Вьорн Золотого Герцога

ВАРЬЕНА Мони Варьена Заргель, бесприданница и без пяти минут старая дева, готовилась к званому вечеру. С энтузиазмом. Правда, званым этот вечер можно было назвать с большой натяжкой - всё-таки никуда Варьену не приглашали, кроме парадных комнат в том доме, где она, собственно, сейчас жила. У тети Кеньи... Спасибо ей. Варьена искренне любила пожилую женщину, хоть и побаивалась немного ее проницательности и отточенно-уничтожающих формулировок, которые могли враз поставить точку в разговоре и на которые нечего было возразить... Но именно тетя Кени давала Варьене призрачную надежду... и возможность почувствовать себя не выброшенной на обочину. Надежду - что ее, Варьену, заметят, оценят и позовут замуж... А призрачной эта надежда была потому, что даже если предположить, что найдется такой бескорыстный и прекраснодушный жених, который на нее польстится, она, Варьена, всё равно ему откажет. Не нужен ей никто. И если суждено ей прожить жизнь старой девы, обучая всяким наукам племянников, племянниц и вовсе чужих детей - она ее проживет. Да ещё и удовольствие найдет для себя! Потому что можно забыть обо всех проблемах, погрузившись в хорошую книгу... Ну, или почти обо всех... Да и вообще у нее всё хорошо! Слышите? Вот если бы, к примеру, Волен тогда, ещё до отъезда, обесчестил ее и она бы забеременела - это была бы проблема... Хотя, наверное, у ее дальнего родственника всё же хватило бы остатков порядочности не доводить дело до самого конца...Ограничился бы поцелуями и тисканьем. Правда, теперь это уже не проверишь - охоту ему отбили... в полном смысле слова. Девушка усмехнулась, вспомнив испуганного Волена. "Вот и из-за тебя подрались на дуэли... Не на шпагах, так хоть кулаком да по морде. Всё лучше, чем ничего. Будет что вспомнить..." - Мони нужна помощь? Прическа,туалет, омовение? Она так глубоко задумалась, что неслышно вошедшая горничная застала ее врасплох. - Благодарю. Пока не надо. Я позвоню, если что, - сказала Варьена и снова уставилась невидящим взглядом в окно. Горничная сделала реверанс и прикрыла за собой дверь. Не нужно, мол - и ладно, мне же лучше... Мони Заргель облегченно вздохнула: красотка-служанка была одета и причесана ненамного хуже ее самой. И не хотелось ни снисходительного сочувствия, ни торопливой халтуры - особенно там, где дело касается прически. Она уж как-нибудь сама. Варьена распустила волосы – они были одним из несомненных ее достоинств. Хоть и не золотисто-белокурые, как у певицы Айлин Казари (молва упорно утверждала, что она любовница Элиана Стерта), и не иссиня-черные, как у графини Монсельди (про нее говорили то же самое...) Цвета темного ореха, или коры редкого дерева ниберу из южных стран... впрочем, Варьена только один раз видела шкатулку из той коры, и хозяйка шкатулки могла и ошибаться насчет материала... "Непонятная масть", - усмехнулась про себя девушка, - "не вороная, не гнедая, не соловая... не пойми что". Но зато волосы были тяжелые, блестящие и густые - спасибо матери, у нее были такие же. А ещё можно привести мысли в порядок, расчесывая эту длинную волну. Тем более тетя Кени говорила, что волосы расчесывать нужно почаще – особенно после общения с чужими, недобрыми людьми. Нет, Варьена не будет насиловать волосы, усиленно завиваться и изображать на голове что-то модное... Она лучше сделает несколько маленьких косичек по бокам и на темени - подобную прическу она видела на картинке. Королева Айнеле. Или – как там ее звали? То было слишком давно, и даже королева, как говорят, принадлежала к неведомому народу, покинувшему пределы их