Странные

Чунмен струсил… Испугался, забился, словно маленький зайчик в угол, навострил ушки и непривычно задрожал. Влажные ладони, скользящие по потрепанным джинсам в попытках зацепиться за карманы, будто в них он обнаружит такую нужную в этот момент смелость. Глубокий вдох и на прощание: - Тогда просто позволь мне иногда звонить тебе, у меня есть твой номер… Сухо способен лишь на легкий кивок, от привкуса собственной ничтожности штормит и окатывает холодным потом. Крис уходит, оставляя на память аромат своего странного парфюма, и вновь покрываeтся толщей холодного обаяния, не оборачиваясь и больше ни о чем не прося. Задел его отказ или нет… А ведь ты мечтал об этом, Чунмен… Больное, беспочвенное воображание, такое светлое, такое радужное, оно дарит непередаваемую легкость и ощущение важности, но грезы… В глубине души ни один человек искренне не верит в исполнение своих желаний. Поэтому и мечтает о самом безумном и несбыточном, а затем столкнувшись с этой самой мечтой лицом к лицу теряется и отмахивается от нее. Корить себя за неуверенность и недоверие проще, чем улыбнуться и сказать, что ждал и хотел. Парень, с вырывающимся от отчаяния сердцем - глупо, да и только. Перед тем как вернуться в палату, Чунмен забыл постучаться. Просто не додумался. В комнате непривычно душно, воздух раскален от выедающих солнечное сплетение звуков поцелуев. Легких и невесомых, но с каждым вздохом меняющих температуру и бросающих в пропасть, огнем проходящихся по коже и задерживающихся на тонкой шее и раскрасневшихся от прикосновений ключицах. - Бекхен-а, - низкий голос Чанни переливается странными красками, он непривычно нежен и умиротворен, - прости, Бекхен-а, я такой идиот, это все из-за сотрясения, прости… - Плевать… Сухо задерживает дыхание. Хоть он ничего и не видит, стыдливо уставившись в белую больничную дверь, но даже будучи миллион раз тугим на ухо, яростные стоны в поцелуй не различить невозможно. - Кхм… - наконец, решается Чунмен, - я не хотел вам мешать, я за рюкзаком, приятного вечера! Безумно улыбаясь, парень вылетает за дверь, грусть за себя и бесконечная радость за друзей мешают сосредоточиться. Он несколько минут топчется на месте, не вполне отдавая себе отчет в собственных мыслях и желаниях, а затем набирает смс Каю и Лулу, с просьбой не наведываться к Чанни в ближайшие несколько часов. Дорога домой отнимает гребаное количество времени, музыка в наушниках хоть и привычная, до боли родная, но сегодня воспринимается совсем по-другому. Раньше она обволакивала и дарила недолгое, но успокоение, а сейчас… разрывает на части, причиняя невыносимую боль. Любое слово, любой аккорд задевают за живое, такое хрупкое, почти прозрачное. Сломя голову, Чунмен проносится вверх по ступеням, спотыкаясь на последней, он летит вниз головой, ударяясь о холодный выступ порога. Кровь из разбитой брови мгновенно приводит в чувство, Сухо с диким шумом хлопает дверью и оседает в коридоре своей квартиры. Алые пятна в тусклом свете ламп окрашивают синюю куртку фиолетовыми разводами, причудливые островки расползаются по ткани и завораживают своей неестественностью. Мир Сухо такой же - вроде идеальный, а на самом деле с мерзкими пятнами обреченности. - Но я ведь хочу… очень хочу, - твердит он себе, расправляя плечи и стягивая с себя куртку. Одежда летит в стиральную машинку, холодный душ отрезвляет и дарит едва различимое чувство облегчения. Пластырь поперек брови - маленькое напоминание о глупости. Сухо вымученно улыбается своему отражению и дает слово, никогда больше не сомневаться и не бояться, чтобы не произошло, как бы не было трудно… *** - Ты с кем-то подрался? - Чонин с интересом разглядывает пластырь с изображением пингвиненка Пороро. - Чунмен-а, может, лучше с черепушками купим? Я сбегаю, не позорь меня, прошу тебя. - Сбегай… Мне все равно, - Сухо битый час выбирает в университетской кафешке мороженое, - лучше ванильное