Вьорн Золотого Герцога

ЭРТЕН Чего только о себе не узнаешь иногда. Вот, к примеру, экипажи… оказалось, что его здорово укачивает, если он едет спиной вперед. Раньше это не замечалось, а тут – на тебе. Хотя, может, это потому, что общее состояние такое… потрепанное. Или вот, скажем, малодушие… Он как-то привык думать о себе как о мужчине, который любые невзгоды встретит мужественно и гордо и выдержит с честью и положенной стойкостью. И что? Где оно все вот это – мужество там, стойкость, гордость? Честь? Где они все? Хотя да… чести у него уже нет. Забыл. Он – вьорн. Вьорн – отдавший честь… Утративший ее с момента своего согласия… Согласия? Он давал согласие? Ах да, как раз согласия у него не спрашивали. Кто же будет спрашивать согласие у Безымянного? Как все красиво рассчитано… а вдруг осужденный с перепугу великого не поймет своего счастья? Вдруг не восхочет новой сладкой жизни за пазухой своего орнинга? Нет, не нужно его спрашивать… Эй, Этта! Точнее, Эртениар… А ты что же, не рад своей судьбе? Ты же жив. Тот проиграл, кто мертв, а ты-то живой. Рад. Нет, на самом деле рад! Из-под сабли Песьей вывернуться, в живых остаться, брата такого обрести… Да. Рад. Просто…трудно очень вот так вот… изменения судьбы принимать. Осознавать. Наверное, он просто еще не осознал… Мир его рушился, и из его обломков чудом выстраивалось что-то новое, неизведанное, и вот эта неизвестность заставляла чувства его онеметь, стихнуть, сгинуть вообще как можно глубже… Не ошибиться бы на этих первых шагах по свежерожденному миру… Итак. Он жив. И он – вьорн. Член семьи Стертов. Он никогда не сможет стать вю Шеннертом, но имя Стерт он будет носить. Хотя… его орнинг этого не говорил, между прочим. Это само собой разумеющееся, но… не обязательно совсем. И его воли в этом нет. У него и вообще теперь ничего и никого нет, кроме спасенной жизни и… орнинга. Орнинг. Хранящий честь. Тот, кто взял на хранение честь осужденного преступника и поручился за него перед людьми и богами, потому что смертник не смог сохранить своей чести сам. Если бы Этта не стал перед казнью Безымянным, то и все его имена (кроме Джойля, конечно же) перешли бы орнингу. И уже тот был бы властен вернуть их вьорну или оставить себе. Но… не перешли. И орнинг дал ему новое имя вместе с новой жизнью. Которая будет прожита так, как нужно орнингу. Орнинг властен в своем вьорне, как хозяин властен в своей собаке. На цепь посадить, лаять заставить… гулять отпустить… прибить за непослушание… Все, что угодно орнингу. Все, что он захочет. И рыпнуться не моги, ослушаться не моги… ты – никто. Перед законом ты – вьорн… А не перед законом – идиот. Только идиот может бросить вызов своему орнингу. Только неблагодарная скотина захочет драться с собственным же спасителем. Вот как его угораздило?! «Поверить не могу, что наговорил ему все это!» - и тут же беспомощно вздохнул, - «поверить не могу, что он стал о таком спрашивать… Неужели я когда-то провинился перед ним чем-то, и он решил так вот… отплатить? Да нет… просто ему нужно было знать… и он просто задал вопрос. И плевать он хотел, как я к этому отнесусь. Я – собака, стати которой не изучены, а нрав неизвестен. Вот меня и изучают. И нет никакого дела до моей чести… потому что самой чести у меня тоже нет…» Карета замедлила ход, а там и вовсе остановилась. Снаружи доносился гам, присущий всем почтовым станциям. Ржание сменных коней, отдаленный лязг из кузницы, где подковывали расковавшихся скакунов, лай собак, гул людских голосов… Надо выбираться. Размяться хоть немного, а то он засиделся, все тело ноет уже. Герцог вышел, заговорил с кем-то из своих людей, гардекором, наверное… У герцога должен быть гардекор. Может, попроситься к нему еще одним гардекором? И польза какая-то, и герцогу хлопот меньше – думать не надо, чем занять своего вьорна… Хотя гардекоров выбирают куда скрупулезнее, чем даже лекарей иной раз… Гардекоры при хозяевах неотлучно, и возможностей ударить в спину у них предостаточно. Первому встречному, пусть даже и лично