страны, да и вообще исчезнувшему с лица земли. Но изображать королеву, обладавшую, как гласят легенды, дивной красотой, пытались многие живописцы. Хотя – какое это имеет к ней отношение?! Королева была красивой. А она, Варьена Заргель, красавицей отнюдь не является. Миловидная – может быть… если быть к себе снисходительной. (Ну хочется же!) Но не более. Но ведь это не мешает ей сделать прическу, как у королевы? Несколько раз Варьена видела ее на картинках и ни разу – у знакомых дам. Мода в нынешнем сезоне была совсем другая. Да и в прошлом сезоне тоже… Хотя прошлый-то сезон Варьена безвылазно просидела дома, в своей глуши – все те месяцы, что полагалось посвятить светским развлечениям (балы, театры, знакомства, модные портные… Да уж! На какие деньги, позвольте узнать?!) А ещё поискам спутника жизни… Ибо к чему же ещё сводились все эти скитания по балам, паркам и прочим модным местам девиц с жадными глазами и ревнивыми взглядами «а вот это не трогай – моё!» Но она и сама, наверное, такая, так что нечего. Впрочем, не совсем такая! Не нужен ей никто. Вернее, никто из тех, кто мог бы, если очень повезет, и вправду ею заинтересоваться… Спасибо тете! Вытащила ее на сезон с собою… как ржавый гвоздь из доски. Ее не пустили бы – ну как же, ведь придется кому-то взять на себя все ее хозяйственные обязанности или даже, страшно подумать, нанимать экономку, - но тетя Кени богата, и родня Варьены рассчитывала хоть на какое-нибудь наследство. Ссориться с тетей было невыгодно… Благослови тебя боги, тетушка, и живи подольше! А у нее, Варьены, нынче счастливая весна! Самая счастливая за последние восемь… десять лет. Может, ей повезет, и она действительно найдет… но не мужа, а… работу. Жить самостоятельно и зарабатывать на жизнь живописью – это было бы несказанным счастьем, на которое Варьена и не надеялась, но если бы – гувернанткой? В хороший дом, с умной, доброжелательной хозяйкой… А если – это была бы уж совсем сумасшедшая удача! – в местном Университете, при каком-нибудь профессоре? Книги ему читать, заметки делать… колбы мыть или растения поливать… Она задумалась, а потом весело тряхнула головой. Вот возьмет и найдет! Самую лучшую, интересную работу! И не вернется домой… А сейчас – праздничный обед! И – самое главное – она его увидит… Нет. Главное не это. А то, что он живой… и почти здоровый… во всяком случае, достаточно, чтобы ездить по гостям! Она согласилась бы всю жизнь его не видеть – но только знать, что он жив и что с ним всё хорошо… Ну не всю жизнь. Три года. Год… «Жадничаю», - улыбнулась она себе. – «Сколько я не видела его? Три года или три с половиной? Тот раз не в счет… я его видела, а он меня нет… А тут уже несколько раз за какой-то неполный месяц…» Она лукавила – не несколько раз, а именно пять раз. Они были аккуратно подсчитаны, пережиты, разложены по полочкам, бережно перевязаны лентой и положены в коробку с узором… в дальнем углу памяти. Там, где было написано: «Только моё! Никому. Никогда. Не показывать… Элиан Алвиантель, Золотой герцог». Там, в этом тайном убежище, было не очень тесно – упомянутые воспоминания о встречах со Стертом, рассказы о нем тех людей, которым можно было доверять, и – ее собственные мечты и их материальное воплощение. Рисунки. Те, что были закончены, и те, которым предстояло ещё воплотиться. Конечно, Варьене хотелось порой, чтобы ее работы похвалили. Ей было с чем сравнить – несколько раз она видела рисунки и даже довольно большие картины некоторых знакомых, а также имела возможность разглядывать живопись, украшавшую стены домов той же тети Кени. И что-то ей подсказывало, что учитель ее, старый мэтр Алевран, похвалил бы ее по крайней мере за некоторые ее работы, пусть даже не за все… Мэтру бы она показала.