Чудо мое

      Он тянул весь вечер, набираясь решимости, в итоге вышел из дома в начале девятого. Андрей Ростиславович жил в центре Москвы, и добираться до него Димке пришлось с двумя пересадками. Но примерно через час он уже стоял перед закрытым подъездом Басаргина и тихо злился на самого себя. На звонок в домофон никто не ответил, и сын адвоката сделал логичный вывод, что Андрея дома попросту нет. Слоняться под дождем возле подъезда, ожидая возвращения учителя, можно было бесконечно долго. Гарантии, что Андрей вернется к себе домой, а не останется где-нибудь переночевать, не было абсолютно никакой. При мысли, что Андрей мог остаться ночевать у любовника или у любовницы, Димка почувствовал, как ледяные пальцы сжимают сердце. Нет, умом он, конечно, понимал, что такой мужчина, как Басаргин, не мог оставаться один в его возрасте, красота и харизма делали Андрея совершенно неотразимым. Но сердце Димки не признавало никаких компромиссов. Если Андрей был не для него, тогда зачем ОН вообще появился в его жизни?       В дом Литвинова впустила интеллигентного вида старушка, вышедшая выгулять перед сном свою болонку. Конечно, она покосилась на Димку с неодобрением, но ничего не сказала, когда он нахально протиснулся мимо нее в освещенный мягким белым светом подъезд. Басаргин жил на пятом этаже, и чтобы растянуть время ожидания, Литвинов поднялся пешком по сияющей чистотой лестнице, проигнорировав лифт. За порядком в этом доме следили тщательно. Металлическая дверь в квартиру Андрея была насыщенно-красного цвета, и Димка, не удержавшись от соблазна, провел рукой по прохладной шероховатой поверхности. Здесь жил его любимый. Вот за этой дверью. Димка сдвинулся немного в сторону и сполз по стене на пол, подтянул колени и уткнулся в них лицом. Он подождет. Андрей все равно вернется домой. Хоть когда-нибудь…       Он просидел почти неподвижно, наверное, около двух часов. На улице была уже глубокая ночь, а Димка все так же сидел у дверей квартиры Андрея, прижавшись спиной к холодной стене и уткнув лицо в колени. Да, а на что он, собственно, надеялся?.. Андрей был свободен, одинок и независим. Зачем ему Димка с его сумасшедшей всепоглощающей любовью, от которой у него совершенно снесло крышу?.. Снесло по-настоящему, весьма основательно, а иначе – зачем он сидит здесь и ждет… так бесконечно долго ждет своего учителя… свою единственную любовь… но ведь вернется же ОН когда-нибудь… пусть даже утром… но теперь Димка уже не мог уйти, он должен был увидеть ЕГО, услышать хотя бы звук голоса… понять… и… признаться в своей любви…       Было, наверное, около полуночи, когда Димка услышал звук поднимающегося лифта, а потом на лестничную площадку, смеясь и целуясь, вылетела парочка. Вылетела – и замерла, во все глаза глядя на диковинную картину, представшую перед ними. Димка медленно поднял свои несчастные янтарные глаза на стоявших перед ним парней. Один был незнаком ему – высокий широкоплечий брюнет с немного резкими чертами лица, однако довольно симпатичный, с открытой и обаятельной улыбкой. Второй был… Андрей… Андрей Ростиславович, учитель английского, в кожаных брюках, обтягивающих длинные стройные ноги и узкие бедра так плотно, что Димку немедленно обдало удушливой жаркой волной, в черной шелковой рубашке и распахнутой кожаной куртке. Андрей был невероятно, сказочно, да что там? – просто обалденно красив, и у Димки почти остановилось дыхание.       – Упс, – протянул брюнет с нехорошей ухмылкой, – в твоем подъезде обитают бомжи, милый?.. Или это такой новый вид охранной сигнализации?..       – Прекрати, – бросил ему Андрей и подошел к Димке. – Дима? Что ты здесь делаешь?       Димка молча смотрел на него, понимая, как глупо и нелепо выглядит он в глазах этих двоих, которые только что целовались… так страстно и так… интимно… как только могут целоваться любовники… И это нелепое пошлое обращение, ставшее почти что синонимом голубых – «милый»… оно звучало здесь так естественно, так уместно и так… нежно… Димка почувствовал, как холодная жесткая рука скрутила ему внутренности. Эти двое были любовниками… Этим двоим было хорошо вдвоем… Он не нужен Андрею… Его безумная, страстная, преданная любовь Андрею не нужна… Но тогда… тогда что ж… тогда ему не нужна его жизнь… Ему не для чего жить… и не для кого…       «Я вижу его в последний раз в моей жизни, – мысль, проникшая в его мозг сквозь царивший там хаос, была пугающе четкой и ясной. Это была даже не мысль, это было – решение. – Я умру сегодня ночью. Без НЕГО мне ничего не нужно».       