***
Ей было не по себе. Родные не удивились переутомлению Лавеллан, но чтобы кто-то из руководства лично привозил ее домой — такого не случалось никогда. Она чувствовала себя гораздо лучше, ведь, пока спала, не думала о необходимости тренироваться, тренироваться, тренироваться. По дороге на репетицию ее снова накрыло беспокойство. Лавеллан боялась, что не справится. Если тело начало подводить ее в самом начале, то что же будет потом? Нет, не нужно об этом думать. Просто танцуй. Ты умеешь танцевать, у тебя просто не может получиться плохо . В конце концов, он пообещал, что научит. Лавеллан, разумеется, уже знала все партии; суть работы с постановщиком заключалась именно в детальной передаче характеров, оттенках эмоций и палитры чувств, что должны отразиться в движениях по его авторской задумке. Одиллия впервые появляется перед Зигфридом на балу в сопровождении отца, который, в свою очередь, невероятно благосклонен и без тени сомнения передает руку дочери принцу. Словно дарит ее. И тот видит в ней Одетту, но уже без примеси страха, который делал ее такой хрупкой и настоящей. Одиллия — уверенная и беззаботная, она — это лучшая версия Одетты, лишенная раздражающего беспокойства. Лавеллан лезла из кожи вон, чтобы стать лучшей версией себя, но сомнения каждый раз нагоняли ее, норовя закутать ее разум в плотный кокон. Все партии с участием Одиллии Солас смотрел, не говоря ни слова. Танцоры, исполняющие принца и тень, смотрели то на него, то на Лавеллан, но тоже блюли молчание. Что-то было не так.***
Было очевидно, что, набравшись сил, она снова задержится допоздна. Закончив очередной разговор с Коулом по поводу света и его важности в постановке, Солас вернулся в тренировочный зал — Лавеллан танцевала там в полутьме, одна. Он постучался, стоя около открытой двери — чтобы привлечь ее внимание. — Мистер Прайд? Прошу прощения, я уже ухожу. — Все в порядке. Я хотел поговорить с тобой. По поводу Одиллии. Ей было не по себе — он это видел. Что ж, вероятно, вскоре он сделает еще хуже. — Могу я задать личный вопрос? — Д-да, наверное… То есть, зависит от вопроса, но я постараюсь ответить... Подойдя, Солас наклонился к ней и спросил тихо — хотя в зале никого не было, кроме них. — Ты девственница? Лавеллан едва не подскочила на месте, резко сцепила ладони на груди. В полутьме было заметно, как бледное лицо тут же залилось румянцем. — Можешь не отвечать. Но ты уже целовалась, верно? Она поджала губы. Взгляд был где угодно, но только не на постановщике. Он вздохнул. — Присядь. Не обязательно смотреть на меня, просто выслушай внимательно. Это поможет тебе понять роль Одиллии точнее, и показать ее еще лучше. «Еще лучше?» Значит, ему понравилось? Но не совсем?.. Балерина накинула кофточку и села на низкую скамейку перед зеркалом, в темной стороне зала, опустив голову и плечи. Солас сел рядом, держась прямо и естественно; ровные линии его тела никогда не позволяли себе быть неидеальными. Выправка профессионального танцора. — Хочу признаться: я сомневался. Эта фраза пронзила ее, словно нож, заставив сжаться. — Эта постановка в свое время сформировала меня как личность. Я многое понял, когда сам проходил через это: репетиции допоздна, поиск идеального образа, органичного и естественного. Я ждал, когда смогу воплотить это на сцене, — но этому не суждено было сбыться. Я совершил ошибку — высказав свое мнение. Оно не понравилось постановщику, настолько вывело его из себя, что меня выкинули из состава, несмотря на заслуги. Для меня слишком многое связано с лебединым, но в то же время — это история, которую я знаю и понимаю лучше других. Поэтому, когда Дориан попросил, — хотя скорее «умолял», — поставить его для вашего театра, я не сомневался, что справлюсь. До этого я пытался попасть в другой состав, ездил по многим театрам, возобновлял знакомства — но ничего не выходило. Каждый раз что-то вставало на пути: встречи и прослушивания отменялись, планы переписывались с невероятной скоростью, не позволяя нигде закрепиться. И в то же время я опасался, что разочарование, сломавшее меня когда-то, выльется наружу, отразится на качестве постановки. Я думал все бросить и сбежать. Даже когда Дориан привел меня