Трое нищих

Here in the circle of pain We are companions

Планеты плыли по экрану монитора, настолько близкие, что, при желании, через несколько мгновений можно было ощутить их поверхность под ногами, и такие же далёкие от реальности, как компьютерная заставка. Доктор смотрел на них вместо сна: гигантские, крошечные, населённые и пустующие, мирные и ведущие войны. Живые и мёртвые. Он смотрел на них, пока голова не начинала кружиться от их вечного движения, смотрел, пока по скрещенным по-турецки ногам не начинали бегать колкие мурашки, словно надеялся, что они ответят на все незаданные даже мысленно вопросы. Планеты хранили молчание. Они всегда молчат, не желая вмешиваться. И не удивляются, когда никто не вмешивается в их собственную судьбу. Чем может закончиться то, что кто-то сделал то, что не должно было быть сделано? Планеты не знают и поэтому молчат, никогда не прося о помощи, но сохраняя надежду, что он — Доктор — не даст им погибнуть. Планеты намного, намного разумнее большинства разумных существ во Вселенной. Доктор знал это и злился на них. В их молчании ему чудилась снисходительная насмешка. Он злился на себя. Он злился на Клару, которая слишком подолгу спала, вынуждая его смотреть на то, что знало когда-то, что он непременно придёт и поможет, а теперь казалось плоской неодушевлённой картинкой, страницей из книги, знающей, что никто не помешает вырвать её. Из-за шкафа раздались шорохи и тихий стон. Доктор мгновенно поднялся на ноги, легко, не касаясь руками пола, вздрогнув от неожиданной, полузабытой боли в колене, и поднялся наверх, по пути сделав свет ярче. Судя по звукам, Клара снова принялась зализывать рану на ноге, издавая при этом тонкое поскуливание. Когда он заглянул за шкаф, она посмотрела на него сквозь спадающие на лицо волосы. Доктор наклонился ниже, рассматривая её рану. Клара успела зализать шерсть наверх, открывая взгляду кольцо стёртой кожи и оголённого мяса неприятного тёмно-красного цвета, с воспалёнными краями и выделяющимся кое-где капельками прозрачно-жёлтого гноя. Было сложно представить, сколько боли это причиняло. Доктор не решался спросить себя, почему он не занялся этим раньше. - Иди сюда, надо вывести тебя на свет, - он потянул за провод, всё ещё обвязанный вокруг шеи Клары. Она отодвинулась ещё дальше, глядя куда-то поверх его плеча огромными влажными глазами. - Я знаю, что тебе больно ходить. Я как раз собираюсь это исправить. Она всё так же не шевелилась, и её пришлось выводить силой, придерживая за рог. Доктор с некоторым трудом расположил её в сидячем положении на ступеньках, распрямив раненую ногу и вытянув её вперёд. Как только он отпустил её, Клара качнулась лицом вперёд и замерла, опираясь пальцами обеих рук на ступеньку. Она огляделась и подозрительно уставилась на Доктора, раскладывавшего перед собой неизвестные ей предметы. Доктор сделал глубокий вдох и взял первый из них — моток клейкой ленты: - Иначе никак. Я не знаю, как подействует на тебя обезболивание или наркоз. Он взял Клару за плечи и надавил, заставляя её разогнуться и откинуться назад, практически ложась на ступеньки. Она недовольно заворчала и заёрзала, пытаясь вернуться в прежнее положение. Доктор перехватил её руку и осторожно примотал её скотчем к перилам, морщась от сухого шелестящего звука, который он издавал при разматывании. В тишине он казался слишком громким. Клара дёрнула привязанной рукой и непонимающе уставилась на неё, когда та не сдвинулась с места. Он проделал то же самое со второй рукой, обматывая жёсткой лентой непропорционально тонкое и костистое запястье — как оно только выдерживало вес её тела? Последней стала здоровая нога, которую пришлось немного согнуть и поднять наверх. Копыто на ней мягко, неярко поблёскивало, напоминая цветом древесный уголь. Клара попробовала пошевелиться и не смогла, бестолково возя раненой ногой по ступенькам и попискивая каждый раз, когда она задевала ячеистый металлический пол. Она зарычала, вздёргивая верхнюю губу и морща курносый нос, попробовала броситься вперёд, но снова бессильно упала на ступеньки. Доктор взял в руки чистое, пропитанное водой полотенце и приподнял её ногу, собираясь стереть с раны гной. От первого же его прикосновения к ране Клара издала истошный крик, в котором поровну смешались боль и ярость. Доктору пришлось крепче держать ногу одной рукой, чтобы не дать ей лягнуть его. Он продолжал промокать гной полотенцем, стараясь делать это как можно мягче, и вздрагивая от каждого крика Клары. Она металась на ступеньках, дёргаясь так, что руку Доктора сводило от напряжения в попытках удерживать её на месте. Клара снова принялась рычать, как-то странно, с привизгом, оскалившись так, что её лицо мало походило на человеческое. Он отложил полотенце, взял бутыль с дезинфицирующей жидкостью и приготовился к худшему. Жидкость зашипела при соприкосновении с раной, выделяя белую пену. Клара выгнулась дугой, затем начала извиваться ещё яростнее, издавая короткие пронзительные вскрики, похожие на лай доведённой до истерики собаки. Сцепив зубы, Доктор залил рану полностью, стараясь не отвлекаться, и начал обматывать её бинтом, неловко двигая одной рукой. Разжать вторую руку он не решался, опасаясь, что Клара проломит ему череп. Когда жжение от дезинфицирующей жидкости начало стихать, Клара перестала кричать, и теперь только рычала, не сводя с него потемневших, наполненных слезами глаз. На её лбу выступили бисеринки пота, пальцы на привязанных руках были согнуты, напоминая птичьи когти. Понадёжнее закрепив бинт, Доктор отстранился и поднял обе руки вверх: - Всё. Теперь всё будет хорошо, и ты снова сможешь нормально ходить, - говоря это, он поглядывал на привязанный вверху провод, прикидывая, не сорвётся ли с него Клара, когда он освободит её. Она продолжала рычать, пока он высвобождал её руки из клейкой ленты, клыки матово поблёскивали под светом ламп. Срывая ленту с ноги, он дёрнул слишком сильно, выдрав изрядный клок шерсти и заставив Клару злобно взвизгнуть. Как только она почувствовала, что её конечности снова могут двигаться, она поднялась и бросилась вперёд, обжигая дыханием лицо