Чудо мое

      – Дим, ну что ты пялишься так на них, а? – Дина сердито смотрела на друга, пожиравшего глазами Басаргина и подсевшую к нему Ингу Вениаминовну. – Ну, Дииим…       Димка передёрнул плечами, рассеянно глянул в свою тарелку с овощным рагу, вяло поковырялся в ней вилкой и только потом повернул голову к Лакиной.       – Чего ты хочешь? – холодно осведомился он.       – Я?! – распахнув глаза, возмутилась Дина. – Чего хочу я?! А чего хочешь ты, Литвинов?       Димка поморщился, словно от зубной боли, и снова уставился злобным взглядом на историчку. Та гладила Андрея по руке своими тонкими пальчиками, а в её оленьих глазах сиял такой восторг, такая радость, что у Димки внутри всё переворачивалось и скручивалось в тугой узел, вызывая тупую ноющую боль под ложечкой.       – Дииим, – голос Дины смягчился, как только она заметила полный боли взгляд янтарных глаз друга. – Ну, правда, Дим, ну ты прям как…       Димка, не отрывая глаз от оживлённо разглагольствующей исторички, меланхолично поинтересовался:       – …как дурак?       – Как дурак, – охотно согласилась Лакина. – Видно же, что она для Басаргина ничего не значит. А то, что она к нему клеится, это просто…       – Это совсем не просто, – тихо отозвался Димка, взглянув, наконец, на подругу. – Ты ничего не понимаешь, Дин.       – А как я могу понять, если ты мне ничего не рассказываешь? Вообще ничего! – Дина вздохнула. – Дим, я же волнуюсь за тебя…       Литвинов и в самом деле не рассказал ей ничего о своём визите к учителю, бросив только в ответ на взволнованный вопрос «Ну как?» небрежное «Всё нормально». Дина волновалась. Она заходила к Литвинову и в субботу вечером, и в воскресенье днём, но Татьяна Алексеевна только с улыбкой пожимала плечами и объясняла, что её сумасшедший сын умчался на какое-то семейное торжество к Славику, ничего толком не объяснив. Дина, знавшая, что никакого семейного торжества у Демидова нет, вымученно улыбалась и исчезала домой. А вечером к Лакиным явились гости, и проверить, как там Димка, а уж тем более поговорить с ним по душам Дине не удалось. Как и в следующие дни, впрочем. Димка не то чтобы избегал её, скорее, он избегал любых разговоров о Басаргине. Зато Дина заметила, что отношения Литвинова с матерью стали несколько натянутыми, словно что-то между ними произошло. Словно… Она терзалась целых три дня, честно пытаясь не приставать к другу с вопросами, пока Димка, наконец, не сказал ей, что ещё в воскресенье вечером открылся матери, признался в том, что у него нестандартная ориентация, однако обсуждать подробности этого потрясающего события тоже категорически отказался, пообещав рассказать всё-всё потом. Когда-нибудь.       Дину вообще беспокоило, что после выходных Димка как-то замкнулся в себе. Всегда откровенный с лучшей подругой, Литвинов только отмахивался от любых серьёзных разговоров, неизменно переводя беседу на нейтральные темы. Но он не выглядел расстроенным или огорчённым. Скорее задумчивым и растерянным. И, кажется, дико ревновал Басаргина. Причём ко всем подряд.       Дина не зря была отличницей. Её темноволосая голова неплохо соображала. Она не стала допытываться у Литвинова, что да как у них с Басаргиным, понимая, что рано или поздно Димка ей всё расскажет сам. Но тайком наблюдая за другом, она поняла, что у Димки всё не так плохо, как ей показалось вначале, потому что временами он погружался практически в нирвану, совершенно отключаясь от внешнего мира и не реагируя в эти мгновения абсолютно ни на что. Вообще-то Дина была… гм… скромной девочкой и при мысли о том, что именно мог вспоминать Димка в такие минуты, краснела от макушки до пяток. Нет, она не знала, было что-то между ними или нет, но взгляды, которые Димка бросал на Басаргина, были оч-чень выразительными. Странно, что никто, кроме неё, не замечал этого. Димка смотрел на англичанина так, словно тот был его… Его собственностью, вот. И не просто собственностью, а бесценным сокровищем, которое должно храниться в подземелье под семью замками. Словно, кроме Литвинова, никто не имел права даже смотреть на Андрея. Словно Димка готов был растерзать каждого, кто приближался к Басаргину ближе, чем на десять шагов.       