***
Лаксус понял, что было слишком самоуверенно пытаться вовремя добраться до дома Штраус, идя пешком. Района, где он очутился, врач не знал, поэтому путь до предполагаемого месторасположения нужной улицы казался бесконечным. Морозный воздух застревал в легких и вырывался наружу густыми клубами пара. Неспешное любование протекающей вокруг городской жизнью уже давно сменилось на быстрый шаг и нетерпеливое поглядывание на таблички с номерами домов. Каждый раз, когда Лаксус моргал, ему казалось, что перед глазами пролетают переливающиеся мыльные пузыри: на ресницах от горячего дыхания появился иней, об который преломлялся солнечный свет. Небо было по-зимнему белесым, но Дреер наверх не смотрел; ему нужно было решать свои дела здесь, на земле. Лаксус просигналил проезжающей мимо машине, и какой-то пивной добряк с радостью его подбросил, всю недолгую дорогу разглагольствуя о недавнем футбольном матче, на котором победила его любимая команда. Дреер не слушал, чувствуя себя притесненным обстоятельствами: и так не слишком большое пространство автомобиля было забито каким-то барахлом, и ему приходилось сутулиться на переднем сидении, чтобы не ударяться на каждой кочке об доску, опасно нависшую над его головой. Он вполне искренне поблагодарил водителя, когда поездка закончилась, с облегчением выбираясь из транспорта. Дреер постоял немного на крыльце, вдруг вспомнив о хорошем тоне. Наверное, в чужой дом с пустыми руками не приходят, но это же не дружеский визит. Мужчина фыркнул и позвонил в дверной звонок. Пусть уж лучше Штраус сразу не рассчитывает на его добропорядочность. Он всё-таки опоздал, на что не преминула указать Мираджейн, открывшая перед ним дверь своего белоснежного коттеджа. — Здравствуйте, — с безупречной вежливостью выговорила она, пропуская врача в тепло дома. Выждав паузу, она добавила: — Так бы я сказала, приди вы на пятнадцать минут раньше. Наверное, у больших профессионалов пунктуальность не в чести? Это звучало бы крайне язвительно, если бы она сдержала легкую улыбку, вылезшую на лицо без спроса. Впрочем, Штраус тут же отвернулась, уговаривая себя держать свой оптимизм под замком. Эльза говорила, будто Дреер не сильно приветствует несдержанность в проявлении эмоций. А ей нужна его готовность сотрудничать. В любом случае, этот человек казался настолько неприступным, что не быть приветливой с ним казалось в порядке вещей. — Я сегодня не на работе, — губы Дреера дернулись в усмешке. Если он и заподозрил Мираджейн в смущении, то вида не подал. Холодные голубые глаза тем временем бесцеремонно обшаривали место обитания семьи Штраусов, пару раз скользнув и по хозяйке. Но Мира была на своей территории, она была предельно собрана и уверена в себе, поэтому даже не поморщилась. — Ну что же? — через пару минут молчаливого противодействия спросил мужчина. — Вы подготовили программу к моему приходу? — Если вы закончили с осмотром прихожей на пригодность к жилью, то милости прошу, — Мираджейн обошла внимательно следившего за ней Дреера и неторопливо проплыла дальше по коридору, беспечно повернувшись к нему спиной. Лаксус поверил бы в этот жест доверия, если бы не видимое напряжение, державшее спину девушки в чересчур прямом положении. Он с насмешкой подумал: «Гордость тебя и погубит». Мира сегодня была облачена в свободные бежевые бриджи и легкую блузку-безрукавку. Мужчина подавил мысль о том, что, похоже, изысканный вкус у Штраус в крови. Или же она выбирала свой наряд как минимум часа два. Хотя одно другого не исключает. Сам он вполне комфортно чувствовал себя в своих привычных черных джинсах и новой белой футболке с треугольным вырезом. Что ж, — признался себе Лаксус, — нельзя было сказать, что он не готовился к сегодняшней встрече и надел первое, что попалось под руку. Он осматривал интерьер дома, следуя за хозяйкой, и склонялся к мысли, что его жильцы должны быть людьми интересными. Об этом не говорило ничего, кроме какого-то неясного ощущения внутри мужчины. В одной комнате не было двери, и, судя по всему, там шёл ремонт: Лаксус увидел заклеенные газетами стены, банки с краской и брошенный валик. Мира привела его в чистую светлую гостиную с большими окнами, выходящими на задний двор. Отсюда шла изящная винтовая лестница на второй этаж. — Вы сами здесь обустраивались? — спросил впечатленный Дреер. — Да, — опять слегка улыбнулась бывшая модель. — Мы, правда, ещё не закончили с ремонтом кое-где, но в остальном всё доделали, — в её голосе зазвучала неприкрытая теплота. Впрочем, она быстро остыла: — Правда в последние месяцы работа не идет… — Штраус замолкла, отведя взгляд в сторону. Лаксус кивнул. Конечно, ведь все деньги уходят на поддержание еле теплящейся жизни в теле её младшей сестры. Дреер предполагал, что случай Лисанны… неизлечим. Два месяца комы — критический срок, можно сказать, рекордный, и надежда на то, что девушка очнется, ему казалась безосновательной. Но Мира не скупилась и вкладывала большие суммы в поиски способов лечения младшей Штраус; врач выяснил это из отчетов, пылившихся в картотеке. Она и вполовину так не тратилась