Доктора. Он успел инстинктивно отшатнуться ещё дальше, оказавшись вне досягаемости её клыков. Клара хотела ринуться за ним, но её остановила туго стянувшая горло петля. Она замерла на месте, напряжённая, озлобленная, высоко подняв голову и глядя на него сверху вниз с неприкрытой ненавистью. Остаток дня Доктор не приближался к ней. Некоторое время Клара сидела на прежнем месте, выжидая, когда он подойдёт на достаточное для укуса расстояние, но потом всё-таки удалилась в своё убежище, судорожно кашляя и хватая ртом воздух. Она не реагировала на его голос и не притрагивалась к еде. Каждый раз, когда он проходил мимо, Клара начинала рычать. Всё это когда-то уже было. Доктор смотрел на планеты, пока не отключился. Проснулся он от утробного урчащего звука, который обычно означал проблемы с двигателем ТАРДИС, но, открыв глаза, он увидел над собой на верхней палубе лицо Клары. Рычание издавала именно она. Провод был натянут до предела, и её лицо посинело от нехватки воздуха, глаза яростно блестели в полумраке, оскаленные клыки белели на фоне обрамляющих лицо тёмных волос. Если бы не провод, она бы определённо разорвала ему горло во сне. Если бы он не проснулся, она могла бы умереть от асфиксии. Доктор сел и сделал вид, что подбирает что-то с земли и замахивается. Клара взвизгнула и попятилась, тяжело и хрипло дыша. С мрачным удовлетворением Доктор заметил, что ходит она несколько увереннее, чем раньше. Трудно было сказать, сколько ещё продолжался их взаимный бойкот. В космосе время течёт по-другому. Клара по-прежнему отказывалась от еды, только иногда шумно лакала воду. Она всё реже покидала своё убежище за шкафом, рёбра проступали всё острее, грозя прорвать тонкую, словно папиросная бумага, кожу. Её рычание постепенно становилось всё тише. Доктор демонстративно смотрел мимо неё, когда приносил еду и уносил её обратно, нетронутую. Он полагал, что ни одно разумное существо не будет голодать в пику другому. И он хотел помочь. Разумное. Слово обожгло виски, как кислота. Доктор сам не заметил, как начал скрести ногтем указательного пальца приборную панель, двигая им всё резче, пока не зашипел от боли, едва не сорвав его. Боль отрезвила и заставила вспомнить, что уже какое-то время Клара не издавала вообще никаких звуков. Наверху он обнаружил её неподвижно лежащей на голом полу, плед был презрительно скомкан в углу, от его рубашки остались только лоскуты ткани. Глаза Клары были приоткрыты, и зрачки вроде бы шевельнулись при его появлении. Доктор без опаски наклонился над ней, убедился, что она дышит, и потянулся к миске с водой. Клара попыталась пошевелиться, видя его рядом, но не могла. Он окунул два пальца в воду и провёл ими по сухим растрескавшимся губам Клары, пока не увлажнил их достаточно. Набрав немного воды в горсть, другой рукой Доктор приоткрыл ей рот и осторожно влил в него воду, следя, чтобы она не подавилась. Он продолжал поить её, пока она наконец не собралась с силами, чтобы перекатиться на бок, судорожно сглатывая. Затуманенный взгляд немного прояснился. Доктор отщипнул небольшой кусочек от отвергнутого ею ранее мяса, и протянул ей, перекатывая его между пальцами. После секундного колебания она слизнула мясо с его руки языком. Он кормил Клару, не боясь её клыков, пока не решил, что после длительного голодания этого достаточно. Она не стала настаивать, свернувшись в свою обычную позу эмбриона, уткнувшись носом в густой каштановый мех на бёдрах, и закрыла глаза. Доктор погладил её по затылку, прежде чем неслышно удалиться. Позже он наблюдал, как она сначала обнюхивает, а потом пытается подцепить зубами повязку на ноге, изучая образовавшуюся на ране корочку. Клара перекатилась на четвереньки и сделала несколько быстрых шагов, с трудом удерживая равновесие на ещё подрагивающих руках. Нога уже не причиняла столько боли, как раньше. Клара села и посмотрела на него, затем на ногу, и снова на него. Тогда Доктор понял, что прощён. Когда Доктор наконец решил отвязать Клару, она не сразу поняла, что свободна. Он снял провод с её шеи и, не удержавшись, провёл пальцами по оставшемуся от него красно-синему следу, словно надеялся стереть его одним прикосновением. Клара сидела неподвижно, не понимая, что он делает. Освободив её, он отошёл назад и демонстративно отвернулся, чтобы не мешать ей осваиваться. Все выходы из кабины были на всякий случай закрыты. Шагов слышно не было, только сопение. Доктор украдкой посмотрел на неё и обнаружил, что она внимательно обнюхивает безжизненно лежащий на полу провод. Клара отошла на несколько шагов назад, не отводя от него взгляда, и замерла. Провод не натягивался. Она отошла ещё дальше и наконец пошла увереннее. Обойдя кругом верхнюю палубу, Клара спустилась вниз, уже ловчее управляясь с лестницей, и продолжила исследовать кабину, на этот раз спокойнее. Её заинтересовали круги на стенах, и она попробовала укусить один из них, но только впустую щёлкнула зубами. Доктор стоял на месте, не решаясь мешать ей и смутно надеясь, что она подойдёт к нему сама. Клара не обращала на него никакого внимания, методично обходя кабину и издавая иногда возбуждённое фырканье. Доктор позвал её: - Клара? - но она никак не отреагировала. Когда он сам направился к ней, Клара искоса посмотрела на него, но не стала прерываться, исследуя когда-то случайно оброненный им кусок мела. Она лизнула его плоским розовым языком, сморщилась и чихнула. - Идём со мной, - продолжил уговаривать её Доктор. Клара ещё раз чихнула, боднула мел, отталкивая его подальше, и направилась вперёд, низко опустив голову и не отрывая носа от пола. Доктор вздохнул и взял её за рога обеими руками. - Идём, я покажу тебе кое-что. Он отвёл её в один из дальних уголков ТАРДИС, предусмотрительно не разжимая рук, хотя ему не нравилось лицо Клары в те моменты, когда он так удерживал её — её глаза плыли, как у младенца, рот то приоткрывался, то конвульсивно сжимался. Они оказались в большом прохладном зале, на чёрных стенах и потолке которого играли водяные блики. Вода в неглубоком бассейне рябила с каждым поворотом ТАРДИС, создавая впечатление, что по ней скользят невидимые