***
Он столько раз видел это в будущем и все равно совсем по-человечески надеялся, что все сложится как-то иначе. Все-таки не прошли бесследно столетия, прожитые на земле. Ангел с тоской смотрел, как тот, кто мог спасти этот мир, опускается на пол заброшенной часовни. Он знал, что случится дальше. Сколько раз Кастиил видел, как хлипкая дверь падает на пол, открывая проход восемнадцати вооруженным бойцам, как Дин поднимается, глядя на них пустыми, мертвыми глазами. Он сражается, стремясь не подпустить их к распростертому на полу телу. Уворачивается от ударов не потому, что надеется остаться в живых. Скорее просто по привычке. Не умеет сдаваться без боя, вот и все. В тайне от себя он даже злится на противников за их неуклюжесть, за то, что так долго не могут достать его. Почти ждет, когда очередной удар окажется смертельным. На потрескавшихся плитах все больше крови, выцветшая куртка наемника пропитывается ей, тяжелеет. Он не чувствует боли. Вообще ничего не чувствует. Он почти благодарен стражнику с веснушчатым лицом, когда тому наконец удается достать его. Широкий клинок – рифленый от зарубок и местами затупившийся – сминает ребра и останавливается. Наемник мимоходом отмечает, что парню стоило бы лучше следить за оружием. А больше ни о чем подумать Дин не успеет. Рухнет на пол, рядом с Сэмюэлем и останется там, как и пятеро убитых им стражников. А с выцветших витражей на стенах будут равнодушно взирать ангелы. Такие же, как сам Кастиил. Наблюдатель не хотел видеть, как это будущее становится настоящим. Но сколько ни закрывай глаза, а жуткие картинки не исчезнут. И ничего нельзя сделать, совсем ничего. И надеяться больше не на что, потому что, хоть стражники еще не пересекли порог ветхой часовни, Дин уже мертв. Сердце еще отбивает рваный, неровный ритм, но что в этом толку?.. Когда все закончится, Таэр будет обречен, а вслед за ним и все остальное. Влияние Лилит уже огромно, просто пока это не стало очевидным. Но вскоре все полетит под откос, в полете набирая скорость. Сколько осталось времени?.. Несколько лет, не больше. Что ж, значит, скоро Кастиил вернется домой, потому что наблюдать станет не за чем. Когда человеческий мир станет территорией ада, ангел должен будет оставить свой пост. Как он ждал возвращения… Годами, столетиями. А теперь сама мысль о том, что придется это сделать, внушала глубокое отвращение. Равнодушно смотреть с небес вместе с братьями, как рушится все то, за что отец когда-то умер на кресте, а после – воскрес. А вмешаться – значит нарушить приказ. Дезертирство, предательство. Но разве предать жертву отца лучше? Разве это правильно?.. Еще одна человеческая черта – умение сомневаться. Надо же, как незаметно, как исподволь эти качества проникли в его суть. И как безжалостно проявлялись теперь. И вряд ли он станет прежним, когда вернется домой. Нет, скорее ангел будет испытывать ужас, сомнение и вину всю оставшуюся вечность. Жуткая это будет вечность. Ангел сам не понял, что именно стало решающим: сострадание ли или собственный эгоистический страх перед грядущим кошмаром.***
Дверь распахнулась, Винчестер бросил последний взгляд на Сэма, поднялся на ноги, выставляя перед собой меч, и сразу его опустил. Человек, шагнувший через порог, явно не был одним из стражников. Невысокий мужчина в сером плаще даже не был вооружен. - Какого хрена надо? Кто ты? – спросил Винчестер, хотя нельзя сказать, чтобы ответ его интересовал. - Кастиил, ангел божий, - просто ответил гость, глядя на Дина пугающе синими глазами. Сделал шаг вперед. Наемник предупреждающе выставил вперед меч, к Сэму он никого не подпустит. - Тогда проваливай к дьяволу, - равнодушно бросил он. Ангелы, демоны… Да пошло оно все! Вошедший остановился, не отводя взгляда. - Скоро здесь будет стража. Дин, если ты сдашься, этот мир ждет смерть. Апокалипсис. Наемник горько рассмеялся сквозь шершавый ком в горле, мешающий дышать. - А у меня уже апокалипсис. Слова вырвались помимо воли. Надо же, как точно они выражали то, что случилось… Конец света. Наемник же и сам не заметил, когда весь огромный мир вдруг сузился и уместился в глазах одного-единственного человека. И, странное дело, ему