на живого жениха. Хотя это-то как раз понятно. Мираджейн с удобством расположилась на жестком с виду диванчике, забравшись на него с ногами, и оставила мужчине выбирать между двумя одинаковыми креслами. Он опустился в то, что стояло дальше от окна. Комнату заливал дневной свет, от чего ощущение воздушности пространства ещё больше усиливалось. Этот свет мягко окутывал девушку, и её волосы казались совсем белыми, как снег, лежавший на заднем дворе. Дреер побарабанил пальцами по подлокотнику. Он пропустил момент, когда они поменялись ролями: теперь Штраус его разглядывала своими внимательными темно-синими глазами, а он делал невозмутимое лицо. Её взгляд не пронизывал насквозь, он как будто мягко и постепенно вкручивался в мужчину, снимая с него слой за слоем. Ни на секунду нельзя расслабиться. — Я надеюсь, что смогу вам помочь, — голос Миры прозвучал неожиданно несмело, растеряв весь свой пыл, как будто эта комната не позволяла ей находиться в боевой готовности. Она откинула с лица прядь волос, и Дреер вдруг обратил внимание на её челку: короткие волосы самым нелепым образом были забраны резинкой наверх и торчали, как маленький белый рог. Эта незначительная деталь настолько не вписывалась в показательно-официальный прием, который устроила Штраус, что Лаксус добрых две минуты молчал. — Мы встретились по вашей просьбе, у вас дома. Я полагаю, всё зависит только от вас, — нашёлся с ответом мужчина. Он все-таки не удержался от колкости: — Ведь вы любите брать всё в свои руки, не так ли? — А вы, мистер Дреер, обожаете делать вид, что вам все известно, — Штраус снова подобралась и недовольно покачала головой. — Разве я не прав? — Это необоснованное предположение… — Вы можете не отвечать, — вздохнул Лаксус. — Мне просто любопытно. Вместо того чтобы признать то, что очевидно даже мне, вы продолжаете стараться не потерять маску, которой от меня закрываетесь. — Вы серьезно думаете, что я ради вас прилагаю столько усилий для создания своего ложного образа? — изумленно посмотрела на него девушка, про себя подумав о том, что нужно быть осторожнее. Кто знает, вдруг этот нахальный врач не захочет иметь с ней дела, если нащупает в ней мягкость. — Вы, похоже, слишком много о себе думаете. — Может, не ради меня, — туманно ответил Дреер, на секунду усомнившись в своих выводах. — Может, всё дело в вашей второй личности, которую вы так виртуозно спрятали внутри вашего сознания. — Я её не прятала, — подняла указательный палец Мира. — Прятать бесполезно. Я ослабила её и трансформировала. — Каким же, интересно, способом? — подался вперед Лаксус, складывая подбородок на сплетенные пальцы. Вот они и добрались до главного интересующего его вопроса. Девушка задумалась, с чего лучше начать. — Ну… Во-первых, я абсолютно точно знала, что эта личность — часть меня, а значит, я могу управлять ею, нужно лишь приложить силы, — заговорила она. — Затем мне нужны были инструменты. Мираджейн сделала паузу, вспоминая, как трудно было контролировать свою черную злобу, которая, бывало, вылезала просто из ниоткуда. Ей представились на секунду слабо мерцающие в полутьме глаза и светлые волосы, которые с силой оттягивает её ладонь. Это внезапно всколыхнуло в её душе сильное неприятие, совершенно не относящееся к данной ситуации, но неясным образом с ней перекликающейся. Но Штраус этого было достаточно, чтобы с неудовольствием осознать одно: Лаксус Дреер способен поколебать её внутреннее равновесие. Она была уверена в себе на все сто процентов до того, как на её пути выросла эта холодная гранитная глыба с пасмурными глазами на светлом лице. Как только это произошло, где-то в центре грудной клетки девушки проснулся непонятный зуд, крайне неприятный, и усиливающийся от едких слов Дреера, когда дело до этого доходило. Штраус просто обязана была проверить себя на крепость. Такой выводящий из себя шанс, сидящий сейчас напротив неё, нельзя упустить. Нет, — уверяла себя девушка, — это не мания находить неприятности на свою голову. Нет, ни в коем случае, это не про неё. Просто блондины, как правило, воплощают собой эти неприятности, вот и всё. Мираджейн глубоко и медленно вдохнула и успокоилась. Всё это затянувшееся молчание Лаксус воспринял, как должное. При этом он не упустил ни одного изменения в лице несостоявшейся пациентки его отделения. «Слава богу, мне не пришлось её лечить» — подумалось ему. Это был бы худший пациент в его жизни: сильный, не восприимчивый к внушению и самоуверенный. Если эти качества были бы направлены не на выздоровление, то пациент обязательно бы сошел с ума из-за избытка этого ума, как ни странно. Дреер отметил про себя то, как изменилось на мгновение лицо Штраус: когда она углубилась в воспоминания, оно передернулось, отразив вспышку эмоций на своей мирной до этого глади. В эту секунду врач как будто почувствовал себя в опасности. И это наводило на определенные размышления, которые, как решил Лаксус, подождут до вечера. А пока что Мира продолжала говорить. — Вначале я пробовала вымещать вспышки злости, занимаясь спортом, но это помогало погасить себя ровно на