***
Не знаю, было ли это поощрением или просто привилегией, но Он позволил мне спать в своей постели. Осторожно устраиваюсь в ногах, но Хозяин сказал, чтобы я лег рядом. Делаю, как хочет, но все равно сползаю чуть ниже, чтобы смотреть на Него снизу вверх. До сих пор до конца не понял, просто ли мне нравится именно так смотреть или это на подсознательном уровне что-то щелкает. Скорее всего, и то, и другое. Оставшиеся с обоих сторон включенные ночники бросали свет на уродливые следы. Я тут же метнулся взглядом к Его глазам, не желая смотреть на грудь, но вместо этого он невольно скользнул к щеке. Очень надеюсь, что все быстро заживет, ну хотя бы мой дурацкий промах на лице. — Потрогай. Сжимаю губы, робко поднимаю руку и осторожно веду подушечками по изрубленной коже. Она больше не такая нежная, гладкая, красивая… Я ее испортил. — Сэр, спасибо за это наказание, — тихо произнес я, а после сглотнул, пытаясь избавиться от кома в горле. — По крайней мере сейчас я точно уверен в том, что до тебя все дошло. Скажи, ты бы так же все понял, если бы я тебя просто высек? — Нет, сэр, — вероятно, стоило добавить еще что-то, но не хотелось возвращаться к воспоминаниям, снова переосмысливать все это. Одного раза более чем достаточно для меня. — Приятно, что мы оба с этим согласны. — Помазать не разрешите, сэр? Совсем ни под каким предлогом? — Нет, забудь об этом. — Выключу свет, сэр? — Да, пожалуйста. — Вам завтра куда-то надо, сэр? Мне вставать? — Нет, спим. Меня быстро вырубило, только глаза закрыл, и все — никаких там снов, никаких долгих ночных раздумий. Я так рвался к Нему в постель, в итоге наконец-то своего, вроде бы, добился, но все равно тепла нет. Не хочу прижиматься — Ему будет больно, касаться — тоже. Откатился на другую половину кровати и погрузился в сладкую дрему. Проснулся я один, значит, сейчас уже точно больше девяти. Неторопливо принял душ, около получаса провел в ванной — хорошо. Я встретился с Ним в коридоре и по взгляду понял, что новости меня ждут какие-то совсем дерьмовые. — Д-доброе утро, сэр, — боязливо протянул я, предчувствуя или уже даже будучи уверенным в том, что сейчас должно произойти что-то нехорошее. — Доброе, Аарон. У меня к тебе есть разговор. — Слушаю, сэр. — Мне кажется, настало время тебе поработать с другими Домами. — Что? — Ты меня слышал. — Да, но не понял. — Сейчас все объясню, если вкратце, то я хочу поменяться с некоторыми Домами, чтобы дать тебе возможность посмотреть и сравнить. — Вы меня меняете?.. Я даже не знаю, как объяснить, что сейчас творится у меня внутри. В один момент все подорвалось: доверие к Нему, бесконечная преданность, все хорошие мысли и воспоминания… Предатель! Он чертов предатель! — Вы заставили меня привязаться к себе, дали надежду, заставили поверить в то, что можете полюбить… а теперь выкидываете? Меняете, как вещь? Предатель — вот вы кто! А я ведь верил… Всему, блять, верил! Не помню, когда последний раз так сильно на кого-то злился. Сейчас я ненавидел Его. Даже меня самого пугало то, насколько сильно! Бесконтрольное страшное чувство — гнев. — Успокойся, пожалуйста, и дай мне все нормально тебе объяснить. Ничего я не… — Да пошли вы. — Стой, ты чего творишь, глупый? — окрикнул, когда я уже скрылся за дверью своей комнаты. — Ты просто жуткий паникёр! Но я сейчас все вот это тебе прощаю, потому что изначально знал, на что подписываюсь, — тяжело выдохнул Он, оперевшись на косяк двери. — И какой еще реакции я, собственно, ожидал? — сказал уже себе под нос, всплеснув руками, не уверен, хотел Он, чтобы я услышал или нет, но до моего острого слуха тем не