было не тесно… А теперь его, Дина, мир вывернулся из-под ног и рассыпался грудой пепла по пыльным плитам этой треклятой часовни. - Мой мир уже мертв. На ваш мне плевать, - отрывисто закончил он и отвернулся. Снова опустился на пол возле Сэма. Гость постоял некоторое время, глядя куда-то вверх, словно решался на что-то. А потом выдохнул с какой-то обреченностью: - Я могу его вернуть. Наемник вскочил на ноги и чуть не грянулся на пол от внезапного удушья. Лицо человека – или ангела, или дьявола, плевать! – назвавшегося Кастиилом, расплывалось перед глазами. Безумная, невозможная надежда захлестнула с головой. - Чего ты хочешь?! Душу? Бери! – быстро выдохнул Винчестер, мимоходом удивляясь, что кого-то мог заинтересовать подобный хлам. Собеседник только качнул головой. - Не надо душу. Да и нет у тебя ее сейчас… Просто сделай то, что должен. Не Сэмюэлю суждено убить Лилит. Тебе. - Что? Издеваешься? Нашел легендарного героя… - начал Дин, но тут же замолчал. Не дай Бог этот псих передумает! – Все, что скажешь. И почему он это говорит? Не мог же Дин в самом деле поверить, что можно вернуть жизнь мертвому охотнику? Настоящую, а не то жуткое посмертие, которое могут дать некроманты. С трудом подавил желание остановить Кастиила, когда тот присел рядом с Сэмом, коснулся его окровавленного лица. Вспышка голубоватого света резанула по воспаленным глазам. Померещился вдруг шелест громадных крыльев. Когда Винчестер снова смог что-то разобрать, гость стоял, опершись на алтарь, смотрел куда-то в пространство поверх его головы. Затаив дыхание, Винчестер перевел взгляд на Сэма и как-то разом обмяк, упал рядом с ним на колени. Охотник не шевелился, только Дин уже знал, уже чувствовал, что что-то изменилось. И дело даже не в том, что изорванная плоть, заметная в прорехах ткани, теперь срослась, не оставив даже шрамов. Не в том, что сломанная шея выглядела нормальной. Просто исчезла жуткая пустота в груди. И сжимая запястье Сэма, Дин уже знал, что под дрожащими пальцами ощутит пульс. - Он не сразу очнется. То, что он пережил, мне не исправить, Сэмюэлю будет нелегко, - голос ангела прозвучал спокойно и устало. – Уходите, стража будет здесь совсем скоро. - А ты? – наемник порывисто шагнул к Кастиилу. Он сам не понимал, что хочет сделать. Но попроси тот о чем-то – о чем угодно! – Дин своротил бы мир с его оси, но просьбу бы выполнил… - Мне они не опасны. Идите, иначе все зря... - потом, о чем-то вспомнив, ангел вытащил из-под плаща знакомый трехгранный кинжал. - Вот, в замке взял. Он, кажется, ваш. Наемник принял артефакт, мимоходом коснувшись ладони ангела, оказавшейся неожиданно холодной. Сжал рукоять так, что начали неметь пальцы. - Я… Что я могу для тебя сделать? – выдохнул он перехваченным горлом. И ангел улыбнулся. Печально только. - А знаешь... Помолись за меня. А теперь иди, они совсем рядом.***
Когда наемник покинул часовню, наблюдатель оторвал ладонь от груди. Серый плащ быстро пропитывался кровью. На теле появлялись все новые повреждения. Так вот что люди чувствуют, когда умирают… Прав был Захария: решиться на что-то не так трудно. Сложнее принять последствия своего выбора. Надо же, а ведь это больно: умирать. И очень страшно. Наблюдатель чувствовал, как незримые крюки вырывают плоть, как ломаются кости. Что ж, он знал, какой будет цена. Не в его силах дать жизнь, он ведь не Бог. А вот забрать чью-то смерть… Да, это у Кастиила получилось. Только сквозь боль, исказившую лицо ангела, сквозь весь его страх он вдруг почувствовал себя живым. Впервые. А хорошо получилось... Приняв чужую смерть, Кастиил смог выторговать жизни и души двоих человек. Разве не это люди называют выгодным?.. Не устоял на ногах, упал. Перед глазами впервые за много-много веков потемнело. А потом - слепящий свет и тихий знакомый голос. Он лежал на старых плитах заброшенной часовни, вокруг – выжженный контур раскинутых крыльев. А в мертвых синих глазах ангела, уставленных вверх, туда, где под самым куполом был изображен человек, распятый на кресте, уже не было боли. На губах бывшего наблюдателя застыла улыбка. Спокойная, искренняя. Словно тот, кого он звал столько лет, наконец-то ему ответил.