один вечер, когда ты уже не можешь пошевелить ни рукой, ни ногой. Бывало даже, — тут Штраус усмехнулась, — моё бессилие начинало бесить ещё больше, и тогда я срывалась. Мне приходилось подолгу работать, чтобы содержать семью. А неуравновешенность не очень ценится в сотрудниках. Лаксус полностью включился в её рассказ. Ему было на удивление интересно, и то ли выходной день тому причиной, то ли необычность обстановки, но анализировать слова собеседницы ему совершенно не хотелось. А ведь нужно — он здесь как раз для этого. Тем временем Мира больше не прерывалась. — Затем я подумала, что мне нужен соперник, чтобы отвлекать внимание второй личности. Самое лучшее, что я могла придумать, это боевые искусства. — Постойте, — перебил Дреер, — вы занимались боевыми искусствами? Когда вы могли просто забыться и покалечить соперника в пылу драки? Штраус странно на него посмотрела. — Я же не в уличных боях участвовала. И вообще, как, по-вашему, я могу кого-то избить? — задавая этот риторический вопрос, бывшая модель почувствовала себя лицемеркой. Все-таки много кому от неё досталось… — К тому же восточные единоборства включают в себя системы медитаций для улучшения самоконтроля. Это стало новым этапом. — Судя по словам Джастина, вы никогда не предлагали ему медикаменты или помощь врачей, — заметил Лаксус, гадая, не попросит ли Мираджейн организовать в подвале больницы бойцовский клуб. Вообще, он был бы не против… — Да, поскольку сама обошлась и без того, и без другого, — пожала плечами девушка, опять убирая прядь волос с лица. — Но у меня была поддержка семьи. Мне кажется, это очень важно. Джастина я тоже, как могла… поддерживала. Надеюсь. Лаксус обратил внимание на то, что о поддержке Фрида Мираджейн говорит в прошедшем времени. Случайность? Наверное, будет не очень вежливо переспросить. — Вы спрашивали, о моих методах, так вот они. Физическая нагрузка. Дыхательные упражнения. Йога. Книги. Я никогда не была фанаткой всего этого. Но если взять отовсюду по чуть-чуть… и умело это использовать… то можно научиться очень многому. В том числе, как собрать свою личность воедино. Лаксус задумчиво смотрел на беловолосую девушку. Он вдруг подумал, а сколько ей лет? Вряд ли она старше его, это точно. Двадцать семь? Не меньше. Содержит семью… Взяла на себя ответственность за Фрида. Вылечила свое психическое заболевание (остаточные явления на лицо, но всё же). Не много ли для одной хрупкой девушки? Хотя врач знал, что внешность обманчива. Во всяком случае, когда он смотрел в глаза Мираджейн, он видел там непоколебимую решимость. В их первую встречу в больнице он уже знал, что перед ним волевой человек. Другое дело, на что направлена эта воля в случае с Джастином… — Вы когда-нибудь повышали голос на Фрида? — неожиданно спросил мужчина. — Что? — Штраус выглядела озадаченной. — Нет. — И не ругали его, если он опускал руки и сдавался своей второй личности? — Никогда. — Или, может быть, были недовольны им, потому что у него не получается вылечить себя самому, а у вас получилось? Глаза Мираджейн сверкнули. — Да, иногда я была недовольна... это слишком громко сказано… Но я никогда не показывала вида. Лаксус довольно кивнул, почуяв свою правоту. — Видите ли, мисс Штраус, у Джастина совершенно иная психология, чем у вас. Воспитав в себе устойчивый рационализм, он не может и допустить мысли о том, что с ним что-то не в порядке. И если вы точно знали, что то, что берет над вами верх — это часть вас, то Фрид просто не может этого осознать. Следовательно, ему нужна помощь специалиста, врача, который занимается психологическими расстройствами, потому что его квалификация на подсознании будет внушать ему доверие. Понимаете? — Вполне, — Мира прикрыла глаза. — Хотя я в силу своих личных убеждений не могу принять этого, но я понимаю. — Вы очень, очень упрямая, — Дреер чуть ухмыльнулся, прищурившись, но тут же сделал независимый вид. — Что же, вы будете показывать ваши системы упражнений, или я зря сюда пришел? Мираджейн уже начала было приспосабливаться к спонтанности своего гостя, но на этот раз она действительно была ошарашена. — Что, прямо показывать, как я их выполняю? — её светлые брови поползли наверх. — Ну да, — Лаксус почувствовал себя в своей тарелке. Выводить людей из себя — его профессия. Точнее наоборот, приводить в себя, но этот момент он как-то всегда опускал. — Да бросьте, — Штраус не могла понять, шутит мужчина или нет. Он же по определению не умеет шутить. Но тогда что же ей делать? — Вы все равно не сможете понять, помогают ли эти упражнения, если сами ежедневно не будете их выполнять. — Тогда проведите мастер-класс, — врач наконец отлепил подбородок от рук и откинулся на спинку кресла, наблюдая за реакцией своей собеседницы. — Я врач, мне интересно. Та замерла на своем диванчике. — Вы ещё не рассказали мне, как проходит лечение Фрида, и почему у него случился припадок, — уклончиво заметила она. — Потом, конечно, я могу вам показать… кое-что. У меня даже где-то осталась программа, которую я составляла специально для Джастина. Но она не возымела должного