сюда, и на следующий день, когда мы проводили кастинг — я до последнего желал свалить эту непрошенную работу с плеч и уйти... — Но остались? — Остался. Я наблюдал, как молодые, еще не оперившиеся танцоры лезли из кожи вон, чтобы попасть в образ принца. Как самонадеянные балерины, умеющие только танцевать и задевать друг друга, надеялись получить роль абсолютной невинности и чистоты — ведь Одетта, считай, ребенок, — как вдруг… Ты вышла на сцену. И тогда я увидел: ты сумеешь воплотить это. Твои движения, манера двигаться, даже вне танца… Именно тогда весь мир для меня преобразился. — Весь мир… Преобразился? Он кивнул, и она услышала улыбку в его словах: — Фигура речи. Слушая, Лавеллан тихонечко водила мыском пуант по паркету. Она казалась отстраненной, но слушала внимательно. Этот разговор был приятен и томителен, сердце грохотало, и она сомневалась — постановщик действительно не слышит его, или делает вид, что не слышит, исходя из банальной вежливости? В любом случае, она всем своим существом выражала ему беззвучную признательность. — Ты действительно все… Изменила. И я могу точно сказать, что не ошибся. По сути своей, ты очень похожа на Одетт, и не просто подходишь на роль — ты настоящая . При этом, твоя готовность работать, твоя самоотдача и приверженность доказывают, что ты способна сыграть любую роль, не только саму себя. Просто ты еще не так много знаешь о жизни — не так много людей встретилось на твоем пути, не достаточно историй было услышано. Ты слишком боишься оступиться, когда именно из ошибок и складывается наш творческий путь. Танцор, актер, художник — тому, кто занимается искусством, необходим жизненный опыт, полный взлетов и падений, и чем ярче, тем лучше. Потому что искусство — это отражение реальности, это то, как мы видим реальность. Это видение, которым жизненно необходимо поделиться, будь это крик о своей неразделенной любви или оплакивание сил, потраченных впустую. — Не хочу кануть в небытие… Я хочу заслужить признание. — Ты уже заслужила уважение. Признание — вопрос времени. Он посмотрел на нее. Лавеллан тоже повернулась, встречая взглядом его взгляд. — Я имел ввиду… Она вдруг подалась вперед, коснувшись губами его губ. Замерла так, не раскрывая рта — вся дрожащая, ни живая и ни мертвая. Солас поднял было руку, чтобы мягко отстраниться, но вместо этого положил ладонь ей на щеку, делая встречное движение, осторожно отвечая на поцелуй. Она отпрянула, проскальзывая по гладкой скамейке. Замотавшись в кофту, вся красная, радостно бросила: «До свидания, мистер Прайд!», и поспешила скрыться в гримерках. Солас отклонился, уперев спину о холодные зеркала; по затылку и позвоночнику тут же прошла отрезвляющая дрожь. Он коснулся своих губ кончиками пальцев. Одинокий светильник мигнул в ночной тишине и погас, погрузив зал во тьму.***
Все стало хуже, когда она начала ему сниться. Мелкий жемчуг, рассыпанный в ее волосах — будто капли кристально чистой воды. Белая и прекрасная, она подплыла к нему, протягивая связанные руки — черная атласная лента стягивала тонкие запястья. Он поймал свободный конец, наматывая черный атлас на кулак; притягивая ее все ближе — и облизнулся, увидев покрасневший след на бледной коже. Солас смотрел в ее глаза, в которых выступали кристально прозрачные слезы. Он привлекал ее к себе, легко подавляя сопротивление, и целовал ее: долго, жадно и желанно, зажигая в ней тот же черный огонь, что бушевал в нем самом. Тогда тонкие руки принцессы оплетали его, и легкое дыхание, дразня, едва касалось его шеи. Проснувшись, он редко мог припомнить детали сновидения, но всегда ощущал непривычную, томительную легкость. А еще — вину. Он больше не сомневался в успехе, ожидающем Лавеллан, но теперь все это вызывало совсем другие проблемы.***
