Семья

Саске крутил так и эдак маленький хрупкий листок. С полуистлевшей страницы, вырванной из техаишо, на него смотрел брат. Ему неловко было признавать, что он выпросил эту фотографию у собственного сына. Не отобрал, сурово нахмурив брови, не взял без спроса, мотивировав свой поступок тем, что и к Итачи эта бумажка попала незаконно, а выпросил. Наверное, было бы разумно защитить реликвию защитными дзюцу, как это делает Сакура со всеми дорогими сердцу фотографиями, но ему казалось кощунственным любое прикосновение к ней. Он боялся испортить документ, нечаянно уничтожить. Минул полдень, а огромный дом Учих пока ещё пустовал. Саске в одиночестве бродил по комнатам, неизменно пропуская лишь комнату Сарады (хоть она тут уже и не жила) да сыновей, уважая их право на личное пространство. Пару лет назад ему и в голову не пришло бы заглянуть к кому-то из них, не постучавшись, просто так, а не по делу. Не считал нужным? Нет. Не было в этом смысла, как и не было особого желания. Он мало интересовался собственными сыновьями, которые маленькими несмышлеными комочками носились тогда по дому. Дрались, задирали друг друга, бежали плакаться маме, играли, веселились. А теперь так хотелось приоткрыть дверь, заглянуть в детскую, в единый миг приметить все детали обстановки, все книжки на полках и записки над столом, игрушки, оружие, проникнуться их жизнью, их мыслями, понять, что ими движет, к чему они стремятся, все трое. Но Саске не смел. Учиха почувствовал возвращение Сакуры. Громкое грубое слово «жена» ему до сих пор не нравилось. Сакура – она и есть Сакура. Какими бы званиями её не нарекали. Женщина пошумела внизу, бросила на столик у двери ключи и стала подниматься наверх. Саске сидел на последней ступеньке верхнего пролёта, он подвинулся, освобождая место рядом с собой. - Кагуцучи уже неделю не приходил на тренировки. – Начала Сакура, присаживаясь по-соседству. - Конохамару сказал? - Ага. Если бы. Он же такой деятельный и вечно занятой. Он пожаловался Ируке-сенсею, а тот – Какаши-сенсею. Ну а тот, естественно, не преминул рассказать мне. - В этом мире только этому человеку всё всегда надо, и везде он всё знает. - Оставим Какаши. Что ты сделал? - Я? Рассказал им всё. - Что значит «всё»? – Упавшим голосом спросила Сакура. - Всё. Как остался один без семьи, и что тогда думал об этом. Про нападение Орочимару на деревню и экзамен на тюнина. Как ушёл из Конохи и убил Итачи… - Ты с ума сошёл. – Побледнела женщина. - Мне вечно их держать в неведении?! – Внезапно взорвался Саске, подскочив со ступенек. – Что? – Воскликнул он, заметив во взгляде жены укор, и сомнение, и страх, и мольбу. Всё то, что чувствовал и в себе. – Они пришли ко мне втроём и просто положили передо мной списки нукенинов Конохи. Там и моё имя, представь себе, было. И вот это. – Он протянул Сакуре пожелтевшую фотографию. Женщина взяла листок, её рука немного дрожала. С минуту она всматривалась в зловещий чёрный крест поверх юного лица, затем вернула фотографию Саске. Тот спрятал её за пазуху. - Ну и где теперь его искать? - Не знаю. Спроси у Торы. Я им троим, в смысле Торе, Рейки и Рейтетсу дал задание и сказал ко мне не приходить, пока не выполнят. Так что они должны сейчас быть на тренировочных площадках. - Бесполезно тебя спрашивать, как они всё восприняли? - Бесполезно. – Подтвердил Саске. Когда Сакура вышла на полянку к ученикам своего мужа, то застала там чертыхающегося Рейки и залитого потом сына. Рейтетсу лежал на траве, не принимая участия в перепалке этих двоих. - У меня чакра не бесконечная, что б ты знал! – Кричал Тора, тяжело дыша. - Думаешь, мне легко? Ну уж извини, но без проб вообще нет смысла корректировать наводку. Зафига я только бумагу мараю? – Узумаки мотылял свитком перед носом Учихи. - Может