эффекта, видимо, из-за его, ммм… рациональности. — Что ж, ладно, — принял условия Дреер. Его рука привычно дернулась, собираясь взметнуться к голове и пройтись по торчащим волосам, но он удержал её. Это почему-то вызвало секундное неудовольствие внутри него. — Только не врите мне, — добавила Мира, подозрительно глядя на замешкавшегося гостя. — Хорошо. Джастин Фрид четыре дня как на моем попечении, — начал врач, а про себя подумал, что уже как будто вечность прошла. — За это время улучшение в его состоянии налицо. Тут Лаксус вновь прервался, потому что в его сознании всплыло бледное лицо Бикслоу, который вот-вот, гляди, перестанет соображать. Если сейчас же не заняться его… Но сейчас бесполезно об этом думать. Дреер всё равно в данную минуту ничего не мог с этим поделать. Он едва помотал головой и продолжил: — Я не буду расписывать, чем мы его пичкаем, — мужчина вопросительно посмотрел на Мираджейн, и она махнула рукой, признавая свою беспомощность в этом вопросе. — А в остальном всё идет так, как я вам рассказывал: постепенно воспоминания к нему возвращаются. Приступ… был вызван в медицинских целях. — Был вызван? Вами? — уточнила девушка, в чьем голосе промелькнули опасные нотки. — Я думала, вы должны беречь психику пациентов. Вы экспериментируете на людях? Дреер лишь развел руками. — Так я могу с точностью узнать, что для пациента нужнее. Фриду в его случае нужна была эмоциональная встряска. К тому же в другом случае я никогда не смог бы узнать, как заставить вас не вмешиваться в лечение. Штраус стиснула зубы. Похоже, она до сих пор была готова настаивать на своей правоте, но доводы врача были убедительными. Она отчего-то не могла усомниться в компетентности Дреера. Даже после слов Эльзы. Хотя подруга Скарлетт до сих пор так и не знала всех подробностей той истории с Джераром, поэтому верила ей на слово. Кто-кто, а Эльза никогда ей не лгала, а это качество Мираджейн ценила чуть ли не превыше всего. — Я скажу ещё раз, я не знаю, как отреагирует Джастин на свои вернувшиеся воспоминания. Вы об этом предупреждены, поэтому я снимаю с себя всяческую ответственность за всё, что происходит вне зоны моей рабочей цели, — добавил Лаксус. — Человеческие взаимоотношения между вами и моим пациентом — это не моя забота, как бы это ни звучало. — Что ж, — отозвалась Мираджейн, — по крайней мере, вы очень честны. В другом случае вы даже могли бы показаться… благородным. Дреер внезапно развеселился. — О, это не более чем способ манипулирования вами, — довольство расплылось по его лицу широкой улыбкой. — Если бы на вас действовала ложь, я бы врал без зазрения совести, не переставая. Он смог задеть её за живое. Мужчина моментально это почувствовал и сдержанно рассмеялся. Его негромкая насмешка громом отдалась внутри Мираджейн. Было вдвойне обидно от того, что ей казалось, этот человек в принципе не способен веселиться. — Ужасен, — тихо пробурчала уязвленная девушка, сложив руки на груди. От возмущения она не была способна на достойный ответ. А Лаксус вовсю забавлялся, глядя на её вытянувшееся лицо. — Я надеюсь, вы теперь по-настоящему сможете продемонстрировать силу ваших успокоительных упражнений, — подколол он девушку, стремясь закрепить результат. — Да. Конечно. Штраус было досадно, что её спокойствие оказалось столь недолговечным. Но она тренировала его годы и годы, поэтому сейчас ей хватило пяти секунд, чтобы вернуть невозмутимость внутрь себя и напомнить, что напряжение не поможет её сохранить. Мужчина был удивлен. Его собеседница вновь выглядела безмятежной, а в её глазах застыло спокойствие. Словно он и не видел только что, как дала трещину её крепкая броня. Это вызывало уважение и легкий азарт. Но поразмыслить над этим ему не дала сама Штраус, которая неспешно поднялась с места в полный рост. — Если вы хотите посмотреть, то пойдемте, — пригласила она. — Куда? — поднялся Лаксус вслед за ней. — Вниз. Мираджейн вновь шла впереди него, но на этот раз Дреер не чувствовал её напряженности. То ли она привыкла к его присутствию, то ли каким-то только ей ведомым способом смогла заставить себя расслабиться. Или, может быть, ей не требовалось прилагать к этому особых усилий. Что-нибудь ещё мужчина придумать не успел, потому что девушка нырнула в дверной проем, за которым начиналась лестница вниз. Дреер как-то не подумал, что в этом светлом и состоящем, казалось, исключительно из света и воздуха доме может быть подвал. Но и эта часть здания была переработана семьей Штраусов по собственному усмотрению: Мира привела своего гостя в просторный, поделенный пополам зал, предназначенный для тренировок. Это сразу было понятно по тренажерам и боксерской груше, крепко привинченной к потолку. — Мой брат работает фитнес-тренером, — пояснила старшая Штраус, — и не представляет жизни без тренировок. — Это у вас семейное? — протянул Лаксус. Он бы не отказался иметь такое помещение в собственном доме, чтобы не проводить лишние часы в сомнительной компании, которая обычно набиралась в общественные тренажерные залы. — И да, и нет, — пожала плечами Мира. — Лисанна никогда не рвалась