* * *
– Мааам, – прямо с порога закричал Димка, вернувшись из универа, – ты сегодня вечером дома? – Да, а что? – удивленно отозвалась Татьяна Алексеевна с кухни. Следом за голосом в дверях показалась сначала ее голова, затем и все остальное. Запах жареного картофеля заструился по квартире, заставив Димкин желудок сжаться в предвкушении вкусного ужина. – У тебя опять какие-то планы на вечер? Димка скинул кроссовки в угол, стянул куртку и бросил взгляд на часы, показывавшие половину шестого. Черт, через час за ним заедет Андрей, а ему еще столько нужно сделать! Принять душ, высушить волосы, одеться, поужинать. Димка немного задержался на курсах, вернее, преподаватель, их проводивший, с самого начала опоздал на полчаса, а потом честно их отрабатывал, невзирая на то, что у его курсантов могли быть и другие планы на субботний вечер. А потом он заезжал в магазин, чтобы купить подарок отцу и матери Андрея, и потратил на это гораздо больше времени, чем рассчитывал. Не мог же он, в конце концов, пойти на годовщину свадьбы родителей его любимого без всякого подарка. И теперь Димка не мог отделаться от мысли, что его подарок может и не понравиться виновникам торжества. Утешающая фраза про дареную лошадь и ее зубы Димку не успокаивала. – Диим? – мать, вытирая руки полотенцем, пристально смотрела на сына. – Эээ… – Димка замешкался. Утром, едва успев перекинуться с матерью парой слов, он унесся в универ, молясь всем святым, чтобы не опоздать, так как их преподаватель терпеть не мог задерживающихся курсантов. В итоге Димка влетел в аудиторию за три минуты до начала занятий, а преподаватель опоздал на полчаса, в результате чего Димка почувствовал себя оскорбленным в лучших чувствах. – Ну… – Ты к кому-то собрался в гости? – догадалась мать, глядя на красиво упакованную коробку, аккуратно поставленную Димкой на обувную полку. Врать матери не хотелось. Чем больше он думал над словами Андрея, тем больше понимал, что его любимый прав. Его мать должна узнать правду, причем от него самого. Конечно, ей может не понравиться то, что она услышит, но Литвинов сомневался, что его мать всерьез рассердится на него или упадет в обморок. Он хорошо помнил, как она убеждала по телефону одну свою приятельницу, что «нет ничего особенного в том, что твоя дочь любит женщину». – Так бывает, – увещевающим тоном говорила в трубку Татьяна Алексеевна, хаотично передвигаясь по комнате и не замечая сына, стоявшего в дверях, – раньше это считалось извращением и болезнью, но теперь люди стали более лояльны к подобным вещам. Заметив Димку, Татьяна Алексеевна на мгновение замолкла, замахала рукой, веля Димке выйти и не слушать чужих разговоров, но потом продолжила что-то успокаивающе объяснять в трубку. В тот день Димка, уже понимавший, что относится к людям нестандартной ориентации, впервые задумался о том, чтобы рассказать матери об этом. Но так и не решился это сделать, постоянно откладывая судьбоносный разговор на потом. Теперь же, когда этот пункт был впечатан большими буквами в их с Андреем модус проседенти, Литвинов понимал, что откладывать этот разговор в долгий ящик нельзя. Но и сказать матери, что ее единственный сын – гей, вот так – впопыхах, на ходу, было немыслимо. Поэтому он выдавил смущенную улыбку и молча кивнул. – Что, у Славика день рождения? – предположила мать, и Димка уже намеревался кивнуть, как мать хлопнула себя по лбу. – Ох, у него же в феврале, я забыла. Да, Демидов и впрямь родился в феврале, и Димка, чудом избежавший разоблачения во лжи, не скрывая облегчения, вздохнул. – Нет, не у Славика, – отозвался Димка. – И не день рождения. Годовщина свадьбы. – О, – улыбнулась мать. – Это замечательно. И какая по счету? – Я не знаю, – честно признался Димка, пожимая плечами. – Но точно больше двадцати пяти, – не