спасенному, такое место не доверишь… «Интересно, зачем я ему все-таки сдался? Он меня не знает, совсем не знает… что ему может быть от меня нужно? Или… просто так? Пожалел? Золотой герцог – пожалел безвестного офицеришку? Дворянчика мелкого, коих во всяком захолустье – пучок за пятачок? Не смешите меня, сейн Этта. То есть Эртен. Даже если допустить, что он верит, что вы, благородный сейн, невиновны… так каждого невиновного с плахи вытаскивать – всех рудников его не хватит!» Ладно. Пусть все идет, как идет. Ему даже решать теперь ничего не нужно, никакой инициативы, Эртен, ясно тебе? Сидишь в карете – и сиди себе, покуда не позовут… Приказа не было выходить. - Пойдем, Эртен, - довольно нетерпеливо произнес герцог. – Выпьем чего-нибудь горячего. Ручаюсь, что там у них в доме лучше, чем на улице! А вот и приказ. Горячего, значит? Ах, да… вино. Или даже лито – если в этой дыре найдется приличное лито… Лито было бы лучше, оно мозги проясняет. А от вина он сразу выключится, наверное… Эртен с трудом пошевелился и вдруг понял, что никуда идти он не хочет. Вот недавно хотел, а сейчас – лишь бы в покое оставили тут на сиденье… и он лишний раз глаза никому мозолить не станет… да еще в такой одежде! Он вздохнул и почти вывалился из кареты под мокрый и липкий снег. И тут же понял, что именно позабыл в своих праздных размышлениях. Ноги. Обмороженные ноги, боль в которых сделалась уже совсем привычной… И как теперь на них стоять, хотел бы он знать? Вьорн качнулся, стараясь не упасть, ухватился за дверцу кареты. И стиснул зубы до скрипа, лишь бы не закричать от боли, в которую окунулись его горемычные конечности. - Я… догоню, - выдавил он, стараясь не глядеть на своего… брата?.. хозяина?.. – Вы… не ждите, а то холодно… - Так. Герцог встал, как вкопанный. Оглянулся. Потом сделал короткий энергичный жест правой рукой – и внезапно они с гардекором (кем ещё мог быть улыбчивый кудрявый парень?) подхватили Эртена с двух сторон, ловко угнездив у себя на плечах его руки. Фактически вьорн повис на своих спутниках. Было странно и неловко. - Так сможешь дойти? – спросил герцог. – Или понести тебя? Может, носилки? - Нет! Не надо… меня носить, - перепугался Эртен, в красках представив себе, как Его Светлость будет его таскать. Да еще в таком виде! Совершеннейшее непотребство! – Я… я дойду, мой орнинг! Пожалуйста, не надо! Это на войне офицер может таскать на себе рядового… война не разбирает чины и звания… Но здесь и сейчас – никакой войны нет! Есть он, вьорн герцога вю Шеннерта, и его орнинг. Задающий неудобные до зубовного скрежета вопросы и запросто таскающий на себе совершенно чужого человека. Ну да, да… не совершенно чужого. Но все-таки… - Тогда вперед. Медленно, спокойно и осторожно, не перетруждая ноги… Гимар, не торопись, пожара нет. Обморозил? Я прав? - Да… слегка, - выдохнул вьорн, собирая в кулак все свои силы и всю свою волю, чтобы просто идти. И ведь он не сам все-таки идет, его все-таки ведут… приходится опираться на этих нежданных помощников… и тело, между прочим, им очень радо. Без опоры он бы шел куда медленнее. - Обопрись сильнее, - потребовал герцог. Вышедшему навстречу слуге он отчеканил – как на плацу, поразился Эртен: - Горячий грог. Большой чайник лито. Пироги, если есть. Ветчина. Теплый плащ или, пожалуй, легкая шуба – куплю у вас или срочно пошлите туда, где ее можно купить. Лекарь здесь есть? - Только вчера уехал, благородный сейн, - сокрушаясь, ответил слуга и умчался выполнять распоряжения. Интересно, он знает, чьи именно? Или он так к каждому? Или все проще – его орнингу совершенно невозможно возразить? Опираться сильнее Эртен все-таки не стал. Хотя вроде и приказ был, и организм был только за… А все равно. Впрочем, шли они не долго. Вот уже дом, крыльцо, трактирный зал… Неприязненный взгляд корчмаря, брошенный на Эртена… ну да, он же побродяжкой выглядит, не чета тем, кто его тащит. Даже и Гимар одет куда как приличнее… - Мой орнинг не собирается же таскать меня теперь постоянно? – негромко спросил