Как летом вздыхает небо

Откуда ни возьмись - как резкий взмах - Божественная высь в твоих словах - как отповедь, верней, как зов: "за мной!" - над нежностью моей, моей, земной. Куда же мне? На звук! За речь. За взгляд. За жизнь. За пальцы рук. За рай. За ад. И, тень свою губя (не так ли?), хоть за самого себя. Верней, за плоть. За сдержанность, запал, всю боль - верней, всю лестницу из шпал, стремянку дней восставив - поднимусь! (Не тело - пуст!) Как эхо, я коснусь и стоп, и уст. Звучи же! Меж ветвей, в глуши, в лесу, здесь, в памяти твоей, в любви, внизу постичь - на самом дне! не по плечу: нисходишь ли ко мне, иль я лечу. И. Бродский, «Уточнение»

Исправленное будущее нельзя было считать оправданием. Бьякурана ненавидели, это правда. Мало кто знал, что он почти сошел с ума от вины. В альтернативном будущем он был подонком, но, как любил повторять он раньше сам себе, «любое чудовище можно оправдать». В конце концов, что делают люди, когда происходит очередной теракт или убийство? «Он – чудовище», - говорят они, но близоруко не замечают смысла того, как и зачем это слово произнесено. Люди подсознательно объясняют садизм, жестокость, ярость одним лишь словом, и больше ничего не ищут. Он – чудовище, и все сказано? Ему ли не знать, сколько градаций у тьмы. И он не искал себе манишки, которая могла бы его хоть чуточку обелить – зачем? – он жил под вечной охраной в маленьком домике почти у самого моря. Он крепко засыпал каждую ночь, не мучимый кошмарами только оттого, что выпивал горы таблеток перед сном. Часто уходил фиалковым взглядом вдаль, сортируя воспоминания о том, что делал он сам в альтернативном будущем. Джессо не искал своих ошибок, чтобы их исправить, (каждый раз почти наяву ощущая жар пламени Тсунаеши во всем теле), не анализировал возможных стратегий, не пытался чему-то научиться. Он живет под веянием бриза у моря. В маленьком домике, один. Практически счастлив. Иногда у него бывали гости, хотя, нельзя не заметить, что никто не торопился его навестить, и никто не радовался присутствию мужчины. Конечно, винить их было бы глупо, но где-то под ребрами он ощущал сожаление. Бьякуран Джессо из альтернативного будущего не был и уже не будет. То, кем блондин чувствовал себя сейчас, не имело ничего общего ни с одним Бьякураном Джессо из других миров. Бывший владыка мира и почти хозяин Тринисетте вел дневник, в котором за девять лет исписал лишь пару листов, сохранял моменты жизни через объектив камеры и пытался найти в сердце смелость позвонить Вонголе. Если бы он мог просто так набрать нужный номер, стерпеть гудки и ответить на приветствие по ту сторону связи, он, наверное, был бы самым нужным человеком во Вселенной. И, засыпая, он бы больше никогда не вернулся мысленно в альтернативное, то не существующее будущее. Когда Савада Тсунаеши правил уже десятый год, совершенно неожиданно к нему приехали двое. В маленьком, белом домике со стареющими комнатами вдруг стало еще светлее и почти так же тепло, как от пламени Дечимо. Бьякуран заметил чужую машину в окне, подавил горький смешок и пошел встречать гостей. Набирать долго номер, ожидать бесконечно ответа, пробиваться сквозь комок хрипоты и молчания в горле не пришлось. На его пороге стояли молодой, невысокий Савада и верный себе Рокудо Мукуро. - Неожиданно. – Джессо почти улыбнулся, и указал куда-то в глубину своей обители, мол, проходите. Он не знал, что еще можно было сказать. Если бы он не пытался уничтожить мир, если бы не убивал миллионы человек, если бы не видел в Юни только средство, а весь мир – как игрушку… Тсунаеши улыбнулся, и сердце Джессо вдруг сжалось. - Извини, но нет. – Тихо ответил на