менее эта фраза все же долетела. — Я злюсь, а не паникую. Хотели проверить, насколько далеко можете со мной зайти? Так вот — это и есть предел. Я не поеду по чужим домам и уж точно не буду трахаться с кем попало. Я ухожу. — Вот и замечательно: иди погуляй. Как только остынешь и будешь способен нормально меня выслушать — возвращайся. Но не думай, что вот этот утренний спектакль останется без внимания моей плети. Сейчас бесполезно, а вот на свежую голову будет самое то. Кажется, как-то так Он сказал, я не вслушивался особо, в рюкзак запихал самое важное и хлопнул дверью.***
У Джи оказалась очень милая, светлая, уютная квартирка — полная противоположность пустому, серому и строгому дому Шона. Здесь я как в спасительном убежище, спокойном крохотном островке надежды. Она встречала меня в тонкой ночнушке, одной ногой стоя в ванной, другой — в коридоре, а в руках держала штуку для того, чтобы волосы были кудрявыми. Шнур от прибора был сильно натянут, поэтому она не могла подойти ко мне. Поздоровалась, мило виновато улыбнулась и скрылась в ванной, со словами «пять минут и я вся твоя». Конечно, это было далеко не пять минут, но зато я успел осмотреть квартиру. Почему-то я именно такой ее и представлял: теплые тона, много всяких маленьких побрякушек разных изящно расписанных ваз с яркими цветами, статуэточки, картины в стиле поп-арт, пара постеров. Который раз я уже говорю «мило»? Ну правда, у нее здесь нереально здорово все обставлено! — Давай я сейчас полностью соберусь, чтобы быть спокойной, а потом посидим с тобой на кухне, хорошо? Вот «не опаздывать» в Теме прививается быстро и часто переносится в повседневную жизнь. — Конечно. Джи, я тебя прошу, не суетись и перестань чувствовать себя виноватой. Это я тебя потревожил. Ты не обязана все тут же бросать и уделять мне время. — Хорошо, Аарон. Тогда пошли, будешь отрабатывать мою утреннюю суматоху, — она тихо хихикнула и потащила меня в свою спальню. — У меня такой бардак был! Я вот вообще не ждала к себе гостей. — Пф, ты бы видела, что у меня в общаге творилось, могла бы не напрягаться по этому поводу. — Блин, а еще я не знаю, в чем пойти, — открывает створки шкафа. — О, боже мой, вот это я попал. — Садись, — кивает на кровать, широко улыбаясь. — Так, надо с бельем определиться. Джи задумчиво покрутилась у зеркала, которое было закреплено на внутренней стороне створки шкафа. — Сомнительные какие-то съемки, — подколол я. — Или цвет лифчика тоже как-то относится к выставке? — выгибаю одну бровь. — Дурак! — кидает в меня халат, висевший на ручке, и мы вместе смеемся. Боже, как же с ней хорошо. — Я к Хозяину потом поеду, а Ему нравится красивое белье. — Да я понял. Покажи вон тот синий. — Нежно-голубой, в смысле? — в ответ стебет меня. — Ах, точно, простите мой дальтонизм. А есть цвета слоновой кости или там яичной скорлупы? — Я работаю над этим, — тянется рукой и демонстрирует нежно-голубое белье с двумя крошечными розовыми, нет, я имею в виду, конечно же, нежно-розовыми бантиками на каждой лямке и другими двумя, побольше, расположенными на трусиках симметрично по бокам. — Не, — качаю головой, потому что это ей не подходит. — Окей, а какой цвет у тебя со мной ассоциируется? — В повседневной жизни — какие-нибудь нежные, пастельные, а если в Теме — красный, наверное. — О, я знаю, тебе этот точно понравится! — она закопалась в ящиках. — Отвернись, — наиграно засмущалась Джинни. — Прикалываешься? — Ага, — снимает ночнушку, которую кидает рядом со мной на кровать. — Фига… Это чем тебя? — Ой, да много всего, но синяки от пряжки, а рубцы от тонкого стека, — пожала она