Может быть, даже и ЭТО! ЭТО – несколько листов с карандашными и акварельными набросками Элиана Стерта. Все они были как будто чуть-чуть не закончены. Откровенно говоря, Варьене было немного страшно – поставив последний штрих, признать работу полностью готовой… А ещё – лицо Элиана казалось ещё более живым и почти усмехалось ей с бумажного листа. Иногда, когда никого не было рядом и было подходящее настроение, он доставала свои рисунки и вглядывалась в любимые черты. Особенно один набросок был удачным – чуть хмурое лицо с взлохмаченными надо лбом волосами, расстегнутая на груди рубашка… А взгляд усталый и, казалось ей, немного грустный. Таким он был, наверное, дома… И возможно, в своей каюте на корабле. Но никогда с ней. Взгляд больших, глубоко посаженных серых глаз – прямой и требовательный, слишком прямой и не терпящий недомолвок… Лежащие на подлокотнике кресла руки, казалось, сейчас сожмутся в кулаки. Он был здесь какой-то… хищный. И очень настоящий. Варьена никому не показывала этот рисунок, ей казалось, что каждый штрих его кричит о том, что она всё бы отдала за право видеть этого человека хоть немного чаще. А сегодня – она увидит его, и за столом можно будет на него смотреть… и потом, может быть… а если очень повезет, то быть может, он спросит ее о чем-нибудь! Как бы ответить? Надо решить заранее, чтобы не случилось с ней опять конфуза – он спросит, а Варьена будет молчать, уставившись на Элиана Стерта… Так нельзя, ни в коем случае! А ещё надо будет запомнить, впитать в себя – его профиль, выбившуюся из прически длинную прядь, жест… она так любит смотреть на его руки, они очень выразительные, вот запомнить бы… казалось бы, так просто – еле уловимый поворот ладони, сжатые пальцы – а ведь не схватишь карандаш, сидя за столом, вот ведь беда! Варьена тихо улыбнулась. «Ишь, размечталась… Ты ещё позировать его посади. Попробуй, заикнись об этом…» Сама мысль о том, что можно усадить Золотого герцога позировать, заставить сидеть неподвижно на время более пяти или десяти минут, да ещё против его желания… была просто дикой. Похоже, все придворные живописцы думали так же, ну а сам Элиан Стерт не горел желанием запечатлеть себя для потомства… Поэтому, как говорили, единственные пригодный для лицезрения вышеупомянутым потомством портрет герцога изображал его в возрасте лет двадцати с небольшим. Оригинал висел в парадной гостиной Шеннерти. А вот копии… В свое время разрешалось снимать с портрета копии, и одну такую – копию с копии – Варьена видела сама. Возможно, с нее-то всё и началось… Хотя чего уж там! Живой герцог понравился ей не менее портрета, хоть и был старше себя, изображенного на холсте, лет на пятнадцать. Теперь, когда у Варьены появилась возможность сравнить, она могла с чистой совестью утверждать, что на сегодняшний день живой Элиан Стерт нравился ей куда больше портрета. И вовсе не из-за плохого качества картины. Как раз та копия была очень даже хороша. Но… Разве можно сравнить этого юношу с теперешним герцогом?! Юноша был красив, да… Спокойная, равнодушная улыбка… никакая. И тот юноша, двадцатилетний Элиан, он ещё – не Золотой герцог, нету в нем внутренней силы, уверенности и того неуловимого обаяния, что, казалось Варьене, вьется над герцогом, как птица, и гудит, как снасти корабля в бурю… Застывшая буря – вот это Элиан! Даже спокойный и улыбающийся… Буря, готовая в любой момент расправить крылья, вспыхнуть порохом и закричать… что он там