Как летом вздыхает небо

За призраками лет — Непризрачна межа; На ней — душа, Потерянная где-то... Тебя, себя я обниму, дрожа, В дрожаниях растерянного света. (А. Белый)

Все же, что-то в нем изменилось. Ямамото не обладал гиперинтуицией Тсуны, не был телепатом или психологом, но по неизвестной причине один почувствовал это изменение в Хранителе Облака. Пусть бейсболист и умел, что только разряжать обстановку и много и заливисто смеяться, но буквально кожей, покрывшейся мурашками, ощутил странный холод. С самого начала казалось, что Глава Дисциплинарного комитета не подходит на роль одного из Хранителей. Слишком отчужден, скрытен, слишком любит волю и слишком себе на уме, но все же... Очарованию Савады надо отдать должное, да что там! Очарование у Десятого просто феномен, не поддающийся логике, но именно оно привязало Кёю чем-то наиболее прочным, нежели Гокудеру или самого Такеши, к Вонголе. Странную связь, полную неприязни и надменности, мечнику, видимо, никогда не понять... С самого начала казалось, что Глава Дисциплинарного Комитета не подходит на роль одного из Хранителей. Но ведь стал им, более того, стал сильнейшим из них, шестерых. И именно когда брюнет с глазами - грозовыми вспышками - принял кольцо Облака, в голову Ямамото закрались подозрения. Обещания хороших битв и возможность убить "маленькое никчемное травоядное" - да?.. Дождь считал, что этого мало для того, чтобы привязать столь сильного хищника к мафиозной семье. И только ощутив буквально всем своим существом странный холод со стороны Хибари, Такеши понял. Понял, что неприступный Кёя - любит Тсуну. Неизвестно, с каких именно пор, ведь, (сейчас бейсболист вспоминал об этом с болью), шатен и сам раньше не обращал внимания на неуклюжего Саваду, но беспробудно и неистово любит. И отталкивает потому, что иначе просто не может; ему чуждо и в полной мере непонятно само чувство единения и любви, он привык быть одиноким, никому не нужным и никем не ограниченным, а тут... Глава Дисциплинарного Комитета вел себя как ни в чем не бывало после случая с признанием Дечимо. Сверх того, он стал еще более суровым и замкнутым, из-за чего Ямамото и предположил, что с памятью брюнета случилось нечто непредвиденное и оставившее глубокий отпечаток после себя. Он даже допускал, что не обошлось без особой "пули забывчивости" Реборна, а все оттого, что в глубине души ему безмерно хотелось оправдать ужасное поведение Облака! Кто бы мог подумать, что Такеши будет так беспокоиться о человеке, который отталкивает всех и каждого!.. Мечник хотел рассказать о своих предположениях Дечимо. Но почему-то не решился, вместо этого дал себе слово наблюдать за Небом и Облаком со стороны. Судьба судьбой, но некое фантастическое ощущение правильности заставляло Ямамото молчать и быть сторонним наблюдателем. Свои тяжелые чувства и их истинные истоки Кёе, Тсуне и Реборну никак нельзя осознать за пару лет - поэтому прошло десятилетие - любовь ведь не подвластна времени?.. Но все же, сильнейший Хранитель десятого поколения изменился. В нем будто что-то надорвалось, сломалось и восстановиться не может - только не без помощи Савады. Хибари стал чаще пропадать на крыше школы и смотреть в далекое, вечное небо, будто оно говорило с ним. Когда Такеши в очередной раз застал Главу Комитета там, то решил не бежать, а проявить некоторую осторожность и расспросить-таки парня. Бейсболист до сих пор помнил тот пустой, не человеческий взгляд из-под непослушной черной челки... - Кусакабе-сан искал тебя. - Положив ладонь на металлическую ограду, произнес Ямамото. Исподтишка посмотрел на брюнета и заметил, как в маске недовольства на бледном лице образовалась трещина, насквозь пропитанная безразличием. Словно последнее давало парню шанс не чувствовать, жить. - Ямамото Такеши. - В голосе даже нет привычного недовольства, обычная констатация факта. Так его называют, когда приходит его очередь забирать бейсбольную форму, или выходить на стадион, или... так его называют - никак, собственно. Без выражения. - Тсуна в последнее время какой-то странный. - Кёя опустил голову и волосы закрыли его глаза, не давая тем быть более разговорчивыми, нежели губам парня. Но уловив проскользнувшее напряжение в легком весенне-летнем воздухе, мечник понял, что тот прислушивается. В конце-концов, уж про давно известные события Ямамото может рассказать!.. - Киоко предложила ему встретиться с