уклоняясь от истины ни на йоту, сказал он. – Ну, конечно, – Татьяна Алексеевна незамедлительно припомнила, что сестра Славы Демидова была старше брата лет на двенадцать. – И что ты купил в подарок? – поинтересовалась она. Димка смущенно улыбнулся и покосился на подарок. – У меня было не очень много денег, – сказал он, и мать тут же перебила его строгим голосом: – Сэкономленных, как всегда, на обедах, да? – по насупившемуся виду сына она поняла, что на верном пути. – И тех, что я оставляю тебе, когда уезжаю в командировки, а ты начинаешь питаться этой ужасной китайской лапшой и портить себе желудок, да? – Мааам, – Димка умоляюще посмотрел на мать, – не сейчас, а? У меня совсем нет времени. – Я просто хотела сказать, что ты мог бы попросить денег на подарок у меня, – примирительно заметила мать. – Так что ты купил? – Просто… кофейный сервиз, – отозвался Димка с застенчивой улыбкой. – Я бы показал, но он так красиво упакован, и я… – Я понимаю, – усмехнулась Татьяна Алексеевна, подходя к сыну и ласково взъерошивая его волосы. – Красивый? – Мне понравился, – Димка смешно наморщил нос и устранился от ласкающей руки матери. – Я только не знаю, понравится ли он им… – Я уверена, что понравится, – убежденно произнесла Татьяна Алексеевна, с гордостью глядя на сына. – У тебя безупречный вкус. «Несомненно, – думал Димка, стоя под теплыми струями воды. – У меня просто изумительный, превосходный вкус, если я влюбился в Андрея. Он… он такой… – мысли Димки невольно потекли в другом направлении. – Если бы я мог… если бы он только позволил мне… узнать его вкус… Как угодно, на любых условиях… Как я буду жить дальше, зная, что ОН трахается с этим Калининым? Зачем он ему, если я… если я готов на все…» – Дима, – голос матери, раздавшийся из-за двери, заставил его вздрогнуть, – ты просил сказать, когда будет шесть. Уже пять минут седьмого. – Да, я иду, – крикнул Димка, выключая воду. Торопливо вытирая полотенцем мокрое тело, Димка бросил быстрый взгляд в зеркало. Ну… ничего, решил он весело. Блестящие глаза, чистое, без обычной для подростков угревой сыпи, лицо, белозубая улыбка, уверенный… нет, лучше вот так. Он слегка сдвинул брови – УВЕРЕННЫЙ взгляд… Потом хмыкнул себе под нос. Какой к черту уверенный взгляд, если рядом с Андреем каждая клеточка его тела трепещет от любви и жаждет только одного – ЕГО прикосновения. Но все равно, Димка еще раз глянул в зеркало, он выглядит не хуже этого Калинина. Даже симпатичнее. И моложе. А Калинин старый и некрасивый. Димка вздохнул. Нет, он, конечно, лгал самому себе. Калинин был симпатичным и обаятельным. И был, если не ровесником Андрея, то не более чем года на два-три старше. Но это ничего не меняло. Андрей все равно будет принадлежать только Димке. И никому больше. Они просто созданы друг для друга, и если Андрей этого пока не осознает, то Димка сделает все, чтобы тот понял эту простую истину. И Ирина Сергеевна утром тоже сказала ему: «Наплюй на все Андрюшкины заморочки, забудь, что он учитель и веди себя так, как будто вас разделяет не десять лет жизни, а десять месяцев. Поверь, мальчик, Андрею только по паспорту двадцать шесть, а в душе ему не больше семнадцати. Но это большой секрет, который ты ни в коем случае не должен ему открывать. Договорились?» И как он мог не согласиться с этой удивительной женщиной, которая искренне хотела помочь Димке завоевать сердце своего сына? Димка усмехнулся. Тот кофейный сервиз, и впрямь купленный на сэкономленные деньги, сразу бросился ему в глаза. Простой и элегантный набор из белого фарфора с нанесенным на один бок тонким зеленым узором мгновенно напомнил ему Ирину Сергеевну и ее зеленые глаза. Он купил его, не раздумывая, хотя теперь и ругал себя за поспешность. – Ты ужинать будешь? – крикнула из кухни мать, пребывавшая