Диагноз

Прохладный воздух коснулся лица молодого мужчины, когда он приоткрыл окно ровно настолько, насколько позволяла железная перегородка. Врачи запретили ему вставать, но пациент изнемогал от жары, ему было душно, и эта духота не проходила. Она поселилась внутри его перебинтованной головы, там, где раньше была его память. Но она сгорела дотла, и теперь мужчина не мог спокойно закрыть глаза, потому что вместо спасительной черноты перед внутренним взором вставала кровавая пелена. Он попытался просунуть голову между прутьев, но лоб так и не коснулся холодной поверхности. Человек скрипнул зубами от досады, распахнув ярко-зеленые глаза, отразившие в окне все терзания, снедавшие его. — Да что же это… — пробормотал Бикслоу, пытаясь вглядеться в смутные очертания деревьев. Он не мог понять, почему помнит точное расположение локаций перед местом, где находится, но совершенно не понимает, к примеру, как выглядит здание больницы. Это было мучительно странно. Через несколько минут глаза заболели, и Бикслоу зажмурился. Впору было выть от бессилия, потому что никто на всем белом свете не собирался объяснять ему, что происходит. На ощупь мужчина добрался до постели, и, присев на нее, нашарил на тумбочке альбом для рисования. Он выпросил его у Люси, когда она заходила в последний раз. Пришлось долго уговаривать медсестру, которая колебалась и настаивала, что ему нельзя перенапрягать зрительный аппарат. Его неоспоримый контраргумент заключался в том, что ему не обязательно смотреть на то, что он рисует. Конечно, Бикслоу слегка преувеличил: смотреть на альбомный лист, он смотрел, только толку от этого было никакого — все линии безнадежно расплывались. Поэтому какое-то время он рисовал, полагаясь лишь на натренированную руку, полностью нырнув в состояние без мыслей и желаний, из которого обычно рождались его шедевры татуировок. Но на этот раз подсознание художника было направлено на одну единственную цель: вспомнить. Бикслоу просидел за альбомом всю ночь и заснул лишь под утро, когда кончились чистые листы. Он не смотрел на результат своих трудов и только сейчас, чувствуя холодок волнения, нацепил на нос новые очки и, поколебавшись, открыл первую страницу. Судорожный вздох вырвался сквозь сжатые зубы, когда молодой человек с недоверчивым изумлением принялся рассматривать портрет девушки, который угадывался даже сквозь лишние штрихи и путаницу карандашных линий. Округлое лицо, большие глаза и светлые волосы. Его медсестра… Несомненно, он помнил её, пускай ни разу не видел после того, как очнулся. Помнил лучше, чем свое отражение в зеркале. Бикслоу провел ладонью по лбу, стянутому повязками, пытаясь совладать со смятением. Совершенно очевидно, что Люси сыграла важную роль в его выздоровлении. Но он настолько потерялся в своих ощущениях, скованных страхом, что не мог просто расслабиться в её присутствии и прислушаться к внутреннему голосу. Мужчина не знал, насколько плохо ему было во время болезни, но вот сейчас он чувствовал себя по-настоящему больным. Противная слабость давала о себе знать, но хуже этого были головные боли после каждой предпринимаемой им попытки вспомнить что-то о минувших событиях. Пациент перевернул несколько страниц, зарисованных лихорадочными портретами. Вот контуры линий складываются в изображение статного мужчины, развернутого лицом к художнику в три четверти. Холодный испытующий взгляд пробирает до костей. Вот смутные очертания фигур, напоминающих шахматные; из них выбирается человек со шпагой в руке. Вот непонятный ритмичный узор, напоминающий кирпичи… Бикслоу долго вглядывался в него, пытаясь понять, что же ему это напоминает. Еще один лист был почти полностью заштрихован, и несколько светлых пятен выделяли из тени черты уже знакомого женского лица. От жутковатой картинки мужчину охватил непонятный трепет. Странно все это. Тату-мастер подолгу замирал над каждым рисунком, взятым из подсознания, с отчаянием понимая, что он никогда не узнает, что происходило на самом деле, а что всего лишь плод его воображения. Бикслоу не представлял, как теперь вернется к обыденности, как будет рисовать эскизы в своем салоне, зная о том, что где-то внутри него спрятаны воспоминания о чрезвычайно важных событиях его жизни. По крайней мере, он был абсолютно уверен, что они таковыми являются. Мужчина вздохнул, размял шею и взглянул на следующий рисунок. На нем была изображена больничная койка, на которой сидели двое: девушка и парень. Не было видно их лиц, и только поза могла сказать о том, что нарисованные люди чему-то рады. Пациент неосознанно принялся скатывать между пальцев уголок листа, погружаясь в состояние оцепенения. Бикслоу было не совсем ясно, на каких основаниях он здесь находится. За его лечение никто платить не мог, потому что родственников или близких друзей у него не было. Возможно, это какая-то социальная программа? Но это просто немыслимо — ведь он точно был в порядке… Надо же, татуировка вызвала опухоль головного мозга. Это же такой бред, но, с другой стороны, о чем он думал, когда набивал её на лбу?.. Правильно, о путешествиях в параллельные миры. Вот и попутешествовал, какая ирония… А ещё Бикслоу не мог улавливать настроение людей, которые к нему заходили. Его шестое чувство редко его подводило, но сейчас как будто притупилось, и его это сильно волновало. Лаксус Дреер, его врач, виртуозно делал вид, что они знакомы всего пару дней, а ведь тот лечил его около трех недель. Мужчина чувствовал себя при их разговорах, как провинившийся ученик, который подавал большие надежды, но так и не сумел усвоить программу. Дреер общался с ним просто и профессионально, но пациент чувствовал, как иногда его врач срывается на личностное отношение, словно желая поделиться с ним, с Бикслоу, какими-то мыслями. Но затем на его лице мелькало сдержанное разочарование, ведь пациент ничего не помнил о Лаксусе. От этого становилось немного обидно, как будто Бикслоу мог бы тоже чем-то поделиться с этим человеком, но не имел на это права. Хартфелия была не меньшей загадкой. Девушка, когда разговор не касался темы лечения, по большей части молчала, как будто не знала, о чем говорить. Мужчина тоже не знал; ему до холодного пота хотелось спросить, о чем же она думает, когда приходит к нему в палату, но не представлял, как это можно сделать вежливо, не выходя за установленные рамки отношений двух незнакомых людей. Ведь странно было бы спрашивать о чем-то личном человека, с которым виделся два раза в жизни. Хоть этот человек ясно дал понять о том, что между ними произошло что-то важное. Да Бикслоу и сам догадался бы: альбом на его коленях служил тому прямым доказательством. Занятый размышлениями, Бикслоу не услышал, как в дверь стукнули, и не заметил, как затем кто-то её приоткрыл. Пациент, вздрогнув, прищурился и устремил взгляд на вошедших в палату. Их было двое: девушка и молодой человек, о чем мужчина догадался, лишь услышав их тихий и невнятный разговор. — Бикслоу? — обратилось к нему расплывчатое пятно в халате медсестры. Он не помнил, чтобы они с этой девушкой были знакомы, хотя внутри что-то подсказывало, что они все же уже встречались. — Меня зовут Эвергрин, — мягко представилась она. — А это Фрид. Фрид Джастин. Ты нас не узнаешь?.. Бикслоу тихо вздохнул и отрицательно покачал головой. Очки спасали его только от близорукости, и то, что