***
— Мисс Лавеллан? — Доброе утро, Резерфорд. Начальник охраны кивнул, приветствуя балерину, и снова перевел взгляд на камеры за стойкой у входа. Но вскоре, не выдержав, нагнал ее у гардеробной. — Мне казалось, что вы давно ночуете в театре, а не дома. Она остановилась, обратив на него большие голубые глаза. Он видел ее и раньше и знал, что все танцовщицы миниатюрны, но лицо Лавеллан осунулось и было еще бледнее, чем обычно. — Что вы имеете ввиду? — произнесла тихо, дрожащим голосом. — Нет, я не имел ввиду, что это запрещено — он глянул куда-то в сторону, завел руку за шею, едва не выронив планшет. — Черт, только поймите меня правильно — я сам, в конце концов, иногда дежурю здесь по ночам, чтобы поддержать прочих сменщиков, — он чувствовал, как его лицо начало непривычно жечь, и смутился от этого еще сильнее. — Я не к тому, что это невозможно, но вы… Она молча и сосредоточенно смотрела на него, вникая в суть его слов, — только вот никакой сути вложить не получалось. Он отмахнулся, сменив тон на более непосредственный. — Мне просто показалось, что вам стоит выделять время на отдых. Знаете, там, быть с семьей, ужинать всем вместе по вечерам… Качество сна также помогает улучшить… — Простите, но у меня нет на это времени. Мистер Резерфорд, благодарю за заботу, но мне нужно тренироваться. Хорошего вам дня. — Да, конечно, разумеется… Он смотрел ей вслед, ощущая еще большую неловкость после своего нелепого вмешательства. Это чувство не просто жгло лицо и глаза, но доставляло острый дискомфорт как будто бы изнутри. — Мисс Лавеллан! Если будете задерживаться, предупредите меня. Я прослежу, чтобы в залах и у сцены было доступно освещение. Она быстро оглянулась, когда он ее окликнул. Быстро кивнула, тут же перейдя на бег и скрываясь за поворотом. Каллен остался стоять в коридоре, глядя куда-то в сторону. Лицо все еще жгло от стыда. Когда охранник окликнул его из-за стойки, Резерфорд воспрял, вновь переключаясь на работу — лишь бы поскорее забыть о нелепом разговоре.***
Он всегда представлял ее именно такой — бледной и хрупкой, готовой рассыпаться от одного взгляда, растаять и исчезнуть, как крохотная льдинка. Трепетная, пугливая — перья скользят по плечу, нежно гладят ее белоснежную кожу, когда принц оплетает ее талию и привлекает ближе. В Одетте была еще и упрямая гордость. Только благодаря наивному упорству принцесса не пошла на сделку с колдуном, не пала перед его пугающим могуществом, предпочтя своему унижению вечное проклятие. Но, не будь Одетта упрямой, ее дни были бы давно сочтены, а сам образ безупречной чистоты, еще более яркой на фоне безысходности ее положения, — никогда бы не появился. Лавеллан задерживалась допоздна, чтобы доказать себе, что добьется успеха во что бы то ни стало. Молодость позволяла ей заблуждаться и мечтать. Наивная вера в то, что, может, никогда и не произойдет, ее упрямство и целеустремленность магическим образом двигали ее вперед. Это ощущение было ему знакомо. И этот факт вызвал у него улыбку. Солас понимал, что в один момент все может резко измениться, и потому перестал строить далеко идущие планы. Любому танцору найдется замена, каждый штрих композиции восполним — людей, в конце концов, много, и талантливых танцоров среди них — тоже. Жизнь долго учила его, — и в определенный момент он, наконец, понял, — что не всего можно добиться одним лишь упорным трудом. Ведь, сколько бы работы ни было вложено, как бы механизм ни был отлажен, — всегда найдется что-то, способное свести все достигнутое на нет. Мир — это большое место, переполненное людьми и обстоятельствами, а совсем не литературное произведение, где все лишнее можно попросту выкинуть на этапе редактуры. Элементарная случайность, шальная эмоция или даже чужая удача — буквально что