Вьорн Золотого Герцога

ЭЛИАН Долго ли собираться? Тем более я привык быть в дороге. Денег пришлось брать побольше, и не только денег. Кстати, и оружия тоже побольше. На миг у меня возникло малодушное желание – не ездить никуда. Поручить улаживание проблемы кому-нибудь – из тех ловких людей, которых можно нанять за деньги… Отоспаться. Сидеть в библиотеке тети и читать книги, попивая фьошь. Кстати… ведь я вьорну обещал книги подобрать… Да черт раздери! Почему у нас всё время в стране происходит какая-то гадость?! А книги я всё равно подберу. Хотя бы несколько, предположительно, без того вдумчивого рассматривания, которым я хотел заняться – подобрать чтение и ему и себе. Итак, отобрав несколько фолиантов и вовремя вспомнив, что одним из условий подбора книги для больного является ее небольшой вес, я отправился к своему вьорну. Нэру было сказано, чтобы он тоже шел туда, как только поест и соберется. Эртен лежал с закрытыми глазами, но, кажется, не спал. Прислушавшись, я разобрал тихое невнятное бормотание… Точно, не спит. Ну и хорошо. На звук моих шагов он повернул голову и посмотрел на меня. - Что-то случилось? - Я тебе книги принес, - ответил я и вывалил их на столик. – А ещё… хочу пока попрощаться. Мне придется уехать. - Уехать… - взгляд его сделался встревоженным. – Это не… с Его Величеством проблемы, случайно? - Нет! Ещё не хватало…. Нет, ничего похожего. Это с моим кораблем проблемы… Вернее, с командой. - Ох… - теперь он смотрел на меня с сочувствием и пониманием. – Надеюсь, все живы? - Двое уже нет… И врача к ним не пускают! Сволочи… Потому я и еду. - Конечно, все правильно, - Эртен постарался улыбнуться. – Я понимаю. Надеюсь, этими двумя дело и ограничится, и больше никто не умрет. - Я тоже надеюсь, - ответил я тоном, в котором и сам-то не слышал достаточной доли уверенности. Но, может быть, доброе пожелание моего вьорна… немного более действенно, чем мои ругательства? Смешно… О чем я думаю… Давно я, кажется, не верю в молитвы и в пожелания. - Как ты сейчас? – спросил я, присаживаясь. Интересно, понравится ли ему мой выбор книг? - Хорошо, - откликнулся он сразу. – Вот вернешься, а я уже здоров. Что за книги ты выбрал? Чем я буду спасаться? - Сейчас… Я взял стопку в руки. - «История Второй и третьей Пайжарских войн»… «Мемуары генерала Скарради»… это дедушка нынешнего вю Скарради, «Правда и мифы Золотой долины» - интересное изложение старинных легенд об Ушедших народах, а также о животных и об охоте… и вот, не знаю: «Тени на воде» - это стихи. Эн Ли… Мне порою нравится их читать. И добавил: - Ты так поспешно произнес «хорошо», что оно вышло как-то неубедительно. Мой вьорн помолчал, но недолго. - … и дыма завиток, запутавшись в ветвях пушистой вербы, нам упоительно о доме сказ ведет, оставшемся за нашими следами… Эртен чуть улыбнулся. Декламировал он очень тихо, но, кажется, был доволен. - Эн Ли – отличный выбор. Я его плохо знаю, к сожалению. Так что как раз и познакомлюсь. И за вю Скарради спасибо. Думаю, его интересно будет читать – говорят, неординарный был человек. А об Ушедших я даже и не читал – так что ты угадал по всем пунктам, мой орнинг. - Я рад. Хоть что-то сделал…- пробормотал я. И не знал, что говорить дальше. Остальное было бы… неуместно, что ли. Слюнтяйство. Я не хотел ехать. И вьорн, похоже, тоже не хотел, чтобы я ехал… И признался мне в том, что когда я рядом, ему становится лучше. Вот уж не ожидал от себя! Да я и посидел бы. И тетю я давно не видел… Похоже, я устал. Иначе почему простые строки Эн Ли мне вдруг показались полными смертельной тоски? Этот оставшийся позади дом… как будто улыбка из-за могилы. Но ведь он и вправду – умер. Этта умер, остался Эртен… - Хоть что-то? – вьорн тихо рассмеялся. – Ты – мастер преуменьшений… Езжай, мой