было дальше расстояния вытянутой руки, он уже не видел. Он наугад выставил перед собой иллюстрацию, указав на неё. — Это, случайно, не вы? Посетители подошли поближе, разглядывая рисунок. Бикслоу теперь мог рассмотреть их обоих. Молодой человек, который был Джастином, мягко улыбнулся. Его тонкие черты лица были знакомы тату-мастеру, но откуда, он опять же не знал. Мужчина нахмурился. Фрид это заметил и улыбаться перестал, вопросительно приподняв брови. — Что с тобой? Пациент пару мгновений размышлял над ответом, пытаясь сформулировать всё то, что терзало его, в пару предложений. — Ну… Если не считать того, что я пережил шизофрению, операцию на головной мозг и ещё неизвестное количество невероятных событий, о которых даже вспомнить ничего не могу, то со мной все в порядке, — Бикслоу отдал альбом медсестре, которая теперь с любопытством разглядывала рисунки. — Конечно, немного неприятно осознавать, что окружающие меня люди при этом знают, что же со мной происходило, но не могут рассказать мне об этом, от чего сами мучаются, — перед мысленным взором предстало мокрое от слез лицо Хартфелии. Джастин молча переглянулся с Эвергрин. Та неуверенно дернула плечом. — Откуда вы меня знаете? — напрямик спросил Бикслоу. Он чертовски устал вспоминать, ему хотелось бы, чтобы хоть кто-то ответил ему на несколько обычных вопросов, не делая таинственно-отстраненное лицо или не пытаясь скрыть боль в глазах. Фрид присел к нему на постель, и медсестра устроилась рядом. Прямо как в тот день, когда у Дреера был выходной, и она решила познакомить его пациентов, надеясь, что это каким-то чудесным способом поможет в лечении. Тогда у неё было очень странное чувство, словно они втроем знают друг друга уже долгое время… Как будто они хорошие друзья. Было ли это из-за болезненной непосредственности Бикслоу, который вовсю дурачился и остро подкалывал своих собеседников, или из-за того, что она сама была выбита из колеи своим визитом в строй пациентов с психическими отклонениями, то ли потому что Джастин тогда только начал выздоравливать и нуждался в поддержке… Возможно, всё это в совокупности и позволило случиться тем часам легкого приятного общения, полного шуток и волнующей радости от того, что ты не одинок в своих мыслях, что есть такие же ненормальные, как и ты. Когда Эвергрин пришла к Фриду сегодня утром, он уже был одет в джинсы и рубашку, в которых попал в больницу, и дожидался её. Это означало, что его наконец-то выписали, но вместо того, чтобы порадоваться от всего сердца, девушка внезапно испытала сожаление. Она растерянно оглядела бледное лицо, казавшееся ещё уже, чем обычно, из-за стянутых в хвост длинных волос и встретилась с умным, проникновенным взглядом серо-зеленых глаз. Джастин выглядел осунувшимся, усталым, но вполне здоровым. Ему стоило бы хорошо отоспаться и как следует поесть, но в больнице его больше ничего не держало. Эвер смотрела на человека, который успел стать её другом за такое короткое время, с которым она делилась переживаниями, и не знала, что сказать. Впрочем, он сделал это за неё. — Лаксус просил меня задержаться до обеда. У тебя дела? Девушка немного грустно улыбнулась, тут же гордо вскидывая подбородок. Что это она, в самом деле. — Ну, моими делами в последнее время был ты, в основном, — заметила она, складывая руки на груди. Она немного замялась. — Ты… рад? Что уходишь. Джастин улыбнулся, и его словно навечно сошедшиеся на переносице хмурые тонкие брови приподнялись, придавая молодому лицу выражение некоторого удивления. — Да, я не могу в это поверить, — он снял с вешалки свое зимнее пальто. — Месяц назад я думал, что покончу жизнь самоубийством, а сейчас могу попытаться продолжить свое существование. Эвер уловила нотку сарказма в последних словах и не могла понять, почудилось ей или нет. — Но у тебя ведь есть любимая работа, и мы можем продолжать общаться? — неловко спросила она про то, что действительно хотела знать. Фрид лукаво взглянул на неё. — Я почту за честь возможность поддерживать с тобой дружеские отношения, — манерно ответил он, но Эвергрин вспыхнула от удовольствия и облегчения. — Слава богу, — не сдержалась она. — Я ведь не говорил тебе о том, что произошло в последние дни? Почему я хотел умереть и прочее, — бывший пациент нарочно беззаботно произнес эти слова, поэтому медсестра почувствовала, что Джастину непросто говорить об этом. Она покачала головой. — Что ж, теперь я могу рассказать тебе. К тому же, если ты не занята… Эвер поправила очки и не смогла сдержать улыбки. Она вышла немного кривой из-за того, что ей сейчас отчаянно не хотелось показывать Фриду свою радость от того, что он задержится тут ещё ненадолго. Они посидели в пустом в столь ранний час кафетерии, где мужчина за чаем рассказал ей о причине странностей последних дней, связанных с Мираджейн и её сестрой. Сказать, что Эвергрин была шокирована, значит ничего не сказать. Всё это было настолько страшно и пронзительно грустно, что у неё не было слов. А ещё это было настолько личным, что она могла только гадать, почему Джастин так сильно ей доверился. И от этого становилось легко на душе. После того, как Фрид закончил рассказывать, они погрузились в молчание, каждый думая о своем. — И чем... ты планируешь заняться? — делая паузы между словами, произнесла девушка. — Поисками жены? Джастин фыркнул от неожиданности и подавился чаем. Он негромко смеялся, прикрыв глаза тонкой ладонью, мотая головой. — Нет, — выдохнул он. — Никогда не мечтал провести жизнь в поисках жены. — Тогда работа? — ухмыльнулась Эвер. — Похуже любой женщины, знаешь ли. Капризная стерва… Фрид снова засмеялся. — Да, это больше мне подходит. После Нового Года придется искать новое место. Хочется попробовать что-то другое, не связанное с попытками просчитать каждый шаг в своей жизни, — его взгляд стал задумчивым. — Отлично, — медсестра кивнула, будто соглашаясь сама с собой. — Я уверена, ты справишься. Лаксус тоже так считает. Джастин открыто улыбнулся. — Спасибо, Эвер. Это просто невероятная удача, что я познакомился с тобой и доктором Дреером. Если бы не он, я закончил бы жизнь в тумане, не понимая, что происходит вокруг. Руки Фрида, крепко сцепленные в замок, лежали перед ним на столе, и Эвергрин вдруг захотелось обнять этого человека. — Кстати, я хотел проведать Бикслоу. Память к нему так и не вернулась?.. Девушка закусила губу и мотнула головой. Она помнила, как Фрид изменился в лице, когда узнал о том, что их знакомый шизофреник потерял память в обмен на здоровье. Она не могла знать, что в глубине души Джастин даже немного завидовал Бикслоу. Правда очень недолго, потому что он вспомнил, как мучительно было возвращать в жизнь то, что застряло глубоко в подсознании. Нет, лучше не терять принадлежащее тебе, насколько ужасным и неприятным оно бы ни было. Эвергрин восприняла новость о втором пациенте Дреера болезненно. Только она разрешила себе маленькую мечту о том, что они могли бы собираться вместе после выздоровления Фрида и Бикслоу, что она бы повела их на выставку искусств… Молодые люди подкалывали бы друг друга по поводу и без повода; они могли бы обсуждать любимые книги, сидя за столом на чьей-нибудь кухне… Медсестра чуть сморщилась. Глупо, конечно, глупо. Всё, что она выдумывает, никогда не становится явью. Так было всегда, с самого детства, и с чего она решила, что