Эртен, когда они водрузили его на скамью. На висках его блестела испарина, волосы слиплись от пота… нет, лекарь определенно не помешал бы… - Постоянно? Нет. Но некоторое время, наверное, придется, - ответил герцог с несокрушимым хладнокровием. – Гимар, поторопи. Шубу и горячий грог в первую очередь. Хозяин, на свою беду поймавший взгляд Золотого герцога, как-то передернулся и шмыгнул за занавеску. Эртен огляделся, но как-то бестолково. Во всяком случае, потом он так и не смог вспомнить, как выглядел зал, и кто в нем был, и какие были разговоры… Короткая знобкая дрожь пробежала по спине, и вьорн зябко закутался в свой кожух. Козий мех почему-то не спасал совершенно, и Эртен в очередной раз удивился – вроде же одевался тепло перед побегом… а потом так же в очередной раз вспомнил про пневмонию, великодушно подаренную ему недавней метелью, и задумчиво кивнул сам себе… Он посмотрел на герцога и честно признался: - Мой орнинг… мне не стоит сейчас пить грог. Если выпью, то усну, а нам еще ехать… - А может быть, как раз лучше во сне и доехать? – спросил Элиан Стерт неожиданно мягко. – Впрочем, сейчас должны принести лито… И шубу! – повысил он голос. «Наверное, его и в шторм слышно», - вяло подумал вьорн. Эртен прислонился спиной к бревнам стены и закашлялся. Голова болела, в груди ныло и чесалось, ноги… не будем о ногах. Стыдобища! Взрослый мужик, а тащили, как раненого! «А я и есть раненый… Хватит уже хорохориться и обманывать самого себя…» Он выпрямился насколько мог и снова поймал взгляд герцога. - Воля ваша, мой орнинг. Только… во сне я бываю довольно беспокойным соседом. Если я не сплю, я, по крайней мере, могу молчать и не докучать вам своим голосом. - А что не так с твоим голосом? Ты кричишь во сне? Или выбалтываешь интимные тайны? - Наверное, второй вариант… ближе к действительности… Я… иногда сам даже просыпался… от того, что разговаривал во сне. Вряд ли вам будет интересно это слушать… И снова озноб… Герцог раздраженно и нетерпеливо повернулся куда-то в зал, но возмущаться дальше не пришлось – к ним уже спешили женщины с едой и напитками. А у одной из них в руках было самое настоящее одеяло. Меховое, даже на вид ужасно теплое и уютное. Волчий мех… кажется… серый, густой… пальцы в него запускать – одно наслаждение… - Вот, благородный сейн, - робко произнесла она, показывая свою «добычу» грозному клиенту. – Шубы мы не нашли пока, может, одеяло волчье сгодится? Оно теплое… - Разумеется. Гимар, помоги… Укутай его как следует. Возьми деньги, милая. Если ещё там у себя и шубу или плащ теплый найдете – тоже принесите, - скомандовал герцог, позволив себе поощрительную улыбку, и девушка просияла. Гимар послушно вскочил и, повинуясь жесту герцога, укутал вьорна в волчий мех, подоткнув со всех сторон. - Пей скорее… Если передумаешь, дам тебе фьоши, - сказал Элиан вьорну, открыл свою фляжку и долил ароматный напиток в свой стакан с грогом. - Гимар! Глотнул горячего? Прошу тебя. Помоги Эртену. Отправляйтесь-ка… туда, где удобства. Мыло, полотенце, всё прочее… сейчас вам дадут. Милая, - обратился он к девушке, принесшей волчье одеяло – она так и топталась неподалеку, - помоги усталым путникам хотя бы руки сполоснуть с дороги. И неплохо бы… там же, где одеяло нашлось – найти ещё хотя бы рубашку и куртку. В общем, смену одежды. Сможешь? И протянул ей золотую монету. - Ваша Светлость, - вдруг не очень уверенно, но решительно подал голос Гимар. – Сейн вю Лежже яснее ясного сказал мне, чтобы я Вас одного не оставлял. А Вы меня – отсылаете из помещения, где сами остаетесь! - Ты совершенно прав, я признаю это, - холодно сказал герцог. – Тогда выбирай: я останусь тут на десять минут сидеть за столом один… или пошли все вместе. - Вместе… наверное, - слегка растерялся парень. Эртен понял, что пора вмешаться. Во-первых, гардекор прав – он не должен оставлять своего подопечного одного. А во-вторых… вот еще в нужник его не водили! Он же не лежачий раненый, в конце концов! - Господа, - проговорил он, встав с лавки (хорошо