кричит, командуя кораблем во время шторма? Варьена не знала. Но, наверное, что-то кричит. Ну хоть «свистать всех наверх» - больше она и команд вроде не знала… Надо будет почитать про управление кораблем, тогда она ещё лучше будет знать Элиана! Правильная мысль. Хотя ему, наверное, и кричать не надо. Достаточно глянуть – и всё будет делаться как надо. И матросы будут бегать и паруса… надуваться в нужную сторону. Как же невыразимо приятно ухаживать за собой не просто так, а знать, что эту прическу, эти сияющие глаза – не такие уж и некрасивые, между прочим! – увидит он. Ну хотя бы… скользнет взглядом и улыбнется… может быть. А вдруг он тоже сейчас одевается?! Нет, конечно. Вечер ещё не скоро. Не будет он делать этого заранее… Но всё равно. Помечтать можно. Никто ей этого не запретит… Забавно было бы переодеться в мужскую одежду и устроиться к нему камердинером! Как в одном классическом романе… где всё это было описано крайне нереалистично. Ну в самом деле, насколько слепым должен быть мужчина, чтобы не распознать женщину – да ещё и влюбленную! – постоянно находящуюся рядом?! Элиан бы заметил… Когда она стояла под его взглядом, ей казалось, что взгляд герцога проникает насквозь и видит даже находящийся сзади шов платья. Особенно то место, где он был распорот, а потом зашит… Что ж… сейчас, здесь, она вполне может помечтать и представить себе, как герцог одевается! Натягивает белую рубашку. Расправляет кружевные манжеты. И всё это – резкими, нетерпеливыми, но точными движениями. А может быть, не так? Может, он двигается плавно, задумчиво и лениво, как… как сытый хищник. Таким он показался ей тогда, в библиотеке. И какое же счастье, что можно сейчас спокойно ожидать встречи, знать, что он жив и с ним всё будет в порядке! Варьена села поудобнее и погрузилась в воспоминания… ЭЛИАН … Это был самый приятный ужин за последнее время. За долгое последнее время… Потому что так легко на душе, так светло мне не было очень давно! Одно омрачало – король. Вот так вот, да… Веззар - и то, что творится вокруг него. Не друг он мне и никогда таковым не был, мы слишком разные и одновременно очень похожи кое в чем. И я чувствовал – ЭТО уже не он… Не мог бы он раньше допустить того, что творилось сейчас. Я вспомнил рассказ Нин и зло стиснул зубы. С этим надо что-то делать, а кроме меня, похоже, некому… Но могу же я на вечер отодвинуть заботу о судьбах страны и просто отдохнуть?! Да и где ещё отдыхать, как не дома и не у тех людей, от которых уж во всяком случае не ждешь удара в спину. Всего чего угодно. Но не удара. От Кени я мог ожидать требовательности, занудства, язвительных замечаний и – самое утомительное – той заботы, от которой иногда хотелось взвыть… Но это была та забота, что могла помочь – тогда, когда никому другому я не смог бы довериться. Кени я мог доверять. Всецело. Таких людей было очень мало на этом свете. Да и совет она могла дать не по-женски решительный и твердый. Кени усадила меня по правую руку от себя, я так же усадил рядом Эртена – и было мне хорошо. Потому что Кени и гостей созвала таких же, как она сама. Они могли прямо, жестко и недвусмысленно намекнуть на необходимость женитьбы и продолжения рода, могли удручающе надолго удариться в воспоминания… но, к примеру, НИ ОДИН не посмотрел на Эртена с нездоровым любопытством, не спросил о наших отношениях, не сказал ни полслова бестактности. Пожилые люди, ровесники Кени, ее друзья и единомышленники – нет, они не игнорировали вьорна! Они по какому-то наитию догадались о его нежной любви к лошадям и с жаром обсуждали теперь возможность выведения