Странные

Огромные капли дождя летят с межпланетной скоростью, разбиваясь о грязное лобовое стекло, сейчас они напоминают метеориты, врезающиеся в хрупкую на первый взгляд поверхность и окутывающие противной барабанной дробью, отчаянно напоминающей взрывы значительных размеров. Крис скребет пальцем засохшую кровь и морщится - разбитая губа припухла, ранка болит… У Чонина нехилый хук справа, Крис горько ухмыляется и прикрывает глаза, в воображении вновь и вновь мелькает отрешенный, побитый взгляд темных глаз, соленые капли, срывающиеся с ресниц и исчезающие в каком-то ином, параллельном измерении. Телефон постоянно вибрирует и выводит из раздумий, но блондин не обращает никакого внимания, лишь включает радио погромче. Он, наконец, смог отпустить… Болезненно, вырывая, словно куски живой плоти, но оставил, морщась и крича, хоть и про себя, где-то очень глубоко. Потому что трус, потому что оказалось, мнение других важнее, а он не так силен, несмотря на широкие плечи, цепкий взгляд, мощный удар. Статуя… Не зря его за глаза все так и зовут, человек, идеальный во всех отношениях, но бесконечно слабый внутри, предпочитающий закрыться за семью замками, но не показывать себя настоящего. А ведь Чунмену удалось вызволить его на волю, разогнать холодную ауру и проникнуть в сердце. Это-то и страшно… Так сильно зависеть от человека, настолько, что первым делом, после долгого отсутствия бежишь не домой к родителям, а именно к нему, настолько, что готов променять все и вся на несколько сладких минут в темном подъезде. Настолько, что глаз не оторвать, только смотреть и смотреть, услаждать себя видом худого, теплого тела под руками, слышать бредовые слова и тихие стоны. Настолько, что можно забыть как тебя зовут… Крис кривит лицо, вспоминая, как полчаса вместо своего имени в ресепшене гостиницы твердил имя Сухо и на едкие, хлесткие слова ребят из баскетбольной команды лишь глуповато ухмылялся. Расстояние все только усугубило, он понял, что не проживет без этого человека, не сможет, не захочет. Новое чувство его напугало, заставило сердце истерично биться об ребра и просить выпустить его из сдавивших крепких ладоней. Глупо… Но он по-другому не может, он никогда никому не подчинялся, слишком долго наслаждался чувством собственного превосходства, был слишком уверен за свое сердце, слишком кичился невозможностью влюбляться и терять голову. Чунмен был первым, кого Крис хотел с первой минуты, с первого взгляда, увидев, однажды в пустой аудитории. Чунмен был первым человеком, постучавшимся в его обычно бессмысленные сны, нагло засевшим в голове. Чунмен был первым, к кому Крис боялся прикоснуться, словно тот был фарфоровой куклой, первым, за кем он бежал по коридорам, сбивая с ног студентов, первым, с кем он не трахался, а просто засыпал, умирая от желания, но не переходя вожделенную черту. Подсознательно он понимал, если их отношения зайдут слишком далеко, забредут в дебри, выбраться Крису не удастся никогда, он запутается в сетях, лениво расставленных чувственным, неловким мальчишкой и ничто уже не будет как прежде. Хотя и сейчас уже не так как прежде. Только больно по-новому, извращенно… Чувства были настолько противоречивыми, что он не мог разработать четкую линию поведения, поэтому-то и отталкивал так легко, а потом с утроенной силой прижимал к себе, говорил холодно, но целовал яростно, каждый раз будто в последний. А теперь Сухо больше нет, не будет, никогда. Потому что сломал его… себя… все сломал. Поддался на глупые, непонятные уговоры друзей детства, никогда не дававших до этого советов, и разбил вдребезги хрупкое чувство, скрывавшее в себе бесчисленные достоинства, предназначенные только избранным. Телефон вновь истошно вибрирует, экран высвечивает принятое сообщение. Кай… Крису страшно, он не знает куда себя деть, только бы не читать ничего, не знать, что Чунмен на самом деле существовал и ему сейчас нескончаемо больно. Пальцы подрагивают, но он