как, что тут есть стол, на который можно незаметно опереться!) и в упор глядя на своего орнинга. – Давайте вы не будете спорить из-за ерунды. Я спокойно схожу и сделаю все сам. «А, между прочим, стою! Больно, конечно, но… нет, сидеть, понятное дело, приятнее. А уж лежать… но и стоять я тоже могу! И идти, наверное…» - А мы и не спорим, - приветливо улыбнулся герцог и встал. – Гимар, ты конечно же молодец. Возможно, со временем из тебя получится такая же зануда, как Нэррем. Пошли. И, не тратя более времени на разговоры, сам ухватил Эртена за плечи, закинул себе на плечо его руку, и ухитрился за мгновение: кинуть монетку слуге, чтобы присмотрел за одеялом и столом, - и одними бровями приказать Гимару: «помогай!» Вот тут Эртен уже не выдержал и застонал. Во-первых, было действительно больно, и сдерживать этот стон уже давно надоело. Да и чего ради, собственно? Героя из себя строить? Так ведь все равно никто не верит… А во-вторых… было ужасно стыдно. До боли сердечной стыдно… «За что, а?! ну что я такого сделал, чтобы вот такое вот в итоге получить?!» - Никогда не ездил на герцогах! – сверкуче улыбнулся он в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь. – Да еще по такому поводу! - Привыкай, - еле заметно улыбнулся Стерт. – Надеюсь, у меня вполне приличные ездовые качества. Он вел себя так, как будто сопроводить Эртена вот сюда вот – это было его каждодневным развлечением. Хотя, пожалуй, он даже и не развлекался. Он просто… поступал так, как ему казалось правильным – и плевать, как это выглядело со стороны. Не говоря уже о мнении задействованных лиц… - Это смотря с кем сравнивать, - вздохнул Эртен, смирившись с жестокой необходимостью. – Так-то вроде… ездить можно… С помощью этих двоих – Золотого герцога и его телохранителя – вьорн довольно быстро справился со всеми своими… животрепещущими проблемами. После чего был переодет в чистую, хоть и старую рубашку и водворен обратно за стол. К этому моменту его уже трясло так, что удивительно было, как еще весь дом ходуном не ходит… От озноба он даже не смог нормально взять в руки чашку с лито, пришлось делать серьезное усилие, чтобы подавить дрожь в руке. Впрочем, в свежей рубахе и в меховом одеяле сделалось легче. Уютнее как-то… расставаться с мехом не хотелось, да и не пришлось бы, наверное… вряд ли Элиан… то есть герцог… в общем, орнинг оставит его здесь. Наверняка купит и возьмет с собой. У него все просто. Эртен с трудом заставил себя проглотить ломтик ветчины. О пироге с грибами даже думать не хотелось, не то что в рот взять… Чтобы не вызывать поучений и излишнего внимания к себе, он вооружился моченым яблоком и принялся медленно его уничтожать. Глядишь, как раз хватит, пока сам герцог насытится, и придет пора уезжать. Герцог несколько раз искоса смотрел на него, но пока ничего не говорил. А потом вдруг спросил – нерешительно: - Может, тебе горячего молока? Нерешительный Элиан Стерт – это было странно. - Не нужно, - отрывисто ответил Эртен. Молока ему не хотелось… - Обойдусь. Больше герцог вопросов не задавал. Просто вскоре возле них появилась корзинка с припасами, свертками и флягами. Возможно, среди них было и пресловутое молоко. А ещё, кажется, герцог спросил у служанки, есть ли у них лечебные отвары… Что ответила девушка – Эртен не слышал. Ему было всё равно. Таким же манером, что и в отхожее место, они вернулись в карету, запряженную свежими лошадьми. Но теперь у вьорна было волчье одеяло и несколько потертая длинная шуба из черной лисы. Даже у Гимара появился дополнительный плащ. Только сам Элиан остался в том же, в чем и был. В конце концов, изначально из их троицы герцог был одет лучше всех. Да даже и сейчас – лучше. Но это тоже было не важно. Уже в самой карете орнинг протянул ему флягу и велел выпить, сколько сможет. Эртен послушно выхлебал почти половину, после чего чуть не задохнулся от вяжущей горечи какого-то травяного настоя. Вернув герцогу фляжку, он вжался в спинку скамьи и погрузился в размышления. Они по-прежнему были не