Поздно вечером, снова заметив ее, уходящую, Солас пригласил Лавеллан к себе. Он сам не помнил и не понимал причины, но все внутри говорило, кричало о правильности его поступка. Солас открыл дверь, приглашая гостью, но когда сам сделал шаг за порог, наткнулся на знакомые сапожки. Нахмурившись, он прошел в гостиную, откуда доносился звук включенного телевизора, и обнаружил девушку, свободно раскинувшуюся на диване. — Что ты тут делаешь? Обернувшись, Джилл широко улыбнулась. — О, приветик. Да я так, передать кое-что от мамы, а тебя и нет. У вас всегда репетиции до полуночи? Дай, думаю, дождусь, хоть поздороваюсь. Ой, а это кто? Криста выглянула из-за его плеча, осматривая комнату, но встретившись взглядом с Джилл, почти сразу же отступила к выходу. — Простите, наверное, это не самое удачное... — Нет, нет, — Солас мягко удержал ее за руку и провел в гостиную, помогая снять пальто. — Кристалия, это Джиллиан, моя сестра. — Младшая, — добавила девушка, отгородив рот ладонью, будто делилась секретом. – Зови меня Джилл. А ты, значит, Кристалия? Можно ведь просто «Крис»? — Да, так меня называют родные, — кивнула балерина. — Ага, — протянула мисс Прайд с улыбкой, не сводя с гостьи лисьего взгляда. — Сол, принесешь нам выпить? — Только если Адриана потом заберет тебя. Иначе я от тебя не избавлюсь. Джилл надула губки. — Я вызову такси. Устраивайся, Крис, чувствуй себя, как дома! Он на мгновение подумал, что у них с Адрианой что-то случилось, но резко оборвал эту цепь рассуждений. В конце концов, это не его дело. Лавеллан еще раз осмотрелась, проходя в центр комнаты, и села на самый краешек дивана, рядом с Джилл. Дождавшись, когда брат скроется из виду на кухне, та придвинулась совсем близко и шепнула балерине на самое ухо: — Ты ведь не спишь с ним? — Что? — Крис чуть отклонилась от нее, испугавшись как резкого движения, так и внезапного вопроса. — Какие глаза, — искренне восхитилась Джилл, заглядывая в ее лицо. – Тебе еще бы ушки аккуратные, будешь совсем как эльфийка! Хорошенькое личико, совсем как маленькая жрица… Ему нравятся такие девочки. Чтобы не усугублять и не провоцировать очередную неловкость, Криста просто вежливо улыбнулась, не переставая смотреть куда-то в сторону. — Ну же, не жадничай, Сол! Раз наливаешь мне, ей налей тоже! — У нас разгар репетиций. Если мисс Лавеллан ответственно подходит к нашей работе… — Я поняла, — Джилл закатила глаза. — Но, раз она так привержена работе, тогда что же она делает у тебя дома глубоко за полночь? — Это не тебе решать, Джилл. — Ты давно все решил. Просто ты слишком труслив, чтобы воплотить фантазии в реальность. Смотри, как надо. Она сделала глоток вина, взяла Крис за подбородок и поцеловала. От возмущения Солас потерял дар речи. Чем дольше длился их поцелуй, тем сильнее и беспощаднее его уши жгло, но, несмотря на это, изнутри ему становилось возмутительно-хорошо. Томительно и возбуждающе. Он не вполне осознал момент, когда выпроводил хитро улыбающуюся Джилл за дверь, и услышал, едва заперев замок, ее пожелание приятной ночи . Не помнил, когда взял лицо Кристы в ладони, усаживаясь рядом с ней на диван и притягивая к себе, вместе с тем ложась на спину. Но хорошо помнил ощущение от их поцелуя — неловкого, но горячего языка; ее дрожащих пальцев на его груди; мурашки, то и дело пробегающие по ее гибкой спине, когда он оставлял следы от укусов на ее шее, плечах и у самых ключиц. Возможно, он помнил их так хорошо, потому что это был всего лишь очередной томительный сон.***
Когда таинственная гостья появилась на балу, музыка стихла, а многочисленные гости расступились, освобождая ей путь к королевскому трону. Зигфрид вцепился в подлокотники и неотрывно смотрел на ту, что шла по просторному залу. Черные перья украшали ее платье, обрамляя подол, прекрасный, как ночное небо, усыпанное кристаллами-звездами; а за трепещущим веером скрывался взгляд, такой притягательный и чарующий. Она приблизилась, и только тогда принц заметил сопровождающего ее отца в изысканном камзоле из черного бархата и таких же черных перьев. Оба они улыбались, мужчина — снисходительно прикрыв глаза, а гостья — изогнув уголок алых губ в пленительной усмешке. У Зигфрида перехватило дыхание. Он судорожно сглотнул, встал с места и представил матери-королеве свою невесту.***