Интересно, а сам Басаргин это замечал или нет?       – Дин, я понимаю, но… – начал Димка и тут же замолчал, заметив, как историчка слегка подалась к Андрею и на её губах заиграла соблазнительная улыбка. Литвинова перекосило.       – Хватит на них пялиться! – заявила Дина решительно. – Иди, подожди нас на выходе.       – Вас? – Димка недоумённо посмотрел на подругу. – Кого – вас?       – Знаешь, Литвинов, меня уже достало смотреть, как ты его глазами ешь! – рявкнула Дина полушёпотом. – Мне надоела твоя унылая рожа! Дим, да ты сам на себя не похож! Сколько можно, в конце концов?! Ты сказал, что у вас всё нормально?.. Так в чём дело, а?..       Димка опустил глаза в тарелку и пожал плечами. Конечно, у них с Андреем всё было нормально. Правда. Димка звонил ему каждый вечер, мучаясь от мысли, что в это время у Андрея может находиться Калинин и что они… Картинки, которые услужливо подбрасывало ему его весьма богатое воображение и которые возникали перед его глазами словно сами собой, застилали глаза чёрной пеленой. Но Андрей разговаривал с ним так, как будто никакого Калинина в природе вообще не существовало. Тон их беседе, конечно, задавал Димка. Он что-то рассказывал, что-то спрашивал, какие-то пустяки, чтобы только слышать голос Андрея, чтобы только по-прежнему знать, что выходные ему не приснились, что у них и в самом деле всё в порядке. Андрей отвечал на Димкины вопросы, выслушивал его немудрёные новости, передавал привет от своих родителей, рассказывал что-то своё. И Димке становилось легче. Словно не было целого дня в школе, когда им приходилось делать вид, будто они друг другу никто, в то время как хотелось подойти к Андрею и… просто обнять. А ещё лучше – поцеловать. Просто поцеловать, но так, чтобы все поняли, что Андрей принадлежит только ему одному…       – …приглашу Басаргина на серьёзный разговор, – донёсся до него голос Дины.       – Что? – Димка бросил на подругу растерянный взгляд.       Лакина зверела на глазах.       – Я сказала, – прошипела она, – что подойду сейчас к ним и приглашу Басаргина на серьёзный разговор… Димка, хватит! Приди в себя, наконец. Ты меня, правда, уже достал!       – На какой ещё разговор? – спросил Димка, которого гневная вспышка подруги только позабавила.       – Пока не знаю, – честно призналась Дина, – но обязательно придумаю, а потом ты, – её палец решительно ткнулся в Димкин лоб, – задержишься и объяснишь своему драгоценному Басаргину, что сидеть на виду всей школы и позволять какой-то идиотке прилюдно лапать себя, не-пе-да-го-гич-но!       Димка ухмыльнулся. Решительность подруги его откровенно веселила, однако её идея поговорить с Андреем пришлась ему по душе. Конечно, он ничего не скажет ему об историчке, но…       – Иди на выход, – распорядилась безапелляционным тоном Лакина и направилась к столику, за которым историчка вновь по-хозяйски гладила руку Басаргина своей, и вид у неё был совсем как у кошки, дорвавшейся до вожделенной сметаны.       При виде этой идиллии Димка скривился, скрипнул зубами и двинулся к дверям. Уже у самого выхода он обернулся, чтобы встретить понимающий взгляд Андрея. Это немного улучшило Димкино настроение, а растерянный и даже разочарованный вид Инги Вениаминовны заставил его улыбнуться. Увидев, что Дина, а за ней и Басаргин двинулись в его сторону, Литвинов вышел из столовой и чуть поодаль, у окна, где было относительное затишье в шумном море школьной перемены, остановился, ожидая, когда подойдут его «собеседники».       – Так что за важный разговор, не терпящий отлагательств? – с усмешкой поинтересовался Андрей, приблизившись к Димке и иронически глядя на него. По всей видимости, Басаргин считал, что инициатором беседы был Димка. Лакина бросила на друга быстрый вопросительный взгляд и, поняв, что в его голову не пришло никакой гениальной идеи относительно темы разговора и отдуваться придётся ей, повернулась к учителю.       – Понимаете, Андрей Ростиславович, – начала девочка серьёзным голоском, – вот мы с Димой на будущий год собираемся поступать на юридический… – Димка, пожиравший Андрея голодными и практически говорящими глазами, перевёл удивлённый взгляд на Дину.       Вообще-то Димка совершенно точно знал, что Лакина после школы собирается поступать на экономический факультет и просто бредит им. Она была способна часами говорить о том, что экономика на сегодняшний день – самая главная наука, без которой нет будущего ни у одной страны в мире, а уж про Россию, с её вечной нестабильностью, и говорить не приходится. При этом Дина очень долго могла распинаться по поводу того, что ещё не скоро профессия адвоката станет такой же востребованной в России, как за границей, что гораздо выгоднее заниматься экономикой, и возражения Димки, что ему нравится юриспруденция, отметались как несостоятельные. Но вот поди ж ты… Он уже открыл было рот, но чувствительный удар острым локтем куда-то под рёбра заставил его сдавленно зашипеть и проглотить уже готовое вырваться «на юридический?!!»       – …а там один из вступительных экзаменов – английский, – продолжала Дина как ни в чём не бывало. – И мы с Димой подумали, что нам не помешали бы дополнительные занятия. Вы бы согласились заниматься с нами, Андрей Ростиславович? Не бесплатно, разумеется.       Димка захлопал глазами, глядя на уверенно вещавшую Лакину. Поистине, его лучшая подруга генерировала идеи быстрее, чем атомный реактор – энергию. Ну, продуктивнее – уж точно.       – Дополнительные занятия? И даже не бесплатно? – по губам Андрея вновь скользнула саркастическая усмешка, он без особых усилий раскусил тонкую игру своей ученицы. Разумеется, искреннее недоумение Литвинова сыграло в этом не последнюю роль, хотя мальчик и попытался исправить положение, активно закивав в ответ на его вопрос. Конечно, попытка была достойной, но провальной. – Вы уверены?       – Конечно, Андрей Ростиславович, – изображая оскорблённую невинность, заверила Дина учителя, – иначе мы бы и не подошли к вам с таким вопросом.       – Правда? – в серебристых глазах Басаргина запрыгали чертенята. – Что ж, раз так, нам непременно следует встретиться, чтобы обсудить всё подробнее. Это действительно очень важный разговор, и школьный коридор для него тоже не совсем подходящее место, как и столовая.       Дина слегка смутилась, её лицо едва заметно порозовело, но отозвалась она довольно непринуждённым тоном:       – Конечно, Андрей Ростиславович, как скажете. У нас сегодня шесть уроков, а потом мы с Димой зайдем к вам, хорошо?       – Хорошо, – отозвался Андрей с иронической улыбкой, черти в его глазах уже не просто прыгали, а выделывали такие коленца, что впору было отправлять их на конкурс русских народных танцев . – А Дима-то не возражает? А то он всё молчит, словно воды в рот набрал.       Очередной тычок под рёбра заставил Димку вновь зашипеть. Он бросил на подругу взгляд, обещающий ей все кары небесные и земные, но та лишь мило ему улыбнулась. Совершенно крокодильей улыбкой, надо сказать.       – Ээээ… да, конечно… – выдавил Димка, чувствуя себя не просто участником, но главным действующим лицом театра абсурда.       