Чудо мое

      – Можно к тебе? – на пороге Димкиной квартиры возникла худенькая растрепанная фигурка в вытянутой футболке неопределенного цвета и каких-то немыслимых трикотажных штанах. Немногие узнали бы в этом странном создании отличницу и аккуратистку с гладко зачесанными волосами Дину Лакину.       Димка окинул гостью с ног до головы оценивающим взглядом.       – Вот скажи мне, Лакина, ради всего святого, и чего это ты дома всегда как чучело огородное ходишь? – критически проговорил он, отодвигаясь в сторону.       Дина фыркнула и, нарочно задев Димку плечом, прошла мимо него в квартиру. Ответ на вопрос, давно ставший риторическим, от нее, собственно, никто и не ждал.       – Здрасьте, теть Тань, – услышал Димка бодрый голос Дины, закрывая входную дверь. Динка была в своем репертуаре. Эта напускная веселость могла свидетельствовать только о том, что она чувствовала себя виноватой. И Димка знал причину. С той самой перемены они не обмолвились ни словом, точнее, Димка категорически отказывался говорить с Лакиной, всем своим видом упорно демонстрируя смертельную обиду и даже не реагируя на явные провокации Дины и ее ехидные подколки. Он знал, конечно, что она придет вечером, но до сих пор не был уверен, что хочет с ней разговаривать. Тяжко вздохнув, Димка прошел в комнату вслед за настырной гостьей.       – Здравствуй, солнышко, – с улыбкой отозвалась Димкина мать, поднимая покрасневшие от напряжения глаза от пухлой папки с документами. Уже третий час мать безотрывно изучала очередное дело. – Чай будешь? С печеньем?       – Буду, – деловито кивнула Дина, уверенно плюхаясь на диван. – И обязательно с печеньем.       – Дииим? – мать выразительно посмотрела на сына, который стоял, привалившись плечом к косяку, и, скрестив руки на груди, с неприкрытым сарказмом следил за представлением, который Динка устраивала для него. Театр одного актера имени Лакиной мог бы неплохо заработать на гастролях по провинции… очень отдаленной провинции.       – Ты бы уже отдохнула, что ли, – буркнул Димка, отрываясь от косяка и двигаясь в сторону кухни. – Глаза, как у кролика, честное слово.       Мать виновато улыбнулась ему.       – Ну, Дим, у меня завтра слушание в десять. А я еще и половины дела не осилила. Прокурор пятнашку требует, а я…       – А ты сейчас спать пойдешь, – категорично оборвал ее сын. – Иначе ты это дело будешь завтра в мусорке искать.       – Тиран, – беззлобно буркнула мать, когда Димка вышел из комнаты, но папку тем не менее закрыла. – Правда, Дин?       – Точно, теть Тань. Деспот просто, – подтвердила Лакина с готовностью.       – Покудахтайте мне еще, – прикрикнул Димка уже из кухни. – И вообще, Лакина, топай сюда, пусть мать идет спать. Ей завтра вставать рано.       – Тиран, – резюмировала мать, поднимаясь из-за стола и сладко потягиваясь. – Вот достанется же кому-то такое сокровище.       – Спокойной ночи, теть Тань, – никак не прокомментировав последнее высказывание, вежливо откликнулась Дина и отправилась на кухню.       Татьяна Алексеевна потерла уставшие глаза, бросила тоскливый взгляд на лежавшее на столе пухлое дело, обреченно вздохнула и пошла спать. Спорить с Димкой, когда он начинал бороться с ней за ее же здоровье, было бессмысленно. И она не пыталась делать это с тех пор, как ему исполнилось девять лет, и его отец ушел к другой женщине. Именно с тех пор маленький Димка Литвинов принял на себя обязанности единственного защитника своей матери, и именно с тех пор он стал заботиться о ней лучше, чем кто бы то ни было, даже лучше, чем она сама о себе заботилась.       Конечно, в жизни Татьяны Алексеевны за эти семь лет иногда возникали и другие мужчины, но в роли опекуна и защитника никто из них не мог сравниться с ее сыном. И хотя Димка никоим образом не препятствовал ее романам и даже, кажется, наоборот надеялся, что она сможет устроить свою личную жизнь, Татьяна Алексеевна все же ни с одним из своих любовников связать жизнь не решилась. Однолюбка по натуре, она не смогла избавиться от своего чувства к предавшему ее и их сына Сергею и предпочитала редкие необременительные связи, а главным мужчиной ее жизни стал сын.       «А Динка опять чем-то проштрафилась, кажется, – уже засыпая, лениво подумала Татьяна Алексеевна. – Может, ее спасать надо… – она сладко зевнула. – А может… сама спасется… как… нибу…» – и потенциальная спасительница Лакиной сладко засопела.       Тем временем Димка колдовал над заварочным чайником, не обращая внимания на буквально втекшую в кухню Дину.       – Ну, прости, – голос Лакиной звучал тихо и виновато.       – Бог простит, Лакина, – бросил Димка небрежно, по-прежнему не поворачиваясь к однокласснице. – А я нищим не подаю.       – Да знаю, знаю, не надо было мне про любовь с первого взгляда говорить… Ну, Диим, ну не злииись… – заныла Лакина, подходя ближе и стараясь заглянуть Димке в глаза. – Ну что, я виновата, что дура такая, что язык у меня поганый?..       – Думать башкой надо, Лакина, а не языком, – наконец повернувшись к Дине и окидывая ее сердитым взглядом, сообщил Димка. – И как-то так – сначала думать, а потом говорить уже…       – Дим, я больше не буду, – с готовностью пообещала Дина, чувствуя, что друг начинает оттаивать. – Вот честно-честно…       – Будешь, куда ты денешься, – фыркнул Димка, легонько щелкнув одноклассницу по носу. – А то я тебя не знаю. Ты ж, зараза, нормальных слов не понимаешь.       – Не буду, Дим, зуб даю, – Лакина очень серьезно посмотрела на Димку. – Я сегодня, правда, перегнула палку, – она склонила голову набок и испытующе посмотрела на друга. – Простил?       Димка молча кивнул и повернулся к плите, потом, проверив, заварился ли чай, загремел чашками.       – Знаешь, какая у меня коллекция зубов твоих могла быть? – раздумчиво заметил он, разливая ароматный янтарный напиток по чашкам и выставляя на стол печенье. – Из тридцати трех штук.       – Эээ… – Дина озадаченно посмотрела на друга. – А тридцать третий откуда?       – Из языка, – отрезал Димка. – Садись давай, чай остынет.       Дина с довольным видом хихикнула и, усевшись за стол, отхлебнула горячую терпкую жидкость, потом сунула в рот рассыпчатое печенье.       – Умеешь ты чай заваривать, Дим, – сказала она, неподдельно наслаждаясь напитком. – И печенье у тебя вкусное.       – Не подлизывайся, Лакина, – Димка опустился на стул напротив нее. – Чай обычный, я его с десяти лет завариваю, а печенье из супермаркета на бульваре. Хочешь, дисконтную карту дам, сходишь купишь.       – Вот ехидный ты тип, Димка, – со вздохом констатировала Дина, прихлебывая печенье чаем. – Не знала бы тебя семнадцать лет, обиделась бы.       – Не обиделась бы, – возразил Димка, кроша печенье длинными сильными пальцами.       – Почему это? – тут же оскорбилась Лакина, глядя, как Димка неторопливо превращает печенье в мелкую крошку.       – Ты по определению обидеться на меня не можешь, – явно думая о чем-то своем, отозвался Димка.       – Слушай, – Дина решительно накрыла руку Димки своей, прекращая процесс уничтожения печенья, – что происходит, а?       – Ничего, – мотнул головой Димка, скидывая руку одноклассницы. – Абсолютно.       – Ахха, – кивнула Лакина. – Я вижу. Прям абсолютно ничего не происходит. И ты поэтому рычишь на лучших друзей и терзаешь ни в чем не повинное печенье?       – Дин, пожалуйста, – голос Димки дрогнул, – не лезь в мою личную жизнь, ладно?..       – Дим, а с каких это пор, – глаза Лакиной опасно сощурились, – твоя личная жизнь стала для меня такой… недоступной? – Димка не ответил, но его пальцы машинально ухватились за следующее печенье. – Дим! – Дина легонько шлепнула его по руке. – В конце концов, я имею право знать!       – Правда? – насмешливо протянул Димка. – И на каком же основании? Ты мне кто, жена, что ли?       – Дурак ты, Литвинов, – отодвигая недопитый чай, с искренним сожалением сказала Лакина. – Мы с тобой больше, чем муж и жена, мы с тобой еще до рождения друг друга узнали, чуть ли не в один день родились, на одном горшке сидели, а ты… – она встала, твердо намереваясь уйти домой.       