Поликарбидная логика

      Огненно-рыжая сфера с медленно приподнимающимися и опадающими арками протуберанцев висит прямо в центре главного экрана обзорной палубы.       — Звезда неспокойна, инспектор, — повторяет «оранжевый», глядя на меня с внимательным уважением, что очень непривычно. — Она не дестабилизировалась, но её активность выше нормы.       — Обследование проведено? — спрашиваю. Действительно, неспокойна.       — Подтверждаю. Пять раз в сутки наблюдаются все слои, туда отправляются по двадцать зондов посредством трансмата, — а как ещё, солнечную корону иначе не перепрыгнешь, а она спалит всё быстрее, чем пройдёт сигнал. Впрочем, и при четырёх с половиной тысячах кóров фотосферы зонды тоже функционируют лишь десятые доли рэла, успевая снять самые черновые показания. — Данные предсказуемо обрывочные, но есть предположение. Следует спуститься обратно в лабораторию.       Согласно киваю: новое тело, к сожалению, не способно опустить фоторецептор в знак согласия со спуском на нижнюю палубу, но я уже не то чтобы привыкла, но притерпелась к гуманоидным жестам. Кусок пола под ногами едет вниз, как скарэл назад ехал вверх — только мелькнули перед глазами гравиплатформы двух наблюдателей, которые с фоторецепторов шлют рисунок солнечной поверхности непосредственно астрофизикам. Бросаю последний взгляд на бушующую стихию радиоактивного огня — солнце, словно на прощание, выстреливает длинным потоком плазмы, насыщающим звёздную атмосферу салютными золотыми искрами, ослепительными даже на фоне пламени. В мозгу отдаётся глухое электромагнитное «дон-н-н», прибитое защитными полями и обшивкой станции, далёкий аккорд космической музыки, родной настолько, что внутри всё переворачивается. И даже то, что свет долетает до нас с задержкой в четырнадцать с половиной рэлов, не портит радости.       Я в первый раз в должности инспектора. Но это решение Императора, я по-прежнему отвечаю за свою идею с восстановлением Скаро. Работа начала тормозиться, пошло отставание от графика, причём такое, что это сделалось странным, и я прилетела разобраться с ситуацией на месте. Всё сошлось на лаборатории: похоже, у нас не всё ладно вышло с восстановлением звезды. Осталось лишь выслушать выводы астрофизиков, взять у них все материалы, которые дадут и которые мне покажутся необходимыми сверх того, и переправить в Центр.       Опускаемся в астрофизическую лабораторию. Пятнадцать специалистов, каждый у своего компьютера, все по лампочки заняты, но начальник наблюдательной станции, с которым я беседую, отзывает одного — судя по светящемуся на логистической карте номеру, главного.       — Доложи о причинах нестабильности солнца, и насколько прогнозируемое развитие событий угрожает восстановлению планеты, — приказываю я учёному.       Прежде чем начать, он разворачивает несколько виртуальных моделей прямо в воздухе, и я без особого труда понимаю — вот звёздное ядро, вот зона лучистого переноса и зона конвекции, вот фотосфера и хромосфера…       — Мы свели данные за последнюю половину декады и в шести случаях получили странные результаты, — манипулятор указывает на модель конвекционной зоны, которая начинает едва заметно меняться в слайд-режиме. Потом замирает. — Инспектор, это сегодняшний снимок. Здесь чётко проглядывается вполне обычный конвекционный вихрь. Он должен достичь фотосферы через двое суток. Вот компьютерное моделирование процесса, — изображение оживает, огненный завиток взмётывается к краю сферы, и я не без удивления замечаю некоторое сходство выброшенного следом протуберанца с только что наблюдавшимся на верхней палубе явлением. — А вот состояние фотосферы менее скарэла назад. Именно в расчётной точке и без сильных конвекционных возмущений в нижнем слое.       Гляжу на другой слайд, как раз с тем самым протуберанцем в момент зарождения, который только что видела на обзорной палубе. Быть не может, неужели…       — Продолжай.       — Это не единственный яркий пример, зафиксированный приборами. Аппаратура не позволяет установить, есть ли подобные явления между конвекционной зоной и зоной лучистого переноса, но это тоже не исключено. Данные указывают на однозначную темпоральную рассинхронизацию слоёв звезды. Это её постепенно дестабилизирует. Далеки впервые сталкиваются с подобным явлением. Прогноз невозможен. Мы рекомендуем временно отвести планеты от солнца и продолжать наблюдение с привлечением специалистов из хронолаборатории.       