ты просто мозги включишь? – Не унимался Тора. – Писать твои закорючки всяко легче, чем использовать катон! - Вот и сам пиши тогда эти закорючки. Техники запечатывания тебе не хухры-мухры! - Чем заняты? – Осторожно перебила их Сакура. - О, мам! Слушай-слушай. Чё делать? У нас тут такая комбинация, эй, расскажите кто-нибудь нормально, в чём суть. – Повернулся Тора к напарникам по команде. - Рейки нужно перенаправлять огонь Торы через печати на земле и деревьях во врага, которого я засеку своим бьякуганом. – На одном вздохе произнёс Рейтетсу. - Вау. В одно предложение. – Присвистнул Тора. – Ну, короче, с фуиндзюцу у нас проблемы. Даже у Рейки. - На самом деле, я думаю, вы путаетесь от того, что не согласовали знания о местоположении печатей. – Задумчиво сказала Сакура. – Вот тут и тут, смотрите. Пройдитесь по ним ещё раз, занумеруйте или дайте им кодовые названия, тогда Рейтетсу будет легче вас направлять. А само дзюцу ещё раз по учебному свитку проверьте, может там ошибка. - Круто! Мы сейчас! – Воскликнул Учиха. - Спасибо. – Поблагодарили остальные. - Тора, я хотела спросить, где Кагуцучи и Итачи, ты не знаешь? - Кагуцучи у Ники. – Ответил Тора. - Итачи ушёл к реке. – Сообщил Рейтетсу. - У Ники? – Переспросила женщина. - Да, знаешь, мальчик из города. Кагу с ним сдружился и теперь частенько пропадает там. - Хм, - призадумалась Сакура, - он мне ничего не рассказывал про своего нового знакомого. Это не могло не удивлять, ведь младший сын всегда охотно делился с мамой переживаниями, успехами, новостями разного рода. Да, она слышала краем уха, что Кагуцучи познакомился с туристами в лесной зоне Конохи, но не думала, что это знакомство перерастёт в дружбу столь взаимозависимую, что мальчик будет уходить самостоятельно в город, а гражданский будет его ждать и проводить с ним своё время. Странно. Женщина не понимала таких отношений, её детство было лишено возможностей дружить с обычными детьми, ведь жизнь строилась вокруг Академии, Саске и Наруто, учёбы у Цунаде, тренировок, турниров и битв. То, что Кагуцучи прогуливает тренировки, ей не нравилось именно по самой причине этих прогулов. Ушёл, ничего не сказал, не предупредил, разозлил своего учителя, заставил саму Сакуру волноваться. В неясной задумчивости Сакура решила не заявляться к незнакомым людям, а дождаться сына дома. В просторной комнате обычной городской квартиры смеялось трое мальчишек, не в силах остановиться. Искромётные рассказы Ники о школьной жизни привлекали Кагуцучи и Итачи. Простые истории о том, как на скучном уроке ребята сделали попрыгунчики из резиновых шаров с водой и залили весь кабинет; о сделанной одним умельцем петарде, которая не взорвалась, но напустила дыма на всю школу, ужасно веселили. Масштабы шуток шиноби поражали городского мальчика не меньше. Чего только стоило умение превратиться в преподавателя и напугать одногруппника, не умеющего распознавать обличия. Или внезапно заменить сумку с вещами на кусок дерева. Попробуй возьми что-нибудь из пенала, ага. Кагуцучи этими «трюками» жил: над ним часто издевались в Академии. Но сейчас, смеясь вместе с другом и братом, он не чувствовал горечи давних обид и оскорблений. Со многими сверстниками он уже сумел наладить хорошие отношения, кто-то искренне сожалел о своём хулиганском поведении, так что, всё было хорошо. Другая мысль не давала Кагуцучи покоя, стоило им сделать паузу, прекратив хохотать и наперебой делиться впечатлениями: прошлое отца. Он не успел узнать мнение Итачи обо всём этом – тот был всю неделю занят на тренировках. А по дороге в город на прямой вопрос в лоб просто криво улыбнулся и промолчал. В нём чувствовалось непонятное довольство и ещё более непонятный страх. Будто он со зловещим удовлетворением раскрыл секрет Саске, но