насекомые. От перепада температур кожа Клары покрылась мурашками, след на шее проступил ещё ярче. Доктор осторожно отпустил её и с трудом подавил в себе инстинкт, как обычно, попятиться назад. Клара вышла из своего затуманенного состояния и огляделась. Её нос зашевелился, вбирая в себя запахи воды, камня и металла. Она медленно пошла вперёд, цокот её копыт гулко отдавался от стен. У самой воды она зябко встряхнулась, но всё-таки наклонилась вниз, опираясь о край бассейна ладонями и расставив согнутые в локтях руки в разные стороны. Клара попробовала воду на вкус, но ей явно не понравилось и она недовольно фыркнула. Она обошла бассейн по периметру, не спеша и не отрывая взгляда от воды. Её белая кожа в прозрачных отсветах казалась сделанной из жидкого хрусталя. Дойдя до мелкого края бассейна, Клара медленно зашла в воду, вернее, влилась в неё, почти не тревожа её поверхность и не производя ни малейшего плеска, остановившись, когда она достигла плеч. Снизу на поверхность воды поднимались чёрные струйки грязи, волосы кружились вокруг её торса, как юбки танцовщицы, когда она встряхивала головой. Тёмные глаза Клары внимательно следили за Доктором, пока он приближался к ней. Ради эксперимента он набрал воды в горсть и плеснул ей на голову, но она только недовольно тявкнула. Он попробовал проводить мокрыми руками по всей длине волос, смывая с них пыль и пепел и периодически споласкивая грязные ладони. Клара позволила ему делать это некоторое время, затем вывернулась и прогулялась от одного конца бассейна до другого, фыркая, когда вода попадала в нос. По всей видимости, плавать она не умела. Мелкие капли поблёскивали на её бровях и ресницах, изредка срываясь с них и стекая вниз по порозовевшему, умытому лицу. Через некоторое время Клара выбралась из бассейна, поскальзываясь из-за не до конца зажившей ноги. Волосы облепили её голову, плечи и грудь как тонкие осьминожьи щупальца, мокрая шерсть издавала тонкий, специфический аромат, рога блестели, словно натёртые маслом. Оказавшись на суше, она отряхнулась, окатив Доктора веером брызг. Без слоя грязи её торс чем-то напоминал мрамор: белая кожа с проступающей под ней кое-где паутинкой сосудов. Прежде чем вывести её наружу, Доктор, как мог, обернул её в большое полотенце, как в тогу, прикрыв голову. Клара недовольно ворчала и тянула за полотенце зубами, пока не замерла, когда он снова взялся за её рога. После этого Доктор спал крепко и спокойно впервые за долгое время, не слыша, как она продолжает ходить по кабине и встряхиваться, прежде чем тоже затихнуть.

Here in this circle, close to oblivion I lose control

Доктор заметил перемены в поведении Клары не сразу. На протяжении короткого времени она, казалось, даже начала свыкаться со своей новой жизнью. Она свободно ходила по главной кабине ТАРДИС, без опаски засыпая на новых местах, даже позволяла Доктору иногда приближаться к ней и гладить её по голове. Он полюбил запускать пальцы в её длинные волосы и проводить ими по всей их длине, как гребнем с крупными зубцами. На ощупь они напоминали длинную шерсть, но слишком мягкие для неё и слишком жёсткие для обычных волос. Ему казалось, что Кларе это тоже нравится. Однажды Доктор неосторожно ухватил её за подбородок и удостоился широкого оскала, но против манипуляций с волосами она не возражала. Чистые и приглаженные, они омывали её спину и плечи тяжёлой тёмной волной, играющей в холодном свете ламп рыжеватыми бликами. Почти как человеческие. Временами Клара садилась неподалёку от него и изучала его большими, чуть выпуклыми глазами. Доктор воспринимал это как приглашение к разговору, и охотно вспоминал вслух все пережитые приключения. Он говорил, усмехался, посмеивался, злился, а Клара продолжала смотреть, поводя длинными ушами и иногда отвлекаясь на то, чтобы выкусить клок свалявшейся шерсти. Доктор ничего не замечал, погрузившись в прошлое, проплывающее перед его глазами, как планеты на мониторе. Увлёкшись, он спросил Клару: - Тебе понравилось? Она моргнула и потёрлась щекой о плечо. Его собственный голос показался Доктору слишком громким в звенящей тишине — как эхо в пещере отшельника, который думает, что на его молитвы кто-то отвечает. Клара дёрнула ухом, развернулась и пошла к миске с едой. Доктор растерянно смотрел ей вслед. Он слышал её, правда? Она сказала что-то перед тем, как уйти? Иначе почему в ушах звенит и переливается её голос? После этого всё начало меняться. Клара спала всё дольше и дольше. Она стала вялой и часто зевала, слишком широко открывая рот, так что можно было видеть покрытый белым налётом язык и ярко-розовую глотку. Доктор посчитал, что так на неё влияет атмосфера планеты, в которой они сейчас находятся, и переместил ТАРДИС, но Клара не стала от этого менее сонливой. Во сне она тревожно поводила заострёнными ушами и вздрагивала, не реагируя, когда он гладил её по голове или тряс, стараясь разбудить. Доктор проснулся от того, что Клара скулила — он не сразу узнал этот звук, потому что давно уже не слышал его. Он вышел из комнаты, ожидая найти Клару там, где он видел её в последний раз — на полу, в квадрате света, испускаемого монитором — но её там не было. Она скулила совсем тихо, словно боялась разбудить его, но не могла сдержаться. Тонкий жалобный звук доносился из-за шкафа, к которому Клара уже давно не приближалась. Она лежала там, опираясь на локти, скомкав под животом синий плед. Пальцы на руках были судорожно сжаты, недлинные, но крепкие, заострённые, с сетью красных прожилок ногти впивались в ладони, всё тело сотрясала мелкая дрожь. Клара смотрела в одну точку, не реагируя ни на его приближение, ни на его прикосновения, и продолжала скулить. Проведя в неподвижности несколько часов, она встала и принялась ходить кругами, не переставая дрожать. Клара металась из угла в угол, часто дыша и свесив язык ниже подбородка, человеческий торс покрылся терпким потом, капельками срывавшимся с набухших, покрасневших сосков. Лихорадочно блестящие глаза перебегали с предмета на предмет, словно сравнивая его с каким-то мысленным образом и не находя соответствия. Доктор следил за ней, опасаясь