этот раз станет исключением? — Давай зайдем к нему, — подняла она голову и встретилась с серьезным взглядом мужчины напротив. В его глазах она поймала на секунду отражение своих эмоций. Или ей показалось. И вот сейчас Бикслоу растерянно таращил на них свои зеленые гляделки, недоумевая, кто они, и что им от него нужно. Джастин всмотрелся в рисунок, который ему молча протянула Эвер, и с изумлением посмотрел на бывшего шизофреника. — Да это же правда мы, — завороженно уставился он на лист бумаги. — Ты, конечно, не помнишь, но мы тогда целый день сидели в твоей палате и обсуждали всё, от мелочей до вопросов мироустройства, — он чуть ухмыльнулся. Мужчина с перебинтованным лбом выглядел озадаченно, недоверчиво переводя взгляд с одного посетителя на другого. — Только попробуй сказать, что не помнишь меня, — свысока взглянула на него медсестра, с поистине королевской надменностью поправляя очки на переносице. — Получишь. Бикслоу расплылся в оскале. — Неужели ты со мной флиртовала? Ох, прости, — он захихикал, глядя, как девушка заливается румянцем. — Да нет, ты за другой бегал, — едко ответила она. — Вот как? — пациент развел руками. — Ничего не понимаю, тут происходил какой-то экшн, а я все пропустил. — Да нет, ты был в эпицентре, — Джастин кинул взгляд на Эвергрин. — Лаксус запретил к тебе заходить, но я-то знаю, что тебе никак нельзя о нас забывать. — Но ведь забыл, — вздохнул Бикслоу, расслабляясь. Он чувствовал себя на удивление комфортно сейчас с этими людьми. Вроде, он их и не знал, но было так легко, что это не имело значения. — Итак, ты Джастин, а ты Эвергрин. Ты… бывший пациент? — Угадал. — А ты медсестра. — Долго думал? — поддела его девушка, поправляя форменный халат. — И вы мои друзья? — Ну что ты, так сразу, — картинно смутилась Эвергрин, закрыв лицо волосами и усмехнувшись дьявольской усмешкой. Фрид, заметив выражение её лица, даже немного отсел. — Ну теоретически, — помахал рукой в воздухе Бикслоу. — Вам придется рассказать мне. — И ты будешь нам верить? — поднял брови Джастин, поправляя воротник рубашки. — Вдруг мы просто втираемся тебе в доверие? — Да кому это нужно, — пациент закинул руки за голову. — Ну так что, я согласен с вами дружить, так и быть, в обмен на информацию. В памяти русоволосой девушки мгновенно всплыл эпизод с их ночным соглашением, когда она ещё лежала в палате. Тогда шизофреник с синим иерокезом приносил ей книги, забирался с ногами на стул, а потом мечтательно слушал, как она рассказывала ему разные мелочи о Хартфелии. На лице мужчины возникла та самая улыбка, которая в свое время довела Эвергрин до истерики. И она поняла, что будет очень скучать.

***

«Пожалуй, это даже хорошо» Лаксус в который раз читал это короткое, адресованное ему сообщение. Собственно, читать не было необходимости, оно фантомом преследовало его с самого утра, когда после вереницы путанных снов Дреер отключил будильник и обратил внимание на уведомление. Короткая строчка успела въесться в память, хотя ничего необычного в ней не было. Врач плохо спал, напрасно пытаясь расслабиться, измученно просыпался посреди ночи и глядел на мелькающие тени на потолке: какие-то придурки решили устроить предновогоднюю вечеринку и гоняли на машинах, не забывая включать басы погромче и отравлять жизнь мирным гражданам. Лаксус и его соседи не могли позволить себе открыть окно и насладиться нетронутой ночной тишиной, поэтому спать было душно. Впрочем, все это его бы не отвлекало, если бы он чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы заснуть. Из всей мутной каши мелькающих образов Дрееру запомнилась Штраус в его наушниках, поносящая имя начинателя электронной музыки Эдгара Вареза. Сверкая глазами, девушка с негодованием заявляла, что «если бы не он, всего бы этого не случилось!». Люси, поправлявшая галстук на манекене с синими волосами, согласно кивала. Дошло до того, что в Лаксуса полетел его же телефон с бодрой гитарной темой Kasabian и словами «научись разговаривать», и вот тогда он окончательно проснулся, лихорадочно шаря рукой под подушкой, пытаясь выключить будильник до того, как Хартфелия в соседней комнате проснется от набирающего обороты соло. Мышцы не слушались совершенно и болели со вчерашней утренней тренировки. И в целом состояние его было отвратительным. Так что не удивительно, почему ему так много времени понадобилось, чтобы понять, что сообщение от Мираджейн — не злая шутка его воображения. А вот почему то, что у него был «хлопотный вечер», было, по её мнению, «хорошо», он не знал, вернее, не совсем понял, что именно она имела в виду. Впрочем, Лаксус не то чтобы долго об этом думал: его голова раскалывалась от боли с тех пор, как он встал, и всё утро было похоже на продолжение его снов. Он еле понимал, где находится и что происходит, и только сейчас, сидя в кабинете Макарова, начал приходить в себя. Люси, робко предложив ему остаться дома, получила в ответ прямую угрозу, из которой было понятно, что если она попытается проявить сочувствие в данной ситуации, голова будет болеть не у него одного. Хартфелия обеспокоенно оглядывала бледного мужчину, но настаивать было бесполезно. На её памяти плохое самочувствие ни разу не служило для светловолосого врача поводом не выполнять своих рабочих обязанностей, но, с другой стороны, Лаксус никогда не выглядел так паршиво. Даже более паршиво, чем она, а ведь она искренне полагала, что это невозможно. Ей стало уже привычно в молчании доходить до больницы рядом с высоким блондином, который иногда мрачно смотрел по сторонам. Правда сейчас его взгляд был скорее мутным и уставшим, а посеревшие глаза то и дело закрывались. Шел снег, и Дреер иногда встряхивал непокрытой головой, с которой слетали полурастаявшие снежинки. — Лакс, ты точно сегодня справишься? — нарушила она молчание, выдохнув облако белого пара. Мужчина слегка поднял брови, бросая на неё взгляд и не сбавляя шага. — Ты же знаешь, я выписываю Джастина и встречаюсь с Марвеллом. У меня нет шанса не справиться. — Да, но… — потупилась девушка, вздыхая. Её забота абсолютно бесполезна. Она не может приказать Дрееру отдохнуть, как он сделал это с ней. Зато… зато она знает человека, который может. — Вот и всё, — отрезал Лаксус. — Я в порядке. — Ну да, как же, — пробормотала себе под нос Хартфелия. — Что? — отработанный до совершенства грозный взгляд начальника, подпорченный усталостью, заставил её скривиться. — Ничего, — буркнула она. Люси ощущала противное волнение в области солнечного сплетения, когда думала о том, что, возможно, Бикслоу сегодня обретет свою семью. Она беспокоилась, что Марвелл окажется ему не отцом, а если и окажется, то может не захотеть повторно знакомиться со своим незаконнорожденным сыном. Вспоминая, как пациент реагировал на упоминания о своей семье, она понимала, что для него известие о живых родственниках будет шокирующим. С другой стороны, если всё сложится удачно, вся память Бикслоу будет занята обработкой новой волнующей информации, и тогда ему уж точно будет некогда вспоминать о событиях в больнице. Но это же такая мелочь в сравнении с тем, что он обретет… Хартфелия зло ухмыльнулась своим эгоистичным мыслям, наказывая себя за них. Так думать неправильно, неправильно. Она приняла решение не встречаться с пациентом сегодня до того, как будут известны результаты экспертизы, чтобы не искушать судьбу.