теперь опасается собственного отца. Торе было плевать. Он заявил: «что было - то было» и посоветовал не париться. А Кагуцучи жгла обида. Он сам не мог до конца понять себя, но ему хотелось корить Саске за всё. Скинуть все свои беды на него одного, выставить его виноватым во всём. В том, что он равнодушен к способностям сына и не взял Кагу к себе в команду, в том, что знает, что такое одиночество, но скитается где-то и надолго пропадает. Кагуцучи каким-то непонятным образом прочувствовал на себе всё, что описывал вкратце отец: теперь он был в ужасе, узнав, как и с каким посылом проводились битвы Саске с Наруто, он не мог понять жестокости отца, но его горечь от убийства родного брата давила незримым грузом, заставляя захлёбываться в мутной воде неизведанного до конца прошлого. Слишком много страшных вещей, не стыкующихся с таким светлым и шумным новым миром. Кагуцучи не удивила бы ненависть к отцу половины селения, но то, как весело проводили совместные вечера семьи Учиха и Узумаки, как приходили незнакомцы консультироваться с Саске по вопросам силового урегулирования конфликтов с агрессивно настроенными корпорациями, не желало складываться в цельную картину. - Эй, Кагу, пс, ты чего завис? – Мальчик вынырнул из своих мыслей, только когда Нико с силой пихнул его локтем в бок. В комнате стоял взрослый. - Здравствуйте, мальчики, - кивнул мужчина в очках, - Ники, на каникулах можно съездить на новую арену. Чёрт знает, что там надумало начальство, но шоу обещают необычное. Собирают много людей, но, так как это только пробы, не афишируют. Так что подумай. - То есть, можно кого-то взять? - Да, конечно. – Господин Сато постучал себя по дужке очков. – Но помни, что машина не резиновая. - Ладно. - Твой папа? – Спросил Кагуцучи, когда взрослый ушёл. - Ага. Он в индустрии развлечений работает. Кстати, прикольно будет, если вы со мной поедете. Я в прошлый раз в цирке Суны был, очуметь, что там творилось! Гимнасты на гигантских ящерах! Верблю… - Вряд ли. – Перебил его Итачи, подняв предупредительно ладонь. – Если я правильно помню про время ваших каникул, у нас, скорее всего, будут экзамены. - На тюнина? – Спросил Кагуцучи, повернувшись к брату. – Как ты узнал? Или врёшь? – С подозрением заявил мальчик. - Не вру. – Повёл плечами Итачи. – От учителей слышал. И, похоже, не в Конохе. Так что, через пару дней должны всё объявить. Ведь придётся ещё добираться. Да и в кандидаты не всю нашу группу определят. Наверняка, будут ещё отборочные. - Замечательно. – Скис Кагу. – То есть, не факт, что я попаду в списки, так ещё и с Ники не поехать никуда. - Попадёшь. Зря ты так. Ты же наверняка читал, кто за последние года становился тюнином. Но Кагуцучи лишь махнул рукой. Настроения не было спорить, чувствовал он себя ещё хуже обычного. Надо было идти домой. Они простились с Ники и вышли на залитые светом фонарей вечерние улицы. Итачи что-то гудел себе под нос, нанизывая свои мысли на мелодию. Кагу хотелось сбить брата с толку, выплеснув на него хоть часть своих переживаний, растормошить и заставить его спокойствие пошатнуться. Он понимал, что ничем хорошим это не кончится, а Итачи может и его самого вогнать в пучину бессилия и депрессии, но ему казалось, что хуже уже не будет. - Ита, ты так и не сказал, зачем рылся в архивах анбу. Зачем попёрся со мной к Ники, и что думаешь о словах отца. - Ха, надо – вот и рылся. Захотелось – вот и пошёл. Что думаю – не скажу. – Откликнулся старший брат. - Очень забавно, мисс искренность. – С раздражением проговорил Кагуцучи. – Тебя назвали в честь Учихи, который угробил весь свой клан. Не чувствуешь единения? Я бы на твоём месте был зол по-настоящему. - Но ты не на моём месте. – Парировал Итачи. – Так что, будь добр, заткнись. - А потом его убил собственный