Чудо мое

      – Сколько у тебя длятся занятия?       – Сегодня – три часа.       – Тогда я заеду за тобой в четыре, хорошо?       – Хорошо, – согласился Димка и привычно потянулся за поцелуем.       Андрей подвез его почти к самому входу в университет, а до начала дополнительных занятий оставалось чуть ли не полчаса, и потому Димка рассудил, что за утро, полное всяких переживаний и мучений, он заслужил хоть какую-то награду. Очевидно, Андрей считал точно так же, поскольку ответил на Димкино предложение с энтузиазмом и огромным воодушевлением. Их губы коснулись друг друга нежно и чуть неуверенно, а потом Андрей решительно накрыл рот Димки своим, и подросток, с силой вцепившись пальцами в его плечи под черной кожей куртки, поплыл. Мир сузился до теплых губ Андрея, с невыносимой чувственностью терзающих его собственные, до языка Андрея, ласкающего Димкин рот с настойчивостью завоевателя и нежностью робкого влюбленного. Все остальное исчезло, бесследно испарилось, были только они. Только вдвоем. Да еще, пожалуй, это потрясающее чувство единения, близости, любви… От остроты ощущений Димке срывало крышу. Ему хотелось, чтобы это длилось вечно. А если им суждено все-таки прерваться и вернуться обратно в серый, пронизанный осенним дождем мир, то Димка предпочел бы, чтобы причина была посущественней, чем его дополнительные занятия в универе. Например, крушение мира вполне бы сгодилось…       Он начал задыхаться, но по-прежнему продолжал цепляться за Андрея, не в силах прервать магию их поцелуя. Басаргин сделал это за него. Отстранив Димку и тяжело дыша, он заглянул в слегка затуманившиеся янтарные глаза.       – Дима… я схожу от тебя с ума… – осевшим голосом признался Андрей.       Литвинов тихонько хмыкнул и, ткнувшись лицом в грудь учителя, вдохнул умопомрачительный запах уже ставшего родным парфюма.       – Значит, не я одинок… – пробормотал он счастливым голосом. – Значит, нас уже двое.       – Ты находишь это смешным? – улыбнулся Андрей, испытывая совершенно иррациональное чувство радости. Ох уж этот Литвинов… Его чудо, несмотря на упрямство и юношеский максимализм, а может и благодаря последнему, обладало поистине потрясающей харизмой и удивительно светлой аурой. Казалось, мальчишка сияет изнутри, и этот ясный чистый свет проникал в душу прожженного циника Басаргина, заставляя ее заскорузлую плоть расцветать нежнейшими цветами.       Выпускать Димку из рук не хотелось. Наоборот, Андрей жаждал прижать его к себе и не дать уйти. Никуда и никогда.       – Чудо ты мое… долгожданное… единственное… – выдохнул он, притягивая мальчишку к себе и зарываясь пальцами в его густые мелированные волосы. Хорошо. Это было просто хорошо. И правильно. Словно насмешница-судьба уже давно все для них предначертала, и теперь, наблюдая за влюбленной парочкой, посмеивалась над душевными метаниями и моральными принципами Басаргина. Нет, с этим определенно что-то нужно было делать.       – Я люблю тебя, – запрокинув голову и глядя в серебристые глаза Андрея, произнес Димка. Его тон был серьезным и спокойным, словно он говорил не о переполняющих его чувствах, а о чем-то давно известном и решенном. Впрочем, это и в самом деле было так. Димка давно уже все для себя понял и сделал выводы. У него не было никаких сомнений по поводу правильности их отношений. Если для полного и безоговорочного счастья ему в этой жизни нужен Андрей, он его получит. Любыми путями. Он будет ждать столько, сколько нужно, но дождется. Ради их будущей, долгой и счастливой, жизни, Литвинов готов был практически на все.       – Дима… – в глазах Андрея неожиданно появилось какое-то странное и очень уязвимое выражение. Какая-то мысль, чужеродная и тревожная, проникла в его сознание, заставив испытать внезапный панический страх перед будущим. Неужели то, что происходит с ним сейчас – эта туманящая голову страсть, это невероятное чувство нежности, просто переполняющее его, это трепетное, хоть и неизвестное ему прежде, желание защитить свое маленькое чудо от всех бед большого мира – неужели все это развеется, как дым, спустя некоторое время? Неужели их любовь… не вечна?.. Неужели он может… потерять Димку?       