орнинг. Они ведь ждут тебя… вот и езжай. Помнишь, как у Тиннеля? «Пока мы в силах сидеть в седле, покоя нам не видать! Поклон – до неба, полет – к земле… Особенна наша стать…» Помнишь? Это ведь про тебя… - Ты так считаешь? Особенная? Насчет полета, боюсь, ты прав… Вьорн застыл, после чего прошептал: - Прошу прощения. Я не хотел тебя оскорбить, мой орнинг. - Да черт побери! У меня имя есть! И ты меня не оскорбил. Я и впрямь… летаю, когда я в море. А не тут. - Да… конечно… - он улыбнулся, но как-то… не очень убедительно. - Сейн, - в комнате появился вю Лежже. – Я готов… ой, прошу прощения. Я помешал? - Да нет… Я посмотрел на Эртена – его взгляд, прямой и ещё чуть виноватый, подернулся какой-то дымкой – кажется, я его попросту утомил! Ну правильно, ему надо просто спать. И лишь потом – читать и всё остальное. - Наверное, мне в любом случае уже пора, - сказал я вставая. – Эртен, это Нэррем вю Лежже, моя тень, охрана и совесть… А это, Нэр, мой вьорн – Эртениар Стерт. К сожалению, я не смог довезти его здоровым. Но сейчас он уже поправляется, - сказал я, ловя себя на том, что тон мой в последней фразе был почти приказной – словно приказывал я лихорадке и больным легким. «А ну теперь же вон! Чтобы я вас больше не видел!» И когда это меня в последний раз заботило, каким тоном я разговариваю?! Разве что во время свидания с Вив… и с тетей тоже, мне приходится порой себя сдерживать, чтобы ее не обижать… А тут вдруг вьорн. Странно как. - Да, Элиан… я поправляюсь, - послушно ответил Эртен. – И тебе действительно пора. Рад познакомиться, сейн вю Лежже… пойду к Вам помощником, когда поправлюсь… Нэррем нервно покосился на меня, в ужасе от такой перспективы, но ответить вьорну не успел. Тот просто-напросто уснул… А я не успел пожелать ему здоровья. И когда это меня заботили пустые фразы? Раньше уеду – раньше вернусь… - Пойдем, - сказал я Нэррему, - наверное, я и переодеваться не буду. Незачем. Только зайду за вещами… Те мелочи, что помогают скоротать дорогу… Та же фляжка, из которой я поил вьорна – я пополнил ее и взял с собой. По настоянию Кени взял с собой малый набор лекарств – и для матросов, и для меня самого. Тетя, кажется, полагала, что если она меня снабдит перевязочным материалом, то он и не пригодится ни разу. Я не очень сопротивлялся – наверное, потому, что в глубине души был с нею согласен. Ну почти. * * * ЭРТЕН Эртен спал долго и очень крепко, не просыпаясь даже во время кашля, который так пока что и не прошел. Открыв глаза уже где-то перед рассветом следующего дня, Эртен обнаружил, что ему стало хуже. Причем, совершенно непонятно, с чего бы вдруг… Ведь и воздействия смертных лент уже нет, и с легкими его уже почти справились… ну, то есть с болезнью… Он лежал, смотрел на огонек свечи, на спящую у его ложа служанку (Аланью, кажется), и ему казалось, что кровь его стала густой-густой, липкой, как патока, и уже совсем перестала двигаться по сосудам. И еще – внутри было горячо. А снаружи – холодно. Он порадовался, что вокруг темно – глаза почему-то болели, и яркий свет в таком случае был бы очень некстати. Именно поэтому он не стал будить девчонку, чтобы она дала ему воды или помогла укрыться потеплее. Еще лишних свечей назажигает! Не объяснять же ей, что ему свет сейчас ни к чему! Тишина… особая, предрассветная. Тягучая, глубокая, всеобъемлющая… В такой тишине сердце замедляет свой стук, того и гляди – остановится совсем… В пайжарском плену выздоравливать было почему-то проще. Наверное, дело в жажде жизни. Там ею было пропитано все. Каждый стон страдающих пленников, каждый смешок вражеских сторожей – все! А здесь? Откуда ее взять здесь, когда весь дом спит, убаюкан тишиной и ночью? «Его Светлость изволили отбыть… и забрали с собой все звуки. И… и проявления