плечами. Быстро надевает комплект красного белья с аккуратной черной отделкой. Просто космически сочетается с ее светлыми волосами! — Вау, Джи, вот этот вообще бомба! Оставь его. Легко улыбается и оценивающе смотрит в зеркало, немного сощурив глаза. — Правда? — На комплименты нарываешься? — Да я вообще нарываться люблю, — игриво закусывает губу. — Так, а теперь самое сложное. Она уперла руки в боки и тяжело вздохнула, рассматривая набитый вешалками шкаф. — Вон ту рубашку цвета морской пены покажи, пожалуйста. — А ты делаешь успехи. — Джи мило рассмеялась, а затем с сомнением нахмурилась. — Хм, блик на камере будет, нет, в этой нельзя, — вешает обратно. — А слева вон та, цвета, э-эм, цветущей сакуры? — она снова мило усмехнулась, достала эту кофту и приложила к себе. — Такой нежный цвет, тебе очень идет. Или тоже блик будет? Кофта-корсет (не знаю, как называется, когда все держится без лямок) из плотной ткани, с оборками — очень похоже на изящный венчик цветка. — Нет, не будет. — Ну-у, так и чего думать, я одобряю, иди в этой, — выдаю с наигранной наглостью. — Думаю, что ты как-то легко отделываешься. — Юбку строгую какую-нибудь еще подбери и не мучай меня больше, — устало бросил я. — Ты очень красивая, Джи, правда. — Ладно-ладно, уговорил. Пошли на кухню. Джинни даже позавтракать не успела, как оказалось, поэтому первым делом потянулась за пачкой хлопьев, стоявших на открытой полочке над плитой. — Будешь? — Нет, спасибо. Залив тарелку с хлопьями молоком, Джи уселась напротив меня за маленький столик. Правую ногу ставит на стул так, что теперь она может спокойно положить голову на колено, и в такой позе она напомнила мне Маугли. Какая же клевая. — Так, а теперь рассказывай, что у вас там случилось, — спрашивает, указывая на меня ложкой, с которой в тарелку тут же сползла и упала капля молока. — А ты прикольно ешь, — улыбнулся я. — Ну давай, посмейся. Мне так удобно. Я могу хотя бы у себя дома в конце концов немного расслабиться и не сидеть, выпрямив спинку? — Воу, спокойно, это не укор, я в хорошем смысле. Это очень мило, и я никогда еще не видел, чтобы кто-то так сидел, — фуф, удалось в ответ поймать блеск ее смущенных глаз. — Так, интриган, выкладывай давай, что у вас там. — Он хочет поменяться. Вероятно, даже не раз. Когда произнес это вслух, меня невольно перекосило. Чужой дом, незнакомые руки, другой запах… Как это: без Него? Я зависим. Будет ломать. — Вот это ты его выбесил. Жесть! — Да ничего я не делал! Проснулся себе спокойно, собирался пойти готовить нам завтрак и столкнулся с Ним в коридоре. Я Ему «доброе утро», а Он мне «кажется, настало тебе время поработать с другими Домами». Я удивился, когда не увидел на лице Джинни и тени беспокойства или какого-то сострадания, может, даже злости. Такая спокойная, будто это ничего не значит! — Блин, как же тебе с ним повезло! Он же просто идеальный. — Что? Кажется, я и на нее начинаю злиться. Они оба заодно или как? Мне хотелось сочувствия и успокоения с ее стороны, но никак не слышать то, что Хозяин прав. — Он так тебя оберегает! Заботится о том, чтобы ты себя потом тварью не чувствовал. Не позволит тебе повторить судьбу Кайла и его ошибку. — Кого? — хотел, чтобы Джинни помогла мне разобраться, а она только больше путает. — Н-да, в этом и проблема: ты же в клубе не бываешь. Там все байки быстрее всего распространяются. — А как мне там бывать? Втайне от Него? Все равно узнает и потом влепит за это. — Нет-нет, я просто, кажется, теперь начинаю понимать, почему вы туда не ходите, и по какой причине Шон так тщательно тебя от этого места ограждает. Слишком