Димочка

Глаза остановились на бутылках. ЕБН явно запаздывал. Периодически ты наяривал ему по мобиле, но он не брал трубу. После каждого такого звонка ты становился все мрачнее, потом вообще перестал реагировать на тосты и общие разговоры, и уже в открытую просто пил. Меня здорово развезло через два часа. Я с утра ничего не жрал, и выпивка на пустой желудок дала о себе знать. Я свалил в сортир под предлогом «поссать» и потом долго блевал в кабинке. В соседней кто-то горячо трахался. Мало кто знает, но чем дороже клуб, там больше шансов, что даже в кабинках толчков будут камеры. Новички, приходящие в охрану, сначала всю смену пялятся в них и дрочат. Потом привыкают. Чужой торопливый туалетный трах также приедается, как необходимость смотреть вот на блюющих. Через какое-то время френд, видимо, сообразил, что мне совсем плохо. Он ждал меня у раковины с бумажными полотенцами. Помог умыться, прийти в себя, обнял и прижал к себе. - Хочешь к нам домой? Вот это «к нам домой» друг почти никогда не говорил. Потому что никакого дома не было. У него была съемная, доставшаяся по дешевке комната в доме напротив парка Победы. Во время ленинградской блокады на базе мощностей бывшего кирпичного завода там был организован импровизированный крематорий. Промышленные печи использовали для сжигания трупов. Тела, которые не успевали кремировать из-за полной загрузки, захоранивали прямо на территории предприятия. Сумасшедшая хозяйка квартиры утверждала, что печи до сих пор работают, и она видит по ночам газовые факелы на трубах. Я кивнул, и мы почти собрались свалить из клуба. Тормознулись только из-за тебя. Я тормознул. Ты был на сцене, Димочка. Ты пел. Нет, ты просто открывал рот под фонограмму. Одна из самых известных песен Монро. Низкий сексуальный голос с придыханием. Такие же пьяные, нечеткие движения и отчаянная потерянность ребенка, с которыми ее навсегда запечатлела старенькая черно-белая запись в толпяке жадных, тянущихся со всех сторон рук. Только ты тоже не играл в этот образ. - Нару birthday to you. Нару birthday to you. Пауза. Нару birthday, Mister President. Прожектор высвечивал то, что ты ценил больше всего в себе. Универсальное тело, всегда готовое трахаться и бухать. Только оно. Лицо смазано, вырезано тенью софита и никому не нужно. - Гыы…, - рыгнул кто-то слишком громко за соседним столом, - это у владельца клуба днюха. Они ж друг дружку - деньги в кружку, - Нару birthday…. Выдох, чтобы набрать воздуха в легкие. ….to you. Тогда она пела своему возможному убийце, ты - сейчас тому, что медленно уже долгие годы убивало тебя. Снова пауза. Тишина. Потом зал взорвался аплодисментами. Хозяин поднялся на сцену, обжамкал тебе задницу. Со стороны это выглядело также двусмысленно, как та похабная поговорка. Обнимал он воображаемую Монро, только вся грязь того вечера досталась тебе. … Твой внезапно нарисовавшийся ЕБН, а это был именно он вне сомнений, выплеснул на пол из стакана виски, сжал посудину в пальцах до побелевших костяшек. Подтаявший, уже неправильной формы лед захрустел под чьими-то ботинками. Ты подплыл к нему, покачиваясь из-за выпитого, повис на нем. ЕБН холодно отстранил тебя, размахнулся и по-деловому заехал в челюсть. Никто из компании не стал перехватывать руку. Из разбитой губы по подбородку потекла красная струйка. - Пьянь. - Стааасик? – удивленно переспросил ты, прикладывая пальцы к губам и рассматривая на них проступившую кровь. …А потом у вас полетела стандартная сцена ревности. Такие ссоры не из-за чего не раз вспыхивали в нашей среде у меня на глазах. Брошенный не туда и не там взгляд, неосторожные, не продуманные до конца высказывания, восприятие которых усугубляется выпивкой. Неуверенность. Во всем. Прежде всего, в себе. Никто не может дать стопроцентную гарантию, что общество однажды не сломает и не заставит жить по своим, общепринятым законам, и по ночам, закусывая губы, не придется кататься в бессоннице