жизни! Черт! Так и свихнуться недолго!» Эртен поплотнее закутался в покрывало, под которым лежал, и стал ждать, когда же все проснутся. К тому моменту, как Аланья открыла глаза и сонно принялась позвякивать посудой и склянками с лекарствами, ему было уже плевать на питье – мутная слабость и тяжелая душная тошнота притушили все телесные желания, кроме одного – отключиться уже наконец, и чтобы никто его не дергал… Но, разумеется, женщина не могла оставить его в покое. Не сразу, правда, но она заметила легкое движение руки – или изменившееся дыхание - и приступила к больному с профессионально сочувственными словами и соболезнующим тоном: - Сейн, как вы? Как ночь прошла? Не болит ли голова? Не хотите ли скушать что-нибудь? Одновременно с этими словами она подставила под губы чашку с каким-то отваром, ловко приподняв голову вьорна, который не успел ни возразить, ни выказать желание. Он с трудом проглотил целебную жидкость. Тошнота сразу же пошла в наступление, и Эртен со стоном попытался отвернуться от чашки. Собственная слабость удручала. - Нет… - еле слышно выдохнул он, тщась избежать всяких кормлений и прочих манипуляций. - Не хотите… – огорченно констатировала сиделка. – А вчера кушали немного… Нехорошо-то как, сейн! Она по-хозяйски ощупала у Эртена виски, запястья, лоб и шею, горестно при этом вздыхая. - Голова не болит, сейн? – спросила служанка. – Кашель… нет ли позывов к кашлю? - Есть… реже уже, - говорить не хотелось, но приходилось. Она же не виновата, что он такой… как студень… или даже как кисель… растекся тут и лежит… ни сдохнуть не может нормально, ни выздороветь… - Уже меньше, чем вчера? – задумчиво повторила Аланья. – А должно было быть больше… по моему разумению… Хотите света? Раздвинуть занавески? Или свет раздражает? - Не надо… пожалуйста… - Эртен помолчал и неохотно спросил, - есть ли еще одно покрывало? Холодно… - Да-да! Конечно! – женщина заполошно, как курица, метнулась куда-то в угол, принесла сначала одно, потом другое, и стала укутывать Эртена, повторяя тихонько: - Холодно… Вот ведь как… А я не догадалась… простите покорно, сейн…сейчас будет уютно… нужно ли прямо сейчас ещё что-нибудь? - Нет… не хочу… Спасибо, Аланья… Он закрыл глаза, давя в зародыше очередной стон. «Странно… Вроде же мне не больно почти… Да и если б даже и больно – мне ведь было раньше больно. И… тогда меня не тянуло так сильно постенать… А тут… Прямо с трудом удерживаюсь ведь! Тряпка…» Он почувствовал – или показалось? – еле заметное касание руки к волосам, словно ребенка тихонько погладили по голове. - Я сейчас. Я быстро, - проговорила женщина и, притворив дверь, заторопилась по коридору – Эртен даже услышал быстрые шаги, совсем не такие тихие и медленные, как в комнате. «Ушла… Это хорошо. Может, ее что-нибудь отвлечет, и она не вернется? Лучше уж лежать одному… не хочется, чтобы меня видели таким… Никаким, если быть честным… Что же Вы во мне нашли, Ваша Светлость? в этом раздавленном червяке? Неужели от меня может быть толк? По моему разумению, никакого… Даже людоед сейчас не прельстился бы мной – разве только на холодец… ни тебя мяса, ни требухи нормальной… одна жижа невнятная… Создатель, да когда же это уже закончится! Я так устал… Ну хоть как-нибудь бы уже закончилось… А то я себя тараканом в янтаре ощущаю… в вязком-вязком янтаре… мошка застывшая…» Покоя, однако, и тут не было – достаточно скоро послышались опять шаги, и Аланья вошла в комнату вместе с Сильви. - Вот… - услышал вьорн, - знобит его… жар есть, но небольшой совсем… но мне пульс не нравится… и вообще как-то всё не нравится. Простите меня, коли зря побеспокоила вас. «Черт… вот и ей я тоже не нравлюсь… я же говорил… То есть думал… Ну и зачем на меня смотреть, если я не нравлюсь? Извращение