слишком веселыми, но терпкий привкус безнадежности неожиданно стал слабее. «Он заботится обо мне… значит… Что это значит? Рачительность хозяина или просто обычную человечность? А неважно пока что… во всяком случае он не хочет потерять своего вьорна. С другой стороны… смешно было бы, если бы хотел. Орната – штука не из дешевых, каким бы богачом он ни был, а все одно цену деньгам знает. Должен знать. И что из этого следует? Из этого следует, что я – идиот. С чего я вообще стал его бояться? Конечно, я в его власти. Полнейшей. Ну и что, собственно? На войне все примерно так же, только еще и убить могут… Во всяком случае, в одном я могу быть уверен – привязывать к кровати и трахать меня он точно не станет – уж слишком жестким был его взгляд, когда он про это спрашивал. Не любит он таких… Так что хотя бы от этого я застрахован. Так что… будем жить дальше, а, сейн Эртениар? Будем, будем… И может быть, даже хорошо…» Сон сморил его внезапно. Вот только что он еще смотрел на Элиана, смотрел, не отрываясь, бесстрастно изучая резкие черты довольно красивого (вот его, наверное, дамы любят!) лица… А в следующий момент глаза его уже закрылись. И не было кареты, везущей его в неизвестность, не было рядом орнинга, спасшего его дурацкую и вполне бесполезную жизнь… Была темнота. Влажная, стылая и промозглая тьма… хватала его за руки, трогала кожу на шее, лизала щеки, заставляя брезгливо морщиться… И голоса. «… отдаю Имя свое ныне здравствующему Вожаку сыскной Стаи…» - это его собственный голос. Странно слышать его из ниоткуда… «… не уходи, Этта! Куда же ты? Тебе должно понравиться! Может, не сразу, но…» - это голос Гьенны. Ненавистный голос, от него Эртен вздрагивает и пытается заслониться рукой… не потому, что думает, что это поможет, а просто так, инстинктивно. "… карается, ввиду дворянского происхождения, отсечением головы..." Это Кубир Гашта. Жуткая работенка у мужика – даже если уверен в невиновности своей «добычи», все равно приходится брать след, и гнать, и стискивать клыки на горле… «Что вы предпочтете, друг мой? Шпаги или пистолеты?» - а это… это Элиан вю Шеннерт. С ним у Этты назначена дуэль, да… Дуэль. У Этты. У какого Этты? Этта мертв. На него надели смертные ленты и обезглавили. Или просто дали сдохнуть, невелика разница. Хотя нет… он умер раньше. Когда отдал свои Имена. А тело передал в наследство какому-то непонятному парню… Вот у этого парня и назначена дуэль с Его Светлостью. А что для этого нужно? Шпаги. Он же выбрал шпаги… Темнота начала светлеть, разбегаясь в стороны от блеска его клинка. Хотя нет, он не блестит, просто светится чуть-чуть… А если им помахать, то света становится больше. Иногда даже хватает, чтобы увидеть очертания своего противника. Удар. Пришел из темноты, внезапный, будто змея атаковала. Эртениар его парировал шутя и ударил сам. В пустоту. И тут же увидел свист чужого клинка. Увидел? Свист? Легко. В темноте и не такое увидишь! Особенно в такой вот, вязкой, холодной, сковывающей движения… Удар. Острие шпаги Золотого герцога нащупало его грудь, прошло насквозь… Эртен задохнулся и схватился свободной рукой за дырку – уж очень быстро выходил из нее воздух. - Ты убит! – весело и азартно выдохнул ему в ухо герцог. – Я убил тебя. - Ты убил меня, я убит, - облегченно улыбнулся Эртен и тут же порадовался, - это совсем не больно! - Ты убит, - повторил Элиан. – Почему же ты не падаешь? - Зачем же мне падать? - Мертвецы не должны стоять на ногах, - осуждающе покачал головой герцог и одним движением отсек ему ноги. Эртен послушно упал и спросил: - Я уже упал, мой орнинг. Что дальше? - Все, - герцог наступает ему на дырявую грудь и заботливо, почти нежно спрашивает: - Может, молочка хочешь? У меня и фьошь есть… Молоко и фьошь. Белая гладкая жидкость течет по нему, рекой течет, там, за его отрезанными ногами из этой белой-белой реки пьют собаки, тощие, вислоухие ищейки, настороженно следящие за ним своими шальными глазами хищников. Ничего, шпагу-то Элиан у него оставил… не подберутся. Чья-то