в абсолютной уверенности, что Димку пригласили на годовщину свадьбы родителей Славы Демидова. – Или на банкете поешь? – Не, – заходя в кухню, помотал головой Димка, совершенно не горевший желанием разуверять ее в чем бы то ни было. Он не солгал ни слова, просто промолчал, позволив собеседнику сделать собственные, хоть и ложные выводы. Как, собственно, и учила его Татьяна Алексеевна, рассказывая о своей адвокатской практике. Желание сына пойти по ее стопам она полностью поддерживала и всячески поощряла. – Там не совсем банкет, просто семейное торжество. И я же туда не есть иду, правда? – Странно все-таки, – задумчиво сказала Татьяна Алексеевна, ставя перед сыном тарелку с жареным картофелем, – почему они тебя пригласили? – Не знаю, – честно ответил будущий адвокат. – Но я не мог отказаться, да и не хотел. – Будет весело? – засмеялась мать, с трудом подавив желание взъерошить только что высушенные и причесанные волосы. – Надеюсь, – отозвался сын с ироническим смешком, – что скучно не будет. Звонок мобильника, раздавшийся ровно в половине седьмого застал его в прихожей, натягивающим куртку. На ноги вместо привычных кроссовок Литвинов надел красивые узконосые туфли, которые, в принципе, терпеть не мог, потому что пальцы в них начинали ныть уже на первом часу мучений. «Эх, – подумал он с усмешкой, – и на что только не пойдешь ради любви». Именно на этой философской ноте и завопил мобильник. – Привет, – мягкий голос в трубке заставил все внутренности Димки мгновенно свиться в один клубок. – Привет, – выдохнул он. – Ты готов? – Да! – Тогда спускайся, – Димке показалось, что Андрей улыбался, но быть уверенным в чем-либо, связанном с любимым, Литвинов опасался. – Мам, я побежал, – хватая подарок, сообщил он поспешно. – Обещай, что вернешься не поздно! – крикнула мать вслед выскочившему из квартиры Димке. – Угу! – отозвался тот, влетая в лифт. – Я позвоню, если задержусь! Машина Андрея стояла у самого подъезда, и Димка нырнул в нее практически прямо из дверей дома, аккуратно водрузив коробку с сервизом на заднее сиденье. Андрей покосился на него с легкой усмешкой, но ничего не сказав, потянулся к ключу зажигания. Однако мальчишеская рука с какой-то отчаянной решимостью остановила узкую руку учителя. – Поцелуй меня, – попросил Димка, умоляюще заглядывая в серебристые глаза, и у Андрея возникло стойкое ощущение дежа вю. – Пожалуйста. – Литвинов, – насмешливо ответил он, глядя в горящие странным огнем янтарные глаза, – мне кажется, или наглость – это главная черта твоего характера? – Главная, – кротко согласился Димка, потянувшись к Андрею всем телом, так что тому не оставалось ничего другого, кроме как позволить Димке прильнуть к своим губам в жадном и еще таком неопытном поцелуе. Его дрожащие губы накрыли губы Андрея с решительностью и робостью одновременно, язык неуверенно ткнулся в нижнюю губу учителя и скользнул по ней, словно прося разрешения войти. Это было так нежно и так трогательно, что Андрей не устоял. Слегка приоткрыв рот, он притянул подростка к себе и позволил своим рукам заскользить по телу, скрытому под несколькими слоями одежды, явно мешающими увлекательному занятию. Димка ахнул, почувствовав, как его язык провалился во влажную теплоту чужого рта, но рука Андрея властно проникла под одежду и ласкала поясницу мальчика, распространяя горячие волны возбуждения по всему телу, и Димка застонал, решительно углубляя поцелуй и жадно изучая все доступные ему на этот момент тайны рта учителя. – Мы опоздаем, – тяжело дыша, сообщил Андрей, когда у него, наконец, хватило сил, чтобы оторвать от себя Литвинова и отстраниться самому. Почерневшие от страсти глаза подростка впились жадным взглядом в лицо Андрея. – Д-да… – тоже едва переводя дыхание, откликнулся он. – Да, конечно… Только я… – Что? – с