много там его прошлого, в которое он, видимо, не считает тебе нужным пока соваться. — Джи, не томи! Я жду историю про Кайла. — Думаю, ты уже догадался, что он когда-то был сабом Шона. Это все произошло достаточно давно, тогда твой хозяин даже еще не умел «вязать». А Кайл наслушался всяких соблазнительных историй о том, насколько круто быть связанным и какой кайф можно получить, ну и бросил своего господина. Хотя Шон говорил с ним об этом, обещал научиться, просил дать время, правда, Кайл ждать не хотел. Ну и вот, ты видишь результат — Шон бондажом владеет безукоризненно. — Не преувеличивай, сам говорил, что учится. — Конечно, нет. Просто тебя мучить не хочет. Ему нужны модели и постоянная практика, чтобы тебя не напрягать этим связал-развязал, ходит в клуб и практикуется там. Вряд ли тебе понравится, если он за день по шесть-семь разных бондажей будет вязать на тебе, — мысленно я с ней согласился. — Так вот, после этого разрыва Шон долго не появлялся на публике, тогда — да, действительно усиленно учился. Вернулся в клуб уже когда его работы признали и уважали. Круто он это с подписью придумал, да? Когда Господин выставлял свои работы или когда их фотографировали, на своих бондажах Он всегда ставил метку: из алой тонкой веревки вязал шар и оставлял из него два свободных коротких конца. Издали это было похоже на аккуратную медальку с двумя ленточками. В сочетании с черными веревками смотрелось очень утонченно и служило легко узнаваемой изюминкой. — Вернувшись в клуб, Шону пришлось снова столкнуться с Кайлом, который слёзно просился обратно, всячески извинялся и говорил, что тогда был глуп. — Но Шон не принял его. — Так и Кайл не успокоился! До сих пор не успокоился, представляешь?! Если случается, что они с Шоном пересекаются в клубе, то в этот вечер никто не танцует. — Почему? — Кайл встает на колени посреди танцпола и стоит до тех пор, пока Шон не уйдет. И так каждый раз. Мне его жалко. Всем жалко, а Шона это бесит. Но по большей части то, что Кайл привлек всеобщее внимание, которое, как ты знаешь, Шон не особо-то любит. — Жалко? Он же Его кинул! Опять предательство, снова боль… С Ним вообще хорошее что-то случалось?! — Ты не понимаешь, — как-то даже мне показалось брезгливо заключила Джинн. — Объяснишь? — отвечаю тоже уже не самым приятным тоном. — Да, конечно. Если Шон начнет выводить тебя в народ, ты будешь постоянно слушать кучу разных историй и начнёшь невольно сравнивать своего господина с другими. Появится страшное и разрушительное любопытство, которое контролировать не сможешь. Тем более в твоём случае! У тебя же кроме Шона не было никого, откуда знаешь, что нет другого Дома лучше? Банальный пример, эм… — берет со стола мобильник. — Вот представь, что у тебя кнопочный телефон с пиксельным черно-белым экраном. Ты им доволен: звонить можешь, в змейку играть, смс-ки писать… А потом прихожу я, рассказываю тебе про сенсорный экран и достаю свое чудо техники. А ты даже попробовать поводить по нему пальчиком не сможешь, хотя безумно хочется, потому что тем самым предашь свой старенький кнопочный… Очень криво объясняю, да? — раздраженно выдыхает, видимо, злясь на себя и на то, что не может связно донести желаемое. — Ну, допустим, я понимаю. — Так вот, Шон хочет предотвратить твою возможную ошибку. Спасибо ему иди скажи, вот серьезно. Он тебя готов отпустить, представить все так, будто ошибся он, давая тебе эту возможность. Боже… Вот теперь я уже не хочу, чтобы ты пошел сравнивать. Уверена на все сто, что если и ты его кинешь, он вообще больше к себе никого никогда не возьмет. — Так, а теперь давай