***

Дверь кабинета открылась, и Лаксус, успевший задремать, вздрогнул и оторвал щеку от руки, потирая оставшийся красный след. Макаров, вошедший внутрь, выглядел недовольным и обеспокоенным. — Я, кажется, не давал разрешение на операцию без согласия пациента, — он взглянул на внука в упор. Тот не смог сдержать торжествующей улыбки. — Надо же, я заставил тебя поволноваться и самолично заняться моим пациентом. Я польщен, — осклабился он. Дреер-старший, однако, был очень серьезен. — А если бы тебе не повезло? Как ты мог так легкомысленно положить его на операционный стол?! — Ты просто не знаешь, сколько мне пришлось приложить усилий, чтобы эта операция состоялась, — улыбка Лаксуса померкла, и усталость вернулась на его лицо. Он вышел победителем из борьбы за жизнь Бикслоу, но сколько проблем из этого получилось… Хотя он ни о чем не жалел. Макаров явно боролся с собой. — Ты рисковал. — Конечно, — кивнул врач. Старик кивнул в ответ. — Но я все равно горжусь тобой, — взглянул он на него уже теплее. Лаксус недоверчиво смотрел в лицо дедушки, думая, что ослышался. — Мне стоило бы уволить тебя, — между тем продолжил он, и Дреера как под дых приложили, — но я надеялся, что с этими пациентами у тебя будет время подумать. Когда ты в очередной раз сделаешь невозможное, это лучше, чем я, объяснит тебе, в чем смысл лечения людей, и почему я посвятил этому всю свою жизнь. Молодой мужчина молчал. Ему не хотелось обсуждать это сейчас, он старательно откладывал эти мысли до полного завершения своих дел с Бикслоу и Фридом. Но этот момент приблизился вплотную, и он не мог упрекать Макарова в том, что он напоминает ему о его же просьбе. — Я не передумал уходить, — тихо, но твердо произнес он, откидываясь на спинку кресла и проводя рукой по светлым волосам. — Я рад, — отозвался дедушка, заставляя Лаксуса усмехнуться. Его дед всегда был исключительно проницательным человеком. — Так что там с мистером Марвеллом? — спросил он после некоторого молчания. Дреер-старший между тем сел напротив него, достав из своего кейса тонкую пачку листов. — Он как раз отходит от новости о том, что его сын лежит в отделении нашей больницы. Лаксуса словно что-то толкнуло изнутри, он недоуменно приподнял брови, скрывая свой странный порыв. — Так я оказался прав. — Да, он ждет тебя в лаборатории на третьем. Он не один, с дочерью. Врач нахмурился. — Не стоило приводить её. Хотя… Шок у Бикслоу будет в любом случае, пускай встретится со всеми родственниками сразу. — Люси сказала мне, что тебя стоит отстранить от дел. Дреер досадливо цокнул языком, поспешно поднимаясь на ноги. Зимний свет всколыхнулся, отразившись от его халата. — Мне некогда отлеживаться, ты же знаешь. Хартфелия просто придумала себе что-то, а ты, как обычно, идешь у неё на поводу. — Не надо так, Лаксус, — с упреком в голосе ответил Макаров. — Она беспокоится, и есть повод. Тебе стоит передохнуть, в любом случае. Скажем, с завтрашнего дня. — А как же Бикслоу? — возмутился врач, сверкнув глазами, и, не дожидаясь ответа, развернулся к двери. — Не надо. Ему показалось, что его окликнули, но он уже вышел из кабинета главврача. Ему ещё нужно было окончательно выписать Фрида; он просто не представлял, как всё успеть. Была уже вторая половина дня, он долго ждал результатов ДНК экспертизы, уже подумав о том, что будет очень неловко, если они окажутся отрицательными, и что он зря заставил поволноваться приличного человека. Но теперь события вытягивались в цепочку, и каждое звено, до этого спутанное в общем клубке, вставало на своё место. Было невозможно быстро соображать и решать важные вопросы в подобном состоянии. Лаксус, почувствовав вдруг тошноту, завернул в душевую и там, осев на пол, прикрыл глаза, чувствуя, как неприятно пульсирует шрам, словно головная боль вылезла наружу и начала растекаться по его лицу. Господи, он остался бы сидеть на этом холодном кафельном полу, пока не настанет вечер и не придется идти домой. Гладкая стена перед глазами начала закручиваться в причудливую спираль, и мужчина почувствовал, как немеют руки. Ужасно. Он отдышался, поднялся, покачнувшись от прилива крови к голове, и поспешил на третий этаж. Марвелл с дочерью дожидался его в лаборатории. Он был собран и бледен, лицо пожилого мужчины не выражало и половины того, что он чувствовал. Ответив на рукопожатие врача, он кивнул, глянул на Венди, снова кивнул и произнес: — Я не знаю, что мне делать, доктор. Дреер внимательно посмотрел в его карие живые глаза, и тот не отвел взгляд. Это ему понравилось. — Что ж, мистер Марвелл. Вам стоит поговорить с Бикслоу и объяснить ему всё, что сможете. Зная его, не думаю, что он станет вас перебивать или впадать в истерику, ваш сын очень сознательный человек. Разумеется, вся эта ситуация… — Лаксус скользнул взглядом по школьнице, которая, наверное, считала его самым ужасным человеком на свете, — более чем напряженная. Как вам непросто принять тот факт, что все это время вы не знали о существовании сына, росшего в детдоме, так и ему будет тяжело принять вас, так как он считал, что вся его семья погибла. К тому же, насколько я понял, Бикслоу узнал о вас после поездки в Мексику, а теперь он о ней не помнит. И не помнит о том, что уже встречался с вами раньше. Губы девочки задрожали. — Вы меня поэтому тогда выгнали? — тихо спросила она. — А ты соображаешь, — доброжелательно склонил голову Дреер. Он проводил их до палаты, попросил подождать в коридоре, а сам зашел внутрь. И замер от неожиданности. На него уставились три пары глаз, в которых одинаково читалась настороженность, и было дико