ее парнем... а Тсуна любит Сасагаву до сих пор... Отстранившись от ограды, Глава ДК молча развернулся и пошел к лестнице. Понимая, что собеседник сейчас попросту сбежит, как сбегает тот, кто не хочет нести ответственности за свои поступки, Такеши бросил Кёё в спину не громкое: - Но зато у нашего Неба открыто сердце, открыто для новых чувств. Замерев буквально на мгновение, Хибари продолжил путь к двери, ведущей с крыши. Но короткий его взгляд и вопросительное в этом самом взгляде "Зачем ты это говоришь мне?" рассказали мечнику обо всем нужном. Сильнейший Хранитель десятого поколения Вонголы любит молодого Дечимо. Сильно любит. И не может пересилить себя, дабы получить ответ на столь тяжкие и слепые чувства от самого Савады... Васильковое небо улыбалось Ямамото, подмигивало пухом облаков. А под ним простирался безграничный мир, мир, в котором каждая история - что трагедия, каждый миг - что вечность. И каждый человек - хитрое переплетение всевозможных ощущений и настроений... но сколько же в каждом человеке - чувств? Столько, сколько весит любовь?.. Или же намного, намного меньше?.. "Больше, - подмигнул небосвод в очередной раз, и Такеши не удержался, зажмурился, - в чувствах - вся человеческая жизнь..." Поначалу то был обычный "хмурый взгляд от Кёи", но когда сам Хранитель Облака как бы мимолетным взором подцепил незначительную деталь - чуть покрасневшие губы Аркобалено - как "хмурый взгляд" стал "приветом из Преисподней". Он не был дураком или рассеянным мальчишкой, он прекрасно сопоставлял факты! Да еще и то, что они пришли вместе!.. Тсунаеши огромными глазами посмотрел на вдруг разъярившегося Хибари и поспешил толкнуть дверь зала для собраний. Как хорошо, что званые ужины с младшими семьями Альянса они проводят традиционно в особняке Вонголы! Если бы им предстояло ехать в одной машине, направляясь в чужую резиденцию, финт с мгновенным открыванием дверей явно не прошел бы... Первым, что бросалось в глаза, был огромный, уходящий монолитом вглубь помещения стол. Сделан он был из черного дерева, очень прочного и стойкого, гиганта и долгожителя из всех представителей данного вида растительности. Бережные руки молодых итальянок, которым строгие дворецкие (их было двое) доверили накрывать стол, разложили на отполированной до блеска поверхности шелковую скатерть с вышитыми золотом, серебром и жемчугами гербами Правящей семьи. Именно так называли порой старший, самый сильный клан; уже несколько столетий им являлась Вонгола. Поверх струилась из красного бархата, строго занимающая центр, накидка. На ней расположились прелестные букеты из цветущих мимоз, фиалок и фрезий, дарящих во многом строгой зале свежий, весенний аромат. Стройные ряды резных стульев, обитых в тон алой тканью, а под ногами - покрытый дорогими коврами, за которыми в южные страны отправляли лично Гокудеру, темный мрамор. Уходящие ввысь стены, колонны, полукруглые своды с цветными витражами, окна причудливой формы, характерной для викторианской эпохи. У дальней стены, с востока, расположился сейчас только начинающий играть оркестр. Четыре просторных арки вели в гостиную, кабинет, бар, или сауну - на выбор гостей. А вообще, еще с древних времен семья Тсуны умела правильно вести переговоры, которые порой носили завуалированное название "званый ужин"... И очень много гербов на стенах - Савада помнил, как учил под пристальным присмотром Реборна, какому дому соответствует какой знак - они то и придавали этой зале основную строгость. Даже от них веяло мощью. Нацепив на лицо одну из своих самых добродушных, искристых улыбок, Тсунаеши коротким кивком поблагодарил меланхоличного Альберта, объявившего, что десятый босс всея Вонголы вместе со своим Хранителем Облака (!) прибыл. Тихо тцыкнув на такую проворность и сообразительность со стороны Тсуны, Кёя и не подумал смутиться под обращенными к ним взглядами, он даже как-то чересчур открыто проявил свою вдруг вспыхнувшую враждебность. Он же не их послушный пес, он здесь только по древнему обычаю, предписывающему ему что нужно делать. Обычаю, коим брюнет отчего-то решил не пренебрегать... - Мсье Лирой, мсье Фридрих, - легким поклоном головы молодой мужчина поприветствовал прервавших разговор и легкую трапезу гостей, отодвинувших тяжелые стулья и чуть привставших, - мисс Анна и мисс Николь... - Дамы лишь одарили его в ответ улыбками, а последняя возразила робкое и тихое "Миссис". - Ох, прошу прощения. - На чистом итальянском, не забыв приправить извинение обольстительно-извиняющейся улыбкой, сказал Савада. Хибари, не сводящий грозового взгляда, готового вот-вот разразиться молниями, с босса, не удержал ухмылки: рыжий зверек неожиданно предстал в виде Дон-Жуана, похищающего сердца дам. Хотя сам пару минут назад жестко целовался с мужиком, с подчиненным!.. "Да ты ревнуешь!" - предупредительно и подозрительно заметил внутренний голос Хранителя. "Не. Ревную." - таков был ответ. Уже ожидающий своих друзей Ямамото стоит около стула Савады, за левым плечом. Пока новоприбывшие совершают свой недолгий путь к изголовью стола, мечник внимательно вглядывается в них, пытаясь угадать, что же уже успело между ними произойти за сегодняшний вечер. "Наверняка этот хитрый лис не сдержался, а Кёя вновь стал свидетелем чего-то болезненного для психики и чувств," - не боясь называть Аркобалено Солнца подобным... хм, именем, подумал мечник. И, на удивление, оказался близок к истине. Отодвинув стул перед боссом, Такеши замер статуей позади мужчины, тихо поблагодарившего его за любезность. Другой брюнет же хмурым взглядом окинул фигуру, кажется, вездесущего Дождя и с этикетом разобрался как-то сам. А Долоре будто-бы и не было в зале, во всяком случае, не для него. Во всяком случае до тех пор, пока речь не зашла о сватовстве. Недоуменно глянув в сторону гостей, старшим из которых, судя по всему, был именно мсье Лирой, Хибари хмуро сцепил руки под столом в замок. Так он пытался удержаться от того, чтобы не выхватить пистолет - и самостоятельно пересчитать извилины в мозгах мафиози. "Этими извилинами они, похоже, обделены, раз считают, что так просто заполучат Десятого Вонголу", - невольная саркастическая усмешка расползлась по его губам, но Кёя тут же надел маску безразличности. На него хмуро, даже немного недобро глянул Тсунаеши, и мужчина наконец-то смог словить этот карий взгляд. Всем своим выражением Облако попыталось сказать о том, что знает о связи Савады и Реборна. Знает и мириться не намерено. Вздохнув, рыжий на мгновение прикрыл веки, чтобы после с вежливой улыбкой вновь вступить в разговор: - Да простит меня мисс Николь, - девушка немного зарделась, но стойко не отворачивалась, так как чувствовала безмолвную поддержку дяди, сидевшего напротив, - я вынужден отказать. - Дечимо... - Анна - хмурая и в летах женщина - не подобрала слов. Ей не хотелось перечить боссу Первой семьи, но и упускать такой прелестный шанс она не могла. - Прошу вас понять, - мягко, как в разговоре с ребенком, пояснил Савада, - без согласия внешнего советника и Альянса я, увы, не могу дать положительного ответа. А так как желающих много, и, - на глубине взора его поселилась легкая беззлобная насмешка, - каждой семье бы хотелось породниться с Вонголой, то, сами понимаете, к единому решению придти невозможно. По крайней мере пока. Конечно, Лирой, Фридрих и Анна понимали. Но рассудив, что против Десятого Вонголы, став он серьезным, выступить никто бы не посмел, решили попытать судьбу. Огромная надежда возлагалась на красоту Николь - почти ирландская внешность ее была редкостью - и на ее очарование. Коротко и выразительно посмотрев на дочь, итальянка поджала губы. Та все поняла и еще сильнее покраснела. "Умная девочка," - женщина со спокойным хладнокровием посмотрела на явно веселящегося Саваду и с еле уловимым нажимом произнесла: - Конечно. Но мы, все же, надеемся, что вы хоть в общении с нашей Николь отказывать не станете. Что-то щелкнуло внутри рыжего мужчины, он быстро сморгнул. Хибари знал: того непомерно разозлило это давление и навязанные условия. А Тсунаеши терпеть не мог неволи... - Ну что вы, не могу и сметь... В дальнейшем званый ужин прошел без всяких напряженностей и казусов, гости не стали задерживаться и вскоре уехали, разве что настояв на "свидании" на следующей неделе. Тсу просто промолчал, и это было расценено как согласие. Лишь Такеши прожигал упрямо-внимательным взором Кёю, хмурого и явно гневного, то ли пытаясь успокоить, то ли прикидывая, как может себя повести сильнейший Хранитель. Сбежать не удалось. Больно стукнувшись затылком о стену, Тсуна тихо болезненно простонал, но враг был неумолим. До синяков вцепившись в плечо босса, Облако пыталось вновь поймать карий взгляд, но все тщетно. - Не знал, что ты любитель мужчин. Савада промолчал, отчаянно жалея о собственной легкомысленности. Не