угодно может кардинально изменить твою судьбу. Лавеллан плавно ведет рукой навстречу принцу и молит о помощи. Чистая, хрупкая — предательство возлюбленного погубит ее, и ей страшно доверять ему свое сердце, но она идет на это. Она не хочет быть одинокой, она хочет стать счастливой. Неуверенная, неустойчивая. Всего лишь маленькая девочка. «Но она ведь не может быть идеальна!» Солас хотел развеять этот туман. Сказать Лавеллан — как сказал бы юному себе — что идеала не существует, а, следовательно, она никогда его не достигнет. Показать на примере, что, как бы она ни старалась, в конце концов, потерпит поражение — из-за нехватки сил, времени или же нелепой случайности. И вот уже который раз, глядя на нее, не мог. — Главные партии, еще раз. Остальные свободны. Постановщик взялся за подбородок, всматриваясь в движения танцоров и выискивая несовершенства. Лавеллан устала, и было ясно, что она уже не задержится в зале допоздна, как бывало обычно. Всю неделю он делал на нее упор, выжимая все соки. Балерина не жаловалась, понимая, что он этого не потерпит. Что ж, она не ошибалась. Попытка вывести ее со сцены — своеобразный эксперимент, развлечение для его пытливого ума. И вместе с тем он понимал — она не выдержит удара, если столкнется с обстоятельствами. В свое время это сильно его подкосило, а Лавеллан, молодую и наивную танцовщицу, вполне могло бы и уничтожить. Слишком много стресса. Рано или поздно, но все навалится на ее хрупкие плечи, чаша терпения и усидчивости переполнится, уничтожая ее изнутри. Он бы заменил ее тут же, одним движением руки, одним взглядом, — пожалев и не подвергая такой опасности, давая молодой девушке шанс прожить нормальную жизнь. Взмах белоснежных крыльев — и уже не дева, а изящный лебедь опустился на гладь волшебного озера. Но плавно двигаться не выходило. Руки Кристы как будто перестали слушаться, и ей никак не удавалось унять дрожь в напряженных мышцах. Даже танцор-принц пытался не то подстраховать, не то остановить балерину — настолько упорно, несмотря на недомогание, она стремилась продолжать. Солас готов был аплодировать ее упрямству. — Не хочешь передохнуть? — спросил он как бы невзначай, приставив пальцы к губам. — Нет, — ответила автоматически, даже не вслушиваясь в вопрос. Осознав, что могла только что нагрубить, Лавеллан испуганно взглянула на постановщика и тут же оступилась. Партнер подхватил ее, падающую, за талию и плечи, и оба замерли. — Если не можешь больше, просто скажи. К испугу и усталости в ее взгляде примешалось замешательство. Солас почти слышал ее ответ, и уже набрал воздуха, чтобы ответить ей снятием с роли. Так ему разом станет проще. Им обоим станет проще. Лавеллан тряхнула головой, вставая на ноги и снова принимаясь за растяжку. — Простите. Это не повторится. Сначала? Солас осекся и кивнул, едва сдержав улыбку. Партнер шептал ей что-то, убеждая передохнуть, но она отмахнулась от него, приняв, тем не менее, бутылку воды, и смачивая губы. На этот раз вышло чище, но довольно вяло и вымученно. Постановщик благодушно смотрел на тяжело дышащих танцоров и жестом показал, что они свободны. — Мисс Лавеллан, — подозвал он. — Позволь задать один вопрос. Почему ты себя так изматываешь? — Я люблю танцевать. Снова непонимание в этих хрустальных глазах. Столько рвения предугадать его вопрос, чтобы ответить правильно; так, как он хочет услышать. Очаровательно. — Нет. Ради чего? Ведь, даже если достичь идеала , — он усмехнулся, выделяя это слово, — карьера будет недолгой. Зачем класть все силы на то, что со временем все равно от тебя ускользнет? — Я стану известной. Это стоит усилий. — А что если нет? Если тебя заменят в последний момент, и дело всей жизни пойдет под откос? Она опустила взгляд ненадолго, обдумывая эту страшную