легким беспокойством спросил Басаргин. Ему совсем не нравился вид Димки. Казалось, мальчишка вот-вот разрыдается. – Я хочу сказать, – судорожно вздохнув, медленно произнес Литвинов. – Хочу, чтобы ты знал… – Дима, – Андрей протянул руку и ласково коснулся Димкиной щеки. Литвинов тут же накрыл ее своей ладонью и крепко прижал, не позволяя прервать контакт, – ты… – Андрей, я люблю тебя, – перебил его Димка тихо, по-прежнему прижимая руку Басаргина к своей щеке. – И хочу быть с тобой. Всегда. Всю жизнь. Андрей улыбнулся уголками губ, с трудом подавив желание снова поцеловать это невероятное чудо. ЕГО чудо. Мать была абсолютно права – он будет идиотом, если потеряет этого мальчика. Полным идиотом. – Я знаю, Дима, – произнес он тихо. – Ты говорил. – Да, – согласился Литвинов, кусая и без того припухшие губы, – говорил. Но это было ночью, и ты… мог подумать, что я… просто… – он смешался и растерянно взглянул на любимого. – Я очень люблю тебя, – Димка выпустил руку Басаргина из плена, закусил губу и уставился в окно прямо перед собой. – Теперь мы можем ехать, – тихо сказал он. «Да, мое маленькое упрямое чудо, – с грустной усмешкой подумал Андрей, заводя машину, – кажется, я тебя тоже люблю».Глава 14. Мать и сын
10 февраля 2015 г. в 14:01
– Как ты думаешь, отцу подойдет это? – Ирина Сергеевна помяла в руках темно-зеленый джемпер крупной вязки, выглядевший, надо признать, вполне симпатично. Они уже почти два часа бродили по Гостиному двору, выбирая подарок Ростиславу Андреевичу, и судя по виду Ирины Сергеевны, процесс грозил затянуться надолго.
– Очень миленько, – отозвался Андрей, думая о том, что ему самому нужно еще купить подарок родителям, а его мать никак не содействовала этому.
– Очень миленько, – передразнила Ирина Сергеевна, косясь на сына насмешливым взглядом. – О чем ты только думаешь? – усмехнулась она и тут же быстро добавила: – И не надо отвечать, это был риторический вопрос, у тебя на лице написано, что о своем мальчике.
– Да? – слегка удивился Андрей, потому что он совсем не думал о Димке. Ну, почти не думал, хотя воспоминание о Литвинове, жующем тосты и захлебывающем их чаем, наполняло его странным чувством. Словно это было… правильным. Словно именно этой картинки – слегка встрепанный и щурящийся от удовольствия мальчишка с чашкой в руке – не хватало в мироустройстве Андрея, чтобы мозаика его жизни приняла свой окончательный вид. Андрей помотал головой, силясь скинуть наваждение, навеянное словами матери. Вспоминать о Димке явно не стоило, потому что в груди сразу же оживилось притихшее было желание увидеть его немедленно, прижать к себе, поцеловать и… Мда. Похоже, не только Димка хотел быть с ним постоянно, похоже, это было все же заразно…
– Слушай, – возвращая джемпер на место, мать с иронической усмешкой посмотрела на сына, – ты вообще-то понимаешь, какое сокровище попало в твои руки?
– О чем ты, мама? – Андрей без особого труда вернул ей точно такую же ироническую усмешку. Все-таки он был ее сыном.
– Андрюша, – мать развернулась к нему всем телом и впилась жестким взглядом в безмятежное лицо сына, – этот мальчик любит тебя.
Андрей выразительно закатил глаза.
– Мам, в самом деле, – проговорил он недовольно, – ему всего шестнадцать.
– И что с того? – зеленые глаза матери опасно сузились. – Мне было семнадцать, когда я встретила твоего отца.
– И что с того? – Андрей невозмутимо выдержал испепеляющий взгляд матери.
– А то, что сегодня исполняется двадцать восемь лет, как мы муж и жена, – отозвалась Ирина Сергеевна жестко. – И то, что за эти годы ни у него, ни у меня не возникло даже тени сомнения в том, что мы созданы друг для друга.
– Я рад за вас, – нахмурился Андрей. – Но может быть, теперь ты вспомнишь, что подарок твоему мужу все еще находится в процессе выбора?