все же тянется к телефону и читает: "Надеюсь, ты сейчас корчишься от боли. Не лезь больше к Чунмену, никогда!" Блондин до хруста в пальцах сжимает жалкий, трещащий по швам телефон и запускает им в лобовое стекло. Оно покрывается подобием белой красивой паутины, линии отскакивают от места удара, замирая под проливным дождем и непривычно отсвечивая в салон грубым узором. Чонин, вечно встревающий не в свои дела Чонин… Крис засыпает на университетской автостоянке, под легкое дуновение ветра, врывающееся сквозь неплотно прикрытые окна машины. Всю ночь снится отрешенный, понурый Сухо, а Крис вновь и вновь бежит по бесконечным узким коридорам за одетой в черное фигуркой, отчаянно разрывает криками тишину, моля его обернуться, но Чунмен непреклонен - слишком горд, слишком другой. *** Казалось бы каникулы и бесконечные пьянки должны были принести какое-то, пусть даже слабое облегчение, но гниющее сердце, лишь продолжало причинять неудобства. Вид полуголых девиц не цеплял взгляда, а на парней Крис никогда особо не заглядывался. Представится возможность - переспит, нет и думать не будет об этом. Он никогда не скрывал, что не гнушается секса с мальчиками, откровенно говорил, что бисексуален и не стесняется этого. Но он никогда не встречался с парнями ради "встречания", ради глупых телефонных разговоров, ради человека… Только с Чунменом. Сухо вновь нагло влезает в мысли, теребит все внутри и бьет отбойными молоточками пульсом в запястьях, задиристо смеется. Самодовольная тварь! Тебя же выкинули, заставили плакать, ты же осунулся и похудел, ты же сейчас не ты, а тень, педантично собирающая одежду, чтобы убраться восвояси и прое*бать лето за чтением умных книг. - Ну, так и вали, твою мать! - орет блондин в пустоту. - Завтра сваливает… - голос Чанни выбивает почву из-под ног, Крис ни с кем из университетских друзей в последнее время не общался, а они и не пытались с ним связаться, потому что по существу были друзьями Чунмена, а не его. - Что ты здесь делаешь? - он грубо отталкивает Чанеля и отходит на несколько шагов. - То же, что и ты. Забываюсь, банально, но это так.. Мы с Бекки тоже расстались, Лулу и Сехун внизу, где-то у бассейна, - дылда корчит лицо в жалкой рожице и подходит к стеклянным перилам. - Ты когда-нибудь представлял, как бы жил если Сухо не стало? Не так, как сейчас - расстались, разошлись, а резко не стало… Например, умер… Представлял? - Нет, - выдыхает Крис, подходя ближе и заглядывая в грустные глаза Чанни. - А я думаю об этом каждый день, и знаешь, если бы мне пришла мысль об этом раньше, я бы его никогда не отпустил, не позволил бы себе, того что позволил… Без него плохо, - блондину кажется, что Чанель смахивает едва различимые слезы и грустно улыбается. - А Чунмен переживет, не принимай все близко к сердцу и не вини себя, ты не виноват, что он тебе больше не нужен. Сердце такое изменчивое… Чунмен переживет… Слова слишком жестокие, чтобы быть правдой, слишком правдивые, чтобы быть неправдой. Ведь Сухо на самом деле переживет, потому что хрупкое тело, лишь зрительный обман, потому что за тонкой талией и худыми руками, в прозрачной оболочке живет что-то другое, сильное и отчаянное, пусть и глотающее по ночам слезы, пусть кричащее в темноту и кажущееся жалким, но нереально смелое. Не испугавшееся чувств к парню, не забившееся в угол только потому что провинциал, красивое с улыбкой наповал… Крис оглядывается по сторонам, Чанни как появился, так и испарился, будто и не было его совсем. Оставил после себя кучу вопросов и исчез. Он уходит ни с кем не прощаясь, потому что без них - друзей детства, ему всегда было хорошо, потому что без них у него был кто-то очень важный, а с ними - потерял себя, потерял все. И даже обвинить некого: уверенный в своих чувствах человек никогда не посмеет противиться этим самым чувствам. Пока не причинил тебе большую боль, пока ты еще способен забыть… Эти слова он кричал не Сухо, а себе и только себе.