с шоколадной крошкой или же кофейное с орешками? - Лучше фисташковое! - Чунмена бьет дрожь, голос Криса не лучший десерт после плотного обеда. - Как дела? Бровь разбил? Он ведь издевается? Откуда эти игривые нотки в голосе, откуда этот веселый, раздражающий смех? Куда делась статуя - творение лучших скульпторов? Неужели его заменили на отвратительную пошлую подделку? - Ну, я за черепушками, - Чонин бодро вскакивает из-за стола, жестом, приглашая Криса присесть. Сухо проклинает друга-проныру и обещает как только представится возможность обязательно, во что бы то ни стало отомстить. Желательно, конечно, задушить и скинуть в реку… - Ты не против? - блондин кивает, указывая на стул и присаживается, сцепляя руки в замок. - Выглядишь уставшим… Плохо спал? - Отлично спал, а ты? - и зачем нужно было спрашивать? Кто его за язык тянул? - Я не спал, после такого облома, думаешь... легко заснуть? - улыбка в уголках глаз вновь тянет за собой, как ему можно вообще противостоять? - Не знаю, никогда не сталкивался с подобным… - Чунмен с шумом захлопывает меню и подзывает официантку. - Два фисташковых, - радостно заявляет блондин, подмигивая девушке. Чунмену кажется, что ему кажется. Он хлопает ресницами не понимая, что, собственно говоря, происходит? - Зачем? - цедит он сквозь плотно сжатые зубы. - Зачем что? - Крис наигранно недоумевает. - Я хочу угостить тебя моим любимым лакомством, а с официантами нужно быть предельно вежливыми, они ведь и плюнуть в мороженое могут. Так о чем ты конкретно? Сухо зло улыбается и медленно встает. Нельзя давать ему спуску, он и так владеет каждой частичкой его худощавого тела... - Спасибо, я расхотел. Чунмен проходит мимо, нечаянно задевая бедром локоть блондина. Нужно уйти с гордо поднятой головой, дойти до выхода, а потом пуститься в бег, только бы не выдать себя с головой. Он ведь на самом деле приревновал! Позорище! Коридоры сменяют один другой, Сухо несется, не слыша недовольных возгласов, не чувствуя осуждающих взглядов, сердце заходится, пульс сбивается и пляшет под тонкой кожей на запястьях, воздуха катастрофически не хватает. Пустая аудитория в конце коридора. - Трусишка, - девять граммов в спину, слишком больно, - я не привык бегать… - Ты же спортсмен… Должен уметь, - Сухо судорожно выдыхает, ему нестерпимо хочется обернуться, но ноги, будто ватные, не ступить и шагу, не упав. - Я могу научиться, - тихие шаги за спиной и неожиданно теплая ладонь на шее, пальцы небольно впиваются в нежную кожу, заставляя лихорадочно глотать воздух, - повернись ко мне. Чунмен отрицательно мотает головой: - Не могу, упаду… - Я поймаю, - сильная рука обвивает талию, сжимая хрупкое тело, Крис с силой вдавливает Сухо в себя, окутывая чувством свободы, - повернись. Неловкие движение, неловкая поза - лицом к лицу, близко, настолько, что можно разглядеть каждую родинку, каждую пору на коже, наконец, понять какой именно цвет перекатывается в радужке глаз. Горячее дыхание, щекочущее кожу, терпеть и отчаянно сопротивляться нет никаких сил, Чунмен сам тянется навстречу и касается желанных губ. Крис на секунду замирает, словно готовится к прыжку, и с едва различимым рыком срывается с обрыва. Теплый язык скользит по губам, оставляя за собой влажную дорожку, хочется как можно глубже, хочется как можно горячее… Сухо податливо раскрывает губы, позволяя искусать их и ворваться в рот. Позволяя завладеть своим языком... Он стонет под ласкающими спину руками, не пытаясь скрыть своих желаний, не беспокоясь ни о чем - слишком долго хотел, чтобы прекратить это безумие. Крис целует тягуче и извращенно, томно, вытягивая последние силы и чувства, заполняя собой и без того разомлевшее тело. Чунмен обмякает в стальных объятиях и слегка отстраняется, глаза прикрыты, сбившееся дыхание разносит по телу электрические волны. - После этого ты обязан согласиться как минимум на свидание… - Черт с тобой, хоть на целых два!