– Даже не пытайся перевести разговор на другую тему, – железным тоном произнесла Ирина Сергеевна, потом усмехнулась. – Хотя, надо признать, ты прав. Идем.
Женщина решительно двинулась дальше, Андрей с тяжким вздохом потащился за ней, понимая, что неприятный разговор не закончен.
– Смотри, какие чудесные шахматы, – мать остановилась перед стеклянной витриной с выставленными внутри различными настольными играми, в том числе столь любимыми отцом шахматами. – Как ты думаешь, вот эти, китайские, из слоновой кости, ручной работы, ммм?
– Ммм, – отозвался Андрей задумчиво. – Очень миленько.
– Андрей! – сурово прикрикнула мать. – Прекрати! Времени действительно осталось не так много, а у меня в три – визит к парикмахеру.
– Правда? – весело отозвался сын, бросив взгляд на часы, безжалостно отмеряющие третий час. – Тогда, может, лучше эти? – Андрей ткнул пальцем в набор «Греческий», стоявший рядом с китайским.
– Китайский дороже, – обронила мать небрежно.
– Не будь такой снобкой, мам, – улыбнулся Андрей. – Ты же знаешь, отец абсолютно равнодушен к китайской тематике. А вот греков он обожает.
– Кстати о греках, – мать уставилась в смеющиеся серебристые глаза сына, – мы не закончили разговор.
– И при чем тут греки? – поинтересовался Андрей мирно.
– Не делай вид, что не понимаешь, – отозвалась мать, переходя к другой витрине с шахматами. – О, смотри, тут есть серебряные. «Linea Argenti» называются.
– Мам, ты с ума сошла, – возмутился Андрей, взглянув на ценник. – Если отец узнает, сколько они стоят, он упадет в обморок, и ваша годовщина будет сорвана. Мам, у вас даже не круглая дата. Лучше возьми те, с греками. Они очень…
– …миленькие, – весело произнесла мать. – О, я помню.
Тем не менее, она вернулась назад и попросила продавца показать ей греческий набор шахмат.
Андрей вздохнул облегченно. Кажется, процесс приобретения подарка отцу вступил в свою завершающую стадию.
– Твой мальчик был очень рад, когда я пригласила его на наше семейное торжество, – невозмутимо заметила мать, разглядывая причудливые фигурки греческих воинов.
Андрей мысленно застонал.
– Мааам, – начал он медленно, – он не мой мальчик и…
– Хм, – мать с искренним удивлением уставилась на него. – А чей же еще? Конечно, он твой, – заверила она сына без колебаний.
– Мам, я надеюсь, – Андрей пристально посмотрел на мать, – во время вашей беседы ты не внушила мальчику несбыточных надежд?
– Несбыточных? – хмыкнула Ирина Сергеевна. – Ни в коем случае. Все надежды этого мальчика вполне сбыточные.
– Нет такого слова, – на автомате заметил Андрей.
– Есть, и ты, как лингвист, должен знать это лучше меня.
– Оно употребляется не в том смысле, в котором его употребила ты, – машинально огрызнулся Андрей.
– Не занимайся демагогией, сын, – отрезала мать. – Да, мы берем их, – сказала она не менее решительно, обращаясь уже к продавцу.
– Мам, пойми, ему всего шестнадцать, – Андрей вдруг вспомнил, что уже приводил этот аргумент, не произведший на мать абсолютно никакого эффекта. Вот и сейчас Ирина Сергеевна только отмахнулась, не удостоив сына даже взглядом. – И он – мой ученик.
Леди Басаргина достала кредитку и недовольно посмотрела на сына.
– Я, если ты помнишь, с самого начала была против этой авантюры, – сказала она с усмешкой. – Но ты при попустительстве отца и пособничестве Ольги решил поучаствовать в операции по вбиванию знаний в головы современных митрофанушек.
– Неправда, – возразил Андрей. – Они вовсе не митрофанушки. Обычные дети. Кто-то умнее, кто-то глупее, но совершенно обычные.
– Мда? – Ирина Сергеевна задумчиво наблюдала за процессом упаковки шахмат. – А один из них оказался еще и сокровищем. Андрюш, ты не должен его упустить. Он любит тебя. Он может сделать тебя счастливым.