Наверное, этот пришедший извне и не испытываемый им никогда раньше страх был столь явным, что у Димки на миг перехватило дыхание. Но подросток и в самом деле никогда еще таким Андрея не видел, и ему стало тревожно, словно… словно их будущее вдруг повисло на волоске и вот-вот рухнет в черную бездну.       – Тебе пора, – голос Басаргина прозвучал глухо, и мгновенно запаниковавшему Димке показалось, что Андрей решил все бросить. Расстаться с ним.       Наверное, все его чувства на тот момент – эта практически ничем не обоснованная паника, передавшаяся ему от любимого, неясная тревога и непонятное беспокойство – отразились в его расширенных глазах, устремленных на Басаргина, и тот почувствовал его страх, понял его смятение. Он слегка натянуто улыбнулся мальчишке, изгоняя прочь то странное, что на несколько мгновений омрачило и его самого, и его персональное чудо.       Литвинов едва слышно, но с заметным облегчением выдохнул, подался вперед и быстро коснулся губ Андрея своими.       – До вечера? – спросил он, с обожанием глядя на любимого.       – До вечера, малыш, – ответил Андрей, и подросток выскочил из машины, сияя, словно начищенный полтинник.       Андрей вздохнул и вытащил из бардачка пачку сигарет, давно заброшенную им туда «на всякий случай». Кажется, сейчас был именно такой «всякий» случай. Вообще он курил редко, очень редко. Когда-то, как и все подростки, из чувства противоречия устоям этого мира он начал регулярно дымить, но очень скоро понял, что ему не слишком по душе это занятие. Да и реакция его родителей оказалась совсем не такой, какую он ожидал – ни отец, ни мать не стали закатывать скандал, требуя, чтобы он немедленно выбросил эту дрянь, только сказали: «Это твоя жизнь и твои легкие, делай, как знаешь».       Родители… Басаргин считал, что ему вообще жутко повезло с родителями. Таких умных, чутких, все понимающих и все прощающих родителей не было ни у кого из его многочисленных друзей и приятелей. Но тогда, после судьбоносного разговора с отцом и матерью, он и решил для себя, что курить будет только тогда, когда сильно захочет. А это случалось редко и только тогда, когда ему было либо очень хорошо, либо очень плохо. Или тогда, когда он сильно нервничал. Как сейчас.       Андрей достал из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой и, прикурив, с наслаждением затянулся. Немного опустив стекло, выпустил дым в образовавшуюся щель и вновь вздохнул. Что произошло с ним только что, он и сам не смог бы толком объяснить. Казалось бы, все было хорошо – он держал в своих руках самое невероятное, самое прекрасное существо на этой земле, одарившее его своей любовью как самым бесценным даром, и вдруг… Вдруг что-то сдавило ему сердце, мелькнула мысль о том, что он должен что-то сделать, причем срочно, как можно быстрее, иначе, стоит ему промедлить хоть мгновение, Димка исчезнет, развеется, как дым от сигареты в насыщенном влагой воздухе октября. Он был настолько ошеломлен ужасом, внезапно охватившим его, что не смог этого скрыть и напугал мальчишку.       Андрей застонал, испытывая жгучее желание побиться головой о руль. Да, определенно, с этим нужно было что-то делать, иначе он просто свихнется, и ему потребуется не юный страстный любовник, а помощь психиатра. И тогда Димка бросит его. Нет, правда, зачем красивому молодому парню престарелый псих? Андрей расхохотался. Все. Это уже была паранойя. Престарелый псих? «Мда, Басаргин, ты докатился», – сказал он себе. Пожалуй, пора прекращать мучить и себя, и Димку, иначе смирительная рубашка раскроет ему свои теплые объятия, и проведет он остаток своих дней в палате, обитой войлоком. Или чем там обивают палаты в психушке? Ну, вот заодно и узнает…       Ну что ж, раз дела его сердечные и не только сердечные, но и плотские, обстоят столь печально, и у него есть только один способ избежать смирительной рубашки, он им воспользуется. Андрей затянулся еще раз и затушил сигарету. Пожалуй, та ничтожная и жутко вредная доля никотина, попавшая в его организм, хоть немного прояснила ему мозги. Запихнув сигарету в давно пустующую пепельницу, Басаргин поднял стекло и повернул ключ зажигания. Вопроса, где провести три часа ожидания Димки, у него не возникло. Он знал, куда поедет, хотя чем все закончится, даже не мог предположить. Но, в конце концов, у него, и правда, не было иного выхода.