прикасаться и не понимая, что происходит, пока не заметил кровь на полу, на том месте, где только что останавливалась Клара. Присмотревшись, он различил капельки крови, скатывавшиеся по шерсти на внутренней поверхности её бёдер. Мускусный запах стал в разы сильнее, смешиваясь с горько-солёным ароматом крови. Теперь Клара почти не спала, пребывая в постоянном лихорадочном движении. Она пыталась протиснуться в каждую щель, исследовать каждый угол. Доктор не решался открывать двери, потому что Клара пристально следила за этим и подбегала к любому выходу, стремясь во что бы то ни стало покинуть опостылевшую кабину. У него начинали подрагивать руки, едва он слышал поблизости её тяжёлое, свистящее дыхание. В итоге он проснулся от глухих, частых ударов и обнаружил, что она пытается выбить одну из дверей, снова и снова бодая её рогами. После очередного удара её повело в сторону, и Доктору пришлось подхватить её, чтобы она не упала. Её кожа обжигала, как мокрый раскалённый песок. Клара села, позволив рукам Доктора соскользнуть с её плеч, и завыла — тоскливо и жутко. Этот вой проходил сквозь мозг, как туго натянутая леска. Доктор зажал уши, но его эхо ещё долго отдавалось в его голове. Он и сам почти не покидал кабину, выходя из неё только чтобы лечь на кровать и впасть в смутное сумеречное состояние между сном и пробуждением. Даже с закрытыми глазами он видел Клару, блуждающую по кабине в полумраке, с широко открытыми, слишком блестящими глазами, пытающуюся найти то, что не найдёт уже никогда. Пол был исчёркан тонкими линиями из красных капель, резко пахнущих едким мускусным секретом. Временами Клара останавливалась, вдыхала этот запах и слизывала свою кровь с пола, громко скуля. Доктора беспокоила её бессонница. Он выбрал именно её, потому что со всем остальным он не мог ничего сделать. Руки Клары дрожали от напряжения в попытках удержать тело в привычном положении, походка становилась всё менее уверенной и ровной. Он, как мог, постарался обустроить её лежбище за шкафом: принёс новый плед, даже подушку, пожертвовал ещё одной из своих рубашек. Клара поднялась по лестнице, обдирая ослабевшие руки о ступеньки, чтобы посмотреть, что он делает, и не переставая тихо скулить. Доктор отошёл в сторону, чтобы не мешать ей всё изучить. Больше всего её почему-то заинтересовала подушка, которую она обнюхивала с той же лихорадочностью, с какой металась по ТАРДИС. Чтобы заняться чем-то и отвлечься, Доктор принялся проверять, как работают системы корабля. Некоторое время слышалось только его гудение. Клара не выходила наружу, и Доктор решил, что она наконец-то заснула, но, прислушавшись, сумел различить её тяжёлое дыхание и резкие, короткие, лающие звуки. Нахмурившись, он обошёл лестницу и заглянул за шкаф снизу. Клара стояла на четвереньках, зажав подушку между мохнатых ляжек, и покачивалась вперёд-назад, тяжело дыша ртом и вывалив наружу длинный розовый язык. Когда Доктор подошёл к ней, она не обратила на него никакого внимания, не прекращая двигаться. Сонная накладка подействовала мгновенно, заставив её осесть набок, безвольно вытянув руки и ноги. Доктор вытащил руку из-под густых мокрых волос Клары, и уложил её в её обычную позу для сна. Он взялся было за испачканную кровью подушку с намерением её выбросить, но вместо этого тихо положил её рядом с Кларой. Она спала ещё долго, уткнувшись носом в его рубашку и издавая иногда слабый стон. Её ноги подёргивались, словно во сне она бежала куда-то. Или за кем-то. Доктор пожалел, что на него сонные накладки не оказывают никакого эффекта. Он, пошатываясь, зашёл в свою маленькую комнату и тяжело опустился на кровать. Подняв руку, чтобы утереть выступивший на лбу пот, он передёрнулся, заметив, что кровь с подушки попала на его ладонь — полупрозрачный красный мазок, источающий всё тот же въедливый запах. Доктор ощутил тошноту, сводящую судорогой горло и наполняющую рот слюной. Он не мог сказать точно, из-за чего: от этого пропитавшего всё резкого, грязного запаха, от зрелища крови на его руке, именно этой крови, именно крови Клары. Или от зрелища её, оседлавшей подушку и скачущей на ней яростнее, чем иные женщины на своих возлюбленных. Это неправильно. Это отвратительно. Люди не должны так себя вести. Люди? Люди. - Это Клара, - забывшись, Доктор закрыл лицо руками, ощущая кожей своё влажное дыхание. - Клара Освальд. Клара — человек. Невозможная девушка. Она — человек. Он лёг на кровать и свернулся в клубок, подтянув колени к груди и опустив голову, чтобы уткнуться в них носом. Тошнота только усилилась, сжимая спазмами полупустой желудок. Кровавый след пылал на руке, запах становился всё сильнее и сильнее, словно его носитель подходил ближе. В этом запахе было что-то древнее, первобытное, зовущее к себе сквозь время и пространство. Доктор едва успел свеситься с края кровати, чтобы извергнуть на пол жалкие остатки еды, перемешанные с желчью. Не делая попыток убраться, он снова лёг в ту же позу, часто сглатывая, чтобы убрать кислый привкус во рту и успокоить саднящее горло. Образ Клары снова возник перед его глазами, и он поскорее закрыл их, надеясь, что это поможет его прогнать. Сон Доктора был коротким и не приносящим успокоения. Его разбудил сухой, шелестящий звук, похожий на усиленное во много раз трение песчинок о стеклянные стенки часов, словно ТАРДИС медленно осыпалась вокруг него. Он слепо протянул руку, чтобы стиснуть край кровати и убедиться в её твёрдости и целостности, но его пальцы схватили что-то влажное, горячее, живое. Открыв глаза, он увидел прямо перед собой лицо Клары — в нескольких миллиметрах от своего собственного. Так близко она не подходила к нему никогда. Он мог видеть переливы в радужной оболочке её глаз, чёрные точки пор на её носу. Она дышала ему в лицо, производя тот самый шелестящий звук, размеренно, с жуткой ритмической точностью, как тикающие часы. Рот Клары был приоткрыт, язык то показывался наружу, то прятался обратно. Доктор ожидал, что изо рта Клары будет пахнуть мясом, или нечищеными зубами, или хоть чем-нибудь ещё, но из него исходил всё тот же проклятый пряный аромат. Длинный язык выскользнул