Этикам вход воспрещён!

Оставшийся путь до края Солнечной системы прошёл в состоянии холодной войны: члены команды почти не общались и, казалось, очень старались избегать друг друга, что было достаточно трудной задачей для четверых человек, запертых в крохотном шаттле. Однако после того, как корабль, покинув родную планетную систему, на максимальной скорости направился по давно просчитанному маршруту, напряжение несколько спало. Бальзак, стыдившийся своего неподобающего поведения в день отлёта, перестал сторониться товарищей, Габен с Жуковым, успевшие несколько раз повздорить из-за фотографии улыбающегося бывшего штурмана, вроде как пришли к мирному соглашению, Дон прекратил плеваться ядом, едва кто-то упоминал об их дальнейших планах, и даже наоборот: он, как будто пытаясь извиниться за свою несдержанность, вёл себя подчёркнуто дружелюбно. Разлад вновь вкрался в команду к концу первой недели пути, когда на бортовой компьютер пришло запоздалое сообщение. Это было послание от Достоевского, одного из диспетчеров космодрома, который как-то раз, замечтавшись, случайно направил два звездолёта на одну посадочную полосу, что едва не привело к их столкновению. Ситуацию спасла потрясающая скорость лавирования шаттла В-37, но самого Гуманиста от справедливого гнева его командира не могло укрыть ничто: Маршал не только высказал бедолаге всё, что о нём думает, не скупясь на выражения, но и добился увольнения недобросовестного сотрудника. Ввиду сложившейся ситуации Достоевский небезосновательно предположил, что та неприятная история с посадочной полосой может быть превратно истолкована осуждёнными на изгнание. Поэтому, несмотря на все сомнения и природную робость, он всё-таки решился отправить команде шаттла сообщение. На записи явно нервничавший диспетчер выражал соболезнования по поводу произошедшего, едва ли не извиняясь перед изгнанниками за всё человечество, и уверял их в собственной непричастности с такой искренностью, что даже Жуков, с самого начала яро недолюбливавший Достоевского, сумел выдавить из себя что-то вроде: «А Хлюпик, кажется, и правда ни при чём». Поднимать разговор на этот счёт никто не стал, но напряжённая атмосфера вернулась и даже усугубилась, рискуя вылиться в настоящую грозу при появлении какого-нибудь ерундового повода. И спустя пару дней это всё же произошло, хотя едва ли можно было назвать причину скандала пустяком. Оставив на дежурстве Габена, остальные члены команды погрузились в сон, закрывшись в специальных капсулах, когда внезапно всё вокруг замигало красным светом, и раздались низкие тревожные гудки – сработавшая система безопасности сообщала о приближении к инородному космическому объекту, не указанному в маршруте. Вскочившую было команду резким рывком отбросило в сторону, противоположную движению, когда Жан снял двигатель с режима сверхскорости. Спустя какую-то долю секунды корабль неслабо встряхнуло от удара по корме, затем ещё раз, и ещё. Бывалые исследователи невольно вздрогнули, осознавая: не успей дежурный переключить скорость, их звездолёт мог бы уже парить в космосе в виде отдельных кусков металлолома; быстро подорвавшись с пола, все ринулись в командную рубку. Сирена, оповещающая об опасности, продолжала издавать гулкий рёв; это говорило о том, что всё произошедшее – ещё только начало. Очутившись в рубке, космические путешественники обнаружили, что шаттл находится в плотном астероидном скоплении. Оно было намного плотнее Главного пояса Солнечной системы, а следовательно, намного опаснее. – Да что ж за… – Жуков грязно выругался. – Откуда в Персее-3 астероидное поле? – Это… – отозвался Дон, сконфуженно потупившись. – Ну, в общем, это не Персея-3. – Чего?! – Маршал не слишком дружелюбным образом схватил Искателя за воротник. – Что ты, чёрт возьми, наделал? – Георг, не до него сейчас! – Как будто