мысль, но сама не казалась напуганной — наоборот, стала только решительней. — Я остановлюсь. Посмотрю, где ошиблась. И попробую снова. Солас склонил голову на бок. — Вот так просто? Она пожала плечами. — Не совершая ошибок, я себя не исправлю. А признание стоит усилий. Иначе вся моя жизнь была бы прожита зря. Такой ответ заставил его задуматься. — Пожалуй, ты права. Спасибо. — За что? — Возможно, я ошибался в тебе. Ты проявляешь невиданное упорство, хоть порой и безрассудное. Если будешь продолжать в том же духе, возможно… — Вы ведь не хотите меня заменить? Солас хотел. Чтобы не сдерживаться, опасаясь ранить ее замечаниями в погоне за идеалом, которого не существует. Чтобы не вынуждать ее ночевать в тренировочном зале. Чтобы самому избавиться от странного чувства, которое охватывало его каждый раз, когда он смотрел на нее, танцующую — или даже просто стоящую перед зеркалом, такую хрупкую и при этом настоящую . Солас заглянул в лицо балерины, в ее хрустальные, мокрые от усталости, но все равно сияющие, светлые глаза. И понял, что не сможет. — Нет. Ты остаешься на своих ролях. Она выдохнула и что-то прошептала, обратив лицо к небу. Вероятно, благодарность высшим силам. — И, хоть белая лебедь далась тебе без видимых проблем, — ее руки заметно задрожали, когда он сказал это, и Криста поспешила сцепить ладони за спиной. — Над черной нам еще предстоит поработать. По моему опыту, танцовщицам, освоившим Одетту быстрее Одилии, требуется гораздо больше работы, чтобы привыкнуть и менять амплуа с необходимой быстротой. — Да, я постараюсь… — Но я научу тебя быть Одиллией. Посмотрим, как только отдохнешь и снова будешь в состоянии танцевать. Кто знает, — возможно, эта роль понравится тебе даже больше? — Я быстро освоюсь. И не подведу, можете не сомневаться. Солас отдал ей распоряжение незамедлительно ехать домой. Лавеллан подчинилась, — как всегда, безропотно, отводя печальный взгляд от зеркал тренировочного зала. Сколько она выдержит? Ведь упрямство и молодость — это все, что у нее есть, а этого не может быть достаточно. И, если она не справится — наверняка потеряет все. Он знал; это уже случилось с ним. Но его не покидал интерес. Что-то иррациональное подсказывало ему, что с ней случится по-другому.***
Каллен долго смотрел на нее, подняв брови, когда увидел в коридоре, принимающую свой плащ у гардеробщицы. — Мисс Лавеллан? Но еще только… Он посмотрел на часы. — ...Только седьмой час. Вы уже закончили? Лавеллан замерла, продолжая держать в руках свой плащ. Ее взгляд не был сфокусирован на чем-то одном, скорее гулял где-то в направлении к полу. Тонкие руки дрожали — почувствовав, что он заметил это, Крис прикрыла их, утопив под складками плаща. Такой вымотанной Каллен ее еще не видел. Она едва держалась на ногах. — Я… — Вам надо отдохнуть. Я вызову такси. Ваша мать дома? Она сможет встретить вас? — Нет, спасибо, я… — Вы ничего мне не должны, это ради вашей безопасности. Пожалуйста, ответьте, Лавеллан: вас дома ждет мать, или отец? — Бабушка… — Хорошо, кто-то есть. Позвоните ей и предупредите, чтобы… Кристалия? Ее маленькие плечи затряслись. На глазах выступили слезы, тут же хлынув по щекам. — Я это не… Она опасно зашаталась, рискуя упасть на плитку — гардеробщица резко ахнула, но Криста даже не среагировала на ее испуг, закатив глаза и уже почти теряя сознание. Каллен подхватил ее. — Воды, — кинул он гардеробщице. Та стояла, как истукан, прикрыв рот ладонями и не спуская ошарашенного взгляда с балерины. — Воды! Быстро! Каллен взял ее на руки, чтобы уложить на ближайшие скамейки, но тут же остановился, услышав ее слабый голос: — Я не заслужила… Я должна подготовиться… Вернулась гардеробщица с бутылкой и пластиковым стаканчиком. — Вызвать скорую?! — Нет, она в сознании. Просто