новой породы с лучшими качествами пайжарских скакунов… А самого ворчливого из теткиной компании Эртен вообще ухитрился покорить прочно и навсегда – они со вкусом и с юмором обсуждали тактику ведения войны пайжарскими артиллеристами, ну и нашими, само собой. Старого вояку купить было невозможно – но фронтовика он принял сразу. А я больше молчал, слушал, думал… В перерыве между закусками и горячим, когда гости разбрелись кто сыграть в карты, кто – посплетничать, а кто почитать газеты – я вышел на открытую террасу, заставленную горшками с цветами и кустами. И увидел там Варьену Заргель. - Вам надоело общество ворчливых и всё знающих пожилых людей, Варьена? - Ваша Светлость! Девушка обернулась ко мне, ресницы дрогнули, пряча блестящие глаза… короткий, но почтительный поклон… - Просто я в таком обществе чувствую себя совсем глупой – мне нечем поддержать беседу и совсем неинтересно послушать о новых пушках. К тому же… здесь совершенно восхитительно пахнет травой. - Варьена, если бы вам было интересно про пушки, это было бы в высшей степени странно! – засмеялся я. – Даже и мне было интересно далеко не всё. Не надо чувствовать себя глупой. На вас ещё действует то, что они все годятся вам в дедушки. - Да, наверное, - улыбнулась она. – А как насчет Вас, Ваша Светлость? Вам ведь ничего не стоит поучаствовать в разговоре о пушках… Разве нет? - Поучаствовать могу. Но не хочу… Я уже всё для себя решил. И мои работники заняты поиском нового железорудного месторождения… Но я сам не инженер, поэтому мне понадобится способный выпускник университета… Впрочем, я тоже начинаю вести себя как старый занудный пень, с милой хорошенькой девушкой! Ай-я-яй… Вам не холодно, Варьена? - Нет, я вообще редко мерзну, - Варьена чуть качнула головой. – Вы совсем не похожи на старого зануду – тем более, что у вас прозвучало совершенно волшебное слово, способное покорить меня сразу же. - Это какое же?! – удивился я. - Университет, - рассмеялась девушка. – Вы сказали – выпускник университета, помните? Когда-то я думала, что… может быть, смогу туда попасть. Но женская группа – очень маленькая, туда мало кого берут… - А вы хотели учиться? На кого же? Я был обескуражен - такого я не ожидал. Да и Варьена не очень походила на даму, помешанную на науке и образовании. Она смутилась: - Насколько я знаю, девушек там учат несколько… по-другому. Не так, как юношей. Философия, история, музыка, живопись… может быть, дают что-то еще. В любом случае, мне кажется, это мне дало бы многое. Всегда полезно знать больше, верно ведь? - Полезно. Да. Она опять меня удивила! А я, между прочим, никогда не интересовался, чему такому наш Университет учит дам. Тем более с ЭТИМИ дамами мне никогда особенно не хотелось общаться… - Но ведь всегда можно… Я уже хотел сказать "найти нужного преподавателя и нанять его " – и в последнее мгновение осознал, что по отношению к бедно живущей Варьене это прозвучит издевательски. Поэтому я продолжил так: - Найти нужные сведения в книгах. - Это правда, - весело кивнула девушка. – Обычно я так и делаю – если удается раздобыть необходимую книгу. Еще и поэтому я так люблю… гостить у тети. Тут она смутилась и, порозовев, отвернулась. - У меня хорошая библиотека, - решительно сказал я. Странно: и почему мне кажется, что я должен ей помочь? Что я как будто виноват перед ней в чем-то?! Может, потому что помочь ей некому? Кроме меня… Разве что Кени, но она женщина, немолодая и не так чтобы сильно здоровая, ее саму нужно поддерживать и оберегать. - Скажите, какие книги вам нужны – возможно, они у меня есть. Тут она уже совершенно