в спортивные секции. Да и я тоже, если честно… Вот Эльфман, да. Хорошо, что я уговорила его доучиться… — задумчиво закончила девушка. Лаксус иронично на неё покосился. — Что? — мгновенно отреагировала Штраус. — Вы совсем не любите держать все под контролем. Мираджейн не ответила и, хмыкнув, направилась в другую часть зала, где обнаружились татами и обычные коврики для занятий. — Я желаю своей семье добра, только и всего. Никто не знает, как будет лучше. Но если есть возможность, к примеру, получить образование, то почему бы и нет? Оно никак не может повредить, а вот пригодиться — вполне. Но, опять же, я не вправе навязывать свою точку зрения кому бы то ни было. Я это прекрасно осознаю, но это не всегда помогает, — призналась девушка, стеля коврик и становясь на него босиком. — Может, вы просто считаете, что другие люди никак не справятся без вашей помощи? Что вы лучше их знаете, как должно быть? — предположил врач. Штраус скользнула по нему непроницаемым взглядом. Но Дреер вознамерился вывести её на чистую воду, и его было не остановить. — То есть вы решили за брата, что ему нужно учиться. И, видимо, за сестру тоже? Самоотверженно взяли ответственность за их судьбу на свои плечи. Мира, начавшая было делать дыхательное упражнение, прервалась на полувдохе, и с интересом и легким недоумением посмотрела на наблюдающего за ней мужчину. — Вы считаете, это патология, заботиться о своих единственных близких? — Я думаю, вы не первая и не последняя, кто вынужден взвалить на себя такую ношу. Но вам кажется, что этого недостаточно? Штраус посмотрела прямо ему в глаза. — Мист… Лаксус. Я могу звать вас по имени? — Дреер кивнул. Ему показалось, что когда девушка произнесла его имя вслух, это освободило его от каких-то неясных обязательств по отношению к ней. — Мне кажется, вы не совсем понимаете, как обстоят дела в нашей семье. Видите ли, я хотя и самая старшая из нас, и несу большую ответственность за наше благополучие, моё слово не является законом или приказом… У нас всё зиждется на взаимопонимании. В некоторых случаях, разумеется, мне приходится быть твердой, но это необходимо. И мне вполне хватает своих обязанностей, я не стремлюсь захватить вселенную или навязать свои принципы хоть кому-нибудь. Мираджейн говорила так просто, без актерства или чрезмерной убежденности в своих словах, что Лаксус ей поверил. Синие глаза оставались спокойными, но в них появилась некая мягкость, которая была направлена не на него, а на воспоминание о когда-то целой семье. Но Дреер-врач видел одну существенную несостыковку. Он вкрадчиво спросил: — Тогда зачем же вы решили взять под свою опеку Фрида Джастина? Наступила тишина. Мира судорожно вздохнула. Она неотрывно смотрела в холодные глаза мужчины, который сделал свой ход и теперь ждал её слов, чтобы объявить шах и мат. Девушка, потеряв мысль, сжала и разжала челюсть, и заметила, как взгляд собеседника на секунду метнулся до её выступивших скул и обратно, как будто ни одной детали от него утаить было нельзя. Она видела, как внутри голубых глаз расцвела уверенность в собственной правоте, но триумф не спешил проявляться в лице Дреера, ведь он ещё не получил доказательств… Лаксус сделал шаг вперед. Штраус не заметила, как её тело приняло боевую стойку. — Я могу спросить иначе, — задумчиво проговорил врач. — Зачем вам помогать незнакомому человеку, из-за которого пострадала ваша горячо любимая сестра? Учтите, я не верю в любовь с первого взгляда. Я также смутно представляю себе помолвку через два месяца знакомства, если только два безмозглых идиота не хотят узаконить свои отношения. Но Фрид далеко не глуп, а вы тем более. Так в чем же дело? — Вы забываетесь, — тихо ответила девушка. Она начинала чувствовать, как в глубине её сущности зарождается гнев. — Это не то, о чем вам можно задавать вопросы. — Неужели? — так же тихо спросил Дреер, делая ещё один маленький шаг. — Вы сами привели ко мне Джастина. Его психическое состояние полностью зависело от вас. Вы почти лишили его собственной воли. Это было умышленно? Штраус побледнела, как от сильной боли, и сжала кулаки. Так сильно её ещё никто не оскорблял. Вообще-то ей не должно быть дела до того, что он говорит, так почему?.. То, что сейчас происходило, было на грани реальности, ситуация выходила из-под контроля. — Вы спятили! Я пыталась помочь ему, а не превратить его в овощ! Я хочу, чтобы он поправился! — Точно хотите? Или вы боитесь, что Лисанна умрет, а её место в вашей душе занять будет некому? А тут бедный, заблудший Джастин… Нить терпения и спокойствия внутри Мираджейн натянулась до предела и лопнула. Этот человек говорил такие страшные вещи с таким спокойным видом, а главное, он был уверен, что это правда. Он ничего не знает! Как он может?! «Ничего больше не говори», — подумала Штраус, из последних сил борясь с собой. — «Не открывай свой чертов рот». Лаксус наблюдал за ней, готовясь к неизбежному. Он не хотел, чтобы это было так грубо, но он готов был рискнуть. Было жутко видеть, как ярость охватывает светловолосую, миловидную девушку. Вот оно, её второе лицо, которое