изо рта и потянулся к пятну крови на его руке, которое успело приобрести неприятный ржавый цвет. Клара только тронула его кончиком языка, но не стала слизывать, словно хотела просто убедиться, что оно там есть. К её тяжёлому дыханию теперь прибавилось поскуливание, больше напоминающее длинные, дрожащие стоны. Её язык снова показался, коснулся лица Доктора, оставляя на нём полоску слюны, похожую на след улитки. Рука Доктора по-прежнему безвольно лежала на голове Клары. Её язык скользнул по его губам и носу. Доктор с усилием стиснул пальцы, собирая в горсть её волосы, и оттолкнул от себя. Клара ударилась о стену и взвизгнула, но сразу же развернулась и пошла обратно. Он сел, опираясь на дрожащие руки. Она приближалась с неожиданно появившейся грацией, покрытая испариной, с обжигающе-тёмным взглядом, сосредоточенным только на нём. Подойдя к краю кровати, Клара замерла; в её глазах читалось узнавание того, что она так долго искала в кабине ТАРДИС. От этого взгляда к горлу Доктора снова подкатила тошнота, во рту появился привкус желудочного сока. Он отполз как можно дальше от неё, вжимаясь в стену и ощущая, как металл холодит выступающие под кожей позвонки. Клара издала мелодичное урчание и вытянула шею, ударившись ею о край кровати. Её веки дрогнули от боли, но она продолжала тянуться, источая жар и тяжёлый, дурманящий аромат. Над её верхней губой выступили бисеринки пота. - Клара, - Доктор сам не узнавал свой голос, разбухший, шершавый язык едва ворочался. - Клара, уходи. Иди к себе. Она никак не отреагировала. Она смотрела на Доктора широко распахнутыми глазами, похожими на чёрные дыры с шестерёнками внутри, засасывающие в себя, крошащие, перемалывающие. Запах уже не просто вызывал рвотные позывы — он пьянил, кружил голову, как веселящий газ, заставлял лицо Клары двоиться перед глазами: одно блестящее, перечёркнутое липнущими к нему волосами, как небо голыми древесными ветвями, с приоткрытыми губами, в уголках которых пузырилась прозрачная пена, и чернотой под веками; и второе, улыбающееся, хмурящееся, плачущее, смеющееся, с такими до боли осмысленными глазами... Пульс стучал в глазах, словно внутри трепетали сотни маленьких крылышек. Доктор сполз с кровати, осторожно, чтобы не наступить в рвоту, не отходя от стены. Клара медленно поворачивала голову, следя за его движениями, как стрелка компаса. - Уходи, Клара, - его слова выходили наружу изувеченными, скорее похожими на отдельные звукосочетания, как будто в горле их расплющивала невидимая молотилка. - Уходи. Почему ты этого не понимаешь? Почему ты не понимаешь, что тебе говорят? Когда Доктор остановился, Клара пришла в движение, надвигаясь на него, как лесной пожар, виляя задом и издавая возбуждённое ворчание. Шерсть на внутренней поверхности её ляжек слиплась от кровяных выделений в тонкие иглы. Доктор зажмурился, вызывая в памяти облик первой Клары, как она бежит, брезгливо кривится, приподнимает брови, держит его за руку, отвешивает ему пощёчину. Его голова дёрнулась, словно призрачная Клара и впрямь ударила его по лицу. Это отрезвило его, позволило начать двигаться. Он побежал, как всегда, нелепо и неуклюже, опасаясь, как бы Клара не вцепилась зубами в его ногу, но она даже не оскалилась. Оказавшись за дверью, он жадно втянул в ноздри относительно свежий, по крайней мере, не отравленный запахом мускуса воздух. Он мимолётно подумал, не закрыть ли её в комнате, но сейчас это означало только одно — ему снова придётся находится с Кларой в замкнутом помещении. Мороз уколол вспотевшую кожу сотней маленьких иголок при одной мысли об этом. В главной кабине ТАРДИС стоял полумрак, который постепенно отвоёвывал себе всё больше места. Круги на стенах светились тусклым, бледным светом, как сотни слепых глаз, таращащихся из тьмы. Сердца Доктора бились так, что их стук заглушал его шаги, одежда липла к мокрой коже. Глаза щипало от пота, и он отчаянно моргал, пытаясь вернуть себе ясность зрения. Тошнота отступила, уступив место сосущей пустоте, ощущению, что его выпотрошили. Клара не выходила вслед за ним, и Доктор начал надеяться, что это был кошмарный сон, всё, что было до этого, было кошмарным сном, и сейчас появится Клара, первая Клара, и посмотрит на него ясными, человеческими глазами, и сложит руки на груди, он бы всё отдал, лишь бы увидеть другое мыслящее существо. Он видел свою пляшущую по стенам тень, со слишком длинными руками и ногами, искривляющуюся и изгибающуюся в неровном дрожащем свете. Это Клара назвала его седым богомолом? Конечно, кто же ещё. Только она могла сказать такое. Почему теперь она не говорит? Дышать становилось всё тяжелее, словно воздух вокруг превращался в кисель. Призрачный силуэт двери дрогнул, описал полукруг. Клара вышла из комнаты, обёрнутая в тени, как в дорогие ткани, всё той же новой, грациозной походкой, лениво переставляя руки и гулко стуча копытами о решётки на полу. Замерев на мгновение, она облизнулась, затем снова впилась взглядом в Доктора. Не поворачиваясь к ней спиной, он сделал шаг назад, и ещё один, и ещё, пока не ударился косточкой на щиколотке о нижнюю ступеньку лестницы. Клара двинулась к нему, издавая хрипловатое урчание — низкий, грудной звук. Мускусный запах обрушился на Доктора, как порыв пустынного ветра. Он пошатнулся и начал подниматься по лестнице спиной вперёд, поскальзываясь и стискивая влажную скользкую ладонь вокруг перил. - Клара, перестань, - это было похоже на мольбу о пощаде, на последнюю просьбу перед казнью. - Прекрати это делать. Ты — человек. Ты — ч-человек... Ближе и ближе. Пот капельками скатывался по её шее и налитой груди, по животу и ниже, где из шерсти проступал треугольник тёмных, коротких, курчавых волос. Дальше и дальше. Доктор хватал воздух ртом, горло стиснула невидимая гаррота. Он запнулся о провод, служивший когда-то поводком, который так и остался привязанным к перилам. Клара уже взошла на верхнюю площадку, неожиданно легко преодолев ступеньки. Увенчанная тяжёлыми витыми рогами голова покачивалась в такт её гипнотически медленным движениям. Доктор сжал провод в руках, завязывая его в петлю онемевшими пальцами. Клара