приглашение рыжий. Хранитель Тумана без усмешки или интереса в глазах оглядел блондина перед собой и перевел взгляд куда-то вбок, вдоль линии прибоя. – Не хочешь пройтись вместе с нами? На счет охраны не беспокойся, ее больше не будет. Долгую минуту Бьякуран смотрел прямо в глаза Савады – спокойные, сильные, почти властные – а после кивнул и переступил порог сам. Осторожно прикрыв дверь за собой, он вдохнул полной грудью привычный соленый воздух, проследил взглядом тонкую синюю линию горизонта, медленно поравнялся с гостями, и так они втроем не спеша побрели по белому песку. Пару раз за день в течение десяти лет Джессо думал, что в настоящем Аду земля не красная, а белая, песчаная. И воздух там морской. - Не устал? – Савада, не долго думая, остановился, снял обувь. Снизу вверх заглянул в безмятежную фиалковую глубину чужой души. С хорошо различимым удовольствием на лице, он зарылся ступнями в песок, и Бьякуран понял, что ничто уже в его жизни не будет как прежде. Возможно, там, наверху, так же белая земля. – Не покидая больше десятилетия этого места и существуя под чужую указку, ты не мог не устать. - Благодарю за беспокойство, но нет. – Бьякуран тихо и задушенно рассмеялся. Он был счастлив в маленьком белом домике, хоть и задыхался от нехватки воздуха. Из каких-то лучших побуждений, или той светлой частью себя, которая теперь руководила в нем, он не хотел беспокоить Вонголу. Тсунаеши покачал головой и, такой чужой в морском мареве, но удивительно гармоничный сам по себе, он как-то лучезарно улыбнулся: - Пытаться обмануть меня – глупое занятие. – Рокудо кривовато усмехнулся, но промолчал. Дечимо продолжил. – Как я и сказал: охраны больше не будет. - И что, я волен идти хоть куда? – Бьякуран вскинул тонкую бровь в насмешке. Его начинало почти разрывать оттого, что он верил словам Тсуны, но вместе с тем и проклинал эту веру. Стоит задуматься, ведь именно Савада когда-то его уничтожил. Точнее – спас. - Если бы. – Рыжая голова мотнулась в сожалеющем жесте отрицания, и Дечимо печально посмотрел на Бьякурана. – Альянс ничего не хотел менять, он готов был довольствоваться сложившимся порядком вещей вечность. Но у кое-кого в мафии, да, даже в мафии, - Савада со смешинкой в глазах посмотрел на своего Хранителя, - есть нечто наподобие совести. А еще кое-кто вызвался в качестве твоего спасителя сам. Так что готовься собирать вещи, ты переезжаешь. Джессо остановился, глядя под ноги. Нельзя радоваться, пока что рано. Надежде стоит дать волю, и она утопит тебя в отчаянии – мужчина прекрасно знал это. - Куда? Рокудо рассмеялся своим странным заманчивым смехом, и, наконец-то, стал самим собой: - Оя-оя, это секрет. Звонкий смех Дечимо прокатился по побережью, и Савада, почти по-дружески похлопав по плечу Бьякурана, сорвался с места и побежал прямо в море. Он лишь на мгновение обернулся, хитро блеснув глазами: - Поговорите пока, а я поплаваю. Собирай чемоданы, Джессо, твой спаситель стоит рядом с тобой. Бьякуран против воли посмотрел на Мукуро, не удержав маски, показывая глубину чувств на лице. Это лицо отражало горечь и робкую надежду. Хранитель насмешливо вскинул брови и, оглянувшись на свое Небо, плещущееся в воде прямо в костюме, произнес будто оправдываясь: - Всему приходит время меняться. Я возвращался с Границы переселения душ раз за разом, а он, - Рокудо странно поджал губы, будто удерживая их от некоего нежного выражения привязанности, - он перевернул мир, только чтобы я жил как человек. Скажи спасибо не мне, а Саваде Тсунаеши. Если бы он не верил в тебя, в меня, в каждого отчаявшегося идиота, готового на смерть, этого будущего уже не было бы. Но оно есть и