наблюдать, как она постепенно превращается в разные эмоции, от радости до смущения. — Кмх, — прокашлялся Дреер. Эвер вскочила с кровати Бикслоу и поспешила к начальнику, пытаясь заглянуть ему в лицо снизу вверх. Фрид тоже поднялся, приветственно улыбнувшись. Лаксус, почувствовав, как задергался глаз, понял, что его лицо окаменело, и попытался придать ему более непринужденное выражение. — Рад, что заглянул ко мне, — поприветствовал врача Бикслоу, и на секунду тому почудилось, что амнезия — чудовищный розыгрыш изощренного ума его пациента, больно уж знакомо выглядела ехидная ухмылка на лице бывшего шизофреника. — Зайдешь ко мне позже, — шепнул он Эвергрин, от чего она вся сжалась. — Мне нужно, чтобы вы оставили пациента одного, — обратился он уже громко к ней и Джастину. Те переглянулись, Фрид обменялся с врачом рукопожатием, и они с медсестрой вышли из палаты. Весь вид Бикслоу сообщал о разочаровании. — Тебе кто-нибудь говорил, что ты зануда? — проворчал он. — Говорили и не такое, — машинально ответил Лаксус, и у него возникло дежавю. — Я смотрю, ты расслабился. — Да, — улыбнулся мужчина. — Странным образом. Но ты, похоже, не поощряешь приятную обстановку, — поддел он врача. — Дело не в этом, — Бикслоу выжидательно на него смотрел, и Дреер вдруг почувствовал неуверенность. — Как твой курс химиотерапии? Разобрался в инструкциях? Пациент хмыкнул. Он не стал отвечать на этот призванный потянуть время вопрос, внимательно разглядывая своего врача. — Зачем ты заставил Люси присматривать за мной? Кажется, ей это неприятно. Они сверлили друг друга взглядами, как будто считая минуты до взрыва. Лаксус с неудовольствием заметил, что его ледяной самоконтроль уступает взрывному нетерпению Бикслоу. — А зачем медсестрам поручают ухаживать за пациентами? — вопросом на вопрос ответил он. — Ты никогда не отвечаешь мне прямо, — мужчина сел на кровати, раздраженно откидывая одеяло. — Почему ты не можешь просто рассказать?  — Потому что ты не хочешь бороться, — посуровел Дреер, хотя он понимал, что, может быть несправедлив. — Мне нетрудно рассказать, мы уже обсуждали это. Но пока существует возможность твоего независимого восстановления, я не буду вмешиваться. К слову, я просил Эвергрин об этом же, но она своевольная и неуправляемая, — он скривился, уже заранее предчувствуя, чем обернется разговор с подчиненной. — Но мне стало гораздо легче, когда они зашли, — улыбка снова вынырнула на лицо Бикслоу, придавая его взгляду искрящую радость. — Ну хорошо, — сдался Лаксус. — На самом деле я зашел к тебе не для того, чтобы портить атмосферу тепла и уюта, — как бы он ни старался, сарказм в его голосе был слишком явным, — а потому что у меня для тебя есть новость. Пациент заинтересованно выпрямился. — Да? — К тебе посетители. Они… хм. Они… Нет, не так — сам себе сказал Дреер. Голова вдруг снова закружилась, и он с трудом смог собраться. — Я взял на себя смелость переговорить с людьми, которые привезли тебя сюда. Помнишь, я говорил тебе про родственников, которых ты искал? Напряжение сковало фигуру Бикслоу. — Да, и? — Мы провели ДНК экспертизу, и тот человек, которого ты нашел, действительно твой родной отец. Так же у тебя есть сводная сестра. Воздух в палате вдруг превратился в тягучую патоку, которая удушливой волной накатила на безмолвных собеседников, пытаясь утопить их в тишине. Стрелки на наручных часах врача поддались этому липкому мгновению и стали двигаться тяжело, словно налитые свинцом. Неровные удары сердца через силу разгоняли вязкую кровь. Пациент молчал. — Ты можешь отказаться от встречи, если не готов, — заметил врач и с облегчением почувствовал морозный воздух на своем лице, донесшийся из открытой форточки. Он дернул плечом, стряхивая оцепенение и прислушался: часы тикали тихо и ровно. — То есть… — Бикслоу прочистил горло, его голос внезапно стал хриплым, как наждачка. — Ты хочешь сказать, что за этой дверью, — он дернул головой в сторону выхода, — стоят мои… родственники? Отец, который знает обо мне и согласился встретиться после стольких лет?.. Пациент помотал головой, прогоняя мираж. Это наверняка мираж, как иначе? Невыносимый жар в голове вдруг в одночасье сменился ознобом. Бикслоу не понимал, как ему реагировать. Он просто не мог поверить Лаксусу. Дреер кивнул, не зная, что ещё он может добавить. — Я приглашу их войти? — спросил он. Тату-мастер пожал крепкими плечами, которые были заметно напряжены. Он попытался улыбнуться как обычно широко, но вместо этого его рот разошелся по лицу узкой косой чертой. Лаксус некоторое время смотрел мужчине в глаза, пытаясь определить, не предвещает ли что-либо нервного срыва пока ещё его пациента, но очки и ярко-зеленые радужки за ними надежно скрывали от него душевное состояние Бикслоу. Крошечные точки зрачков иглами впились в Дреера, заставив его поежиться и прекратить свои попытки просканировать собеседника. На его памяти этот человек был вторым, чьи глаза обладали странным магнетическим воздействием на самого Лаксуса, который привык, что ледяная сила его отточенного взгляда сводит количество желающих поиграть с ним в гляделки к нулю. Губы блондина дернулись в ухмылке, и он поспешил выйти, чтобы не провоцировать Бикслоу на какие-нибудь догадки. Хоть тот и потерял память, но острота ума и проницательность остались при нем так же, как и привычка выводить Дреера из себя. Взглянув в лицо Марвеллу, Лаксус подумал, что ведьминские глаза у Бикслоу явно от матери. Жестом он пригласил пожилого мужчину и девочку зайти в палату, а сам направился в свой кабинет, где его должны были ждать Джастин и Эвергрин.