так долго заставляло её страдать и проклинать себя. Та самая тень, которая иногда проносилась во взгляде Мираджейн. Он её достал. — Интересно, ваш брат вообще в курсе происходящих событий? Как он может одобрять ваши поступки? Или вы ему врете?.. Штраус рванула с места. Этот желчный изверг пожалеет, что посмел очернить своими словами её семью. Но прежде чем она коснулась мужчины, она хлестнула его взглядом. Лаксус, неотрывно смотревший в её глаза, ставшие цвета глубокой воды, отшатнулся. Он был ошарашен силой, с которой Мираджейн наносила удары. Она с ледяной сосредоточенностью направляла свои руки и ноги так, чтобы противник потерял ориентацию в пространстве. Дреер мог только защищаться, парируя только треть приёмов. — Вы очень сильно раздражаете меня, — легко бросила Мира, хватая мужчину за запястье и одним движением заставляя его согнуться перед ней. В голове у неё шумело. Она надавила ему на плечо, тем самым обездвижив оппонента. Лаксус не сопротивлялся. Лежа на полу, он смог чуть повернуть голову в сторону и с усмешкой взглянуть на девушку, которая не спешила отпускать его руку, продолжая давить на плечо и оттягивать её назад. Лицо её было спокойно, как будто она вышла на прогулку, но её состояние выдавали расширенные зрачки и едва заметное подергивание сжатых губ. Было больно, но Дреер готов был расхохотаться. — Вот, значит, как вы умеете сдерживать свою агрессию, — выдавил он через силу, затем извернулся и свободной рукой дотянулся до щиколотки девушки. Мира охнула, падая на спину. Коленом Лаксус обездвижил её ноги, а руки крепко держал за запястья. Штраус брыкалась, в её глазах блестело отчаяние и желание добраться до отравителя её души. — Чёрт! — Я извиняюсь за грубость, — мужчина тяжело дышал, сковывая амплитуду движений сильного тела, — но мне нужно было выяснить, так ли вы хороши, как говорите. И мне нужна правда, Мираджейн, потому что вы требуете от меня вылечить человека, которого даже толком не знаете. Мира перестала вырываться, бессильно распластавшись на полу. — Не так хороша, как говорю, верно? — глухо проговорила она. — Не смогла наподдавать человеку, вздумавшему залезть мне в душу и оскорбить мои чувства. — Извините, — повторил Дреер. У него даже получилось сказать это чуть искреннее, чем он хотел бы. Он отпустил девушку и повалился на пол, предусмотрительно откатившись чуть подальше, если Мираджейн захочет его добить. Повисло молчание, прерывающееся тяжелым дыханием случайных спарринг-партнеров. — Хорошие у вас методы, — не удержался от колкости Лаксус, за что получил пинок в бедро. — Ауч! — Думаете, извинились, и я сразу успокоюсь? — возмутилась бывшая модель. — Но я всего лишь выводил вас из себя. Я беру все свои слова назад, если объясните, как обстоят дела. — Ах всего лишь… Мира сложила руки на солнечном сплетении, расслабляясь. Давно ей не приходилось испытывать такой сильной ярости. Но она смогла контролировать её, а побить Дреера девушке хотелось совершенно осознанно. — Я должна помочь Фриду, — медленно произнесла она. — В этом нет зловещего замысла или коварного плана. Я всего лишь хочу искупить свою вину. — Вину? — переспросил врач в потолок. — Из-за меня… Лисанна убежала из дома, потому что мы поссорились. Да-да, потому что я пыталась её контролировать, а моя сестра взбунтовалась. И Джастин… Он ведь не виноват. Я поклялась, что помогу ему, во что бы то ни стало. Может быть, если он будет счастлив, я смогу спокойно жить дальше. Если Лис так и не очнется… Мираджейн замолчала. Лаксус тоже не говорил ни слова. — Он сделал мне предложение совсем недавно. Мы проводили почти всё время вместе, я пыталась сделать всё, что в моих силах. Я подумала, что это сделает его счастливым… — голос девушки прервался. — Но моих сил оказалось недостаточно, и вот тут-то появились вы со своим высокомерием… я хотела сказать… профессионализмом… Дреер открыл было рот, но потом передумал и снова закрыл. Он скосил глаза в сторону девушки, которая от него отвернулась. Мужчина вдруг вспомнил, как она рыдала у Скарлетт на коленях в первый день их знакомства. Оказывается, Мираджейн все-таки не настолько непробиваемая, какой хочет казаться. У неё всё же есть предел, и Лаксус его определил. — Выходит, когда я спросил, дорог ли вам Фрид, вы соврали? — Нет, — сломлено ответила девушка. Врач замялся на мгновение. — Но вы его не любите. Это был не вопрос, а утверждение, Штраус хорошо это расслышала. Но на этот раз его слова не вызвали в ней бури. — Это не… — «не ваше дело», хотела закончить она мысль. Но ей так надоело обманывать себя. — Нет. Не люблю. В том смысле, который вы имеете в виду. — Понятно. Но Лаксус не понимал. Он испытывал странную смесь чувств, в которую мешались удивление, горечь и легкий ужас. Эта девушка, состоявшая, казалось, из принципов, согласилась выйти замуж только потому, что посчитала, будто так сможет спасти жизнь человеку. Связав тем самым свою собственную жизнь не с «тем единственным» в наказание за свои грехи. Это было неправильно, дико... А ведь это как раз по его профессии — разгребать такие случаи, но только