перейдем к тому, зачем я приехал. Мне нужно, чтобы ты помогла мне выбрать других Домов, с которыми я мог бы, ну, попробовать. — Я же говорила, что захочешь. — Не хочу. Изо всех сил стараюсь не думать об этом и не представлять. Но если Он считает это необходимым и если только после я смогу вернуться к Нему… — Тебе еще дали возможность выбрать к кому пойти?! — Нет. Не знаю, но буду упрашивать. Так к кому? — Мне кажется, тебе Робин должен понравиться, он не слишком строгий и как человек интересный. Хм, трудно советовать, потому что у нас с тобой разное восприятие. — Мне нужны те, которые показались тебе слишком мягкими. — Майкл, наверное… Стивен. А сколько надо? — Не знаю. — Так узнал бы сначала, а не психовал. Возвращайся домой, позвонишь мне после того, как поговорите. Я подумаю пока. Поблагодарив Джинни за все и пообещав ничего не говорить Хозяину о нашем разговоре, я уехал. Вот сейчас возвращаться домой как-то стремно. Помнится, Он что-то про плеть говорил, блин… Да и если быть совсем честным, сейчас, вспоминая, как я вспылил утром и послал Его, мне стыдно. Хоть и понимаю: повторись такая ситуация, я поступил бы точно так же, ведь Он адресовал мне фразу, которую я всегда так боялся и видел в ней свой самый страшный кошмар. Ну правда, как это… Без Него? Прежде чем все же позвонить в дверь, я раз двадцать точно прошелся туда-сюда по крыльцу. Чувства бешено метались в теле, как звери в клетке, заставляя только сильнее нервничать, но все поутихло и в итоге решено было выпустить сочувствие. В один момент внутри словно вспышкой осветилось желание прижаться к Нему и отдать как можно больше тепла, любви, которое Он так заслуживает. Как никто заслуживает! Почему тебя столько раз кидали? И от меня ждешь того же? Уже привычка и от этого излишняя предосторожность? Звоню один раз (раньше от нетерпения жал сразу несколько подряд, но отучили быстро) и достаточно долго жду, пока откроет, а значит, скорее всего, Он идет из рабочего кабинета. Впустив меня, сразу же отходит от двери и с расстояния двух шагов молча наблюдает за тем, как я снимаю верхнюю одежду и обувь. Поддаваясь секундному порыву, подхожу и крепко обнимаю Хозяина, у которого почему-то до ужаса серьезное лицо. Заботливо прижимаю к себе, крепко сплетая руки на спине Господина, щекой касаюсь Его щеки и на ментальном уровне передаю свое искреннее тепло, пытаясь выступить в роли батарейки, идеально Ему подходящей. Он даже позволил себе расслабиться — чего никогда раньше не было — и открыто принять мою ласку. Я был уверен в том, что Шону понравилось, что вот сейчас я отстранюсь и получу самую любимую, сдержанную, счастливую улыбку. Ты носишь на себе слишком много шрамов (черт, опять дурацкая неуместная двусмысленность!), позволь мне свести их. Вопреки моим чрезмерно радужным ожиданиям, Он сам отстранил меня, больно скрутив ухо. — Друг мой, ты слишком много себе позволяешь. Я обещал тебе вчера ремня? Я тут же поник. Обиженно нахмурился. Не ври, что тебе не было хорошо в эти пару секунд! Не ври, что не словил сейчас кайф от чувства спокойствия и осознания моей вечной верности… — Да, сэр, — отвожу взгляд. Он обидел меня, вот так вот бесцеремонно оттянув от себя за ухо. — Семьдесят, думаю. Широкий черный. — Семьдесят, сэр?! — Вчерашняя выходка, утренний концерт и неуместное действие с твоей стороны сейчас — вообще, хотел сотню, но решил пожалеть. — Сэр, давайте хотя бы пятьдесят, пожалуйста. — Я думал, что ты уже достаточно вырос для того, чтобы суметь сразу нормально меня выслушать и спокойно все обсудить. Был почти уверен: нет смысла ходить вокруг да