***

Люси шла по коридору первого этажа. Как обычно с ней случалось, она заработалась и сбилась с ног, выполняя поручения врачей. Это при том, что она до сих пор не была у собственного пациента, за которым нужен был глаз да глаз — Бикслоу терпеть не мог лекарства, а они были ему необходимы. С него станется выкинуть их в окно и сказать, что он их принял. Хартфелия подумала о том, что во время болезни в нем очень остро проявлялись черты, присущие ребенку, но они остались у пациента и после выздоровления. Она подавила улыбку, когда воображение нарисовало ей, как Бикслоу с серьезным видом прячет таблетки под подушку. Воображение вообще стало часто её подводить… Люси, прижимая к груди отчет, который должна была отнести Макарову, шла на автопилоте, но когда она проходила мимо входной группы, её вернул к реальности знакомый голос. У неё внутри от различного рода переживаний как будто остались железные опилки; они больно ранили в обычное время, но стоило ей приблизиться к Бикслоу, как они рвались наружу, примагничивая её к этому человеку и доставляя при этом ещё больше мучений. Так что ошибиться в том, кому принадлежал голос, она не могла. Хартфелии было некуда спрятаться, и она застыла возле бюро, глядя, как высокий молодой человек с перебинтованной головой о чем-то тихо разговаривает с седовласым мужчиной, вид у которого был потрясенный и взволнованный. Она поняла, что это отец Бикслоу, хотя особенного сходства между ними не было. Разве что нос с небольшой горбинкой и разлет бровей: было в них что-то до боли знакомое. Рядом стояла маленькая девочка с сияющими от счастья глазами, направленными на… брата? «Вы ему никто» — подумала Люси и моргнула от неожиданности. Она так устала упрекать себя за дурацкие мысли, которых было множество в последние дни, что сейчас продолжила думать, смакуя каждое слово с каким-то извращенным удовольствием: «У вас в крови может быть пара одинаковых клеток, но вы ему не родные». И тут Бикслоу присел на корточки и обнял эту девчонку, прижав к себе тщедушное тельце. И столько в этом жесте было теплоты и любви, что Хартфелия чуть не задохнулась. Кровь прилила к щекам. Она бы дала себе пощечину, но лучше было просто уйти, не привлекая внимания, пока её не заметили. Девушка, стараясь слиться с безликими белыми стенами, проскочила за спиной пациента, более чем уверенная, что никто не обратит внимания на обычную медсестру. Она припустила вперед по коридору, чувствуя, как сердце бешено колотится в першащем горле. Её лицо горело, бог знает, почему, она ведь ничего не сделала… Хартфелия резко остановилась, топнув ногой. Вот именно, она ничего не сделала, а пациенту нельзя вставать с постели. Какого черта он поперся провожать свою новоявленную родню?! Нет, нет, нет, она сделает вид, что не заметила. Он вернется в палату, и тогда они продолжат лечение, как будто ничего не случилось. Это её излюбленная тактика: всегда делать вид, что ничего не произошло. В глазах подозрительно защипало. И вдруг железные опилки, застрявшие в области её легких, рванули назад, чуть не пробив её насквозь: — Люси. Девушка медленно обернулась и вздрогнула. Бикслоу догнал её, пока она, дура, стояла, решая, как поступить. Он стоял прямо перед ней, намного выше и крепче, гораздо добрее и светлее, удивительно притягательный даже в больничном халате. Хартфелия почувствовала, как её брови сходятся к переносице, а ребра покрепче обхватывают органы дыхания. Она не могла теперь сделать вид, что не заметила своего пациента около дверей, и не смогла бы объяснить, почему не сделала ему выговор прямо там и не увела в палату. Она же медсестра. — Бикслоу, — ответила она, пытаясь собраться с мыслями. Мужчина не отводил от неё глаз. На нем не было очков, и от этого немного расфокусированный взгляд казался невинным и щемяще беззащитным. Хартфелия усилием воли оторвалась от приковавших её к себе зеленых прожекторов, уставившись в стену позади пациента. — Тебе нельзя выходить из палаты, — неохотно выдавила она. Бикслоу шагнул вперед, но она продолжала наблюдать за стеной. — Это был мой отец. Я не знал, что… что у меня есть отец, — его голос дрогнул. — И сестра. Не знал. — Я… — Люси сглотнула, перекинув взгляд себе под ноги. — Я знала, что они придут, мне Лаксус сказал, что навел справки. — Зачем ему это понадобилось? — тихо спросил мужчина, остановившись очень близко, меньше, чем на расстоянии вытянутой руки. Медсестре пришлось опустить голову совсем низко, но посмотреть ему в глаза она бы не смогла. — Он знает, что значит потерять родных. Бикслоу долго молчал, замерев, а Хартфелия начинала злиться на свою беспомощность. «Просто развернись и иди» — сказала она себе, через силу повернулась к пациенту спиной и пошла дальше по коридору, а потом вверх по лестнице. Молодой человек бесшумно следовал за ней, но она чувствовала его присутствие каждой клеточкой спины, превратившейся вдруг в самую чувствительную часть её тела. Люси внезапно поняла, что пока она с выключенной головой поднималась наверх, то прошла мимо четвертого этажа, начав по инерции шагать дальше. А дальше был тупик, на крышу здесь было выйти нельзя, и ей предстояло повернуться лицом к мужчине и признаться в своей тупости. Хартфелия сжала зубы и почувствовала, как от досады на глаза наворачиваются жгучие слезы. Она сморгнула их и лихо развернулась. Лампа над ней не горела за ненадобностью, и свет лился с лестничного пролета, спрятавшегося за спиной Бикслоу. Тот стоял, опершись рукой на перила, и слегка ухмылялся, продолжая разглядывать пунцовую девушку. — Ошиб-блась д-дверью, — проскрежетала она сквозь зубы. — Да? — уточнил бывший шизофреник мягким баритоном. Люси ощутила себя жертвой, загнанной в угол и притесненной со всех сторон. Даже внутри неё не было пространства, чтобы куда-то сбежать. С другой стороны, она почувствовала секундное облегчение — Бикслоу не думает, что она дура, он… специально завел её сюда? — Что тебе нужно? — еле слышно прошелестела Хартфелия, пришедшая к такому выводу. — Я хотел поговорить, — склонил голову пациент. — Не в палате, когда на меня давят стены. У меня и так в голове тюрьма, так ещё постоянно сижу в клетке. «Прямо как я сейчас» — съязвила про себя девушка. — Конечно, лучше запертой двери, ведущей на крышу, места не нашлось, — не выдержала она и съязвила уже вслух. Мужчина пожал плечами. — Можно было бы и на крышу. — Там холодина, тридцать градусов, — отрезала Люси, испугавшись того, что они действительно сейчас соберутся и отправятся на место, с которого начался весь этот кошмар. — Да я шучу, — моргнул Бикслоу, удивленный её резкости. Он не понимал, о чем она думает. Она сердилась, это было видно. На себя и на него, но он не сделал ничего, за что она могла бы быть на него зла. А если сделал, то сейчас самое время спросить об этом, и Бикслоу собирался поступить именно так. Даже шквал чувств, обрушившийся на него от встречи с семьей, о которой он мечтал с младенчества, сейчас отошел на второй план. Хотя нет, он подталкивал его, драл изнутри его самообладание, заставляя совершать неразумные поступки. Кажется, в народе это зовут