рука, знакомая, добрая, верная – вынимает из его пальцев рукоять шпаги. Клинок ломается о колено и швыряется в белую реку. Шпага плывет туда, к собакам, и псы ухмыляются, ухмыляются и делают шаг вперед, потому что он беззащитен. - Пожалуйста, не убегай от них… пожалуйста… дай им себя схватить… Карбиан. Вот кто забрал у него шпагу. Кто привел к нему собак. Это вот когда орнинг убивает тебя ударом в грудь – тогда не больно. А когда вот так, как Карбиан – очень больно. Ужасно больно. Настолько, что даже собачьи клыки уже не кажутся чем-то страшным… - Ты забрал у меня оружие, Карбиан, - прошептал Эртен. – Я беззащитен теперь… Как же ты мог, Карбиан? И тут же тихий, спокойный голос Элиана откуда-то сверху: - Ты же мертв. Забыл? Я убил тебя. Эти псы не трогают мертвецов. - Да… я помню, Элиан… я убит. Они не тронут меня… Они не тронут. Элиан прав. - Спасибо, Элиан. Эртен проснулся сам. Глаза открывать не стал – все равно в карете темно, смысла нету, только чуть шевельнулся в ворохе волчьего меха, чтобы снова замереть в неподвижности. Все тело затекло и болело, кожа была до омерзения липкой и влажной – вспотел, значит, пока ехал… Видно, то питье с почтовой станции подействовало. Жар, правда, до конца так и не прошел, но… хотя бы озноб его больше не тряс так сильно. Он полусидел-полулежал на сиденье и вспоминал свой Джойль. Ну, уже не свой, конечно… Братья-великаны – огромные старые дубы при въезде в поместье. Ажурное переплетение тонких вишневых веточек в садах арендаторов. Река Дога… В Джойлской излучине вот уже десять лет как добывали речной жемчуг. Не бог весть что, конечно, не изумруды и не сапфиры, но спросом неровные жемчужинки пользовались ненамного меньшим, чем их крупные и гладкие морские сестры. А самое главное – Джойлские луга. В позапрошлом году он заложил строительство двух конюшенных корпусов, в одном из них уже сейчас стояли четыре чудеснейших жеребца… Он их отбирал сам. Могучий гнедой Дубравник, с развитой мускулатурой и густой жесткой гривой… Светло-серый Неясыть, мерзопакостный поганец, изводивший конюхов почем зря… Еще один гнедой – Тамиэли, гордый и стройный красавец… И рыжий Солнышко… Рыжего вообще-то звали Осенним Ветром, но все, и даже сам Этта, звали его Солнышком. Добрый, ласковый зверь, ни разу никого не обидевший. Такого и шпорой не тронешь, и хлыстом не хлестнешь – нужды нет, да и рука не подымется… А в старой конюшне красавцев коней ждали кобылы. Его гордость, его радость… четырех из них он растил сам, когда они еще жеребятами были… И еще восемь статных и гордых гривастых дам, с которых он думал начать выведение новой породы. Уже через пару лет был бы неплохой табунчик, бегающий по его Джойлским лугам… Его кони. И все они… где-то. Может быть, если повезло – в Джойле. Или их распродали уже. Хотя конфискация была не так давно, быстро это не делается. Но все равно рано или поздно это случится. Кобылы разойдутся по рукам, и хорошо еще, если по любящим рукам. Жеребцы – тоже… Если не охолостят и пустят производителями где-то… то, может, и жеребятки будут от них, кони-то замечательные. Хотя Неясыть наверняка холостить будут, эту скотину никто не выдержит долго, а что у него данные не хуже, чем у личного коня аш-Анатханны, так это еще разглядеть надо… Не будет новой породы. Не дрожать Джойлским лугам под копытами чудесных скакунов – Этта… нет, Эртен… нет, все-таки Этта уже давно представлял себе будущих лошадок именно чудесными… Может быть, он хотя бы у вю Шеннерта сможет заняться чем-нибудь похожим? Может быть, даже… орнинг позволит ему потом выкупить его коней? Хотя бы часть… И он прославит яблочную Шеннерти еще и лошадьми… пусть не Джойль, пусть Шеннерти… А если нет? Если его просто отошлют в провинцию с правом охотиться в местных лесах пару раз в год? Он свихнется от безделья. Превратится черт знает во что… пузо себе отъест, станет расплывшимся хряком… перестанет быть тем, кем быть не противно. Уж лучше бы, кажется, все-таки гардекором. Хоть при деле, не скучно и сам себе не противен!