устала. Может, еще и не ела. — Но кто же позаботится о ней? Ее бабушка перепугается, если не предупредить! — Я предупрежу. Гардеробщица подняла на него взгляд. — Вы? Каллен устало выдохнул. — Я начальник безопасности, и я принимаю решения, когда необходимо воспользоваться личной информацией сотрудников. Мисс Лавеллан вскоре будет дома, я прослежу за этим. Попадание в больницу уж точно будет нежелательным в разгар репетиций, но пройти проверку в любом случае бы не помешало… Лавеллан вся обмякла в его руках. Она спала, прильнув к его груди. Почувствовав, как румянец снова подступает к лицу, Каллен поспешил отдать все нужные инструкции помощникам.***
Мысль о расставании пугала обоих. Не желая отпускать ее рук, принц пригласил Одетту в замок и пообещал, что в ту же ночь объявит ее своей невестой. Проклятие спадет, и они будут жить счастливо, и разделят друг с другом вечност ь. Затаившись в тенях, Злой Гений услышал их план и не сумел сдержать раскатистый хохот, отчего даже луна поспешила скрыться в облаках. Принцесса вновь обратилась белоснежной птицей и поплыла к своей свите, понурив изящную голову. Только принц проводил ее взглядом, как на принца накинулся огромный коршун. Терзая чужака стальными когтями, он погнал Зигфрида прочь от Лебединого Озера. «Я спасу ее, — думал принц, продираясь сквозь чащу к родному замку. — Обязательно спасу». Обещание было дано.***
— Мистер Прайд, на пару слов. Мальчишка, что стоял и внимал Соласу, накинул капюшон и отступил в тень закулисья. В свою очередь постановщик, оглянувшись, повернулся к говорящему, продолжая стоять ровно, убрав руки за спину. — Что-то срочное? — Лавеллан, сэр. Сбавьте-ка обороты. Солас нахмурился. — А вы?.. — Каллен Резерфорд, начальник охраны. — А, начальник охраны. Прошу прощения, что не познакомился с вами раньше. Я привык в первую очередь находить общий язык с работниками сцены. По факту всегда они, а совсем не хозяева театра, делают основную работу и трудятся ради наилучшего результата. — Меня не касаются и не волнуют детали ваших знакомств, сэр. Но меня беспокоит здоровье всех работников, будь это обслуживающий персонал или танцовщики. Непроницаемое выражение Соласа вдруг сменилось беспокойством. — Что с ней? — Сейчас все в норме. Она дома, родные проследят, чтобы она хорошенько отдохнула и восстановилась. Она не ела, пришла за два часа до открытия — чтобы порепетировать. Снова. А когда сегодня забрала одежду в гардеробе и потеряла сознание — знаете, что она потом сказала? «Я не заслужила отдых». Не знаете, чье это дурное влияние? Солас изогнул бровь. То, как начальник охраны подавал ему эту историю, раздражало его, но он молча слушал. — Криста Лавеллан — молодая и талантливая балерина, вам это известно. Но она совершенно не умеет планировать работу так, чтобы не перегореть. Как будто не понимает и отказывается понимать пределы собственного тела… — Не лезьте в тонкости профессии, которую не способны понять, — выдал Солас, чего Каллен совершенно не ожидал, и потому отступил. — Это свойственно вам, танцорам-перфекционистам. Но она — человек , мистер Прайд. Настоящий человек, из плоти и крови. А не бездушная машина, способная ответить вашим запросам, какими бы безумными они ни были. Если продолжите ее изводить, то обязательно погубите. Но я буду следить за тем, чтобы этого не произошло. Солас стоял, оглушенный, в полумраке сцены. Позади шумно включился софит, отчего на полу перед постановщиком появилась длинная, плотная тень. — Мистер Прайд, я готов. Как только дверь, ведущая из зала, захлопнулась, Солас скрестил руки на груди и отошел так, чтобы видеть всю сцену целиком. — Хорошо, Коул. Она выйдет слева, как я и говорил, — да, вот отсюда. Представь, что ты — луна, и плавно ведешь за ней луч...