явственно покраснела и негромко произнесла, опустив глаза: - Вы очень любезны, Ваша Светлость! Но… разве у Вас есть литература по теории живописи? - По теории – нет… Только жизнеописания и мемуары некоторых живописцев, - сказал я почти виновато. - Это тоже очень интересно, - Варьена с надеждой посмотрела на меня и осторожно спросила, - Вы правда разрешите мне… изредка… навещать В… то есть Вашу библиотеку? - Разумеется, правда! Она что, считает меня юным трепачом, предлагающем помощь из вежливости или… желания пофлиртовать?! – Хотя мне казалось, что вам, Варьена, нужнее редкие краски и интересная натура. Разумеется, одно другому не мешает. - Ну, интересные натуры – не такая уж редкость, - рассмеялась она, пряча в смехе смущение. – Тут самое сложное – уговорить попозировать. А краски… мне хватает и тех, что есть. - Это хорошо, коли хватает. Хотя, Вари, вы можете и не знать каких-нибудь редких красок, которых к нам раньше не возили… или вон пайжарский мел… Не пробовали эту технику? Я попробую узнать, что тут есть, в Герешенче. Вам пришлют, Вари… - задумчиво проговорил я, осознав, что называю ее уменьшенным именем. - Может быть, вы сможете когда-нибудь… захотите… нарисовать для меня Кенью. Девушка растерялась. - Я еще не настолько… то есть… Тетю очень сложно рисовать, я боюсь не справиться. - Ничего. Справитесь. Может быть, не сразу… Главное – попробовать… Вы писали уже портреты? – спросил я, вовремя вспомнив, что художники сами говорят «писать картину», а не «рисовать»… Варьена моргнула и, окончательно заливаясь краской, пробормотала: - Ничего серьезного, уверяю Вас. Это… совершенная безделица… и… Даже и смотреть не стоит! - Когда-то давно, - проговорил я, - был у меня знакомый художник… И самые интересные его работы как раз были, по его словам, совершенной ерундой. Не стоящей внимания… Но я не стану просить вас, Вари, показать это мне. Хотя мне очень интересно! И почему я вдруг уверился, что именно Вари может написать самый лучший портрет тетки Кеньи? Не знаю… Но тетя не вечна. Увы. И мне действительно захотелось, чтобы мне остался портрет, и я буду вспоминать Кени… потом. - Я попробую, - несмело улыбнулась девушка. – Только, мне кажется, тетя не захочет… позировать. Кени может… Я и сам бы не захотел сидеть час за часом, стараясь ещё при этом не выглядеть полным идиотом, напыщенным и важным, как индюк. - Когда у… (чуть не сказал: «у тебя»!) вас, Варьена, будет вдохновение, скажите мне. Кенью я возьму на себя. И может быть, тогда мне удастся взглянуть на те «безделицы», что таятся в альбомах Варьены… Странно… Я не считал себя излишне любопытным, но сейчас мне и вправду хотелось разговорить девушку. Посмотреть, что же таится в альбомах – и за этими аккуратными, убранными в изящную прическу косичками? Чем живет она, маленькая племянница моей Кени? - Вам нравится здесь, Вари? – спросил я. – Мне кажется, вы хорошо ладите с тетей. Что само по себе тоже есть маленькое достижение. - Она замечательная, - с некоторым облегчением (или мне так показалось?) ответила Варьена. – Мне здесь очень нравится, Ваша Светлость! Помимо всего прочего, у тети мне куда чаще выпадает возможность заниматься любимым делом. К тому же разнообразие людей – в нашей глуши редко встретишь нового человека… - О да! Здесь очень неплохое собрание всевозможных особей… Недурной зоопарк, - задумчиво произнес я и, прежде чем девушка успела что-то сказать (на лице Варьены отобразилась забавная смесь удивления, испуга и иронии) – спросил: - А как вам Эртен? Насколько я понял, некоторое время назад его довольно грубое вмешательство в разговор