какое-то, честное слово…» - Открой глаза, сынок, - услышал он. – Не бойся, это всего лишь я, Сильви… Сейчас мы сердце послушаем… Только послушаем немного… Маленькая старушка… да нет, не старушка, просто пожилая женщина – склонилась над ним и сильными прохладными пальцами взялась за запястье… Потом так же, как Аланья, пощупала лоб и шею, но сейчас это было почти приятно. Пришлось открывать глаза. Хотя зачем ей нужно, чтобы они были открыты, Эртен решительно не понимал. Слушать сердце можно у всяких пациентов. И глаза тут ни при чем. Не через глаза же его слушают-то, это сердце… Да и смысл его слушать вообще? бьется пока, и ладно… Все это он бы спокойно проговорил вслух, если бы были силы. А так – только подумал. А вслух почти ничего и не сказал, кроме покорного «хорошо»… - Значит, уже не хочется кашлять? Просто слабость? Дышать тяжело? – тихо и ласково спросила та, которую звали Сильви. «Попробуй допрос по-женски, Этта… то есть Эртен… Мужской вариант ты уже проходил, теперь вот это… Вот ведь мука-то!» - Нормально… все со мной… Просто устал, - Эртен решил, что если он скажет, что с ним все в порядке, то его оставят в покое. – Я отдохну… и… будет хорошо. Всем. - И кому же в первую очередь должно быть хорошо, мальчик? О ком беспокоишься? – голос Сильви ласков, даже слишком ласков… - Всем хорошо… вам… вашей госпоже… - говорить сделалось трудно почему-то – словно дыхания не хватало на все слова, - всем должно быть… хорошо. Оставьте, не нужно ничего… - А тебе самому? Ты хочешь ли жить, сейн Эртен, вьорн и названый брат его светлости? - Не хотел бы – давно бы уже… сдох… - пробормотал брат его светлости, снова закрывая глаза. «Да что же такое со мной?! Словно все замирает внутри… замораживается, в спячку впадает… Словно я – кукла, марионетка, которую кукольник в сундук прячет…» - Просто я… засыпаю… и никак заснуть не могу… - неожиданно для самого себя признался он вслух. - Тебе нельзя спать! Слышишь, нельзя! Пожалуйста, не спи, сынок, - настойчиво ввинчивался в уши голос Сильви. – Не больно ли где-нибудь? «Сынок… так меня мама звала… мама моя… Навестила бы хоть разок… хоть во сне… Пришла бы… мы бы на шпагах с ней… на заднем дворе… Я бы снова пропустил ее финт… А она бы открутила мне уши за это…» На мгновение показалось вдруг, что матушка вошла в комнату, нетерпеливо похлопала ножнами по креслу… села… От нее пахнет медом и горячим металлом… «Сынок…» Слово шелестящее отдалось в голове, заставив таки отвечать на вопрос. - Не больно… все в порядке… не надо, мама, все хорошо… не надо… - Ты держись, пожалуйста, - мягко, но настойчиво обволакивал его голос Сильви. И так же мягко легла на лоб прохладная рука. – Не уходи, мой мальчик. Ты нужен здесь, слышишь? Ты нужен нам. Ты же сильный, ты дерись! - Слышу… все хорошо… Только он слишком далеко… и тошнит… - пробормотал он в ответ. – Боль лучше бы… чище… - Кто далеко? Кто слишком далеко от тебя, сынок? – настойчиво спросила Сильви. - Он… - Эртен закашлялся, но даже сквозь кашель смог выдавить ответ, - орнинг… мой господин… далеко… - Ты скучаешь по нему? Быть может, ты хотел что-то важное сказать ему… передать? – заботливо проворковала женщина. – Я могу написать письмо… оно должно поймать герцога ещё до его возвращения… - Нет… нельзя отвлекать господина… - Эртен обессилено мотнул головой. – Он занят… дела… нельзя. Я не так важен… там его люди… нельзя… Сама мысль о том, чтобы написать Золотому герцогу, что он, вьорн, по нему скучает, показалась ему дичайшей нелепицей. По Золотому герцогу могут скучать только дамы. Он, мужчина, ему не пристало… - Но письмо-то прочесть он может, чай, не на войну он уехал! – немного удивленно произнесла Сильви. – Если ваша милость забыли сказать что-то важное герцогу – мы живенько напишем да отправим… «Да