Андрей кивнул, кусая губы, чтобы не смеяться в голос. Ухищрения Литвинова или его подруги были достойны Оскара. Но до чего же подростки любят иногда всё усложнять!       – Значит, договорились.       Лакина и Литвинов бодро закивали головами, выражая полнейшее согласие. Звонок на урок оборвал их важную беседу.       – Ну, я побежала, а то опоздаю на урок, – проговорила Дина оживлённо, вновь толкнув Димку в бок своим острым локотком. Димка в очередной раз зашипел, но лучшая подруга лишь вновь оскалила зубы, изображая, по всей видимости, знаменитую голливудскую улыбку, и унеслась прочь.       – А ты? – слегка склонив голову набок, поинтересовался Андрей. – Ты не опоздаешь на урок? Или ваше величество выше всей этой мирской суеты?..       Димка закусил губу и взглянул на Басаргина с усмешкой, за которой пытался скрыть разочарование. Они впервые после воскресенья остались наедине, а Андрей… Димка тут же одёрнул себя. А что Андрей? Что, он должен был схватить Димку в охапку и на виду у школьников, торопливо разбегающихся по своим классам, поцеловать?.. Выругавшись про себя, Литвинов тихо и сказал:       – Я хотел с тобой поговорить, – его голос прозвучал сдержанно, и это вызвало у Басаргина неподдельную гордость. Всё-таки его чудо отлично умело «держать лицо».       – Надо же, какое совпадение, – протянул Андрей, хищно улыбаясь ему. – Я тоже считаю, что нам с тобой нужно поговорить. Очень серьёзно поговорить.       – О чём? – в янтарных глазах Димки загорелось неподдельное предвкушение, а сдержанность испарилась без следа, и это позабавило Андрея.       – О твоём поведении, – суровым тоном сообщил он.       – Звучит многообещающе, – радостно фыркнул Димка, ни на мгновение не поверивший в напускную строгость учителя.       Второй звонок заставил их переглянуться, и лёгкое разочарование отразилось в глазах обоих. Стоять вот так, перекидываясь почти ничего не значащими фразами и лаская друг друга взглядами, было хорошо. Расходиться в разные стороны не хотелось. Нисколько. Но тем не менее…       – Иди на урок, Литвинов, – бережно разворачивая Димку на 180 градусов и слегка подталкивая его вперёд, распорядился Андрей. – А то у меня сейчас французский в 8 «В», и мне, в отличие от тебя, опаздывать нельзя.       Димка обернулся и взглянул на Андрея.       – Мне тоже нельзя опаздывать, – буркнул он. – Просто я…       – …просто ты после уроков придешь ко мне, – перебил его Андрей мягко, – можешь даже без своей подружки. Чтобы поговорить с учителем английского наедине, тебе не стоит выдумывать хитроумное алиби.       Димка ухмыльнулся.       – А я и не выдумывал, – сказал он весело.       – Верю, – Басаргин вновь слегка подтолкнул Димку вперёд. – Твоя подружка – очень сообразительная девочка, но я не уверен, что карьера юриста её привлекает. Так что не стоит задерживать Лакину после уроков, а вот ты, господин будущий адвокат... ты придёшь, и мы с тобой поговорим. Да?       Димка с готовностью кивнул.       – Да. Но я… Мы…       – Дим, вам с Диной не стоило городить такой огород, – заметил Басаргин мирно, – тебе вообще не надо было её впутывать…       – Она ничего не знает, – перебив учителя, поспешно заверил Димка. – Ну то есть… без подробностей… Просто мы с ней…       – Дима, всё! Я знаю, что она – твой друг, и ты ей доверяешь. Я просто не хочу, чтобы ты всё усложнял, хорошо? А теперь – марш на урок! – велел Андрей, строго сдвинув брови. Литвинов состроил умильную мордашку, но спорить не стал и шустро рванул по опустевшему коридору в кабинет биологии, чувствуя, что его настроение стремительно поползло вверх. И Литвинову самому стало смешно при мысли, как же мало ему для этого было нужно…       Андрей проводил его глазами, едва сдерживая озорную улыбку. Бегало его чудо просто замечательно. Оно вообще всё было замечательным, его персональное чудо. Самое замечательное чудо на свете. Принадлежащее ему одному. Он довольно хмыкнул и отправился на урок.       – А теперь объясни мне, моя радость, – произнёс Андрей с усмешкой, когда Литвинов тихонько проскользнул в его кабинет после шестого урока, – что заставило тебя и твою подружку изыскивать такие заковыристые пути для простого разговора?       Димка наморщил нос, словно задумавшись над ответом, и с таким неудовольствием покосился на ключ, торчащий в замке с внутренней стороны двери, словно тот был, по меньшей мере, его личным врагом. Андрей слегка приподнял левую бровь, всем своим видом выражая неподдельный интерес к действиям ученика. Димка сокрушённо вздохнул, всё ещё глядя на злополучный ключ, потом бросил вопросительный взгляд на Басаргина, с прежним интересом наблюдавшего за ним, и… решительно повернул ключ в замке, запирая кабинет изнутри.       – Тааак, – засмеялся Андрей, глядя на крайне серьёзного и необычайно сосредоточенного подростка. – Мне уже становится страшно.       – Тебе нечего бояться, – торжественно заверил его Литвинов, подходя ближе.       – Правда? – Андрей окинул подростка скептическим взглядом.       – Правда, – деловито кивнул Димка.       – Знаешь, – Андрей неторопливо поднялся из-за стола, за которым сидел, поджидая Димку и неспешно проглядывая журнал только что ушедшего от него класса, – почему-то у меня складывается стойкое ощущение, что тема твоего разговора существенно отличается от моей.       Он потянулся, разминая затекшие мышцы, и тут же поймал жадный взгляд Литвинова, остановившийся на обнажившейся при этом соблазнительно-узкой полоске кожи между темно-синим джемпером и чёрными брюками.       – Дима, – протянул Андрей укоризненно, – ты, кажется, отвлёкся.       – А? – слегка расфокусированный взгляд Димки медленно поднялся от плоского живота учителя к мерцающим серебристым глазам. – Д-да, – кивнул он, пожирая лицо Андрея глазами. – Кажется, да…       – Не кажется, а совершенно точно, – заверил его Басаргин, делая шаг вперёд и слегка встряхивая подростка за плечи. – Очнись, Литвинов. Нам действительно нужно с тобой серьёзно поговорить.       Димка медленно кивнул, потом неожиданно шагнул вперёд, сокращая расстояние до минимального, и, обвив шею учителя руками, прильнул к нему всем телом.       – Обязательно, – жарко выдохнул он в губы Андрея. – Мы обязательно поговорим… обязательно. Только…       – Нет, Дима, – с явным сожалением отстраняя от себя Литвинова, вздохнул Андрей. – Сначала мы всё-таки поговорим.       Димка недовольно поморщился, всем своим видом изображая несправедливо обиженного ребёнка. Басаргина позабавили его надутые губы вкупе с умильным взглядом побитого щенка.       – Дим, мне кажется, тебе всё же пора повзрослеть, – сказал он с улыбкой. – Хотя бы немного.       Литвинов покачал головой.       – Не надо считать меня несмышлёнышем, Андрей. Я достаточно взрослый, чтобы…       – …делать глупости? – вскинул брови Басаргин. – Да, это привилегия взрослых, твоя правда. Вот только всё дело в том, что ты ведёшь себя, как ребёнок… Я не закончил, – предупредил он Димку, уже открывшего рот для возражений. Блеснула белая полоска зубов, лукавая усмешка скользнула по мальчишеским губам, и Андрей понял, что затея с разговором была не самой удачной. Это чудо хотелось зацеловать до полного изнеможения и… кхм… – ну и пошлые же мысли лезут иногда в голову! – но не читать нотации, которые оно, это чудо, наверняка пропустит мимо ушей. – Дима, мне кажется, ты не уяснил себе одну очень простую вещь: обычно взрослые люди думают над последствиями своих поступков.       – Я тоже думаю, – заверил его Димка серьёзно. – Я только и думаю целыми днями об этих последствиях.       – Мне так не показалось, – вздохнул Андрей. – Вот скажи мне, Дим, какого чёрта ты привязался к Инге Вениаминовне? За что ты её изводишь? Что она тебе сделала?..       