все, чем мы можем отплатить маленькому мафиози… впрочем, ты же знаешь. Бьякуран отрывисто кивнул. Да, теперь он знает. Но кроме тихого смешка он больше ничего не мог из себя выдавить. Он стоял в слегка подсвеченном и плывущем воздухе моря как тростинка, он плыл куда-то всем свои существом за синий горизонт, наслаждался привычным солнцем и бризом, всей кожей ощущая тепло. Мужчина ни о чем не думал и, пожалуй, был счастлив. В приятном забытье он развернулся и побрел к маленькому белому дому. Рокудо Мукуро, усмехнувшись, пообещал себе, что отныне над Джессо он будет издеваться каждый день, каждую прожитую минуту. Они вместе, сквозь тепло и свет Дечимо, будут думать над тем, чем они могут отплатить маленькому мафиози из Японии. Тсунаеши просыпался ночью от жара. Хибари горячо дышал куда-то ему в плечо, забравшись пальцами под рубашку и положив ладонь на живот, а Реборн, зарывшись носом в его шевелюру и перехватив рукой тонкий рыжий хвостик волос, обнимал за шею. С довольной улыбкой Дечимо засыпал и думал, что запутался, где же чьи ноги. Наутро, выспавшись, сладко потянувшись, он понял, что в постели один. В замке стояла оживленная атмосфера сборов, и, с чистым телом и душой выходя из ванной Хибари, Тсуна вспомнил об отъезде Рёхея и Ламбо. С долей иронии подумал о том, что его возлюбленные – скряги и он злится на них. Он поднялся в свою комнату, переоделся. Дорогой черный шелк рубашки, один из самых любимых костюмов, часы, кольца – Савада хмуро повязал себе галстук, отбрасывая прочь обиду. Смотря в зеркало, он видел как обычно непослушные обгоревшие на солнце волосы и светлую нежную кожу. Да, он был не особо мускулист и высок, но разве не красив? «Скорее всего, они поругались, два ревнивца, и оттого ушли». И их не поменять мгновенно, не привить терпимость друг к другу, но почему же Саваде было так неприятно? - Успокойся. – Он посмотрел на себя еще раз, глубоко вздохнул. Он разберется с этим позже. Время близилось к обеду, когда Тсунаеши отправился на поиски своих Хранителей. Ни Кёю, ни Реборна он не встретил и даже краем глаза не заметил их – это вызывало горечь во рту, во всем теле. Они же спали вместе, он помнил то легкое ощущение жара от двух мужчин… Что, теперь придется каждый раз устраивать ссоры, чтобы они согласились на ночь втроем? Несправедливо. Они же просто спали. Пока что только спали. Если признаться честно, Дечимо не часто задумывался над тем, что будет в случае согласия обоих мужчин на отношения. Конечно, он прекрасно понимал, что теперь проблемы только-только начались, но то, как их решать, еще не знал. Он хотел обоих. Они хотели его, но не переваривали друг друга. Дилемма на троих – Савада усмехнулся, сознавая, что своего он все-таки добился. Теперь он мог подойти к Кё и впиться губами в бледную шею, или укусить за соблазнительный подбородок, или огладить подушечками пальцев ключицы. Он мог снять с Реборна ту самую шляпу и потянуть за темные, немного жесткие волосы, обхватить Марию и Леона и скользнуть ладонями по горячим бокам. «О, нет, - Тсуна замотал головой, кусая губы, - слишком хорошо для правды. Да, я могу это сделать, но как разорваться между ними? Точнее, как не быть ни разорванным, ни съеденным?» Мужчина передернул плечами и ярко представил себе огромный СТОП-знак. Хватит пока об этом думать. Ламбо и Рёхей отыскались в фойе первого этажа. Боксер тоже был в костюме, как и сам Дечимо, а вот Ламбо, не смотря на жаркую погоду, обрядился в толстовку и джинсы. - Во сколько вылет? – Привычным движением поправляя рога Хранителя Грозы, Тсуна внимательно оглядел багаж обоих. Сасагава достал билеты и назвал время «13:13». Небо улыбнулось уголком