* * *

      Без снующих туда-сюда непоседливых учеников, без привычного гомона детских голосов школа казалась одинокой и сиротливой. За эти почти два месяца Басаргин успел проникнуться духом старой школы, свыкся с ее распорядком и даже по-своему полюбил своих учеников. «Ага, точно, особенно одного», – не преминул напомнить Андрей себе. Просто так, на всякий случай, чтобы не расслабляться.       По субботам в школе № 139 не учились. Поначалу это обстоятельство слегка удивило Андрея. Насколько ему было известно, в большинстве других школ в этот день шли обычные занятия. Почему в Ольгиной школе было по-другому, Андрей не знал, да и не хотел знать. Как-то тетушка попыталась объяснить ему что-то про школьное самоуправление, про родительский комитет, про дополнительные занятия, про решение педсовета, но Андрей только отмахнулся. По большому счету, ему было безразлично, почему школьники не учатся в субботу. Главное, что у него было два выходных дня и возможность проводить их в свое удовольствие, чему он был искренне рад. Он знал, что и другие педагоги были очень довольны, а уж об учениках и говорить не приходилось. Так что по субботам в школе редко кого можно было застать, разве что…       Андрей вошел в здание и, вежливым кивком поприветствовав охранника, поднялся на второй этаж, в кабинет директора. Разумеется, Ольга была там – из-за неплотно притворенной двери отчетливо доносился ее голос. Андрей прислушался. Ольга была не одна?.. Ему бы не хотелось начинать серьезный разговор с теткой в присутствии посторонних. Да и потом, и Ольга Сергеевна, и Андрей считали, что афишировать свое родство ни к чему, а потому в школе они сохраняли дистанцию, общаясь друг с другом вежливо-официально, как обычные коллеги, и никто, кажется, даже не догадывался, что они с Ольгой родственники. Ну, кроме Литвинова, конечно…       – Ирин, я не знаю, когда освобожусь, – услышал Андрей слегка раздраженный голос тетки. – У меня здесь еще куча дел!.. Нет… Ир, ну какой театр, а?.. Да я поняла, что «Современник», но куда я Настену дену?.. Ну и что, что ей уже четырнадцать?.. Нет, она не может посидеть дома одна… Ира, ну при чем здесь Потапов, скажи на милость…       Так, все ясно. Андрей усмехнулся. Ольгу Сергеевну терзает жестокий монстр, являющийся по совместительству ее родной сестрой, а самому Андрею приходящийся ни кем иным, как матушкой. Умела все-таки Ирина Сергеевна достать человека до самых печенок, этого у нее уж не отнять. Усилия, прикладываемые младшей сестрой, чтобы отказаться от предложенного, по всей видимости, посещения театра, заслуживали уважения. Вот только Андрей сомневался, что мать так легко сдастся.       Стукнув для приличия костяшками пальцев по двери, Андрей вошел в кабинет директрисы. Сидевшая за столом Ольга Сергеевна бросила на вошедшего недовольный взгляд, но узнав племянника, недоуменно вскинула брови, и все это – не прекращая отбиваться от уговоров сестры. Андрей выдал самую обворожительную улыбку из своего арсенала и выразительно провел ребром ладони по горлу. Да-да, Ольга Сергеевна, дело первостепенной важности, как же иначе. Неужели стал бы он тратить свой выходной день на посещение школы, если бы не это самое дело?..       – Ладно, Ириш, тут твой оболтус зачем-то приехал, – не скрывая облегчения, сказала Ольга в трубку, в то время как ее глаза были устремлены на племянника. Пытливый взгляд тетушки раздражал, но Басаргин не зря славился своей выдержкой и хладнокровием. Да, наверное, нельзя было сказать, что сейчас он был спокоен, как удав, но Андрею все же казалось, его нервозность не слишком бросается в глаза. Он услышал, как Ирина Сергеевна что-то затрещала в трубку, и едва удержался от смеха, заметив, как Ольга Сергеевна негодующе скривилась.       – Хорошо, я ему все передам, до встречи, – отключившись и бросив телефон на стол, Ольга прищурилась: – Что-то случилось, Андрей? На тебе сегодня лица нет.       – Правда? – Андрей плюхнулся в кресло напротив тетки, закинул ногу на ногу и демонстративно похлопал себя по щекам. – Вы меня обманываете, Ольга Сергеевна, оно на месте.       – Прекрати паясничать, – одернула его директриса. – Что у тебя случилось? Ты заболел? Или что-то с родителями? Они здоровы?..       Андрей слегка озадаченно уставился на тетушку. Нет, какое бы образование ни имела женщина, какую бы должность ни занимала, ее логика поистине остается самым непредсказуемым и таинственным явлением на земле. Во всяком случае, сейчас ему вдруг захотелось вместо ответа покрутить пальцем у виска или измерить у тетки температуру.       – Ну, что ты на меня вытаращился? Что не так? – вызверилась она.       – Оль, напомни-ка мне, пожалуйста, с кем ты разговаривала минуту назад? – поинтересовался Андрей тоном, которым обычно разговаривают с детьми. Ну, или с душевнобольными.       – С твоей матерью, – огрызнулась Ольга Сергеевна. – Как будто ты не слышал.       – Ну и? – Андрей склонил голову на бок, ожидая озарения и вскрика «ах, ну да!» Однако все было не так просто.       – Что – ну и? – рассердилась Ольга. – Что ты хочешь от меня услышать? Все подробности нашего с ней разговора?       – Нет, – тонкая саркастическая усмешка скользнула по губам Андрея, – все подробности не хочу… Вы ведь, наверное, долго разговаривали?       – Никак не меньше пятнадцати минут, – вздохнула Ольга Сергеевна. – Ты же знаешь свою матушку.       – Очень хорошо знаю, – заверил ее Андрей. Ситуация забавляла его все больше. – Но вот скажи мне, Оль, неужели за пятнадцать минут вашего содержательного разговора она не поведала бы тебе, если бы у них что-то случилось?.. Если бы кто-то из них вдруг заболел?..       Ольга несколько мгновений непонимающе смотрела на племянника, и Андрей мог поклясться, что в ее глазах не появилось даже проблеска мысли.       – Слушайте, уважаемая Ольга Сергеевна, нельзя столько работать, иначе ваши бедные нервы, которым и так нелегко приходится, совсем выйдут из строя, – не выдержал он затянувшейся паузы и улыбнулся, вспомнив, что сам совсем недавно думал о палате, обитой войлоком. Интересно, а их могут вдвоем запереть в одной палате? С одной стороны, было бы гораздо веселее. Хотя, с другой стороны, лучше не стоит, иначе они поубивают друг друга.       Ольга моргнула и засмеялась – весело и заливисто, совсем как семнадцатилетняя девчонка.       – Ой, Андрюшка, у меня и правда, крыша едет, – призналась она, качая головой. – Но ты же знаешь, на следующей неделе министерская комиссия в школу явится, будут всю документацию проверять…       – Я понял, – быстро сказал Андрей, прерывая тетку. О грядущей комиссии Ольга могла говорить часами, но это было вполне объяснимо – директор школы все-таки, волнуется, все шишки и прочие неприятности достанутся именно ей, но ему сейчас было не до того. У него, между прочим, серьезные личные проблемы.       – Так что у тебя все-таки случилось, Андрюш? – став серьезной, спросила Ольга.       – Ну вот, так уж сразу и случилось… – усмехнулся он. – А вариант, что я просто заскочил в гости, потому что жутко соскучился, тебя не устраивает?       – Не устраивает, – натянуто улыбнулась Ольга, продолжая пристально всматриваться в лицо племянника. – Тебя в субботу в школу на аркане можно тащить, ты его все равно оборвешь… – Андрей вновь усмехнулся, но промолчал, признавая правоту тетки, и она продолжала: – Это Литвинов, да?       – Какая ты проницательная… – хмыкнул он.       – Положение обязывает, – отозвалась Ольга, кусая губы и напряженно о чем-то размышляя. – Что, не удержался?       – Не удержался? – левая бровь Андрея взлетела вверх, выражая тем самым крайнее недоумение. – Что ты имеешь в виду?       – То и имею, – разозлилась она. – Ты с ним переспал, да?       – Оль, ты что, с ума сошла? – искренне возмутился Андрей. – Да за кого ты меня принимаешь?       – За озабоченного кобеля нетрадиционной ориентации, которому нельзя доверять детей, – буркнула Ольга Сергеевна, откинувшись в кресле. – И дернул же меня черт взять тебя на работу! Лучше бы ты сидел у себя в институте и кропал там свою диссертацию, никого не трогая…       – Я так и собираюсь поступить, – оборвал ее Андрей ледяным тоном. – Сегодня же напишу заявление и уйду из твоей драгоценной школы.       – Что?! – рявкнула Ольга Сергеевна, сверля племянника сердитым взглядом. – Ты издеваешься? В середине учебного года?!       – У меня просто нет другого выхода, – отозвался он серьезно.       – Что значит – нет другого выхода? – Ольга Сергеевна мрачно усмехнулась. – Тебя просто задели мои слова…       – Нет, твои слова здесь абсолютно ни при чем, – сухо прервал ее Басаргин. – У меня на самом деле нет другого выхода.       – Как же твоя диссертация, Андрей?       – Да к черту эту диссертацию! Есть вещи важнее любых диссертаций, – проговорил Андрей медленно.       – Ты что, правда, считаешь, что эта твоя… – Ольга Сергеевна слегка запнулась и подалась вперед, – нелепая страсть к мальчишке… важнее твоей диссертации?       – Да, Оль, считаю, – уверенно отозвался Андрей. – Вот только эта моя нелепая страсть испокон веков называется любовью.       – Любовью? – едкая усмешка искривила губы Ольги Сергеевны. – О какой любви ты говоришь, Андрей? Ты?!       – Надо же, ты по-прежнему уверена в том, что я не умею любить, – иронично заметил Басаргин, – и даже мысли не допускаешь, что я мог измениться.       – Я слишком хорошо тебя знаю, – буркнула она раздраженно.       – Видимо, все-таки недостаточно хорошо, – возразил Андрей.       – Да нет, просто ты… – Ольга Сергеевна вздохнула. – Это просто похоть, Андрюша.       – Послушай, Оль, а тебе не кажется, что я лучше знаю, что именно испытываю к Диме?       – Не кажется, – отрезала Ольга Сергеевна. – Ты просто вбил себе в голову…       – Оля! – оборвал ее Андрей, начиная раздражаться. Упрямство тетки порой вызывало у него желание ее придушить, и это был как раз такой случай. – Не пытайся рассказать мне о моих же чувствах.       – Андрей, не смеши меня, ради бога! Ты будешь говорить мне о чувствах! Да ты в принципе не имеешь понятия, что это такое. Ты же можешь думать только о своем члене.       – Оль, – Андрей едва сдержал смех, его тетушка была неподражаема, – как я могу не думать о моем члене, если он постоянно думает только о моем удовольствии. Хотя бы из элементарного чувства благодарности я должен заботиться о нем.       – Пошляк, – фыркнула Ольга Сергеевна.       – Пардон, – Андрей демонстративно выгнул левую бровь. – О ком это вы, многоуважаемая? Не вы ли первая произнесли неприличное слово «член»?       