Глаза Соласа загорелись, когда он, наконец, увидел черного лебедя. Лавеллан стала увереннее после их разговора; как и вторая роль, наконец, стала более явной и узнаваемой. Легкие и проворные движения Одиллии теперь удавались Кристе не хуже трепетной нежности Одетты. Солас был очарован этой переменой, и вовлечен в процесс сильнее прежнего; он комментировал происходящее скорее из желания, чем из необходимости. — Ты вскружила ему голову, как только он увидел тебя: уверенную, спокойную и властную. Он у тебя в руках; осталось только подтолкнуть его к последнему шагу. Крути им! Смелее! Музыка ускорилась, и когда танцор-принц вновь принял ее руку из рук Злого Гения, Прайд услышал тихий смех. Коварный, ликующий смех Одиллии. В эту секунду Лавеллан будто бы исчезла из зала. Черный лебедь продолжал владеть вниманием принца, соблазняя его по приказу колдуна. Солас замолчал. Всех трех солистов насторожила внезапная тишина, и радость от успеха мгновенно испарилась, не оставив и следа. Солас жестом остановил действие. Лавеллан замерла, скрестив тонкие руки, и теперь вовсе не казалась обольстительной Одиллией. Перед ним снова стояла робкая, но упрямая девушка. Как только яркий образ померк, странное ощущение покинуло Соласа, и он понял, что обманулся. Его выражение стало непроницаемым. Лавеллан походила на изящную фигурку из хрусталя. Холодную, хрупкую фигурку, что постоянно отводила взгляд. Он вдруг понял, как сильно это его раздражает. — Нет, — произнес он, поднимаясь. — Так не пойдет. Увидев, что Прайд подходит слишком близко, Криста инстинктивно отступила, широко распахнув голубые глаза. Искры бриллиантов в ледяной корке. Он хотел забрать их себе. Солас сделал вступительное движение танца, заняв теперь место ее партнера. Балерина помедлила, так как не могла ожидать подобного, но тут же взяла себя в руки — избавившись от изумления, в первом же такте нагнала наставника. Она плавно выгибалась от мыска и до кисти, и каждый раз то и дело выскальзывала из его объятий, — она дразнит принца, не давая обладать собой слишком долго. Солас закрутил ее и замер, чуть склонившись, а она прильнула спиной к его груди и запрокинула голову. Их пальцы были переплетены, лица, обращенные друг к другу, находились так близко . Момент падения Зигфрида — сцена искусительного поцелуя. Солас не смел пошевелиться. Его сердце гремело так, как не бывало уже давно — он успел позабыть это чувство. Он держал в руках изящную Лавеллан, чувствовал ее тепло, аромат ее тела, дышал ее дыханием. Пальцы Крис начали подрагивать в его хватке. Наконец заметив это, Солас выдохнул, выпуская ее из объятий. — Это все на сегодня. Криста плавно, но быстро засеменила к лавкам, подхватывая свои вещи. — До свидания, — тихо бросила она и выбежала из зала, не оглядываясь. — И вам, — кивнул Солас кивнул, отвернувшись. — И вам. Хотел бы он, чтобы и это оказалось сном.***
Дождь бил в оконное стекло весь вечер, и даже не думал заканчиваться. Как и доводы Джилл. — Ну, бывает. Неловкие ситуации случаются, в этом нет ничего сверхъестественного. Особенно, если уж вы работаете и целые сутки проводите, глядя друг на друга. Солас сидел, отстраненно глядя в окно. Сестра теряла терпение. — Я уже не знаю, чего ты хочешь! Раз она тебе снится, да еще и не в простых снах, все уже давно понятно… Но ты как будто бы живешь своими фантазиями! Настоящие люди, что б ты знал, не ограничены двумя образами. У каждого человека по десять демонов в голове, и еще по пятерке за каждым плечом. Поговори с ней. Пригласи на свидание! Скажи все как есть, и позволь вам обоим стать счастливее! Солас достал телефон. Сестра продолжила: — Это придаст ей уверенности, а тебе придаст мужества. Ну не поджимай ты свой хвост; хоть раз поступи как настоящий мужчина! И не пялься в телефон, когда сестра дает тебе жизненно важный совет! Он нажал на «отправить» и посмотрел прямо на Джилл. — Я пригласил ее в ресторан. Завтра. В семь. Джилл захлопала глазами. — В мое время все делалось немного иначе… — О чем ты? Ты младше меня на семь лет! Его телефон завибрировал, высвечивая уведомление. Заметив сияние краем глаза, Солас продолжал, замерев, сверлить взглядом сестру. — Это она? — Джилл подняла брови. — Наверное. Оба выдержали паузу, глядя друг на друга. — Ну так посмотри! Щелчок снятия с блокировки. — Она согласна. В семь. Завтра. — Поздравляю! — Джилл закивала, подхватывая свой бокал. — За счастье! И выпила залпом. Солас молча смотрел на сообщение, нахмурившись. За окном бушевал настоящий ливень.