шизофренией, только сейчас молодой человек чувствовал себя здоровым. Нет, он чувствовал себя лучше, чем когда-либо, и от этого всё, что происходило сейчас, казалось очень правильным. Ледяная глыба, сковавшая его интуицию, пошла трещинами и стала крошиться, обнажая для него чужие души. — Я не знаю, что произошло, пока я болел здесь, — произнес он, и увидел, как губы девушки сжались. — Но об этом знаешь ты, верно? Я чувствую, как тебе не хочется находиться рядом, вижу, как ты отводишь взгляд, как ты сжимаешь кулаки и кривишься, думая о чем-то. Неужели я так тебе противен? Он сделал ход. Ему оставалось надеяться лишь на то, что он не ошибся, и что то странное завораживающее чувство внутри него, перед которым он робел — не обычный страх темноты, которая сгущалась за спиной девушки в белом халате. Она прислонилась спиной к этому мраку, словно нежась в его объятиях, и наконец-то посмотрела прямо на Бикслоу. Сейчас на её лице не осталось волнения, она поняла, что бежать некуда, и, в общем-то, дальше бегать нет смысла. Карие глаза отражали крупицы света и мерцали, как в каком-то мареве. Светлые волосы спадали на плечи, и было что-то немного жуткое и прекрасное в том, как контрастно они выделялись на фоне темной двери. Откуда-то сверху повеяло сквозняком. — Противен, да? — криво усмехнулась Люси. Ей нравилось стоять в тени, здесь было спокойно. Если бы ей сейчас сказали выбрать, шагнуть ли навстречу Бикслоу к свету или остаться стоять здесь, она бы выбрала второе. Тягучая тоска охватила её сердце. — По сути, это не так уже важно, — продолжила она хрипловатым голосом. — То, что было. Видишь ли, любые воспоминания стираются рано или поздно. У тебя рано. У меня поздно. Только и всего. Молодой человек вгляделся в её бледное лицо, напрягая зрение. Четких контуров ему было не видно, но память услужливо восстановила недостающие черты. Но дальше сотрудничать с ним она отказывалась. — Ты аферистка? — Что? — от неожиданности Хартфелия растеряла свой мрачный настрой. — Ты воруешь воспоминания, а потом шантажируешь людей, — пояснил Бикслоу, укоризненно качая головой. Люси оскорбилась. — Я тут не при чем! — вскинулась она. — Я поступила правильно, ты выздоровел, потому что так было нужно, и не заставляй меня отказываться от принятого мной решения! — она яростно глотнула воздух. — Всё, что происходило, было связано всего лишь с твоей болезнью, если бы ты был здоров, мы бы даже не познакомились. — Так в этом-то всё и дело, — мужчина опасно прищурился, поднимаясь на ступеньку выше. — Однако сейчас я здоров, но ты отказываешься принять этот факт. Может быть, тебе нравятся только сумасшедшие? Люси запаниковала. Её обдало горечью, и ум зашептал: «Да, потому что ты тоже сумасшедшая». — Я себе не нравлюсь, — тихо ответила она. Бикслоу чуть усмехнулся, снова оказываясь ближе, чем следовало бы. — Очень зря, — ответил он. Девушка закрыла глаза. Она слышала, как бьется его сердце, добавляя лишние удары к её участившемуся пульсу. Безумие, что творилось вокруг, было ощутимым, оно даже имело запах: снова легкий пряный аромат, словно от далекого костра. А ещё оно было горячим, таким же горячим, как пальцы Бикслоу, которые невесомо обвели контур её скулы. — Вряд ли я смогу тебя забыть, — сомнение или ирония, Хартфелии было плевать, что ей послышалось в этих словах. Она глубоко вздохнула, ощущая, как кружится голова. — Пожалуйста, — теперь в низком голосе была мольба, и она распахнула глаза, встречаясь с пронзительным взглядом. — Прости меня за то, что я забыл. — Я не… — на её лице отразилось мучение. Она запрокинула голову назад. — Ты не виноват. — Это не важно. Прости меня, — это была даже не просьба, это было сказано так, что она не могла сказать «нет». — Хорошо, Бикслоу, я… прощаю тебя, — выдавила она. Его черты стирались, сливаясь в единый удивительный образ. — Хорошо, — прошептал он и улыбнулся. Пациент потянул свою медсестру за руку, и она, не сопротивляясь, пошла за ним, щурясь на свет, как будто только что очнулась ото сна.

***

«Так что, вы хотели встретиться?» Лаксус очень устал. Он сидел за столом на своей кухне и не помнил, как очутился дома. Хотя, вообще-то помнил: его проводили Фрид и Эвергрин, что само по себе не шло ни в какие рамки. Джастин выглядел бесконечно удивленным всему, что видел, хоть и старался это скрыть. Он несколько отвык от повседневного мира, от многолюдных улиц и громких звуков. В этом плане Дреер даже мог бы порадоваться, что какое-то время помогал его адаптации, но только радоваться не было сил. Он хотел обсудить с Эвергрин кое-что важное, но просто махнул на все рукой и сказал ей, чтобы на завтра она взяла его пациентов. Эвер была на седьмом небе, и он до сих пор чувствовал след на щеке, куда пришелся поцелуй его слетевшей с катушек помощницы. Джастин, слава богу, целовать его не собирался, но они очень тепло попрощались, насколько Лаксус умел тепло относиться к людям. Они даже обменялись визитками, хотя врач не думал, что когда-нибудь соберется позвонить. Фрид как раз собирался исчезнуть из больницы и его жизни, а это значило, что и их приятному общению незаметно пришел конец. Впрочем, нет, весьма заметно и основательно, можно даже сказать, с помпой, если вспомнить обо всех событиях. Дреер не собирался ни о чем вспоминать, по крайней мере, сейчас, когда от головной боли тошнило уже всерьез, но всё же, закинувшись аспирином, он написал Мираджейн. Просто не мог не написать. Завтра у него выходной, и ей стоит об этом знать. Просидев над кружкой постепенно остывающего чая, он получил ответ. «Сейчас уже не могу, я под домашним арестом» «Сейчас ночь, я не стал бы беспокоить» «Как будто раньше это вас останавливало» Лаксус смиренно принял шпильку, вспомнив о том, что в недавнем прошлом ему было глубоко плевать, ночь или не ночь за окном, спит или не спит его собеседница, главное было добыть информацию. Ну а помощь — дело добровольное. «Ваш брат наконец-то заставил вас остепениться?» Двусмысленная шутка, мужчина даже успел пожалеть, что отправил этот закодированный клочок в информационное пространство. Семья — слишком болезненная тема для Штраус. Через какое-то время она все же ответила: «Нет, Эльза пригрозила приковать наручниками» Мужчина потряс головой, в которую внезапно полезли странные мысли, связанные с целью сковывания девушки наручниками. Лаксус решил, что совсем устал, раз мозг шлет ему вместе с нейронными импульсами такой нелепый привет. «После такой ожесточенной борьбы со мной вы просто сдались любительнице… закона» «Ха ха» Дреер ухмыльнулся. Подумаешь. Что ж, он дал ей наводку, если она захочет, то может предложить встретиться. Если нет, он не станет настаивать. «Мы можем встретиться завтра?» Видимо, хочет. Мужчина протер глаза, глубоко вдохнул и на секунду задержал воздух в легких, собираясь с мыслями. «Если вы уверены, что хотите» «Днем» Видимо, уверена. «Какой вид психотерапии вы предпочитаете?» «У вас есть, что предложить?» «Вы натура импульсивная, поэтому я предложил бы прогулку» «Следуя вашей логике, вам подошел бы отдых на айсберге» «Вы беспощадны» Лаксус глянул в темное окно. Стало