Димка почувствовал, как кровь отливает от его лица. Неужели Андрей в самом деле… Неужели эта историчка… Он бы не стал выговаривать Димке из-за неё, не стал бы заступаться. Значит, эта… эта… Инга… не безразлична Андрею?.. Значит… Обида и боль затопили Литвинова с головой, а ревность железными клыками впилась в его сердце. Глупое, наивное сердце, не нужное любимому человеку…       – Ну, – Андрей скептически посмотрел на побелевшее лицо ученика, – для взрослого человека ты слишком болезненно реагируешь на простое замечание.       – Пусть! – выдавил Димка, чувствуя, что голос срывается, а губы дрожат от ярости, обиды и… чего-то ещё, совсем уже немыслимого, непонятного… – Пусть я ребёнок! Но я… я хотя бы честен. Честен с тобой, с ней, с самим собой, а вы… вы, такие взрослые, умные, правильные… Вы всё время лжёте, приправляя ложь фальшивыми улыбками, и… – его голос сорвался, и Литвинов отвернулся от Андрея, испытывая только одно желание – немедленно уйти, убежать, исчезнуть навсегда, чтобы только не слышать, не знать…       Рука Басаргина мягко легла на его плечо и уверенно развернула обратно.       – И что это было? – спокойно поинтересовался Андрей. – Что за истеричные вопли?..       – Прости, – буркнул Димка, совершенно не чувствуя себя виноватым.       – Дим, ты просто не понимаешь… – начал Басаргин, по-прежнему держа руку на плече подростка.       – Да, я не понимаю, – спокойно согласился Димка, глядя в глаза учителя. – Я не понимаю, почему ты её защищаешь. Она…       – Она – нормальная учительница, – слегка кривя душой, сказал Андрей. Нет, она не была нормальной учительницей, если сравнивать её с той же Катериной Великой, например. Она была отвратительна в своём притворстве, своём ханжеском отношении к этой профессии, о которой у Басаргина были, возможно, слишком устаревшие, а оттого идеальные представления. Но с другой стороны, она ничем не отличалась от многих других учителей в этой чёртовой школе, ведущих вечный бой со своими учениками. – И она ведёт предмет, который наверняка будет тебе необходим при поступлении на твой вожделенный юрфак. Если ты достаточно взрослый, ты должен понять, что она может здорово испортить тебе жизнь. Оставь её в покое! – Димка, кажется, не слышал никаких доводов рассудка, и Андрей тягостно вздохнул: – Ну вот что ты к ней привязался?       – Я к ней привязался?! – вскричал Димка. – Я?!! Это она к тебе привязалась!.. И нет – она НЕ нормальная учительница. Это ты – нормальный учитель, ты, а не она! – чуть не срываясь на истерику, выкрикнул Димка. – А она… она тебе глазки строит!.. Ручки наглаживает… И ты с ней… она…       И только в этот момент до Басаргина, наконец, дошло…       – Господи, Димка, да ты что, ревнуешь меня к ней?.. – изумлённо выдавил он.       – Ну и ревную, ну и что?.. – не стал отпираться Димка. – Я люблю тебя, я видеть рядом с тобой никого не могу… вообще никого… Я же ко всем тебя ревную… к каждой учительнице… к каждому ученику в этой грёбаной школе… к каждому прохожему на улице… ко всему миру… а она… она… она в тебя втрескалась.       – Втрескалась? – протянул Андрей с усмешкой. – Где хоть ты такое слово выкопал, чудо моё?       – Твоё? – губы задрожали, и Димка тесно прильнул к груди Андрея. Из всей фразы он смог уловить только одно это коротенькое слово – «моё». – Твоё, правда?       – Правда, правда, – улыбнулся Андрей, крепче прижимая к себе дрожащего мальчишку и запуская пальцы в мелированные волосы. – Моё маленькое и, оказывается, очень ревнивое чудо…       – Андрюш, я… – жарко выдохнул Димка куда-то в плечо Басаргина, – я так скучаю по тебе. Я просто… У меня крышу сносит… совсем… Мне кажется, мы с тобой сто лет уже… не виделись… не целовались…       – Дим, мы не виделись всего три дня, – продолжая ласково гладить подростка по голове, проговорил Андрей. – А вот с поцелуями – да, тут и в самом деле проблема серьёзная.       