было не лишним? Или я ошибаюсь? - Нет, Вы не ошибаетесь, он тогда появился очень вовремя, - девушка слегка пожала плечами. – Хотя я даже не поблагодарила его, кажется… сначала испугалась, а потом… он был занят. А совсем потом – уже как-то и к слову не пришлось. К тому же он не очень общителен, как мне показалось. - Не очень общителен… Возможно. Временами… Но сегодня он, по-моему, старается, - усмехнулся я. – Хотите, поблагодарю его за вас? - Не знаю… Вы думаете, это правильно – передавать слова благодарности? Да еще за такое? Мда, кажется, я сказал глупость. Интересно, а когда последний раз я говорил девушкам глупости? Ох, и давно же это было… Где те девушки? И где тот Алвиан? Может, предоставить вьорну самому говорить комплименты? Но чутье мне подсказывает, что этот упрямец сочтет, что для него хватит и «Пастушки». Только вот мне вдруг очень ярко увиделось, как было бы хорошо, если бы эта милая, умная девушка стала бы тылом для Эртена. Это был бы надежный и уютный тыл, я-то чувствую! - Нет, Вари, я не думаю. Вернее, я думал совсем о другом, - предельно честно ответил я ей и, наклонившись, поцеловал руку. – Простите. - За что? – Варьена совершенно растерялась, глядя на меня изумленно и настороженно. – Ваша Светлость… что-то не так? - Просто я, похоже, при виде вас начинаю говорить глупости… Сказав это, я так и не понял, что это было: хорошо накатанной привычкой говорить женщинам нечто, от чего они обратят на меня свои сердца и взоры… или неожиданной и непривычной для меня самого откровенностью – откуда бы?! Она внимательно посмотрела мне в глаза и сказала: - Может, это и не глупость… Вы тогда все-таки передайте – вряд ли я решусь подойти к нему сама. А совсем не поблагодарить – тоже нехорошо выходит. Видите… уже и не глупость совсем получается… И улыбнулась. Чуть ли не ласково. - А больше ничего не нужно ему передать? – спросил я, очень остро ощутив все свои прошедшие года – рядом с этим свежим юным созданием. - Ничего. Разве я задолжала ему еще какие-то слова? - Разумеется, нет. Забудем об этом инциденте. Я рад, что молодой человек переехал к родным и больше не может побеспокоить вас… - Вы про Волена? – девушка слегка нахмурилась. – Он бывает тут… иногда. Но больше ничего себе такого не позволяет. Мне кажется… тогда он был немного не в себе… наверное… Впрочем, сейн Эртен тоже не показался мне образцом вменяемости – хотя, как я уже сказала, появился он очень вовремя. - Мы все иногда бываем немного не в себе, - сказал я, чуть-чуть обидевшись за Эртена – хотя и тогда и сейчас считал, что он был неправ… в степени доходчивости своих воспитательных мер. – Те, кто воевал… Думаю, вы поймете его. Варьена помолчала. Потом совершенно серьезно и явно пытаясь что-то понять, спросила: - А это нужно, чтобы… я его поняла? И зачем? Второй раз я почувствовал себя идиотом. Возникшая мысль по поводу будущего Варьены и Эртена, казавшаяся простой и решающей многие проблемы, уже не казалась такой привлекательной. Женщины! Что вам нужно? Как вам угодить? Но ведь я же чувствую, что у девушки есть сила, характер и ум… А доброта? Сможет ли она быть великодушной, терпеливой? - Ему нелегко пришлось, - медленно ответил я. – И… Варьена…приглядитесь. Он лучше, чем может показаться. Он… надежный. Что редко встречается в наше время. Девушка вдруг слегка побледнела и в волнении закусила нижнюю губу. Помолчав, она напряженно вздохнула и как-то бесцветно произнесла: - Сейн… Ваша Светлость… Вы так говорите, словно… боитесь, что я ему плохого желаю… Уж не свататься ли он хочет? Но ведь он же не любит меня! Зачем ему