губ – счастливые числа, хорошее начало дня. - Ты не обязан с нами возиться, Савада. – Рёхей покачал слегка головой. - Вы – моя семья, братик. К тому же, один бывший Аркобалено обещал испробовать на мне новую пулю, если я не буду как следует исполнять обязанности босса. – При мысли о Реборне, Десятый готов был волком завыть, но сдержался и лишь достал телефон. – Машину уже заказали? – Ламбо активно замотал головой в знак согласия. – А с документами ознакомились? Рёхей неожиданно воскликнул: - Они – экстремально сильные мафиози! Но никакие токийские якудза не устоят против моего Максимум Канон! - Конечно, вы ведь тоже неслабые. - Савада тихо рассмеялся, - И экстремально со всем справляетесь. Но, - голос Неба стал на градус холоднее, хотя нет, просто серьезнее, - если возникнет реальная опасность, отступите. Колонелло должен был объяснить вам, что цель не всегда оправдывает средства, именно поэтому берегите себя. Следите друг за другом, и не забывайте об отчетах. Вы двое – самые забывчивые мафиози во Вселенной. При имени учителя Сасагава нахмурился, а потом согласно кивнул. Боец Комсубин и сильнейший киллер-стрелок в мире не часто бывал у Вонголы, но любил проводить тренировки с Хранителями. Сам Тсунаеши тренировался только с Реборном, Ямамото и Дино. Подавив тяжелый вздох, Дечимо набрал номер Гокудеры. - Проверь время отправления самолета на Токио. 13:13? Хорошо. Что там с бумажной волокитой? Сколько стопок? ВОСЕМНАДЦАТЬ? Гм, извини, Хаято, - бегло оглядев охранников у входа и лицо улыбающегося Бовино, Савада затараторил, - я провожаю братика и Ламбо, да, я помню о том, что в кабинете меня ждут бумаги. Да, я постараюсь побыстрее. Мне пора, машина уже подъехала. Да, я помню, ВОСЕМНАДЦАТЬ СТОПОК ДОКУМЕНТОВ. Хотя знаешь, думаю, я тоже улетаю в Токио. Все, отключаюсь. – И Тсунаеши резвым козликом выскочил на крыльцо и почти подлетел к машине. Замок сотрясло жалобно-грозное «Джудайме!», и Савада с довольной улыбкой помахал рукой выскочившему на балкон Гокудере. Дечимо давно хотел отдохнуть пару тройку лишних часов в Палермо или Таормине. Отличная возможность представилась ему. В тренировочном зале находились трое сильнейших после Савады людей всея Вонголы. Реборн и Хибари стояли друг напротив друга, вроде бы расслабленные, но готовые вот-вот сорваться и устремиться к врагу. Ямамото сладко зевал, стоя у стены – он тоже выспался и даже считал, что день обещает быть весьма и весьма неплохим. Правда, если эти двое не переубивают друг друга. - И что, вы решили, по каким дням будете делить Тсуну? – В ответ его опалили два разъяренных взгляда, грозовой серый и давящий черный, так что Такеши оставалось лишь рассмеяться и поднять руки в примирительном жесте. – Хорошо, хорошо. Вы не будете его делить. Так для чего вы позвали меня в такую рань? У Реборна играли желваки на скулах. Итальянец сквозь зубы ответил Хранителю Дождя: - Нам нужен свидетель. Ямамото насмешливо вскинул брови: - Свидетель Иеговы? Но я, на минуту, другой веры… - Секундант, придурок. – Кёя хищно смотрел на Аркобалено, упрямо не замечая, что на этот раз противник если и не сильнее, то уж точно равен ему по силе. Эта «дуэль» будет жесткой. «Но я не могу отдать ему Тсунаеши, - еще с того момента как Кёя утром наткнулся ладонью на руку Реборна, осторожно поглаживающую грудь Савады, он решил для себя, что ревнует не безосновательно, - Савада – мой». Мечник долго молчал, но с каждой минутой его лицо менялось. Оно становилось жестче, серьезнее, мрачнее – Такеши медленно достал коробочку Вонголы и, словно ища поддержки, посмотрел в черный провал для пламени кольца. Ямамото мог бы согласиться на бой этих