в подтверждение отрывистого возгласа Оноре, корабль вновь встряхнуло: не успев свернуть, он задел правым бортом один из крупных астероидов. Командир едва заметно кивнул Бальзаку и, грубо оттолкнув Кихота в сторону, сменил Габена у одного из двух рулей ручного управления; было заметно, что он едва сдерживает ярость и больше всего на свете хотел бы сейчас размазать злополучного бортинженера по белой стене шаттла. Спустя несколько часов под управлением пилотов звездолёт наконец вышел из опасной зоны – действительно, по количеству и размерам небесных тел это скопление превосходило все открытые на тот момент астероидные поля. Не раз исследователи с тревогой смотрели в иллюминатор, ожидая, что тот или иной летящий в вакууме огромный кусок камня развалит уже потрёпанный шаттл на части. Но Оноре и Георг всё же не зря потратили по пять лет в лётной академии: каждый раз в последний момент корабль делал резкий поворот, уклоняясь от фатального удара. Когда шаттл наконец покинул астероидное скопление, и последний из разрушительных камешков остался позади, все члены команды облегчённо выдохнули. Бальзак снял руки с руля, тщетно пытаясь скрыть то, что они тряслись, как у паралитика. Жуков развернулся в кресле на 180 градусов - лицом к остальным товарищам, уже повскакивавшим со своих мест. Глаза, ранее горевшие яростью, потухли от усталости, но, едва Георг встретился взглядом с напортачившим Искателем, в них вновь заполыхали недобрые огоньки. – Итак, Дон Кихот, – железный голос был непривычно тусклым, – у тебя есть пять минут, чтобы объясниться, прежде чем я встану, возьму тебя за шкирку и выброшу за борт. – Ох, я думал, этот разговор состоится немного позже и при несколько других обстоятельствах… – Дон осёкся под суровыми взглядами товарищей и после обречённого вздоха продолжил: – Я знаю, что виноват: я предал ваше доверие и подставил вас, но у меня были причины так поступить… – Вот только попробуй опять завести свою шарманку про гениальнейшую утопическую идею. – Командир медленно встал, угрожающе надвигаясь на штурмана. – Рискни здоровьем! – Но Георг, – атрофированное чувство самосохранения как никогда ранее подвело Дона, – давай рассуждать разумно… – Разумно?! Это ты мне говоришь? Так это ты «рассуждал разумно», когда направил шаттл в абсолютно неизведанную систему на верную гибель?! И ведь ты не только собой рискнул – мы тут, если ты вдруг не заметил, все скованны одной цепью! Но тебе ведь не было до этого дела, какие мелочи, право! – Под конец этой тирады Кихот уже съёжился, отступая всё дальше и дальше в угол под напором справедливого гнева – Жукова в подобном состоянии боялись все. – Молись, чтобы механизмы корабля можно было отремонтировать. А не то – болтаться тебе на орбите твоей Второй планеты без скафандра, помяни моё слово! После этих слов Маршал резко развернулся и направился в машинный отсек; было видно, что он едва сдержался, чтобы не отправить провинившегося в нокаут, но учитывая произошедшее, инженер был жизненно необходим кораблю, состояние которого волновало сейчас командира больше всего. Габен и Оноре, едва заметно переглянувшись, последовали за Георгом, оставляя Искателя на растерзание вышедшей из спячки совести. Первичный осмотр повреждений стал, мягко говоря, неутешительным: одна из двух исследовательских капсул была потеряна, пробиты баки запасного топлива, из семидесяти ракетных двигателей в рабочем состоянии остались только двадцать. – Жуков прикончит Дона, – едва слышно пробормотал Мастер, обращаясь к Бальзаку. – Да чёрта с два – я его сам придушу! После неутешительной инвентаризации было объявлено экстренное совещание в кают-компании. Собиралась команда медленно и неохотно: несмотря на то, что все понимали, насколько плохи дела, казалось, обсуждение проблемы сделает её ещё более реальной. Наконец Маршал