Ольга Сергеевна засмеялась.       – Господи, Андрюш, да с тобой невозможно разговаривать серьезно. Ты же просто фигляр.       – Нет, Оль, как раз сейчас я очень серьезен, – не согласился Басаргин. – Как никогда раньше.       – Допустим, – Ольга Сергеевна испытующе посмотрела на племянника. – Тогда скажи мне, ты правда не… – она слегка запнулась, но тут же продолжила: – …переспал с Литвиновым?       – Правда, Оль. Но при этом я ЧУТЬ не переспал с ним.       – Как интересно, – протянула Ольга. – История становится все запутанней.       – Ты даже не представляешь, чего мне стоило удержаться от соблазна, – признался Андрей, поднимаясь и подходя к окну. Из кабинета директора открывался чудесный вид на старый школьный двор, ставший для него почти родным. Вот только дело было в том, что он и впрямь для себя твердо решил уйти из школы. Ради Димки. Неделю назад он сказал своему чуду: «Я хочу, чтобы ты имел в виду, пока ты – мой ученик, у нас с тобой ничего не будет», и тот, не раздумывая, предложил перевестись в другую школу только для того, чтобы быть с ним. Так почему бы Басаргину самому не поступить так же и не уйти? В конце концов, он до сих пор числился аспирантом в своем институте и вполне мог писать свою диссертацию и без работы в школе.       – Я представляю, – серьезно сказала женщина, глядя в спину племяннику. – Но, Андрюш, неужели…       Андрей обернулся.       – Я люблю его, Оль, – сказал он, и его голос прозвучал так, что женщина поняла – это правда. Ее легкомысленный и циничный племянник и в самом деле влюблен. Это было невероятно, но… это было. – Я хочу его. Но поскольку я дал тебе слово, я просто не могу…       – Но… – начала было Ольга Сергеевна, однако Андрей не позволил ей перебить себя.       – Не могу нарушить слово, ты сама знаешь, для меня это дело принципа, но я могу просто уйти из школы и… – он запнулся, и Ольга Сергеевна не преминула этим воспользоваться.       – Зачем? – спросила она. – Разве так трудно немного подождать?       – Подождать чего? – глаза Андрея сверкнули. – Второго пришествия?       – Я не знаю… – Ольга Сергеевна сжала виски кончиками пальцев, чувствуя, как пульсируют под кожей тонкие жилки. – Окончания учебного года, выпускного, совершеннолетия Литвинова, наконец!       – И что изменится? – прищурился Басаргин.       – Все изменится! – не желала сдаваться она.       – Знаешь, Оль, – ровный голос племянника звучал глухо и как-то обреченно, – на самом деле, я просто боюсь его потерять. Я не уверен, что Дима будет ждать меня так долго.       – О мой бог! – воскликнула Ольга Сергеевна, закатывая глаза. – И еще только неделю назад этот человек утверждал, что мальчик принадлежит ему.       – К сожалению, теперь я не уверен в этом.       – Неужели ты ревнуешь его? – оживилась тетушка. – И что, есть повод? Кто-то положил глаз на Димочку? Или Димочка – на кого-то?       – Повода нет, но я действительно ревную его, – почти спокойно отозвался Андрей. – Не к человеку, нет. Пока только к его юности. Я старше его, если ты помнишь. Разница в десять лет – это почти жизнь.       – Ты говоришь так, словно между вами – целое столетие.       – Нет, не столетие, – Андрей передернул плечами, словно ему вдруг стало холодно. Или страшно?.. – Но и десять лет – это много, очень много. Оль, я, правда, боюсь его потерять. Неделю назад моя мудрая маменька сказала мне одну толковую вещь – порой нужно сделать выбор между словом чести и простым человеческим счастьем. Так вот, я выбрал счастье. Я не хочу, чтобы Дима исчез из моей жизни. Я хочу быть с ним.       – Для этого совсем необязательно уходить из школы, – выдавила Ольга. Как ни странно, она понимала племянника. Сейчас, когда он не паясничал, не разыгрывал из себя шута горохового, как это часто бывало раньше, когда он был так серьезен и сосредоточен, впервые с такой искренностью говоря о своих чувствах, сомнениях и страхах, она не могла не понять его. Почему она решила, что Андрей не способен влюбиться? Только потому, что он сам постоянно твердил об этом направо и налево? Чушь собачья. Он такой же человек, как и все, несмотря на все свои заморочки, и его сердце ничем не отличается от миллионов других сердец. И если этот мальчишка так ему дорог… Ольга Сергеевна покосилась на племянника. Тот смотрел на нее пристально и серьезно, присев на подоконник и скрестив руки на груди. Даже не будучи профессиональным психологом, Ольга знала, что этот жест означает бессознательную защиту. От кого? Только ли от нее? Или он готов защищать себя и свою любовь от всего мира? Но разве она ему враг?       – Что ты имеешь в виду? – после паузы поинтересовался Андрей.       – Ты… можешь остаться в школе. В конце концов, твое пресловутое слово не подразумевало никакой конкретики, – Ольга Сергеевна вздохнула, а в глазах Андрея промелькнуло явное облегчение. – Помнится, ты обещал не доставлять мне никаких неприятностей, связанных с твоими сексуальными предпочтениями, только и всего.       – Предлагаешь конкретизировать данное мной обещание? – усмехнулся Андрей.       – Предположим, – хмыкнула она. – Ты же все равно не откажешься от своего Литвинова.       – Ни за что, – подтвердил Андрей.       – Тогда предлагаю тебе просто помнить об осторожности.       – Оль, мы будем осторожны, – серьезно сказал Андрей, и в его голосе чувствовалась искренняя благодарность. – Никто ничего не заподозрит, обещаю.       – Ладно, черт с тобой, поступай, как знаешь, – махнула рукой Ольга Сергеевна. – Если так уж хочешь сунуть голову в петлю и посмотреть, не затянет ли ее кто на твоей шее, пожалуйста.       – Брось, Оль, – отмахнулся Андрей. – Все будет нормально.       – Очень хочется в это верить, – вздохнула Ольга.       – Серьезно, Оль, не волнуйся, – Андрей подошел к тетке и ласково погладил ее по плечу. – Я тебе очень благодарен. За все. И, кстати, что там моя любезная матушка просила мне передать?       Ольга скривилась.       – Твоя сумасшедшая матушка ужасно соскучилась, видите ли, по своему сыночку и непременно хочет видеть его завтра на семейном обеде. Вместе с Димочкой, конечно. Потому что по твоему драгоценному Литвинову она соскучилась еще больше.       – Оль, я понимаю, что…       – Ничего ты не понимаешь, Андрюш, – вздохнула Ольга Сергеевна, прерывая племянника. – Но я надеюсь, ты не забыл о том, что означает слово «осторожность»…       – На память пока не жалуюсь, к тому с лингвистикой у меня проблем пока нет, – отозвался Андрей, чувствуя себя так, словно с плеч у него свалилась гора.       – Да, – согласилась Ольга Сергеевна, – проблемы у тебя совсем с другим… – Андрей расхохотался. – И совсем не с тем, о чем ты сейчас подумал…       – Ну, – проказливая ухмылка озарила лицо племянника, – я-то подумал о голове, а вот что имела в виду ты, я и представить себе боюсь.       – А ты не бойся, – посоветовала Ольга Сергеевна, – и все будет хорошо.       – Теперь у меня и так все будет хорошо, – кивнул Андрей, веря, что так оно и будет. Теперь у них с Димкой, и правда, все будет хорошо. Все будет так, как должно быть.