двоих, ведь уже долгое время имел отношение непосредственно и к ним, и к Тсуне. Ямамото мог бы сказать «ладно» и наигранно улыбнуться. Но он не станет. Перед глазами мгновенно всплывало то открытое, страдающее лицо их Неба десятилетней давности, когда бейсболист впервые обнял не Вонголу Дечимо и даже не Саваду Тсунаеши, а разбитого, отвергнутого ребенка. Грубыми ладонями сжимая, обнимая мальчишку, он боялся, что тот растает как дым. Что вот такими грубыми руками его, как иллюзию, не удержать. Тот обычный, полный боли ребенок уже вырос, как и мир вокруг него, и Такеши пообещал себе: Тсуна когда-нибудь будет счастлив. Никто и никогда не хотел новой боли, и эти двое – Ямамото поднял острый карий взгляд на «дуэлянтов» - тоже не хотели. Но, как и говорил мечник раньше, выхода нет. Савада, Кёя и Реборн обречены. - Нет. – Хранитель Дождя выпрямился, - Сейчас вы отступите на пару шагов друг от друга и прекратите прожигать друг друга взглядами. Подумайте о Тсуне, что, по-вашему, вы творите?.. – Оба вздрогнули, и Такеши недовольно, почти зло пожал губы, - Он так долго страдал, он так долго к этому шел, и вы хотите все в мгновение разрушить? После того, как дали ему реальную надежду? Вы что, действительно не понимаете: после вчерашнего он этого не переживет. С горем пополам он открылся, доверился, допустил к себе мысль о счастье – и что получил в ответ? Молчание как гробовая плита. Долгое, вымученное. Они расслабились почти одновременно. Как будто две статуи яростных ангелов, вздрогнув, сбросили оцепенение, расслабились, сломались. Но Такеши не пытался быть снисходительным, в глубине души он понимал, что сильнее всего в этой троице страдал именно Тсунаеши. И Ямамото любил свое Небо и не желал быть катализатором для очередных самодовольных, эгоистичных выходок Хибари или Реборна. Но едва ли сам Хранитель Дождя знал, как решить эту дилемму. Решения, похоже, никто не знал. «Но можно попытаться… И просто действовать. Вслепую, на ощупь». - И что ты предлагаешь? – Реборн немного усталым, даже разбитым взглядом встретил холодный взгляд Такеши. Подсознательно он отметил, что от беззаботного мальчишки, играющего в мафию, уже давно ничего не осталось. А еще этот взрослый мальчишка, пока по неясной Аркобалено причине, старался перенести свою любовь к Саваде на кого-нибудь другого. Словно боялся, или старался не запутывать все еще сильнее. Реборн знал это – то, что в сердце Ямамото есть кто-то еще, кто-то такой же дорогой, как Савада, но более желанный. Реборн видел это появление кого-то особенного в жизни мечника в течение долгого времени. Такеши пожал плечами и мрачно усмехнулся. - Не хотите составлять расписание, то предлагаю вам двоим переспать. – Хибари при этих словах сначала стал бледнее, а потом вспыхнул от ярости, киллер же замер, прикрывая глаза, - Готовьтесь к постели на троих. – Еще более жесткая усмешка на тонких губах, - Хотя, думаю, вы весьма неплохо смотритесь вместе. Но раз делить Тсунаеши у вас никогда не получится, так не делите – единственное, что меня беспокоит, кто будет у него первым. Стук и скрежет. Отбив удар катаной, даже не вынимая ее из ножен, Такеши легко увернулся от двух пущенных в него пуль, а потом, открыв-таки коробочку, нырнул в тень искусственно созданного потока дождя. Только громкий, призрачный голос раздался в зале: - Подумайте еще и о том, что сейчас семь утра, и вы – оба – бросили Тсуну одного в кровати. Интересно, насколько он будет зол, когда бы приползете к нему за прощением? Но наверняка из этого ничего не выйдет: вы же друг друга на дух не переносите и не сможете смотреть, как один старается вырваться вперед, стать для Неба ближе