– Мам, я не могу сейчас ничего изменить, – тихо сказал Андрей, не надеясь, что мать его поймет. – Я дал Ольге слово, что не доставлю ей никаких неприятностей, связанных… с моими предпочтениями.
– Знаешь, порой нужно сделать выбор между словом чести и простым человеческим счастьем, – пожала плечами мать, направляясь к выходу.
– Я не готов пока сделать этот выбор, – покачал головой Андрей, забирая упакованную коробку и двигаясь вслед за ней.
– Я так и поняла. В этом ты больше сын своего отца, чем мой. Ему просто повезло, что у него есть я, – без ложной скромности произнесла женщина, останавливаясь и пристально глядя на сына. В зеленых глазах леди Басаргиной плясали чертенята. – Если бы я позволила ему делать выбор, тебе сейчас было бы года три от силы.
Андрей засмеялся, а Ирина Сергеевна, став серьезной, продолжала:
– Ты не боишься, что пока ты будешь заниматься размышлизмами и делать выбор, твоего мальчика уведет кто-то более решительный? Поверь, ты – не единственный мужчина на земле, который может его привлечь.
– Он сказал, что единственный, – вырвалось у Андрея, и ему самому стало смешно. Действительно. Еще только вчера он убеждал мальчишку, что тот не испытывает к нему ничего, кроме обычного желания. А сегодня и сам уже верит в свою неповторимость в глазах шестнадцатилетнего пацана. Мать тоже скептически посмотрела на сына.
– Ты и сам не веришь в это, – констатировала она снисходительно. – И только поэтому я не буду говорить, как это глупо.
– Но я дал Ольге слово, – повторил Андрей беспомощно.
– Я знаю, сын, что ты ни разу не нарушил данного тобой слова, и горжусь тобой, – вздохнула мать. – Ты даже не представляешь, как сильно я горжусь тобой. Ты – настоящий Басаргин, и твои предки были бы весьма довольны тобой. Однако сейчас ты ведешь себя не просто глупо, ты играешь с огнем. Твой мальчик удивителен. Он любит тебя, по-настоящему любит, и это – не пустые слова. Он на многое готов пойти ради того, чтобы быть с тобой. Но он не будет ждать тебя вечно. Дима рассказал мне о вашем безумном договоре. Мальчик мой, ответь мне только на один вопрос, хорошо?
– Хорошо, – буркнул Андрей, заранее зная, каким будет ее вопрос.
– Скажи мне, дорогой, каким местом ты думал, когда выдвигал свои условия влюбленному в тебя мальчишке? – мать заглянула в глаза сына. – Не головой, это однозначно. Но – ЧЕМ?
– Мам… – попытка уйти от ответа не удалась.
– Ты обещал ответить. Дал слово, – ехидно проговорила мать. О да, свою язвительность Андрей унаследовал совсем не от Басаргиных.
– Не знаю, мам. Правда, не знаю, – пожал плечами Андрей. – Наверное, я просто испугался.
– Испугался мальчишки? Его чувств?
– Наверное, в большей степени – своих. Я не должен был…
– Милый мой, – мать вздохнула, – это именно то, о чем я тебе и говорю. Ты боишься своих чувств, ты бежишь от него, отгораживаешься своими принципами и ложными представлениями о чести и достоинстве. В итоге он устанет бежать за тобой, Андрей. Он остановится и начнет оглядываться в поисках кого-то, кто сумеет оценить его. Но это будешь уже не ты. Ты потеряешь его.
– Мам, пожалуйста, – Андрей неуверенно посмотрел в серьезные зеленые глаза. Как бы он ни пытался себя обманывать, он не мог не понимать, что мать абсолютно права. Если он хочет сохранить свое чудо, он, по меньшей мере, не должен от него убегать. – Ты…
– …права, – улыбнулась мать снисходительно. – Да, я знаю, спасибо.
Андрей закатил глаза.
– Я прошу тебя подумать над моими словами, Андрюш. Только подумать.
– Хорошо, – пообещал Андрей, понимая, что простым «подумать» дело не кончится. Не зря же мать пригласила Литвинова на их семейное торжество, но в данный момент проще было согласиться, что он и сделал под торжествующую усмешку матери. – Я подумаю.