брат… - Слушай, что ты от меня хочешь? Ненависти? Предоставить? - А что, можешь? Не, погоди, давай так. Ты меня убиваешь на глазах у Торы, чтобы пробудить его мангекё. Отцу понравится. – Надрывался Кагуцучи. Нет, всё не так. Зачем он говорит такие глупости? Нарывается на драку, которую ему не выиграть? Хочет схлопотать по морде? Возможно. Пусть физическая боль, пусть Итачи хоть катоном спалит ему половину тела, хоть что-то. Думать опять о шарингане, обо всей этой лжи о славном клане Учиха, о своих недовозможностях до сажи на сердце больно. Давай, ударь, вытряси из меня всю эту чушь, приведи в чувство, поставь на место. Ты же можешь. - Ты спятил. – Поморщился Итачи. Он остановился и склонился всем корпусом, упёршись ладонями в чуть согнутые колени, как будто они сейчас бежали несколько километров, а не спокойно прогуливались по улочкам. - Конечно. – Рассмеялся Кагуцучи. – Знаешь, как меня бесит то, что всю жизнь все вокруг были такие добренькие и весёленькие, пели дифирамбы моим родителям, а родители оказались теми ещё «героями». «Прославленный клан»! По уши в крови и грязи. - Сейчас-то всё по-другому. И ты лучше меня это должен понимать. – Старший поднял взгляд на младшего и теперь смотрел на него исподлобья. - А ты-то чего боишься? Думаешь, я не заметил, с каким лицом ты выслушивал папу? Если не скажешь, я тебе врежу, честное слово. - Я думал, что со мной будет дальше. – Тихо произнёс Итачи. – Я не знаю, чего хочу. И за меня это делает отец. И после его слов, всё потихоньку встаёт на свои места. Но это уже похоже на новый виток цикла. Я поступлю в анбу, просто потому что это какой-то злой рок, я убеждаюсь в этом снова и снова. Моё имя – это моё проклятие. - Ну и зачем тебе тогда понадобилось всё это выяснять о прошлом?! - Хочу быть в курсе. Если что-то в этом мире предрешено, я хочу знать. - Ты фаталист. Какой кошмар. – Немного успокоился Кагуцучи. Они продолжили движение. – Тебе не кажется, что это нелепо? - Не меньше, чем твои истерики на пустом месте, случись что не по тебе. Мне порой кажется, что ты когда-нибудь так вот психанёшь – и свалишь из селения. И шаринган пробудишь, и дом наш разнесёшь, и всё что хочешь. - Не отговоришь меня? - Пусть этим Тора занимается. А я от тебя устал. - Вот спасибо. Попрошу Тору за мной присмотреть. Если он не забудет об этом на следующий день. – Полушутливо отозвался Кагуцучи. Итачи только вздохнул и открыл входную дверь. Они пришли. Сакура встречала их, уперев руки в боки. И Кагуцучи как-то сразу понял, что его прогулы не остались незамеченными. Хотя, о чём он думал, когда так поступал? Яснее ясного, что рано или поздно мама бы узнала. Всё ещё взвинченный, чувствующий себя как на иголках, Кагуцучи с вызовом посмотрел на маму, пропустив умиротворённого Итачи вперёд себя. Брат скрылся в ванной, видимо не желая быть свидетелем неприятного разговора. - Ну и? – Ругаться Сакура не собиралась, но в её тоне сквозило недовольство. – Ничего не… - Ничего не хочешь мне рассказать? – Дерзко перебил её сын. Женщина на мгновение опешила. – Что? Самой вот неприятно узнавать всё из третьих рук, да? Мне вот тоже, представь себе. Сакура повидала много боли. Она научилась быть равнодушной к крикам и воплям больных и раненых, научилась терпеть изнурительное «переливание» чакры из своего здорового организма в умирающее тело, ловить каждый вздох, слабое биение сердца. Но когда впервые за долгое время на неё надавил сын, когда она встретилась с упрямством во взгляде таких близких и родных зелёных глаз, она не нашлась, что ответить. Кагуцучи понял её верно. - Где папа? - Ушёл к Хокаге. – Выдавила из себя Сакура. – Кагу, послушай… - Да я уже послушал. Наслушался уже. У Конохамару-сенсея я учиться не буду, ясно? Пусть возятся со своим расенганом