нужно было поддаваться словам Реборна, таким сладким и долгожданным, нужным, - не сейчас. Потом, после ужина, после полуночи, но не сейчас!.. Интуиция горланила о том, что помощи ждать не откуда. Аркобалено Солнца не придет, так как был задержан Такеши еще в зале. И что, черт, теперь делать?! - Хибари, - голос был немного хриплым и подсевшим, даже усталым, но Дечимо не мог ничего с этим поделать, - в горле першило и сердце делало кульбит в груди, - отпусти меня, пожалуйста. Брюнет застыл, скулы прорезались жесткими линиями: по венам бежала жидкая ярость, непонятно на кого нацеленная. На Тсу, на хозяина пустышки, на себя?.. В голове вдруг смешалось абсолютно все, и Хранителю отчаянно захотелось не думать, не быть человеком в этот момент. Просто для того, чтобы не смотреть на лицо перед собой, не понимать себя, не хотеть прикоснуться к все еще потревоженным губам напротив. Отказав десять лет назад ребенку, был ли он хоть мгновение счастлив? "Нет", - и Ямамото снова прав, будучи сторонним наблюдателем, он лучше всех знал, как страдали эти трое. Страдали по глупым, немного смехотворным причинам - нежеланию сказать правду, решить все окончательно, проявить хоть каплю смелости. Суровые и ожесточенные, повзрослевшие, они десять лет оставались детьми только потому, что не смели переступить через себя. И в самом деле - глупо! И Хибари виноват, его вина тяжелее прочих. "Как я мог?!" - мысль болезненная, с которой он практически свихнулся, всего лишь раз появилась. Но большего и не требовалось. Он знал, что ничего не будет как прежде, а также то, что обязан хоть что-то сделать... С усилием разжав задеревенелые пальцы, брюнет сделал медленный и осторожный шаг назад. Тсунаеши отважился поднять мягкий, тревожный взор, наткнулся на непривычно-неожиданное выражение на лице товарища: тот открытыми, растерянными, почти что испуганными глазами смотрел на босса и до побеления поджимал губы. Губы дрожали, ресницы тоже. Воздух выбило из легких, ведь видеть перед собой такого Кёю - тяжело и горько. Хранитель, сильнейший и независимый, не должен так смотреть на него. "Прекрати, прекрати, ПРЕКРАТИ!" - содрогнувшись, Савада рванул вперед и крепко, до хруста, до боли сжал Хибари в объятиях. Он чувствовал его страдание как свое собственное. Он знал, что молодому и свободолюбивому Кёе равнозначно тяжелы осознание собственной зависимости и воспоминание о боли, причиненной близкому существу. Тсуна так же не мог совладать с собой и остаться чужим, за гранью. Хибари был частью Тсунаеши все эти годы, а тот, в ответ, был полностью во власти своей семьи, своих любимых. Просто - своих. И только поэтому он не умел не перенять их боли, оставить их, не ответить. Хранитель Облака не обнимал своего маленького босса, он стоял, так и не подняв рук. Сил не было, ленивой волной текли думы в голове, а сердце в груди - через раз. Но, ощущая такое небывалое до этого единение со своим Дечимо, он прекрасно чувствовал, что тот все понимает. Не нужно силы, сцепленных рук, безвоздушности между сплетенными крепко телами - они неразделимы. Внутренне, душевно. Двое долго монолитом возвышались посреди коридора, в безмолвии, в близости. И Кёя, беззвучно выдохнув, осторожно отстранился и, пряча взгляд, тихо попросил: - Пойдем со мной. - Бледный Десятый не отвечал, словно ожидал чего-то или пытался что-то увидеть в человеке напротив, но брюнет не стал тянуть, не собирался отпустить Саваду вот так, не желал вновь все испортить, наплевать на свои и чужие чувства; почти умоляющее и почти безжизненное, - Пожалуйста. С головой пустой, будто воздушным шариком, Тсуна лишь отрывисто кивнул и ощутил чуть-чуть нежную, теплую ладонь на запястье. Его тянули в сторону хибариной комнаты. Все решится сейчас. - Надеюсь, ты понимаешь, что будешь лишним? - Реборн, немного хмурый, обернулся к серьезному Такеши и коротко ответил: "Да". Во мраке его глаз поселилась такая глубокая боль, застарелая, невыносимая, что впору вскрикнуть и отшатнуться, - но Ямамото непреклонен. Ведь он прекрасно знает, что такая же точно боль есть на дне каждого человека, и в Тсуне, и в Кёе. - Это ужасно. Кому тяжелее, кому невыносимее, кому... - Нехватка воздуха, мечник уголком губ пытается хоть немного улыбнуться. Никак. - Любовь ужасна. Реборн развернулся и отправился в сторону, противоположную тем двоим. "Любовь ужасна. Но без нее - невозможно. Без нее - незачем".