если они не касаются человеческих взаимоотношений. То есть в данной ситуации это действительно не его дело. Они лежали ещё минут пять, не говоря ни слова. Мираджей поднялась первой, а Дреер последовал её примеру. — Думаю, на сегодня презентация окончена, — заметила она. — И что, хотите оставить меня ни с чем? — ехидно спросил мужчина. — Раз уж мы договаривались, вы мне должны. Штраус только вздохнула на столь вопиющую наглость. Раздражение на Дреера ушло, осталась только некоторая разбитость и непонятная легкость. — Ладно, — неожиданно просто согласилась она и встала на исходную позицию, словно не было только что этого короткого, но исчерпывающего боя. Мира без долгих размышлений начала комплекс упражнений из йоги, закрыв глаза, чтобы не видеть усевшегося на пол сбоку от неё мужчину. Но его присутствие и внимание ощущалось всем телом, а девушке нужно было настроиться на нужный лад. Она не могла до конца расслабиться с ним в одном помещении. Поэтому на середине упражнения Мира открыла глаза и взглянула прямо на наблюдавшего за ней Дреера. О чем думал в эту минуту мужчина, она предположить затруднялась. Затем она взяла второй коврик и постелила его рядом, жестом приглашая Лаксуса присоединиться. Врач был не готов к такому повороту событий, но безропотно принял вызов, пожав плечами. Но как только он встал на этот коврик для пыток, он понял, что пропал. Штраус выбрала комплекс, в котором тело принимает самые неудобные позы из всех возможных, задействующий мышцы, о которых человек даже не догадывается до тех пор, пока они не начинают растягиваться. И вообще все эти упражнения были построены на растяжке. Дреер подозревал, что девушка просто упивается его беспомощностью, изредка поправляя его. Он кривил лицо, но не сдавался и дотерпел до конца, зарекшись просить о демонстрации умений Мираджейн. — Ну что? — спросила она его в конце. — Завтра, скорее всего, всё тело будет ныть, но любой результат требует систематичности в выполнении конкретных действий. Так что у вас есть выбор, — усмехнулась она. Лаксус поморщился от радости в её голосе. Вот ведь садистка. Когда Мираджейн проводила его до двери, и врач готов был уже попрощаться, она сказала: — Я не думаю, что вам стоит беседовать с Джастином обо мне. Мужчина поднял брови. — Даже если бы я хотел этого не делать, у меня ничего не получится, потому что Фрид пока ещё помнит вас, как свою спасительницу. — Я… — запнулась Штраус, — уверена, вы его вылечите. — Разумеется, — кивнул Дреер. — Не говорите ему о… том, о чем мы говорили. Не мешайте мне. — Это вне моей рабочей задачи, помните? — протянул ей руку Лаксус. — Да, — выдохнула Мира, с приятным удивлением отвечая на рукопожатие. Ей показалось, или в глубине голубых глаз вновь сверкнуло веселье?.. — Было… занимательно, — усмехнулся Лаксус. Нет, не показалось. — Вы неплохой боец, — расплылась в искренней улыбке девушка, и тут же неловко отпрянула от мужчины, слегка напрягшись. Лаксус взглянул на неё с недоумением. — До свидания? — Вы, кажется, запретили приходить мне в ваше отделение. — Да, но я думаю, вы ещё много чего можете рассказать о своих наблюдениях за Джастином и собственном опыте. — Пожалуй, — сложно было понять, о чем она думает. — Тогда до свидания, — с уверенной интонацией повторил врач. — До свидания, — кивнула Мира.***
Когда Лаксус вышел на улицу, было уже темно. Ничего удивительного — зимний день уже давно перевалил за середину. Ему просто необходимо было пройтись, чтобы привести мысли в порядок. Разыгралась метель, и темное небо было не разглядеть за пеленой снега. Мужчина замотал шарфом всё лицо, оставив неприкрытыми лишь глаза. Смутно узнавались силуэты домов, на фоне которых размазывались пятна света от желтых фонарей. Надо же, он даже не побывал в больнице сегодня. Настоящий выходной. Несмотря на некоторое смятение, которое овладело Дреером после посещения дома Мираджейн, он был доволен. События дня развивались настолько спонтанно, что он порой забывал сначала проанализировать их, а затем делать выверенный шаг, и действовал по наитию. Всё, что он вынес из этой встречи, вряд ли было способно помочь ему в лечении пациента. Но, впрочем, он и не рассчитывал на это. Он собирался вытянуть из Штраус правду, но зашел чуть дальше, чем планировал. Он буквально распотрошил её нервы, проверяя на прочность. Но он и сам невольно подставился под её пристальное наблюдение. Теперь Мира составила свое собственное мнение о нем, и не будет опираться на рассказы Скарлетт, а значит, не будет препятствовать лечению Джастина… Лаксус протер глаза. Всё так запущенно. Почему у людей постоянно должны быть проблемы, они что, не могут жить без них? Чёрт знает что. Кому стало лучше от благородного самопожертвования Мираджейн? Она не любит своего жениха, и согласилась выйти за него из чувства долга. Фрид и так рано или поздно попал бы в больницу. Да, возможно, в худшем состоянии, но тогда бы ему не пришлось жить с ежеминутным напоминанием о совершенных им ошибках. У Дреера не было привычки переживать за пациентов и их близких. Но он просто не мог равнодушно