Это было правдой. Динка Лакина и Димка Литвинов жили на одной лестничной площадке, дверь в дверь. Их родители поселились в этом доме года за два до их рождения. У Динки к тому времени был старший брат, а у Димки не было никого. Их матери забеременели практически одновременно, что послужило хорошим поводом как для шуточек, так и для более тесного общения семьями. Особенно всем представителям двух соседствующих семейств полюбилась байка о том, что и Татьяна, мать Димки, и Вера, Динкина мать, почувствовали первый толчок своих неродившихся чад в тот момент, когда встретились на лестничной площадке. Сергей Литвинов шутил, что таким образом их детки познакомились еще до своего рождения. В декрет обе женщины тоже ушли одновременно, вот только в роддом уехали с интервалом в один день. Дина Лакина, нетерпеливая, как все представительницы слабого и прекрасного, поспешила появиться на свет первой, но уже на следующее утро Димка присоединился к ней, и они лежали в одной палате до выписки, впрочем, как и их матери, да и отцы отмечали их рождение традиционной выпивкой тоже вместе. Само собой, что и в дальнейшем их пути были тесно связаны – они ходили в одну группу детского сада, потом – в один и тот же класс одной и той же школы, играли в одной песочнице. Они были просто обречены судьбой на дружбу и приняли ее как должное. Их семьи даже надеялись на то, что однажды их дружба перерастет в нечто большее, но они слишком хорошо знали друг друга, чтобы между ними возникла хотя бы искра романтического чувства. В самом деле, трудно влюбиться в человека, которого знаешь как самого себя. Но та связь, которая существовала между ними, была возвышеннее и интимнее даже любви. Они знали друг о друге абсолютно все, даже то, что они не доверяли никому другому, и, действительно, были друг другу ближе, чем прожившие всю жизнь душа в душу супруги. Они словно были отражением и продолжением друг друга одновременно. И только одна Динка знала…       – Сядь, – тихим и уставшим голосом попросил Димка. Лакина с сомнением посмотрела на него. – Пожалуйста, – выдавил Димка еще тише.       Динка закусила губу и медленно опустилась на место.       – Это из-за учителя нового, да? – тихо спросила она.       Димка молча кивнул.       – Ты что, и правда… – Дина запнулась, заглянула в потемневшие янтарные глаза.       – Похоже на то, – грустно усмехнулся Димка. – Я попал, Дин. Я никогда еще… – он замолчал, кусая губы.       – Ну, тебе всегда нравились мужчины постарше, – заметила Дина, сочувствующе поглаживая друга по руке.       – Нравились… – Димка судорожно сглотнул. – Этот… этот мне не нравится, Дин. Я… блин, да у меня крышу снесло от него. Я просто… я не знаю… это как разряд тока… как молния… не объяснить… это только почувствовать можно, Дин. Вот только что все было как обычно… и вдруг… ОН… и как будто что-то качнуло землю… как будто мир перестал вращаться, а потом… потом перевернулся, и все стало на свои места, а я… я не смог… как будто, пока я переворачивался вместе с миром, мое место кто-то занял… Дин, я не знаю, что мне делать…       – Дим, ты… – Дина со страхом глядела в ставшие почти черными глаза соседа и не узнавала его – всегда слегка насмешливого и язвительного, но неизменно спокойного и уравновешенного. Словно и в самом деле кто-то чужой и незнакомый занял место ее друга. – Ты не переживай так. Все утрясется, я уверена.       – Утрясется? – Димка издал горький смешок. – Каким, интересно, образом?       – Нуу… – Лакина задумчиво посмотрела на него. – Ты мог бы поговорить с ним.       – Поговорить? – потрясенно выдавил Димка. – С ним?! Ты с ума сошла?!..       – Почему? Может, он… – начала Дина неуверенно, но Димка сбил ее с мысли, потянувшись через стол, чтобы потрогать лоб подруги и убедиться, что у нее нет температуры, и она замолчала, недовольно отмахнувшись от его руки.       – Нет, Лакина, ты точно свихнулась, – покачал он головой, вернувшись на место. – Как ты себе это представляешь, а?.. Поднимаюсь я так на уроке, такой весь из себя, и говорю: «Andrey Rostislavovich, I love you and want to be with you to the end of my life».[1] Ты это себе именно так представляешь? А куда он меня пошлет после этого, ты случайно не представляешь?       – Мда, – Дина явно не продумала последствия своего опрометчивого предложения. Это она-то, сама Леди Предусмотрительность!.. – Ну, может, не на уроке…       – Дин, ты понимаешь, я мальчик как-никак… – в глазах Димки появилась тоска. – А он – мужчина. Если до тебя все еще не дошло, то мы – представители одного и того же пола. Ты хоть соображаешь, ЧТО он мне скажет, если я признаюсь ему в любви?.. Хорошо, если в психушку не пошлет. Но директрисе точно пожалуется, та мать вызовет, представляешь, что начнется?..       – Да не похож он на человека, который будет директрисе жаловаться, – задумчиво заметила Дина. – Он и сам, по-моему, может сказануть… мало не покажется.       – Это еще хуже, – вздохнул Димка. – Если он меня пошлет, я… я не знаю… что со мной будет. Мне, правда, никто, кроме него не нужен. Это, знаешь, так… странно… но это действительно так…       Они немного помолчали, думая каждый о своем. Дина задумчиво изучала знакомую до малейших мелочей кухню, на которой они провели так много вечеров за чашкой чая и дружеской беседой. О том, что Димка – гей, она узнала еще года два назад, когда Славка Демидов впервые потащил их с Димкой в какой-то ночной клуб. Димка увидел там какого-то парня старше себя лет на десять и долго бредил им, а потом в порыве откровенности, вот за такой же чашкой чая, рассказал Дине о своей «проблеме». Об этом не знал никто, кроме нее, хотя Димка подумывал открыться матери, но никак не мог набраться смелости. Даже Славка не знал, что у его лучшего друга не совсем стандартная ориентация, и Дина искренне гордилась, что ей единственной доверена такая тайна. Узнав секрет друга, Дина перебрала много разной литературы о гомосексуализме, облазила уйму интернетовских сайтов и могла теперь, наверное, читать лекции о привычках геев, об их отличительных чертах… Блин!..       – Слушай! – воскликнула она, хлопнув по столу ладошкой, и Димка, погрузившийся в невеселые размышления, вздрогнул от неожиданности. – Ты ж его лучше разглядел, да?       Димка пожал плечами.       – Ну да. Наверное, – неуверенно произнес он, не понимая неожиданного оживления Лакиной.       – Вот! – тоненький пальчик Дины вонзился ему прямо в центр лба. – Ну-ка, хорошенько подумай и скажи мне, в каком ухе у него сережка?       – Сережка? – Димка нахмурился, припоминая, потом его лицо посветлело. – В правом ухе, – тихо проговорил он, – маленькая бриллиантовая сережка… И ты думаешь…       – Дииим, – у Лакиной почти получилось скопировать интонацию Татьяны Алексеевны, – ты ж и сам знаешь, что…       – …что серьга в правом ухе означает гея, – так же тихо закончил Димка начатую подругой фразу.       – Вот именно! – радостно подтвердила Дина.       – Знаешь, – Димка задумчиво покачал головой, – в случае с Андреем… Ростиславовичем… это может и ничего не означать. Он очень неординарный человек, и мне кажется, ему без разницы, в каком ухе у него серьга…       – Так, Литвинов, – строго произнесла Дина, – давай-ка не накручивай себя раньше времени. Мы все выясним, и если он действительно… твой единомышленник, пойдешь признаваться ему в любви, понял?..       – Понял, – усмехнулся Димка без особого оптимизма, но Дина все же отметила про себя, что настроение у друга заметно улучшилось.       – Так, все, время позднее, пора спать, – заявила Лакина, демонстративно зевая, и встала. – Я пошла домой, а то родители точно решат, что у нас с тобой роман.       – А тебе не все равно, что они решат? – усмехнулся Димка, но поднялся вслед за ней.       – Совсем не все равно, – буркнула Дина. – Они ж начнут тебя мне нахваливать, а я этого не переживу.       – Ну вдруг они что-то дельное про меня тебе скажут, – усмехнулся Димка. – Что-то, чего ты обо мне не знаешь.       – Это маловероятно, – выходя в прихожую, отозвалась подруга. – Я тебя знаю, как облупленного. И мы с тобой на одном…       – …горшке сидели, – подхватил Димка любимую фразу Лакиной и открыл дверь.       В подъезде царил привычный полумрак, и Дина, выскользнув в его сонную тишину, сделала пять шагов, чтобы оказаться перед входом в свою квартиру.       – Да, и еще, – окликнул соседку Димка, видя, что та уже взялась за ручку входной двери. – Дин, ты хоть поясняй в следующий раз, что мы на одном горшке не одновременно сидели, а то кто-нибудь может неправильно понять.       Беззаботный хохот Лакиной взорвал тишину их сумрачного подъезда, и Димка невольно засмеялся тоже. Эта забавная и порой такая странная девчонка почти всегда умела привести его в себя. Во всяком случае, сегодня у нее это неплохо получилось.