бесприданница, которую он не любит?! Гм, мне казалось, что возможное предложение руки и сердца девушки не встречают так испуганно и обреченно… Что-то тут не так. - Не пугайтесь, Вари. Пока, – я подчеркнул, – он не собирается свататься. А что… есть кто-то, кто вас любит? Быть может, предложение будет сделано, если у вас будет приданое? В какой-то момент мне показалось, что она расплачется. Но нет. Вдох, выдох… и ледяное спокойствие в результате. - Нет, Ваша Светлость. Никто мне никаких признаний не делал, во всяком случае. Так что если такой человек и есть, мне об этом неизвестно. Но я, по крайней мере, надеюсь, что если кто-нибудь когда-нибудь меня полюбит, то он не окажется трусом и скажет мне это сам. В глаза. Браво, девочка! А с гордостью у тебя всё в порядке… - Думаю, что так и будет, Вари, - ответил я ей серьезно. – Я только хотел попросить вас, моя дорогая… на правах старого друга. Если вам понадобится помощь… хотя бы в такой вот ситуации, когда родители молодого человека захотят, чтобы невеста их сына обладала приданым, - пожалуйста, скажите мне. Я не очень добрый человек, и в тех слухах, что распускают обо мне, много правды – но будем считать, что мне просто очень захотелось сделать доброе дело. Кстати, предложение по поводу красок и книг остается в силе. - Благодарю Вас, Ваша Светлость, - тихо и бесстрастно отозвалась она. – Я… буду иметь в виду Ваше щедрое предложение. Правда, - тут она вдруг улыбнулась, чуть лукаво, но совершенно не настойчиво, - если Вам очень хочется меня облагодетельствовать, то… может быть, Вы найдете время и попозируете мне? «А нечего было говорить про краски, интересную натуру и портреты!» - подумал я. «И навязываться со своей помощью. Никогда сватом не был, и незачем заниматься этим бабским делом!» Варьена молча ждала ответа – а мне не хотелось отвечать ей тем, что так и просилось на язык… Потому что сам был виноват. Она посмотрела на меня, потом отвела взгляд – очень спокойно, вот только губы дрогнули еле заметно. Мне вдруг стало ее жаль. Обижать девушку было совершенно не за что… - Я не отказываюсь, Вари! – улыбнулся я ей. – Может быть. Особенно если сеансы будут не слишком длительными… Никогда не думал, что простое «может быть» способно зажечь девичьи глаза чуть ли не счастьем. Она вежливо благодарила, улыбалась и вообще была само спокойствие. И только глаза вот… А вот глаза сверкали. Смеялись и пели. Я смотрел ей вслед. Скромное темное платье развевалось от быстрой ходьбы, и мне вдруг очень захотелось одеть ее иначе! Как жаль, что строгую, умную девушку нельзя одарить платьями и ожерельями, как актрису театра или ту же Нин… Она не примет подарков, и показаться в них ей нельзя… Все подумают черт знает что, и репутация Вари будет загублена. А мне бы самому, как художнику, хотелось бы взглянуть на нее в серебристом… голубые камни с белым золотом. Черт! Об Эртене она явно не думала. Несмотря на его эскападу с Воленом… Может быть, я ошибаюсь? Почему мне вдруг показалось, что они должны быть вместе… и что я вообще обязан вмешаться в жизнь этой гордой, серенькой и умной птицы со связанными крыльями?! А вмешаться очень хотелось… Наверное, потому, что я терпеть не могу наблюдать, как что-то или кто-то пропадает зря! А Вари пропадет там, в своей дыре, если ей не помочь. Молодец моя Кени, добрая душа, что взяла ее сюда. И действительно надо заказать ее портрет. Мне будет приятно молча говорить с ней, представляя, одобрила бы она меня или нет… Но мой собственный портрет?! Не знаю… Большой, парадный, при регалиях – однозначно нет. Если только набросок, без цвета – не знаю…