заговорил: – Как все вы прекрасно знаете, ввиду определённых обстоятельств, – он с нескрываемой яростью взглянул на пристыженного бортинженера, – мы попали в крайне затруднительное положение. Корабль получил серьёзные повреждения и потерял много топлива. Даже если нам удастся починить шаттл, едва ли мы сможем добраться до соседней планетной системы Персея-3. Однако это наш единственный шанс на спасение… Габен сделал глубокий выдох и слегка приподнял руку, привлекая к себе внимание: – Я понимаю, что сейчас это может быть воспринято несколько превратно, но мне кажется, что теперь есть смысл обратить внимание на идею Дона… – Отличная идея, – зло прошипел Бальзак. – Да, давайте следовать его затеям – это ведь так хорошо заканчивается! – Я не договорил. – Бальзак возмущённо закатил глаза, но позволил Жану продолжить. – Так вот, в любом случае мы уже и так находимся в Персее-4 и в ближайшее время никуда отправиться не сможем. Почему бы тогда нам не запустить в атмосферу планеты дронов, чтобы выяснить, что, собственно, она из себя представляет? Мы ведь уже ничего не теряем… – Потому что терять больше нечего, благодаря этому умнику, – мрачно добавил Жуков, кивнув в сторону непривычно тихого Кихота. – Да, – охотно отозвался Мастер. – Я и не пытаюсь его оправдать. Просто мне кажется, что в нашей ситуации следует рассмотреть все возможные варианты. На несколько минут в кают-компании воцарилась зловещая тишина: все понимали, что сейчас уже в который раз им нужно сделать крайне сложный выбор, последствия которого едва ли возможно предсказать. Между нахмуренными бровями командира залегли морщины, Габен задумчиво провёл рукой по подбородку, покрытому недельной щетиной; Дон едва мог усидеть на месте и нервно заламывал себе пальцы, отвратительно хрустя костяшками. – Пусть будет так, – произнёс Георг. – Дроны нам на корабле сейчас всё равно не понадобятся, а так хоть полудурку этому докажем, что он тут не умнее всех и не имел никакого права принимать такое решение. Через несколько часов шаттл залёг на орбиту Второй планеты – так можно было отключить двигатели, чтобы произвести необходимые ремонтные работы. Несколько исследовательских дронов были запущены в атмосферу для сбора информации, а члены команды приступили к починке судна. Наименее полезным в этом деле оказался Бальзак: мало того, что во внутреннем строении двигателей он разбирался с грехом пополам, так ещё и ежесекундно умудрялся что-нибудь уронить. И после того как коробка ключей с шумом приземлилась на пол, рассыпая всё содержимое, виновник погрома был с позором выгнан из машинного отсека всё ещё не откипевшим Жуковым. Впрочем, нельзя сказать, что это сильно расстроило Критика: он не имел особых навыков ручного труда и никогда не переживал на этот счёт. К подобным своим недостаткам он относился с философским пренебрежением и не обижался, когда ему на них указывали. В гордом одиночестве Бальзак вернулся в кают-компанию и застыл возле иллюминатора: красивым песчано-коричневым диском оттуда на него смотрела загадочная Вторая планета. Кое-где хаотично размазанные бирюзовые и белые пятна слегка нарушали гегемонию охристых тонов. На горизонте виднелись два спутника планеты – холодные и мертвенно-бледные, они отражали лучи местной звезды, посылая их на поверхность небесного тела. Вот только видит ли их там кто-то? Оноре прищурился, как будто надеясь разглядеть сквозь тысячи километров то, что происходило на этой маленькой, явно уступающей размерами Земле, коричневой планетке. Он, как и все прочие, твёрдо знал, что даже при самых удачных обстоятельствах им никогда не добраться до базы: сама мысль о том, чтобы вновь пройти через плотный занавес астероидного поля, казалась безумной. Бальзак с мучительной тревогой не сводил глаз с песочного диска – сейчас ему как никогда была необходима надежда.