вариться в сложившейся вокруг него ситуации, покорно следуя прописанной ему роли в этом театре абсурда. Он же психотерапевт, он умеет промывать людям мозги. Люси как-то раз заявила, что способность менять психологию людей приравнивается к суперсиле. Правда тогда она на этом примере пыталась объяснить Лаксусу, почему он так излишне, по её мнению, самоуверен. Стоит поговорить с Джастином. С этой мыслью Лаксус не расставался до самого дома. Стоило ему спрятаться за дверью теплой квартиры, как у него зазвонил телефон. Мужчина, постанывая, снял ботинки; упражнения Мираджейн уже начинали давать о себе знать. Только после этого он взглянул на экран. Номер был неизвестный, хотя на секунду врач подумал, что это снова Штраус, звонит поинтересоваться, добрался ли он до дома, или его занесло снегом по дороге. — Да? — Привет, Лаксус. Мужчина застыл в коридоре, не дойдя до своей комнаты. Ему было всё ещё холодно после улицы, но это было ничто по сравнению с тем, какой ледяной волной его обдало от этого знакомого голоса. — Узнал меня? Дреер бы хотел сказать «нет». Но что делать, если звук его имени, произносившийся этим голосом, впитался в него ещё до его рождения?.. Он молчал, соображая, что нужно от него Ивану. — Видимо, Макаров так и не научил тебя хорошим манерам? — голос в трубке стал желчным. — Ну же, поздоровайся с отцом, сын. — Откуда у тебя мой телефон? — вместо этого сухо спросил Лаксус. На него было страшно смотреть в эту минуту: брови сошлись к переносице, на щеках заходили желваки. — Связи, — с готовностью ответил Иван. — К тому же это не так сложно сделать. Ты же не прятался от меня. — Мне казалось, мы ещё в последнюю встречу расставили все точки над «ё». — Но это же было так давно, — в голосе послышался наигранный упрек. — Ничего не изменилось, — отрезал Дреер-младший. — Чего тебе нужно? — Неужели отец не может просто поинтересоваться успехами своего чада? — Хм… дай-ка подумать. Первый раз за… не дай соврать… одиннадцать лет? Не думаю. Если Иван Дреер и был когда-то хорошим отцом, то он давно забыл, что это значит. И то, что сейчас он пытался устроить показательное выступление в роли заботливого папаши, было настолько нелепо, что Лаксус просто онемел от бешенства. Его нисколько не удивило, что голос в трубке при следующих словах стал жестким и официально-деловым. — Лаксус, пора забыть о детских обидах. Ты уже взрослый человек, и я хотел обсудить с тобой серьезные дела, касающиеся нашего семейного бизнеса. Я смею надеяться на твое благоразумие. — Детские обиды? — сардонически ухмыльнулся мужчина. — Нет, я не в обиде на то, что когда мы виделись в последний раз, я чуть не сдох, а ты просто испарился в воздухе. И позволь, чтобы иметь семейный бизнес, нужно для начала иметь семью. Человек на том конце молчал. По крайней мере, Лаксус искренне надеялся на то, что Иван хоть чуточку человек. — Ты знаешь, я основал фирму, — наконец прозвучал безэмоциональный голос, — и дела идут очень хорошо. Я давно стремился к этому. Но теперь мне нужен человек, который мог бы продолжить моё дело, которому я мог бы доверять. Ты лучше всего подходишь. Конечно, тебе придется подучиться; я всегда говорил, что твоё медицинское образование — это блажь, пустышка. Дреер тяжело опустился на пол. Горло сдавило от горечи и сожаления. От отчаяния, что так действительно бывает на этом свете, ему хотелось рыдать. — Я думаю, дедушка доходчиво тебе объяснил, что меня не интересуют ты и твоя поганая фирма, — сипло проговорил он в трубку, которая до сих пор чудом была цела. — Не груби мне, мальчик, — угрожающе проговорил Иван. — Макаров понятия не имеет о настоящих ценностях в этой жизни. Я тешил себя надеждой, что ты предполагаешь для себя более светлое будущее, чем прозябание на посту мозгоправа до пенсии. — Моё светлое будущее не предполагает твоего участия в нем, — резко ответил Лаксус. — Знаешь, отец, я тоже не имею понятия о ценностях жизни. Но я уверен в одном: ты мне противен. — Я не тороплю тебя с ответом, — поспешно добавил Дреер-старший, но врач его перебил: — Желаю оставаться таким же богатым и несчастным. Разговор окончен, — и Лаксус нажал «отбой». Мужчина откинул телефон в сторону, будто это был ядовитый паук, вытянулся на полу в полный рост и потянулся. Его лицо скривилось от отвращения к своему родителю. В глазах было сухо и горячо; Лаксус так давно не плакал, что уже при всем желании не смог бы этого сделать. «Повезло Хартфелии» — внезапно подумал он. — «Лучше с самого начала потерять родных и вспоминать потом о них с любовью, чем чтобы они жили, и ты их ненавидел». Думал он и о том, что вся мужская линия их семьи — упрямцы, зацикленные на своем деле. Видимо, Дрееры просто не могут существовать без противоречий. Возвращаясь к вопросу о том, почему люди не могут жить без проблем… Мужчина тяжело вздохнул, поднялся и отправился в ванну греться. Его словно выпили — он чувствовал себя усталым и разбитым. Не самое лучшее окончание такого необычного дня. Что ж, завтра всё встанет на свои места. Примечания: Кажется, автор задолжал. Я не думала, что получится так долго %)