Димка снова безнадежно уткнулся лицом в колени, но тут же уверенная рука Андрея с силой обхватила его запястье и одним рывком подняла на ноги. Димка даже охнуть не успел. В изящных пальчиках его учителя таилась немалая сила.       – Ну? – требовательно произнес Андрей, двумя пальцами задирая подбородок Димки вверх, поднимая опущенную голову и заставляя мальчишку встретиться с ним взглядом. От Андрея пахло дорогим парфюмом, легким сигаретным дымом и совсем немного алкоголем. У Димки закружилась голова от этого запаха. – Я, кажется, спросил, какого черта ты здесь делаешь, Литвинов.       Димка пытался отвести взгляд от серебристых мерцающих озер, но не мог. Эти невероятные глаза манили его с чудовищной силой, и больше всего на свете ему хотелось утонуть в них и никогда не выплывать.       – Я просто… я хотел… – забормотал Димка, все же сумев вырваться из сладкого плена глаз Андрея, догадавшись сделать это простым, но весьма эффективным движением – закрыв свои глаза. Закрыв, чтобы не видеть в прозрачной мерцающей глубине жалость и презрение.       – Андрюш, брось ты его, а? – подал голос спутник Андрея. – Ну хочет мальчик тут сидеть – пусть сидит. Пойдем, а? Может, ему тут нравится сидеть, может, он кайф ловит у твоей двери…       – Дурак ты, Калинин, – сказал Андрей тихо. – Иди, я сейчас, – и, достав из кармана куртки ключи, бросил их любовнику.       Калинин скептически хмыкнул, но спорить не стал, открыл входную дверь и исчез где-то в недрах квартиры.       – Дим, что случилось? – Андрей с легким беспокойством заглянул в янтарные глаза мальчишки, сжав ладонями руки Димки чуть повыше локтей, от чего они немедленно запылали, и этот жар медленно и верно начал растекаться по всему Димкиному телу. – У тебя все в порядке?.. Ну что ты молчишь?.. Дим?..       – Я люблю тебя, – обреченно выдавил Димка и ткнулся лицом в грудь Андрея. Закрыл глаза и поцеловал гладкий шелк его рубашки, жадно вдыхая все ароматы тела Андрея. – С первого взгляда. Навсегда. Я хочу быть с тобой.       Андрей растерялся, не зная, что сказать. В конце концов, не мог же он сказать Димке, что испытывает к нему странное до болезненности чувство немыслимой нежности с самой первой их встречи, с того момента, как их глаза впервые встретились. Что он хотел бы касаться Димки губами, кончиками пальцев. Хотел бы гладить волосы, лицо, плечи. Хотел бы прилечь рядом, прижать его к себе, заставив уткнуться губами в шею, и лежать так долго-долго, просто слушая ровное дыхание. Хотел бы просыпаться по утрам, ощущая тяжесть Димкиной головы на своей груди. Что он и сам хотел именно всего того, что несла в себе фраза, произнесенная сейчас Димкой – Я ХОЧУ БЫТЬ С ТОБОЙ.       Андрей не знал, можно ли назвать эту нежность любовью, потому что прежде не испытывал ничего, даже отдаленно напоминающего это невероятное чувство, надежно поселившееся в его душе. Но ведь до этого он и не верил в любовь.       А еще – его дико тянуло к Димке. Он хотел его. Хотел узнать его тело во всех мыслимых и немыслимых позах, хотел жарких объятий, хриплых стонов, вскриков, тяжелого дыхания, ощущения горячей и влажной от пота кожи, соленой и сладкой на вкус одновременно. Хотел всего, что несла в себе эта фраза – Я ХОЧУ БЫТЬ С ТОБОЙ.       Но Димке было всего шестнадцать. Ну ладно, почти семнадцать, но все равно он был его учеником. Связь с учеником была ТАБУ. Даже если бы он и закрыл глаза на возраст. Но он и этого сделать не мог. И даже не потому, что боялся уголовной ответственности. Просто – боялся ответственности. Потому что шестнадцать – это только тело готово к взрослой жизни и взрослым приключениям, а мозги еще набекрень, и душа – ребенка. И попробовать все хочется, и нельзя. И чувства, эмоции – яркие, страстные, яростные, на разрыв, навскрик. И душа – как натянутая струна, и сердце – хрупкое, как скорлупа. Не разорвать бы, не сломать бы… а иначе – петля на шею, шаг с крыши, рассеченные запястья… Жуткий возраст – шестнадцать лет…       И не мог Андрей подвести Ольгу. Она знала, кто он, но доверила ему своих учеников. Сказала: «Я знаю, что ты не наделаешь глупостей. Я тебе верю».       