Четыре ноги, неживое

      На полях давних сражений мрачно и страшно. Коул боялся порождений тьмы, потому что они могут видеть его. У них своя песня, непохожая ни на звон лириума, ни на теневые отголоски духов и демонов, ни на бормотание завесного огня, который так часто зажигает Инквизитор. Коул почти привык к этому шепоту, раньше он сторонился изумрудных языков негорячего пламени, а потом подслушал – точнее, вовремя оказался рядом – Соласа, рассказывающего про завесный огонь остальным, Коул тогда так засмотрелся и заслушался, что уронил шляпу. Её отдал Варрик, а Инквизитор очень по-доброму засмеялся и взлохматил светлую шевелюру.       Но к пустынным и недружелюбным полям юноша не привык бы никогда. Они напоминали о жутких минутах, проведенных в Тени в Адаманте в первый раз, когда его затянуло вместе со всеми в кошмары Фарамонда, о леденящем ужасе, когда он впервые осознал, что мог быть видимым и совершенно беспомощным. Это пугало Коула. Он готов был сползти по холодной каменной стене и тихо заплакать, как раньше, но сглотнул комок в горле, собрал всю решимость и сделал шаг вперёд.       Дымные небеса проявляли очертания Чёрного Города. Коулу бы хотелось хоть одним глазком взглянуть на то, каким Город был до того, как его осквернили, но он не хотел стать таким же, как Корифей. Дориан говорил, что Коул симпатичный, и, что бы это ни значило, юноша бы предпочёл таким и оставаться.       Коул чувствовал себя немного потерянным. Темнота больше не топила его в своих объятиях, и всё-таки он боялся, что прежнее ощущение гнетущего страха, что он останется один, что он исчезнет, вернётся. Коул огляделся и на всякий случай достал кинжал.       — Он не понадобится тебе здесь. Можешь убрать. Здесь никого нет, только воспоминания.       Коул послушался и с облегчением подбежал к умиротворённо выглядевшему эльфу. Кажется, Соласа совсем не беспокоила выжженная пустошь с обугленными костями и не догнившими остатками тел.       — Зачем мы здесь?       — Неочевидный вопрос, — легко улыбнулся Солас. – На неочевидные вопросы обычно даются аналогичные ответы.       — Я никогда не был здесь.       Солас кивнул.       — Это моё воспоминание.       Коул помнил, каково это было – оказаться в чужом воспоминании. Они редко оказывались хорошими.       — Всякий, кто попадает в Тень, становится заложником собственных мыслей и воображения. – Маг неспешно пошел в долину, и Коулу ничего не оставалось, кроме как проследовать за ним. – Даже будучи в обители демона, можно изменять нереальность сна в рамках собственной воли. Если у тебя будет достаточно воли, чтобы превратиться в зверя или птицу – ты сделаешь это, если ты уверен в том, что на тебе надета любимая шляпа, а на поясе – кинжал, они будут там. В этом главная слабость демонов – они могут создать жуткую реальность из глубоко спрятанных воспоминаний, но если твоя воля сильна, ничто не удержит тебя в кошмаре.       — Магом с сильной волей никогда не овладеет демон?       Солас кивнул.       — Верно. Удивительно то, что маг способен сам создавать подобные миры. Взять за основу место, каким его помнят местные духи, и перестроить под себя. Я говорю про сомниари, и сновидец с сильной волей способен, должно быть, на нечто невероятное.       — Это ты создал это место? Но почему оно тогда… такое?       — Нет, это место свободно от моей магии. Я вообще не думаю, что хоть какая-то магия дотрагивалась до него. После того, как мы прошлись здесь, по нашим следам его, скорее всего, найдут и другие духи, но сейчас оно чистое и неинтересное.       Коул огляделся и поёжился. Наступил на хрустнувшую кость, вскрикнул от удивления и почувствовал, как волосы встают дыбом. Поле сражения простиралось на мили, конца и края ему видно не было. В нос бил нестерпимый запах, и юноша старался глубоко не дышать. Он наконец-то мог задавать вопросы, на которые получил бы ответ, поэтому быстро выпалил:       — Что здесь произошло? Какая-то битва? Почему она до сих пор в костях и телах?       — Нет, никакой битвы, — грустно покачал головой Солас. – То, что мы сейчас видим – последствия того, когда могущественный маг становится богом. Эти люди давно мертвы, причём никогда мёртвыми не были. Для того мира, где всё это могло произойти, всё кончилось хорошо. С помощью могущественной магии время повернули вспять, и один воин, пройдя через Тень, смог предотвратить катастрофу.       — Воин?       — Я уже говорил, достаточно сильной воли. Вряд ли удастся убедить Корифея оставить затею становиться богом, поэтому в нашем случае остаётся только сражаться. Маг увидел, что могло произойти с миром, которым он собирался править, устрашился этого, и решил остаться запертым в Тени навечно, терзаемый самым страшным демоном Гордыни всех времён.       — Грустная история.       — Возможно. Своим поступком он спас множество жизней, потому что если бы не он – то кто-то другой бы пошел по следам. Кто, возможно, не повернул бы назад. Невозможно открыть путь в Бездну и пройти её, не став жестоким и безжалостным. Как невозможно править и создавать миры, не имея в себе крупицы сострадания и любви.       Коул нагнулся и дрожащей рукой дотронулся до серой земли. Это был пепел. Придавленный тяжёлым воздухом и пропитавшийся кровью пепел. Толща мерзкого липкого пепла. Юноша с отвращением вытер пальцы о штаны.       — Я буду сражаться с Корифеем. Я не хочу, чтобы с Тедасом произошло то же самое.       — Не произойдет, — заверил его Солас и вгляделся в горизонт. То, что Коул принял за Чёрный Город, оказалось действительно городом на холме, но только не тем самым. А еще там была высокая башня, в которой что-то происходило. Вспышки были видны даже сквозь дымку и на таком расстоянии.       — Он заперт там, — прошептал Коул. – Этот маг. Заперт в своих кошмарах…       — Мы ничем не можем помочь ему, боюсь. Он сделал свой выбор не один раз, и тут даже ты бессилен. Этот маг бессмертен и обречён на вечные муки за свои грехи.       — Мы окажем услугу Корифею, убив его.       — Как ни странно, друг мой.