как он к ним перескочил, Эртен не заметил) – и тут вдруг уже улыбается и отсылает прочь. Устал, мол, в другой раз поговорим… Устал, да… Руки дрожат, тело вот-вот скрючится в попытке спрятаться от неведомой муки, за улыбкой (которую сам Элиан явно считал иронической усмешкой) пряталась та самая, теперь уже почти явственная боль… которую уже невозможно стало скрывать. Бывший Этта вскочил и, уже не думая о том, с чем он к орнингу пришел, удрал. Впрочем, ничего он не удрал. Это было тактическое отступление с целью подтягивания резервов и консультации с экспертами. Резервами оказалась бутылка вина, чуть ли не с рычанием затребованная у слуги. А за консультацией он, сжав зубы, отправился назад, в конец обоза, где на расстеленном огромном покрывале сидели дамы и вкушали на свежем воздухе холодную буженину и кулебяки с дичью… Консультанты, они тоже разные бывают.