подошла так близко, что он чувствовал исходящие от неё волны влажного жара. Во рту стоял мерзкий сладковатый привкус гнили. - Ты человек, - сказал он, надевая петлю на её шею. Она смотрела на него снизу вверх, ловя его ладони губами, ласкаясь и урча, так что её горло вибрировало под полоской чёрной резины. Зрачки её затуманенных глаз расширились, когда Доктор сделал шаг в сторону, и ещё один, и ещё, отдаляясь всё больше и больше. Она рванулась за ним, но провод не пустил её дальше первой ступеньки лестницы. Затянув петлю до предела, Клара отшатнулась назад и завыла — сначала сипло, а затем всё громче и громче. Этот вой не стихал много часов. Доктор не выходил из плотно запертой комнаты. Он лежал, свернувшись на кровати в позе эмбриона, и слушал, как воет Клара. Под этот пронзительный, впивающийся в мозг звук он проваливался в тяжёлую дремоту, в которой его эхо бесчисленно множилось, отражаясь от металлических стен ТАРДИС; он вырывал его из сна в ограниченное четырьмя стенами, серое, окаменелое бодрствование. Закрытая дверь немного приглушала вой. Иногда Клара захлёбывалась им и срывалась на протяжное поскуливание и короткие, хриплые взвизги, и снова начинала выть. Этот звук стал привычным, фоновым, как гул двигателя ТАРДИС. В следующий раз Доктор проснулся, когда наступила тишина. Она звенела в ушах, как шорох крыльев тысячи злых насекомых. Он беспокойно пошевелился, поморщившись, когда по затёкшим конечностям пробежала волна мелких, острых как жала иголок. Доктор сел, растирая онемевшие руки и продолжая прислушиваться. На левой ладони до сих пор были видны четыре бледные точки — шрамы от самого первого укуса. Дождавшись, когда к ногам вернётся чувствительность, он встал, бессмысленно глядя в стену. Звон в ушах нарастал, словно насекомые проникли в его голову и кружились под стенками черепа. Мысли были дрожащими, неоформленными, похожими на белый шум. Перед глазами вспыхивали разноцветные точки. Надо убедится, что Клара в порядке. Зачем? Возможно, с ней случилась беда. Какая беда может случиться с ней в ТАРДИС? Она звала на помощь. Она кричала? Она звала тебя, Доктор? Она произносила твоё имя? Она говорила? Вой снова возник на самой границе слышимости, отчаянный, до рвоты, набирающий силу с каждой секундой. Она произносила твоё имя? Она умеет говорить? - Клара — человек, - голос Доктора был сиплым, сдавленным, словно это он кричал без остановки. - Конечно, умеет. Конечно. Произнося последнее слово на разные лады, он открыл дверь и вышел. Вой стих, оставив после себя вязкую пустоту. Доктор слепо шёл к лестнице, водя перед собой руками и спотыкаясь на каждом шагу. Он остановился, только когда одно из перил упёрлось ему в живот. Доктор мотнул головой, пытаясь сосредоточиться и прислушаться. ТАРДИС плыла перед глазами, как нарисованная акварелью картина, на которую пролили стакан воды. Постепенно он начал различать тихий влажный шелест — вдохи и выдохи. Доктор медленно поднял голову. Очередное «конечно» замерло на губах. Клара лежала лицом вниз, безвольно вытянув руки и ноги. Человеческий торс содрогался в такт неровному, судорожному дыханию. Изгрызенный провод терялся в волосах, укрывавших верхнюю часть её тела, как тёмный полог. Рвота растеклась по верхним ступенькам, склизкая желтоватая масса с вкраплениями чёрной резины, издавая резкий, кислый запах. Он полностью перебивал аромат мускуса. Доктор поднялся наверх, обходя грязно-жёлтые потёки и держась за перила обеими руками. Клара даже не пошевелилась, её дыхание было таким же нечастым и неглубоким. Он осторожно зачесал её волосы в сторону и перевернул на спину, придерживая за голову. Глаза Клары были закрыты, веки подрагивали, в уголках рта скопился сухой жёлтый налёт. Её тело было мокрым и холодным, на ощупь напоминая упругую медузу. - Всё будет хорошо, Клара, - Доктор опустился рядом с ней на колени, неловко похлопывая её по плечу. Движения становились всё более резкими и отрывистыми, напоминая скорее шлепки. - Видишь, я пришёл. Теперь всё будет хорошо. Верь мне, Клара. Я — Доктор.

I understand I don't seem the same anymore The wild, wild scene It was no dream

Он остановился, только когда кожа на плече из белой стала розовато-красной. Доктор стиснул в кулак занесённую было для очередного шлепка руку, впиваясь ногтями в ладонь. У него было странное ощущение, что Клара наблюдает за ним из-под закрытых век. - Прости, - пробормотал он. - Прости. Прости. Доктор скрипнул зубами, запрещая себе повторять это слово снова и снова. Он встал, опираясь на перила, снял и отбросил в сторону провод, взял Клару на руки и, подрагивая от напряжения, отнёс на её лежбище за шкафом. Одна рука стискивала её голый локоть, вторая утопала в мехе на ногах, вызывая странное чувство двойственности, словно он нёс две части расчленённого тела. Даже сквозь одежду она обжигала, но на этот раз холодом, впитывающимся в вены и холодными искорками разбегающимся по всему телу. Доктор встал на одно колено, неловко качнувшись вправо, и уложил Клару на бок, укрыв её пледом. Сонная накладка валялась неподалёку, похожая на панцирь мёртвого жука. Наверное, Клара случайно сорвала её во сне. Всё это — случайность. Её дыхание было всё таким же прерывистым, колеблющимся, как пламя свечи в снегопад. Доктор сидел и смотрел на мёртвый чёрный экран, легко покачиваясь взад-вперёд. Он смотрел на планеты. В такт дыханию Клары они то сжимались до карликовых размеров, то чудовищно разрастались, закрывая собой тёмно-синий вакуум космоса, пульсировали, как огромные сердца, омываемые вместо крови хрупкой космической пылью. Доктор раскачивался всё сильнее, пока не ударился лбом о приборную панель. Он застыл, ощущая, как боль перетекает в висок и ниже, минует глазницу, растекается по челюсти. Взглянув на экран, он увидел только матовую чёрную поверхность, поглощавшую свет и не отражавшую ничего, кроме темноты. Он давно не ощущал такого одиночества. Доктор дёрнулся вперёд, как марионетка на верёвочках, встал на нетвёрдые заплетающиеся ноги и побрёл к Кларе. Плед закрывал её только наполовину, оставляя открытыми груди с потемневшими, растрескавшимися