хоть сто лет. – Мальчик поднялся вверх по лестнице на второй этаж. Через секунду хлопнула дверь его комнаты. Сакура вжала голову в плечи. Она чувствовала вину и за себя, и за Саске. Говорить с обозлённым сыном не хотелось, а ведь у неё были новости, которые стоило услышать всем троим братьям. В надежде, что Кагу поутихнет, и всё образуется, женщина вернулась на кухню. - Какие же вы всё-таки разные. – Сказала она, усаживаясь за стол. - А-то. – Поддакнул Тора. – Я тоже не понимаю, чего он так, если что. – Он корпел над свитками, уронив голову на сложенные вместе руки. - Вы справились? – Поинтересовалась Сакура. - Неа. Папа заявил, что у нас всё криво-косо, хоть суть и уловили. А то, что у нас всё криво-косо, я и сам понял, когда он спокойным шагом прошёлся по опушке, а мы в него ни разу не попали. Обидно даже. Весь день убили. - Весь день – это немного. – Улыбнулась Сакура. – Привыкай тренировать одно построение или одно дзюцу месяцами. - Если дзюцу крутое – можно. А вот комбинации эти не очень. - Чисто теоретически, из вас должна получиться довольно мощная команда, если научитесь работать слаженно. – Вошёл на кухню Итачи, вытирая мокрые после душа волосы. – Что у нас на ужин? - Глянь там на плите. – Показала Сакура. – Я вообще думала вам сказать, что узнала про экзамен на тюнина. - Ну так скажи. – Итачи вернулся к столу с тарелкой, наполненной доверху мясом, и вилкой. – Я кое-что слышал от Какаши-сенсея, но это непроверенная информация. - Хотела, чтобы и Кагу послушал. – Тяжёлый печальный вздох. - Не послушает, так мы ему расскажем. – Азартно заявил Тора, наваливаясь всем телом на стол вперёд. – Давай, говори-говори! Что там будет? - Про основной экзамен не знаю. Будет проходить, скорее всего, где-то на востоке у моря. А вот что касается промежуточных… там точно будет оцениваться базовая физическая подготовка. Вы должны будете показать, что способны к длительным изматывающим боевым действиям. - Я не сдам. – Категорично объявил Итачи. - О-о-о, так это ж легкотня! – Почти одновременно с ним выкрикнул Тора. – Да и ты, Ита, что-нибудь придумаешь. Вот не надо сразу паниковать. - Я не паникую, - пожал плечами Итачи, - просто в последнее время, стоит мне поднапрячься – и я вырубаюсь. Не очень воодушевляет. - Ладно, поживём – увидим. – Подвёл итог Тора. – Не хочешь перед сном пометать сюрикены на время? - Можно. Кагуцучи долгое время стоял в своей комнате, прислонившись к двери, не желая отлипать от поверхности тяжёлого тёплого дерева. С детства это действие превратилось в своеобразный ритуал. Можно было ловить звуки снизу, слышать голоса братьев и мамы, но при этом быть отгороженным от них стеной. Уйди вглубь комнаты – и звуки дома стихнут. Запоют сверчки, и поразительная тишина в который уже раз укажет на то, насколько квартал Учих лежит далеко от шумных улиц центра Конохи. Но на этот раз Кагу был не в силах заставить себя наслаждаться гармонией с ночной природой за окном: в голове вертелись неприятные мысли, вспоминался недавний разговор. Их сослали сюда. Учих сослали сюда на задворки селения, чтобы унизить, чтобы следить за ними, чтобы попытаться уничтожить. Как бы хорошо ни было дома, теперь всё вокруг казалось мерзкими намёками на то, что все шиноби враждебно относятся к их клану. Может и сам Хокаге не вводит отца в Совет, потому что не доверяет ему? Тоже мне, друг называется. Здоровый скептицизм ещё подсказывает, что надо бы всё разузнать, надо поспрашивать спокойно маму, дослушать внимательно отца. Но Кагуцучи бросает взгляд на тумбочку – там лежит стопка листов, исписанных почерком Саске. Подходит ближе, цепляется глазами за строчки… «Орочимару», «Акацуки», «Изанами»… подхватывает бумаги и ссыпает их в рядом стоящее мусорное ведро, и падает на кровать лицом вниз.