около, подводить тебя сложными намеками — ошибся. Воспользуемся тогда старым проверенным методом. Бегом, — прикрикнул Он. — Если дополнительных не хочешь. Я снял со стенда требуемый атрибут и, опустившись на колени, отдал Хозяину. Этот ремень достаточно тонкий и легкий, если можно так выразиться, а значит все не так уж и безнадежно. Надеюсь, хотя бы кричать не запретит. — Сколько Вы добавили за то, что я Вас обнял, сэр? — спрашиваю, начиная раздеваться. — А, может, отнял тридцать? Хотя кто знает, — пожимает плечами. Слабо улыбаюсь. И как можно теперь на тебя злиться? Ведь вроде бы поощрил, но в то же время показал, что недопустимо так вот без разрешения обнимать себя. — Спасибо, сэр, — Он понял за что. — О, вот еще что: я запрещаю тебе общаться с Джинни. — Почему?! При чем тут наше общение, сэр? — Прекрасно ты все понимаешь. Еще раз узнаю, тебе ничего не сделаю, а вот ее накажу перед всеми. — Не надо, сэр! Она не виновата, это я постоянно достаю ее своими вопросами. — Мне не нужны оправдания, я тебя предупредил. Напишешь ей последнее смс сегодня перед сном. — Пожалуйста, сэр! Не отнимайте у меня друга… — Мы не обсуждаем мои приказы, — сердито отрезал Он. — Конечно, сэр, простите, — опускаю голову, пытаясь скрыть насколько грустно и тяжело мне будет выполнить этот приказ. Моя солнечная Джи… Я так привык к ее светящимся улыбкам, ярким глазам, легким беседам, советам, наставлениям… Она очень дорога мне. Складываю одежду на краю кровати и поворачиваюсь к Нему лицом в ожидании дальнейших указаний. Хлопает сложенным пополам ремнем, от чего я почти незаметно вздрагиваю и моргаю. Просто не ожидал. Его действие получилось каким-то машинальным что ли, скорее всего задумался о чем-то. — Хм, давай на колени, грудью на кровать, и чуть прогнись. — Да, сэр. Вот на этом моменте меня обычно начинает сильнее всего трясти: когда непосредственно принимаешь позу, в которой тебя будут наказывать. Последний раз глубоко выдыхаю, следующий вдох уже прерывистый. Блин, семьдесят как-то много! Интересно узнать еще, с какой силой — вот, в чем вся интрига. Чуть отползаю на коленях назад, чтобы была возможность прогнуться в пояснице. — Сэр, мне очень стыдно за утро. Простите. — М-м, это хорошо, — одобрительно протягивает (не без проблеска сарказма) и тут же бьет; уровень адреналина у меня в мгновение подскакивает. — Первые сорок можно принять и молча. Потом кричи сколько влезет. Но у меня к тебе просьба — правильно рассчитать свои силы, потому что после того, как мы закончим, у тебя не будет возможности отдохнуть. Я хочу сразу же с тобой объясниться и закрыть эту тему. Буду смотреть на еще не высохшие слезы на твоих розовых щеках, слышать, как шмыгаешь носом каждые несколько секунд, виновато сжимаешь губы и опускаешь взгляд, боясь посмотреть на меня… Буду постоянно одергивать, когда станешь ерзать на стуле в попытках найти наиболее удачную позу, которой на тот момент существовать не будет. А между прочим этот разговор мог бы состояться утром за завтраком. Я даже собирался позволить тебе сесть со мной. Ну хва-а-атит дразнить, я уже давно понял, что идиот, и по глупости заработал себе вот эту порку. Первая цель — добраться молча до сорока. Темп был небыстрым: даже успевала мысль проскочить в паузу между ударами. Первые двадцать не особо сильные, что-то вроде разогрева, за который я, конечно же, поблагодарил. Еще раз скажу, что Он очень грамотно распределяет удары и регулирует силу. Приятное такое жжение, вот как раз то, что нужно от разогрева. Но положи сверх их еще хоть один действительно крепкий удар — все в секунду превратится в «блять, как же больно то, а!» Собственно, так и произошло, еще по замаху понял. Моргаю и вот они — первые слезы. Еще один следом… губу, кажется, до крови закусил. А, нет, вроде во рту не чувствуется металлического привкуса. Приоткрываю рот, стараясь напомнить себе, что кусать губы во время наказания ни к чему хорошему не приведет. И внутреннюю сторону щеки тоже! Еще тридцать сильных ударов превратили меня в откровенно сопливо-ревущее создание. Не обделил Он своим острым вниманием и мои бедные ляжки. Ненавижу эту зону! Там больнее в несколько раз и следы сходят дольше. — Вдохни поглубже. Десять ударов и дам отдышаться. Они были резкими и сильными. Я вообще забыл о дыхании. Мои крики быстро опустошали легкие. Я сбился один раз и не смог больше поймать нужный ритм. Хозяин бросает ремень рядом со мной, сам подходит ближе, опускается на колени и прижимается своей грудью к моей спине. Не давит всем весом — просто обнимает. — Дыши, малыш. Не могу правильно. Я будто тону во всем, захлебываюсь… Черт, сбился и не смог. — Давай, вместе со мной, — успокаивающе гладит. — Тише… Шумно забирает носом воздух прямо около моего уха. Не выдыхает — ждет меня. Тоже делаю вдох, выравнивая сбившееся дыхание, и пробую успокоиться Его теплом. Прерывисто выпускаю воздух — грудная клетка ходуном ходит — тогда Он прижал меня крепче и поцеловал шею. Мне дали время на то, чтобы подстроиться. Теперь мы как будто один организм, единое целое — прислушиваемся друг к другу, и в тишине наше общее дыхание сливается в один поток; кожа, словно намагниченная, посылает заряды, плотнее переплетая родные тела. Вдох, наполненный тобой… Выдох, наполненный нами… — Вот так, — сказал Он, вставая, но не забирая с кровати ремень. — Хорошо. Мне не надо было ничего говорить, Хозяин и без того знал, насколько я благодарен. — Почему сбился? Что случилось? — вот и разбор полетов. — Я начал думать, сэр. Отвлекся. Это не по Вашей вине. — Кажется, тебя просили распределить свои силы. Поворачиваюсь к Нему лицом, чтобы ответить. — Сэр, невозможно не отвлекаться, когда узнаешь такое. Невозможно думать ни о чем другом… Возвращаюсь в позицию. Без понятия, как вытерпеть еще десять. Я весь мокрый от пота. Складываю руки в замок под собой и утыкаюсь в покрывало. Сжимаюсь от страха, но хотя бы дышу теперь правильно. — Вставай. Повесь его на место. Оставшиеся десять по-другому как-нибудь мне компенсируешь, не переживай. Потом оденься и приходи в столовую, я там тебя подожду. Медленно встаю, вместе с тем хватая рядом лежащий ремень, который через секунды занимает свое место. Беру в руки сложенную стопочкой одежду, которую отношу в свою комнату, а сам одеваюсь в домашнее. Узкие джинсы вообще не вариант. Когда я подошел к столу, Он коротким жестом указал мне на стул напротив себя. Я немного помешкал, прежде чем сесть. Это ж как на раскаленном металле! Хватаюсь руками за стул по бокам и держу на них вес тела. — Руки сложи в замок и положи на стол. Ноги вытяни, чтобы касались моих. Без обращений. Я сжал губы и жалостливо посмотрел на Него, выражая свое сожаление. Неловко и глупо утром получилось, у меня опять щеки, кажется, вспыхнули. — Веришь нет, я даже не знаю, как начать, — Он тоже положил руки на стол, как, видимо, делает на совещаниях, и выдержал паузу. — Ответь, я хотя бы могу надеяться на то, что в тебе есть пять процентов взрослого человека, который сможет спокойно и рассудительно послушать меня? — Сэр, я просто не умею сдерживать свои эмоции так умело, как Вы, — такой ответ Ему не особо понравился, что понятно по выражению лица, поэтому я поспешил добавить. — Но