Но как тут можно удержаться, когда вот такой – горячий, покорный – на твоей груди и шепчет едва слышно, но с какой-то яростной обреченностью:       – Знаю, знаю… ты считаешь меня мальчишкой… думаешь, я ничего не знаю о любви и не умею любить… что я еще слишком маленький, что все это пройдет…       И что он должен делать, когда мальчишка просто диалог ведет сам с собой, произнося сейчас все то, что должен был сказать и сказал бы Андрей, если бы сумел вставить хоть слово в этот горячечный бред?.. Что он должен еще сказать своему ученику, чтобы заставить отпрянуть и придти в себя, чтобы вынудить понять, что все это он себе просто придумал, что не бывает такого в природе – учитель и его ученик…       Но горячие мальчишеские губы продолжают исступленно целовать затянутую в тонкий черный шелк грудь – уже кожа дымится от этих поцелуев, ну не железный же он в конце концов! – целовать и шептать:       – Я знаю все, что ты можешь сказать мне… Что ты – учитель, а я – твой ученик… что это нельзя… что мне всего шестнадцать… что я сам еще не знаю, что мне надо в этой жизни… что мне просто кажется, что я люблю тебя… что пройдет время, и я пойму, что меня больше всего на свете интересуют девушки, и пожалею о себе теперешнем… Но все это – чушь, Андрей… Я люблю тебя и только это имеет значение. Я ХОЧУ БЫТЬ С ТОБОЙ. Просто быть с тобой.       – Дим, – рука Андрея невольно скользнула по темным мелированным волосам мальчишки. – Дим, зачем ты… зачем ты это делаешь?.. – в голосе Андрея звучало отчаяние, и Димка понял это.       – Ты любишь этого… Калинина, да?.. – проговорил он глухо и изо всех сил вцепился в руки Андрея, как утопающий – за последнюю соломинку. – Но ведь я и не прошу тебя любить меня, Андрей… Просто я… не могу… не могу жить без тебя… не могу… – Димка вцепился в него еще сильнее. – Но и умереть… ни разу не… не… я не хочу… хоть бы только раз… с тобой… один раз… ну что тебе стоит?.. Я бы… – дрожащий голос сорвался.       – За кого ты меня принимаешь, мальчишка? – прошипел Андрей, безуспешно пытаясь отодрать от себя Димку. – Ты просто…       – Я просто люблю тебя! – несмотря на сопротивление учителя, Димка на несколько мгновений еще сильнее прильнул к нему, хотя это казалось уже невозможным. – Я просто не могу без тебя жить!.. А ты… ты думаешь, это – блажь, каприз, прихоть… Я докажу тебе… докажу… – Димка внезапно отпрянул от Андрея и ринулся к лестнице.       – Литвинов, стой! – Андрей успел схватить его за рукав куртки и, дернув на себя, перехватил и вторую руку. Димка, низко опустив голову и, не смея взглянуть ему в глаза, силился вырваться из сильных рук учителя. – Что ты еще выдумал?.. Ты… что… ты что это задумал, мальчик?.. – внезапно все поняв, но пытаясь заглянуть в пылающее лицо ученика, чтобы увидеть там опровержение своей догадки, тихо спросил Андрей.       Димка наконец перестал сопротивляться и вновь ткнулся лицом в грудь Андрея.       – Я не могу жить без тебя… – повторил он слабым голосом. – Я не хочу жить без тебя. А ты думаешь…       Андрей вздохнул и, неуверенно обняв своего ученика, прижал его к себе. Из горла Димки вырвался судорожный полувсхлип-полустон.       – Ты не можешь знать, что я думаю, – ласково проговорил Андрей. – Успокойся, Дим. Пожалуйста...       – И долго ты еще будешь утирать сопли мальчишке? – раздраженный голос из дверей квартиры Андрея заставил Димку отпрянуть от учителя. Андрей медленно повернулся к Максу и вздернул левую бровь.       – А в чем дело? – поинтересовался он ледяным тоном, от которого содрогнулся даже Димка.       «Если ОН хоть раз заговорит со мной ТАКИМ тоном, я тут же спрыгну с крыши…» – решил про себя Димка с обреченностью приговоренного к гильотине, однако Максу этот тон по-видимому тоже не понравился. Ответ прозвучал по меньшей мере на три тона ниже и как-то виновато:       – Ну, я же не для этого тащился сюда через полгорода… Андрей, мы же…       – Уезжай, – ничуть не смягчившись, жестко отрезал Андрей.       – Так, да?.. – кажется, Макс тоже разозлился. – Из-за пацана, да? Три года «нежной» дружбы – псу под хвост из-за какого-то… сопливого щенка, да?!       – Уезжай, – голос Андрея несколько смягчился. – Я позвоню тебе… завтра…       – Угу, – кивнул Макс с кривой усмешкой, – и я, значит, тут же примчусь по первому твоему зову, да?       – Примчишься, – спокойно отозвался Андрей. – Куда ты денешься… – уцепившись в плечо Димки, учитель подтолкнул его к дверям своей квартиры. – Пошли, мальчик, поговорим, – и, проходя мимо остолбеневшего Макса, кивнул ему небрежно: – Пока, родной.       – И не думай! – закричал Макс вслед Андрею, когда тот взялся за ручку двери. – Тебе придется долго меня упрашивать, чтобы я приехал!..       Андрей остановился, втолкнул Димку в свою квартиру и с усмешкой окинул Макса холодным взглядом.       – До завтра, Макс. Спокойной тебе ночи…