Он слегка отодвинул от себя Литвинова, взял его лицо обеими руками и заглянул в потемневшие глаза подростка. А потом покачал головой. Медленно и дразняще. Димка только хотел подтвердить, что проблема и впрямь серьёзная, и её нужно срочно решать, пока он окончательно не сошёл с ума, как Андрей уверенно скользнул в его приоткрывшийся рот языком. Литвинов ошеломлённо ахнул, с готовностью подаваясь навстречу, а Басаргин продолжал целовать его – жадно, трепетно, властно, возбуждающе… Димка таял в его руках, мир плыл где-то вдалеке, заслонённый светящимся маревом наслаждения, а он уплывал вслед за ним, теряя голову, замирая и ловя каждый миг этой блаженной близости. Да, это был украденный поцелуй. Украденный у всего мира, такого опасного для них, такого недружелюбного, но разделённый на двоих, он казался почти таинством. Пусть украденный, но ведь от этого он не стал менее сладким, менее страстным и менее желанным, их поцелуй, и Димка хотел бы, чтобы он длился вечно. Ему было всё равно, что произойдёт с миром, лишь бы только стоять вот так, врастая в Андрея всем своим телом, смешиваясь с ним каждой клеточкой своего тела, сплетаясь руками и ногами, сливаясь в единое целое так, чтобы не разорвать. Никогда. Ни за что…       Литвинов не знал, что думает по этому поводу его любимый, но разрывать их поцелуй Андрей явно не спешил. Он терзал Димкины губы своими до тех пор, пока не почувствовал, как лёгкие начинают разрываться от недостатка кислорода в них. И чёрт бы с ними, с его лёгкими, но… Димка уже едва не терял сознание, и Басаргин с сожалением отстранил его, взволнованно заглядывая в закатившиеся янтарные глазки его персонального чуда. Кажется, мальчишка и впрямь потерял сознание, и это напугало Андрея так, как ничто и никогда раньше. Иррациональный страх потерять Димку, возникший неожиданно откуда-то из глубины его души, был чувством абсолютно новым, но оттого не менее сильным. Во всяком случае, на несколько мгновений он заслонил все остальные мысли и чувства Басаргина – вплоть до того момента, пока Димка не распахнул глаза и не посмотрел на него совершенно ошалелым и, кажется, беспредельно счастливым взглядом. Его глаза просто светились обожанием, дыхание сбивалось, и при этом он ещё что-то пытался сказать… Басаргин решил, что расставлять точки придётся всё же ему. Как более взрослому, разумеется.       – Ну, и на чём мы закончим нашу беседу? – тяжело дыша, осведомился он, и предательская охриплость голоса просто кричала о том, что наслаждение от поцелуев с этим невероятным мальчишкой было слишком ярким даже для него.       – Я больше не буду, – совершенно по-детски заверил Андрея Димка срывающимся голосом, продолжая всем своим видом излучать счастье.       – Не будешь больше доставать Ингу Вениаминовну? – осведомился Басаргин с усмешкой, подозревая, что Димка уже и забыл, с чего начался их диалог. Внезапно скривившееся, словно от лимона, лицо Литвинова подтвердило его догадку.       – При чём тут эта истери… – Димка оборвал сам себя под негодующим взглядом учителя и благородно исправился: – историчка, я имел в виду, – Андрей ободряюще кивнул, и подросток, ослепительно улыбнувшись, закончил: – Я больше не буду тебя ревновать!       Андрей расхохотался и вновь притянул к себе Димку, который, кажется, ни черта не понял из их «важного» разговора, да и ревновать будет продолжать наверняка, но всё это казалось такой мелочью под светящимся любовью взглядом янтарных глаз, возносящим Басаргина к небесам. И ему казалось… нет, Андрей знал это абсолютно точно – он ещё никогда в своей жизни не был так счастлив и так… влюблён.