сейчас я полностью собран и хочу разобраться во всем, сэр. Еще раз простите, мне жутко неловко, честно. Я не имел в виду и половины сказанного утром. — Может быть мне стоило еще неделю-две подождать с этой новостью, но случились непредвиденные обстоятельства, поэтому я очень надеюсь на твое понимание. Не всегда все идет так, как планируешь, и сейчас именно такая ситуация: у меня самолет завтра утром. В лучшем случае меня не будет дней десять, в худшем — месяц. Но я, конечно же, буду стараться вернуться как можно быстрее. Меня полностью обескуражила эта новость, подобного расклада я никак не ожидал. Так вот к чему такая спешка… Десять дней? Двадцать? Больше?! Это слишком много! Я не представляю себе… С момента нашего знакомства, мы расставались максимум на две недели, и то пару раз, когда Он или я болели. Но тогда я все равно знал, что в любой момент могу позвонить в Его дверь, и мне откроют, меня примут. Куда идти теперь? Мозг из всего сказанного воспринял только «меня не будет», отбросив остальные детали. Я не смог даже слова из себя вытянуть, глаза щипало от подступающих слез, сердце будто пропустило один удар, что-то внутри оборвалось или… сломалось? — Я подумал, что это как раз будет удобным случаем для того, чтобы ты не отвлекался на меня и смог сосредоточиться на своих ощущениях и выборе. Можешь взять любых Домов, даже если они заняты. Я договорюсь обо всем. У каждого пробудешь столько, сколько посчитаешь нужным. И, нет, я не «меняю» тебя на другого. У меня никого не будет, что сейчас, надеюсь, уже очевидно. А у тебя ни с кем не будет секса — это одно из основных условий. — У нас же все хорошо… было. Зачем Вы все ломаете?.. Сомневаетесь в моей преданности? После всего… Серьезно? — Для меня этот этап очень важен. Можешь расценивать все как формальность, если так будет легче. С тобой у меня не будет ошибок. — Почему я должен расплачиваться за Ваше прошлое? За чужие ошибки? — Ты никому ничего не должен. Это мое условие, без которого мы не сможем продолжать наши отношения. Ты либо соглашаешься, либо отказываешься, у тебя всегда есть выбор. — Выбор? — я печально усмехнулся. — Остаться с Вами или уйти? Вы это называете выбором? У меня его нет. Не притворяйтесь, что не понимаете! Хлопаю ладонью по столу, освобождаясь от вспыхнувшего гнева, на смену которому приходит отчаяние. — То есть, если я не соглашусь сейчас, Вы спокойно пошлете меня собирать вещи? Просто навсегда закроете за мной дверь? Вам будет плевать? Все, что было, больше ничего не будет для Вас значить? — слезы безостановочно скатываются по щекам, нет смысла даже пытаться остановить. — Не «спокойно», я буду очень жалеть об этом. Но намного лучше, если ты уйдешь сейчас, чем через еще год или даже меньше. Я и так уже подпустил тебя ближе, чем следовало, и если пройдет еще хотя бы месяц, то уже не смогу отпустить тебя. Я не смогу дать тебе подобный выбор, но могу сейчас, и я очень прошу тебя принять его. — Черт, у меня такое чувство, что мы прощаемся. Знаете, я боялся даже думать… А сейчас все это происходит наяву… Простите, можно… Резко встаю из-за стола и выхожу на крыльцо. Холодный воздух — именно то, что нужно сейчас. Опираюсь на перила сложенными на груди руками, открываю рот, выпуская воздух и завороженно смотря на растворяющийся в темноте пар. Начинаю дрожать, потому как на мне лишь футболка и шорты, но заходить обратно вовсе не хочется. Он вышел, молча подошел ко мне сзади и накинул на плечи свою куртку. — Если хочешь — в правом кармане, — в Его тихом хриплом голосе, кажется, были виноватые нотки. Он так же бесшумно ушел. Я выкурил две.