сосками. Он коснулся её плеча, на котором до сих пор был виден след от его ладони, провёл рукой по меху на ногах. Между бёдер он был испачкан высохшей кровью, но Доктор не стал отдёргивать руку, растирая пальцами тёмно-бордовый порошок. Она такая холодная. Он должен её согреть. Иначе та, что могла сгореть, умрёт от холода... - Прости меня, Клара. Я не должен был тебя бросать. Я всё исправлю, - он лёг рядом с ней, чувствуя, как её длинные волосы щекочут лицо, а спина кажется твёрдой и ледяной, как могильная плита. - Я сделаю всё, как надо. Я уже спас тебя однажды. Я — Доктор. Её дыхание стало ровнее, тише. Аромат мускуса стал совсем слабым, едва уловимым, как запах высохших цветов. Ниша была слишком узкой для роста Доктора, и его не оставляло ощущение, что его положили в неподходящий по размеру гроб. Он обхватил Клару одной рукой, положив ладонь на её живот со складками пустой, безвольно висящей кожи, уткнулся лицом в её жёсткие волосы, как ребёнок, прижимающий к себе тряпичную куклу. Доктор начал замерзать. Во рту был привкус талого снега, холод медленными волнами прокатывался по его телу, начинаясь на кончиках онемевших пальцев и распространяясь всё выше, всё дальше, всё глубже. Ему представились два сердца, покрытые инеем и слабо бьющиеся под ледяной коркой, заставляя её идти мелкими, хрусткими трещинами. Урони его — и он разлетится на острые, неправильной формы осколки замороженной крови и мяса. Доктор крепче прижался к Кларе, стремясь отдать ей последние крохи тепла. Его челюсть подрагивала, в рот лезли чужие волосы, до сих пор имевшие горький привкус пепла. Сколько она уже так лежит? Сколько ещё им надо пролежать? Мокрая одежда щипала покрытую мурашками кожу, заставляя Доктора дрожать всем телом. Может, теперь это — их жизнь. Лежать, пока пауки не совьют в их ртах эфемерные замки из тонких, похожих на слюну, нитей паутины, пока пыль не накроет их лица, как лёгкая вуаль, пока мох не укутает их в плотное, тёмно-зелёное одеяло, и можно будет уснуть, наконец, очень хочется спать... Но что-то вырывало из сна, скребло пол, тёрлось о его грудь медленно теплеющей спиной. Доктор неохотно открыл глаза. Клара двигалась. Он приподнялся на локте, смутно припоминая это движение, сморгнул мельтешащие перед глазами колючие белые точки. Она делала хаотичные, неуклюжие движения, беспорядочно вытягивая и прижимая к телу руки, перебирая ногами, выгибая спину, напоминая наполовину парализованного лунатика. Доктор склонился над ней, глядя на её лицо, но глаза Клары были всё ещё закрыты. Посиневшие губы медленно возвращали свой цвет, вся она понемногу теплела и оживала, похожая на промёрзшее дерево, под корой которого снова начали циркулировать жизненные соки. Он заставил себя сесть, опёрся спиной о стену ниши и обхватил себя руками, пытаясь перестать дрожать. После очередной серии движений Клара перевернулась на спину, раскинув руки и прижав подбородок к плечу. Её веки подрагивали, предвещая скорое пробуждение. Несмотря на всё ещё впивающиеся в тело бледно-костяные челюсти холода, Доктор ощутил то, что можно было назвать радостью — забытое, смазанное чувство, скорее даже воспоминание о чувстве, потускневший от времени дагеротип. Он смог спасти Клару, он сумел согреть её. Скоро она очнётся, и всё будет как раньше: два путешественника, невозможная девушка, которая любит командовать, и мужчина, которым невозможно управлять, они с Кларой. Доктор растянул уголки рта в улыбке — ещё одно забытое движение — глядя широко распахнутыми, застывшими глазами на горящую где-то далеко лампу, не щурясь и не моргая. Он не мог видеть, что со стороны его улыбка похожа на след от опасной бритвы. Он упустил момент, когда Клара открыла глаза. Доктор опустил голову и поймал её взгляд — сонный, затуманенный. Он протянул руку и привычным жестом убрал волосы с её лица. Доктор напоил и накормил её, следя, чтобы она не подавилась, и плотно закутал её в плед. Действия были уже отработанными, механическими. Клару они утомили и она зевнула во весь рот, показывая красный, блестящий от крови язык. - Спи, - Доктор стоял над ней, царапая металл стены ногтями; его самого шатало от слабости. - Теперь всё будет хорошо. Я же обещал, верно? Он заставил себя съесть что-нибудь, прежде чем лечь на свою кровать. Пища лежала в желудке тяжёлым глиняным комом, не доставляя насыщения. В комнате стоял тошнотворно-кислый запах, но он не обращал на него внимания. Клара была в порядке. Она спит, но обязательно проснётся, она больше не бросит его, никогда. Доктор специально оставил дверь открытой, чтобы слышать, как она дышит, смешно посвистывая носом. Этот звук убаюкивал, заставлял расслабляться ноющие мышцы, окутывал мозг уютно-колючим шерстяным одеялом. Доктор пересёк грань между сном и пробуждением так же непринуждённо, как Клара скользила в объятия прохладной воды. Он проснулся, не понимая, что его разбудило. Из главной кабины раздавались редкие, гулкие звуки, сопровождаемые другими — высокими и протяжными. Они казались смутно знакомыми. Доктор напрягся, вспоминая, хотя память была похожа на огромный разбитый витраж, чьи разноцветные стёкла смешались в однородную, бесцветную пыль. Это Клара. Клара ходит и скулит. А перед этим её, кажется, стошнило. Но это не важно. Клара вернулась к нему. Ещё одно эхо чувства коснулось его — счастье. Он настолько погрузился в беспокойную, щиплющую уголки рта радость (эхо, воспоминание, линялое, выцветшее), что почти не замечал её источник — Клару. Он не замечал её вялости, скованности движений, помутневшего взгляда и постоянного тонкого поскуливания. Она не проявляла никакого интереса ни к нему, ни к тому, где находится, предпочитая лежать на одном месте, свернувшись в тугой клубок. Доктор смотрел на проплывающие по экрану планеты, перебирая их как иные перебирают коллекцию драгоценностей и отвергая одну за другой. Ни одна из них не была хороша настолько, чтобы первой показать её Кларе после того, как она очнулась. Сама Клара в это время смотрела в никуда, поджав под себя ноги и издавая слабый писк. Процессы, происходившие в её организме, были невидимы снаружи. Пока. Простое