другого. Я говорил, Реборн: вы – обречены. Но если Тсуна это все-таки понимает и старается хоть как-то с этим жить, вы двое малодушно пытаетесь убежать и увильнуть, боясь даже представить мысль о том, что Вонгола принадлежит вам обоим в равной степени. Раз он большой мальчик и сам себе на уме, и раз он решил, что нуждается в вас обоих, вам остается только принять это. Второго не дано. Яркие голубые всполохи пламени опадали и таяли, двое мужчин остались в тренировочном зале одни. Ямамото Такеши, как вода сквозь пальцы, покинул их. Пусть теперь сами решают, как им быть. День набирал силы, и солнце начинало печь ближе к обеду. Такеши, упражняясь с ласточкой и катаной где-то в дебрях сада, на импровизированном тренировочном поле, размышлял. Мысли быстро и четко сновали одна за другой, и ему оставалось лишь выплескивать злость на двух недальновидных самовлюбленных «дуэлянтов» во взмахах оружием. Как звенит порой зимний воздух, звенела сталь у него в руках. Но кроме прочего Ямамото понимал, что как только у Дечимо все образуется, тот, как товарищ, член семьи, босс, лучший друг, подойдет к самому мечнику и спросит: «А ты попробовать не хочешь?» Не становиться частью этого треугольника, преобразовывая его в квадрат, нет. Попробовать так же принять свою любовь. Такеши не хотел. Искусственно выращенное в его сердце чувство поначалу не шло ни в какое сравнение с настоящим, и тот человек, которого Ямамото раз через два не хотел видеть, поочередно вызывал то всплески нежности, то – всполохи отчаяния. Но когда мужчина понял, что у выбранного им человека – по сути, замены Тсунаеши – тоже детское сердце, взрослая воля и ранимая душа, было уже поздно. Он увяз в своей ненастоящей любви, вдруг ставшей настолько реальной, что не хватало воздуха для вздоха. Но Такеши по-прежнему не хотел отношений. Ему казалось, что, подпусти он того человека на расстояние вытянутой руки, от него ничего не останется. Вспыхнет, как спичка, в мгновение ока и сгорит. «А ты попробовать не хочешь?» Конечно, маленькой частичкой себя Такеши хотел этого. Но он брал всего себя, все свое существо, все мысли и желания в кулак железной воли и твердил как молитву: «Не сейчас. Не с ним. Нельзя. Горячо». Когда же до Такеши долетело эхо от громкого возгласа Хаято, звавшего Джудайме, Такеши ничего другого не оставалось, как покачать с горечью головой и опустить катану. И голову тоже опустить. В кармане упруго завибрировал телефон, и бывший бейсболист лишь с тенью улыбки прочитал сообщение от своего Неба: «Уехал бить баклуши. Пригляди за теми двумя, я на них обижен. Буду вечером». В подписи значилось краткое «ленивый босс». Через минуту пришло еще одно сообщение: «PS. Моя интуиция сказала мне, что ты отчаялся. Одолжи у Кё наручники и сотри все сомнения. Если что, скажи, что это Я тебе разрешил. Думаю, тогда проблем не будет. Удачи». Такеши вздохнул – жизнь такая сложная вещь. Сплошные дилеммы, сомнения, боль. Только и успевай вносить уточнения… Хорошо хоть, у одного небезызвестного миру босса есть феноменальное шестое чувство и доброе сердце. Усмехнувшись, Такеши быстро напечатал и отправил Саваде ответ и продолжил тренировки с катаной. Горячо. Телу, душе – мечнику становилось горячо. Он бережно и крепко сжимал в грубых ладонях эфес катаны, отгоняя нежность и отчаяние – свою дилемму - взмахами меча. Но все чаще перед глазами вставал образ того, кого хотелось вжать в себя, оттянув за волосы лицо и открыв беззащитную шею. У Ямамото Такеши уже давно развилась тяга (практически фетиш) на бледные шеи, острые ключицы и длинные музыкальные пальцы. Но Ямамото Такеши упрямо продолжал держать себя в руках. Пока что.