быть, у него ледниковый период? А сейчас глобальное потепление или это временное стаивание снегов, которые потом всё равно схватятся от лютого мороза, только уже навсегда? Он ведь в здравом уме не стал бы договариваться о встрече с Мираджейн Штраус. «Я согласна. Где мы встретимся?» «На торговой аллее в центре города» «Это там, где продают китайскую лапшу?» «Возможно, никогда не обращал внимания» «Хорошо, там есть книжный магазин, можно там» «Договорились» Испытывая легкое удовольствие, Лаксус отложил телефон. Они договорились о встрече на удивление просто, как будто это было в порядке вещей. По телефонной переписке было трудно определить, переживает ли Штраус о чем-то, испытывает ли она трудности на психологическом плане и прочее, из-за чего Скарлетт так настаивала на сеансах для своей подруги. Но, наверное, Мираджейн не согласилась бы на встречу с ним добровольно, без каких-то отягощающих обстоятельств. Он размял шею, и подумал было о тренировке, но тело осталось сидеть на месте, не давая ему возможности сделать хоть что-нибудь. Даже когда в прихожей хлопнула дверь, мужчина только лишь повернул голову в сторону звука. Хартфелия вплыла на кухню, словно в анабиозе. У неё было такое отстраненное выражение лица, как будто она несколько суток подряд играла в компьютерные игры, и напрочь забыла о том, что такое реальность. Врач не был уверен, что она вообще понимает, где находится. Он проверил Бикслоу уже поздно вечером. Дреер спросил у него, как прошла встреча, и совершенно не ожидал того, что тот встанет в полный рост и крепко пожмет ему руку. Пациент явно не знал, как выразить свою благодарность; от переполнявших его эмоций он нервничал и путался в словах. Врач пообещал выписать бывшего шизофреника под Новый Год, то есть совсем скоро. Мистер Марвелл собирался устроить первый в жизни Бикслоу семейный праздник, и тот до сих пор не мог понять, почему вдруг на него свалилось такое счастье. Он показал врачу альбом с рисунками, спросив, каков будет его диагноз, и Дреер объяснил, что образное мышление у тату-мастера развито лучше всего, и именно оно позволило сохранить обрывочные воспоминания. Кроме того, у Лаксуса появилась идея, как вытащить память Бикслоу на поверхность. Для этого ему нужна была Хартфелия — обычный набор для лечения этого пациента. Она исчезла из поля зрения начальника отделения ещё с утра, и он не представлял, чем она занималась целый день. Пациент ни словом про неё не обмолвился, хотя Дреер был уверен, что Бикслоу не забыл о своем вопросе, на который не получил ответ. Врач задумался, что случится, если его подопечный вдруг обо всем вспомнит. Судя по всему, Хартфелия решила держаться с пациентом как можно более холодно, и это давалось ей с трудом. Он не знал, что там у них произошло, но и дураку было понятно, что, как минимум, они были симпатичны друг другу. Люси могла отрицать всё, но хладнокровию ей стоило ещё поучиться. Лаксусу было бы забавно наблюдать за её попытками, если бы она не так сильно переживала. И хотя психиатр весьма скептически относился к образующимся иногда в стенах больницы парам, основанным на отношениях «врач-пациент», он не мог не признать, что подобная связь между людьми порой бывает прочнее любой другой. Доказательством на этот счет для него служили Леви и Гажил: они были олицетворением закона противоположностей. Разумеется, любые человеческие привязанности можно было объяснить с точки зрения психологии, это была работа Лаксуса. Бикслоу явно знал, что делал, хоть и был сумасшедшим, когда начал всю эту историю. Правда, Дреер не одобрял его методы, но кто он такой, чтобы говорить о правильности. Во всяком случае это был не мелкий придурок Нацу, у которого мозги судя по всему, находились в штанах, и ещё не известно, с какой стороны. Люси молча поставила чайник, стукнула об стол кружкой и села на стул. Обычный вечер обычного дня, вот только мужчина до сих пор не мог привыкнуть к её присутствию в его пространстве, даже такому нейтральному. Хотя он и не собирался. — Что ты такой измученный? — посмотрела она вдруг на него. Лаксус пожал плечами. — Завтра отдохну, как ты и хотела, — припечатал он. — У тебя будет день наедине с Бикслоу, неплохо, да? Хартфелия не отреагировала. Это было странно. Дреер хмыкнул. — Я рассказала ему, — внезапно сказала она. — О чем? — О… симптомах. Немного. И о крыше. — Зачем? — задал следующий вопрос светловолосый врач. — Он попросил. — Чудно. Люси знала, что он ею недоволен. Это отлично слышалось в его голосе. — Я как раз хотел предложить тебе способ его лечения, а ты начала сливать ему информацию, — Лаксус ещё не закончил. — Хотя какая разница, всё равно я выпишу его через три дня. Делай, что хочешь. — Я не знаю, что мне делать! — воскликнула Хартфелия. — Все, что я делаю, в итоге оказывается неправильным. Так что я решила довериться… — Пойти на поводу, ты хотела сказать? — Довериться, — повторила она тихо. — Боже, Хартфелия, — Дреер сжал переносицу пальцами, закрывая глаза. — Ладно, я поручаю это тебе. Слушай сюда, говорю один раз — не поймешь, выкручивайся сама. — Ладно, — Люси собралась с силами, несмотря на то, что чувствовала себя виноватой. — Память Бикслоу работает на ассоциациях. Возьми Гажила, съезди в тату-салон, покопайся в рисунках. У тебя времени — всего ничего. Подбери картинки, фотографии, рисунки собственного сочинения, все, что могло бы натолкнуть его на воспоминания. Он художник по натуре, он привык мыслить образами, его мышление само воссоздаст нужные воспоминания. Это будет не совсем правдиво, потому что Бикслоу как будто бы придумает эти события, но твоя задача в том, чтобы подтолкнуть его к правильным мыслям. Разумеется, тут роль играет история ваших личных отношений, — противно ухмыльнулся Лаксус. Девушка налила кипяток в кружку и недовольно посмотрела на мужчину. — Ну каких таких отношений? — спросила она. — Не было ничего. — Так ведь всё в твоих руках, — туманно ответил врач и добавил, пресекая все её попытки поспорить: — Я ушел спать. Сделай так, чтобы утром я не проснулся. Он поднялся и действительно ушел в другую комнату, оставляя девушку одну с её невеселыми размышлениями. Хартфелия в отчаянии уронила голову на скрещенные руки, оказываясь во мраке своего внутреннего взора. Её повсюду теперь преследовали два зеленых глаза и ощущение тепла на щеке. «Я напишу об этом роман» — внезапно решила она, — «или даже короткий рассказ и отдам его Бикслоу, и будь, что будет». С этой дикой мыслью она принесла на кухню ноутбук, открыла текстовый документ и задумалась. Около двух часов она сидела, глядя на мигающий курсор, пока события её жизни проносились перед глазами. Они были похожи на не очень веселый карнавал, где каждый носил свою маску, а она всегда оставалась с непокрытым лицом. Бикслоу в её воображении играл роль шута, скрывающего свою натуру за колкими шутками. Лаксус был королем, надменностью покрывающий чувства. И была она — служанка, заплетенная в интригу королевского двора… Очнувшись, она моргнула и неуверенно положила пальцы на клавиатуру. — Я назову тебя… — пробормотала она. Свет на кухне горел до самого утра.