наблюдение превратилось в лихорадочный, нескончаемый поиск. Доктор, не отрываясь, смотрел в экран покрасневшими, воспалёнными глазами, не в силах разорвать оковы этого бесцельного помутнения. Возбуждение сдавливало грудь пластмассовыми клещами — вот она, смотри, нашлась! - и каждый раз обманывало. Он пришёл в себя, только когда понял, что Клары нет рядом. Доктор растерянно огляделся и уставился на своё отражение в экране, причудливо расцвеченное тенями так, что лицо напоминало скалящийся череп. Что он делал всё это время? Зачем он это делал? Отражение безмолвно смотрело на него чёрными провалами глазниц. Доктор с усилием потёр зудящие глаза. Ресницы казались скрученными из колючей проволоки. Шея и плечи болели от неудобной, сгорбленной позы. Он стряхнул с себя остатки забытья, выпрямился и позвал: - Клара? Клара! Ответом ему стал печальный, дрожащий звук сверху. Доктор обнаружил Клару за шкафом, прижимающейся к полу, с подушкой под животом. Периодически она наклоняла голову и, тяжело дыша, принималась вылизывать её, не обращая внимания на кровь, расплывшуюся на ней багрово-коричневыми пятнами. Присмотревшись, он увидел на белой ткани свежие потёки от пропитавшей её бледной, с мелкими крупинками жидкости. Клара, с прижатыми к голове ушами, с огромными, влажными, больными глазами, приподнялась на руках, выгибая спину и запрокидывая голову назад, словно в судороге. Набухшие, переполненные груди были покрыты клинописью синих, выпирающих вен, из вытянувшихся, покрасневших сосков сочилось прозрачно-белое молоко. Выгнувшись до предела, она бессильно опустилась на подушку и снова начала скулить и подвывать. Ногти на руках беспомощно царапали пол. Доктор стоял над ней, оглушённый, в оцепенении. Кислый запах молока пробирался в ноздри, как тонкие белые щупальца, пересохший рот наполняла густая смолянистая слюна. Тело Клары сотрясала мелкая дрожь, стоны вырывались сквозь плотно стиснутые зубы. Он протянул к ней руку, и она оскалилась, наполовину рыча, наполовину скуля, но не напала. Доктор дотронулся до её лба, горячего, но не такого обжигающего, как раньше, влажного и липкого, до густых бровей, до щеки. Клара закрыла глаза, щекотнув его пальцы ресницами — мимолётное прикосновение, словно его задел крылом ночной мотылёк. - Клара, Клара, - прошептал он. Она снова принялась вылизывать подушку, затем уткнулась в неё носом, судорожно обнюхала и тонко, тоскливо завыла; дрожь заставляла её голос вибрировать. - Она ненастоящая, да? Неинтересная? Голова Доктора кружилась, мысли пронзали мозг, как растущие стебли бамбука, безжалостные, болезненные; ему казалось, что из его глаз и носа вот-вот хлынет кровь. Он сделал всё, чтобы спасти Клару, забрал её с той планеты, правда ведь? Там было много жара, много огня, огонь очистил планету от всего, что на ней было, только огонь не очищает, он коптит дочерна, повсюду оттенки чёрного, в тенях, в глазах Клары, даже её кровь кажется чёрной. Чёрный — это темнота, а что он может сделать в темноте? Темно, ничего не видно, никто не увидит. Она скулит, прижимаясь грудью к подушке, грудью, которую никто не сосёт, подушка — её ребёнок, ребёнок, которого ей никто не зачал, потому что было много жара, много огня, много скрипящих под ногами, обратившихся в пепел костей. Клара — его друг? Ему не всё равно? Он простил её предательство? Зачем ты помогаешь мне, Доктор? - Я помогу тебе, - шёпот вырывался изо рта, шипящий, надтреснутый, каждое слово как пережёванный сухой осенний лист. Он не может дать то, что ей нужно, что он вообще может ей дать? Может ли он дать то, что было нужно раньше? Она просила его тогда, но он не смог, не дал, глупый, глупый, самовлюблённый Доктор, Клара не заслуживает такого друга, как ты, она сама тебе это говорила, помнишь? - Я всё исправлю, Клара. Сейчас... Он обхватил руками её рога, такие ребристо-бархатистые, приятные на ощупь, и слегка потянул за них. Глаза Клары застыли, зрачки расширились, и она пошла за ним, ослепшая, оглохшая. Доктор вывел её из-за шкафа, дотянулся одной рукой до пледа и кое-как расстелил его на полу, на нём тоже были пятна крови, тёмно-красные, всё ещё источающие тот горячий, пряный запах. Он уложил Клару на спину, не отпуская её рог, раздвинул покрытые густой шерстью ноги, устроился между бёдер, где шерсть до сих пор кое-где была слипшейся в тонкие, колючие иголки. Но короткие, курчавые волосы на лобке были чистыми, и то, что они прикрывали, тоже, розоватое, сухое, с аккуратными губами и клитором, так похожее на человеческое. Она получает удовольствие или просто удовлетворяет инстинкт? Что она чувствовала, когда вылизывалась, очищая себя от крови? Но Клара — человек, разве люди делают так? Разве у них есть инстинкты? Пальцы касаются кожи, не такой нежной и тонкой, как он думал, поглаживают, осторожно сжимают, в надежде на появление влаги, и она приходит, горячая, терпко пахнущая. Глаза пустые, с расширенными зрачками, смотрят в никуда, потому что рука до сих пор сжимает рог, оставляя на матовой поверхности мокрые следы пота. Плоть твердеет медленно, словно бы неохотно, кровь наполняет обвивающие ствол члена вены, уже можно... Внутри эластично, туго, сжимает всё крепче, так, что трудно двигаться, назад и вперёд, начинает причинять боль, но это ничего. Ничего. Молоко сочится из грудей, стекает по бокам и животу, дыхание нечастое и глубокое, в зрачках Клары двигается отражение, отражение Доктора, белое пятно лица, без глаз-носа-губ. Больно, сдавливает всё сильнее, но терпеть можно, пока ещё можно, пока всё не закончится. Двигаться не получается, сжимает, и оно наконец изливается, горячее, опустошающее и наполняющее одновременно. Теперь уже не давит, можно отстраниться, можно разжать руку, но она словно вросла в рог, стала такой же костяной, коричневой, бесполезный придаток без пальцев. Ничего, можно лежать и так, до сих пор соединёнными, до сих пор не расцепившимися. Доктор лежал рядом с Кларой на боку, неловко прижимая весом своего тела держащую её рог руку, в облепившей тело мокрой одежде. С шершавого языка не сходил горький привкус. Пахло мускусом, молоком и потом. Было очень холодно.