зачем ему это письмо?! И вам оно зачем? Чего вы от меня хотите? Тем более я не помню, что я забыл ему сказать… Может, и впрямь забыл… Нет, не помню… мы много говорили. Но сказал ли я ему все, что должен был? Впрочем… самое важное – это… да…» - Передайте ему спасибо… я не помню, говорил ли ему спасибо… А то вдруг не сказал? Передай… мама… Я посплю. Потом поговорим, хорошо? скоро… - Хорошо, мой дорогой… Я всё передам. Он наверняка знает… наверняка ты сказал ему уже, – успокаивающе проговорила Сильви. – Но я всё равно… передам ещё раз, ты не думай… Отдыхай… всё будет хорошо. Только ты не спи… ещё несколько минуток, пожалуйста! - Да… конечно… Я скоро, мама. Где моя шпага? Не могу найти… У меня нет шпаги… потерял… прости меня, мама… прости… я без клинка сегодня… Короткая мелкая дрожь пробежала по телу, глаза нестерпимо жгло, и только несколько раз моргнув ими, он понял, что это слезы. Горячие, едкие… противно текущие в уши по вискам… Поднять руку, чтобы смахнуть надоедную влагу, он не смог. Отчего стало еще досаднее… - Я прощаю, - тихий, чуть дрогнувший голос, - разве я могу на тебя сердиться? Ласковая рука провела по волосам. – И клинок у тебя будет… а сейчас отдыхай… я через минутку приду. Чуть влажная материя легла на лоб, Эртена погладили по плечу – и быстрые шаги, почти бег, удалились прочь. Тишина. Наконец-то! Как он совсем недавно мог не любить тишину? Жажда жизни, подумаешь… Зато в тишине можно раствориться без остатка, рассеяться, впитаться… Приедет орнинг и вытряхнет его из тишины. При надобности. А сейчас – зачем он тут такой? Сознание мутилось, и все чаще Эртену казалось, что вокруг него не комната в доме монны вю Роно, а площадь… та самая площадь, где Элиан его спас. И гулким оглушающим набатом звучат и звучат бесконечные слова герцога «Нарекаю брата своего!»… От них гудит голова. Так сильно, что имя – его Имя! – не может там никак уложиться и постоянно вылетает наружу. Тесно ему там, в маленьком Этте, у которого нет даже завалящего клинка… - Говоришь, бредит? – услышал он низкий и сильный голос монны вю Роно. – А жар? Несильный? Сейчас проверим… Довольно тяжелые, уверенные шаги, и вот они уже в комнате. - Эртен! – провозгласила Кенья. – Ну что такое? Поправляться ведь должен! А ты? Эртен вздрогнул. Властный голос хозяйки выдернул его с площади, и он неохотно проговорил: - Все в порядке, монна… я просто устал… немножко… Вот отдохну и… буду как новенький… - И отчего же ты устал? – почти возмущенно вопросила монна. – Жить устал?! Рановато. У тебя жизнь только началась, если ты забыл! И знаешь – думается мне, что началась лучшая… или по крайней мере наиболее интересная ее часть! И она должна пройти с твоим непосредственным участием! Ну-ка! Тебе надо больше пить! И стакан с отваром был тут же предложен больному без возможности отвертеться. «Пить так пить… пусть будет пить… Вас, монна, не послушаешься, так и без штанов на улицу выпроводите… А я без штанов никак не могу. Мне без штанов нельзя – устав не позволяет. Я и так-то без клинка, а ежели еще и без штанов… Нееет… Будем пить!» Он послушно выпил отвар и почувствовал, что снова соскальзывает в душный сумрак, где так трудно дышать и хотеть жить. Из последних сил потянулся наружу, к неверному свету нескольких свечей. - Монна… я еще жив! И… выживу… Эртен закашлялся и с тоской почуял приближение очередной волны тошноты. Выбор был невелик. Или позорно сблевать на пол при даме, или… позволить себе уйти в то серое «между», в котором так медленно струится кровь и еле-еле бьется сердце… Он выбрал второе, тем более, что усилий для этого прилагать не пришлось. Мир выцвел, звуки стали мягкими, приглушенными… и незначительными. «Буду ждать орнинга. Он придет и вытащит, и отряхнет пыль… И все будет хорошо!»