по койке и жрать простыню, ненавидя себя за то, что сдался. В своем партнере. В его желании быть с тобой, когда нет ничего цементирующего пару, вроде официального брака с вытекающими материальными последствиями при разводе и общими детьми, которых надо делить в судебном порядке. Даже в элементарном завтрашнем дне, когда так легко можно потерять работу и получить «волчий билет» в профсфере, если вдруг руководство не придерживается космополитских взглядов трудового законодательства США. Еще хуже – случайно подцепленный где-нибудь СПИД. Это смертный приговор без отсрочки исполнения. - Не лезь к ним, я еще раз говорю, - процедил френд, - пойдем, лучше, подышишь в предбаннике. Да и я не собирался. Там, в предбаннике нас снова выцепил кто-то из твоей компании. - Слышь, тут один богатый папик свою тачку дает. Хотим в шарогоняльню на пару часов. Он за все платит. Вы с нами? Сейчас по прошествии лет, я не знаю, чем надо было думать, чтобы согласиться. Пьяный водила за рулем, неизвестная компания, чужие бабки, низверзнувшиеся с небес в руки. Закончится это могло в лучшем случае аварией, в худшем... Тачка была огромной. Почти микроавтобус. Мы загрузились в нее, затарившись снова спиртным, и полетели по ночным питерским трассам. Любимый бильярдный клуб неожиданного разбогатевшего на «избушках» папика затесался в хрущебах пресловутого Веселого поселка. Папик в кожаном плаще и золотых шайбах на пальцах сидел с нами рядом и говорил на неожиданно литературном русском языке… о жене, которую отправил в одну из лучших европейских клиник на днях. Его никто не слушал. Я тоже, только разве что на автопилоте. Это называлось «разговаривать с зеленью» . - Понимаешь, у меня есть деньги. Много денег. Очень много. Я готов заплатить, сколько надо. В десять раз больше. В сто раз больше. Но она все равно умрет. ….Как затейливо устроена человеческая жизнь и, казалось бы, случайные встречи в ней… Спасибо, Вам, М. Н., что Вы, узнали, не узнав, меня в новой. Я тоже сделал вид, что этого Вашего прошлого и той встречи никогда не было… - Зачем Вы так? Возможно, она еще поправится. - Сколько тебе лет? - Двадцать два. - Знаешь, когда тебе будет столько, сколько мне сейчас, единственное чудо, в которое ты будешь верить – это, что до сих пор жив. Я врач. Пять лет хирургической практики. Я знаю не просто ее диагноз - видел динамику анализов. Я не нашелся, что ответить Вам. Может быть, к лучшему. Иногда не стоит плодить вслух банальности. Просто налил еще. …Тачка, пролетев огни центра, мигающие желтым семафоры окраин, тормознула у невзрачного барака. Мы вывалились из нее и вспомнили, что мы забыли в клубе… тебя, Димочка. Ты тоже хотел поехать и просил пару минут подождать тебя. Пока миритесь с ЕБН. Все уже шло к этому. - Неудобно вышло, - виновато выдавил кто-то. – Может, позвоним ему? - Толку? Мы уже здесь, он там со своим ебарем. ….Папик заказал всем еды. Горячей. Отходя, я проглотил суп и пропустил пару-тройку партий в паре с френдом против папика и его случайного напарника. - Хорошо играешь. Учился? - Не. На компе игрушка стоит. Там траектории хорошо прослеживаются. Я даже не думал тогда, что он так запомнит меня. С чего вдруг? С непроизнесенного вслух очевидного? Вот с этого несказанного дерьмового: «Я Вам соболезную, или я Вам сочувствую», когда никто никому нехрена нет? Тачка вернула нас под утро в клуб. Все обошлось без приключений. Как говорится, Боженька хранит пьяненьких. На этот раз. Ты, Димочка, спал прямо на столе. Рядом валялся полный денег бумажник и тарелки с уже заветревшейся, затвердевшей жиром едой. Косметика на лице поплыла под пьяным потом, светлый парик упал под стол. Френд потянул за руку: - Пойдем. - А он? – я кивнул головой на тебя, Димочка. - А, что, он? – переспросил друг, хмурясь.- Ты же сам админ, и прекрасно знаешь, как поступают с пьяными. Ментовка. Вызов бойцов на дом и погрузка тела. Кому охота возиться с пьяненькими?