Вспоминаю околонаучную беседу с Эпсилоном и Йотой, и в голове ползают дурацкие мысли о жёстких свободных хрононах. Так, ещё раз. Мы использовали разницу темпоральных потенциалов — старые планеты, юное солнце, это работает примерно по тому же принципу, что и термопара, только тут на выходе не электричество, а стабильная система. Но идея возникла на ходу, и, возможно, расчёты были недостаточно точны или у нас не хватило знаний для уравновешивания столь крупного объекта, как звезда. Такое вообще впервые делалось, всё, от и до — раньше у далеков не было потребности раскурочивать чёрные дыры. Астрофизики правы, что забили тревогу и начали тормозить терраформирующие работы. Без оценки ситуации темпоральщиками здесь делать нечего.       — Почему не сообщили в Центр о происходящем со звездой? — в общем, примерно ясно, почему. Так и есть:       — Мы не стопроцентно уверены в своих выводах, — чуть стушёвывается начальник лаборатории. — Возможно, что это просто уникальное совпадение.       Ага, шесть раз подряд за полдекады. Просто кто-то испугался получить по мозгам в том случае, если допустил ошибку, и начал тянуть резину.       — Мне понадобятся все зафиксированные вами нестыковки, с чёткими сравнительными изображениями, с датами и компьютерными эмуляциями. Пока не прибыли темпоральщики, сосредоточьтесь именно на поиске бесспорных доказательств темпоральной рассинхронизации и постарайтесь установить её точный временной диапазон. Повысьте количество и частоту запускаемых зондов.       — Запас зондов недостаточен для проведения форсированного наблюдения, инспектор, — отвечает глава лаборатории.       Поворачиваюсь к нему:       — В силу крайней важности исследования, на котором также будут настаивать сотрудники хронолаборатории, я передам на завод запрос о срочной дополнительной партии зондов для внутризвёздных исследований с любыми параметрами, которые вам необходимы, — не уверена, что у меня есть право на подобные решения, но альтернативного выхода нет, и, в отличие от некоторых, мне тянуть резину действительно некогда. Если что, потом сама за эту вольность отвечу.       Он кивает фоторецептором с вежливой благодарностью:       — Мы установим параметры рассинхронизации.       — Ты отвечаешь за рационализацию исследований, как ваших собственных, так и совместных с темпоральными физиками, — он это и так понимает, но я не могла не напомнить.       — Я подчиняюсь.       С задачей всё ясно; интересно, а чем ещё занимаются инспекторы? Проверка никогда не заканчивается за три скарэла, по собственному опыту знаю.       — Есть ли какие-нибудь дополнительные потребности у этой астрофизической лаборатории? — спрашиваю в воздух, обводя взглядом спецов. — Оборудование, кадры, состояние космической станции, необходимость улучшений?       — Дополнительные потребности отсутствуют, инспектор, — отзывается глава лаборатории. — Станция новая, достаточно обеспеченная кадрами, ресурсы оборудования практически не выработаны. За текущий отчётный период было всего два штатных ремонта скафандров и одна наладка зеркала вспомогательного телескопа.       Согласно киваю. Что бы ещё спросить? Нет, хоть расстреляйте, не могу ничего придумать, вроде всё узнала, что должна.       — Передаю данные для Центра, инспектор, — докладывает учёный со своего места, на которое он вернулся для их подготовки.       Быстро перебираю полученную информацию. Да, то, что нужно.       — Если на станции всё идёт в штатном режиме и у вас нет пожеланий по улучшению её работы, — говорю, — то нет смысла дальше мешать персоналу. Я отбываю в Центр.       Чувствую лёгкое удивление начальника станции. А что, другие инспекторы повсюду суют свой фоторецептор, просили их об этом или нет? Мне, извините, не до глупостей, у меня тут звезда с ума съезжает, а я, как инициатор, буду отвечать за провал. И, судя по затраченным на операцию ресурсам, жизнью, с особой жестокостью.       Возвращаюсь на катер. С виду это обычный наш «диск», и даже не самый большой, на деле же он оборудован не только устройством темпорального переноса, но и аппаратурой для перемещения в междумирье. Как бы выразился Хищник, «пустотный» — это вполне официальное галлифрейское название данного класса космических кораблей. Технологии бесконечно усовершенствовались за то время, пока я пребывала в отрыве от Империи. В моём веке было немыслимо уложиться с такой инспекцией менее чем за сутки. Катер исчертил двигателями всю солнечную систему, на это потребовалась бы как минимум декада. А теперь — ать-два, и пора домой, на базу «Центр». Астрофизическая лаборатория была последним пунктом проверки, изначально меня как раз отправили на другие объекты — просто в итоге всё сошлось на наблюдательной станции, и я залетела выяснить, по какой причине учёные лезут не в свою епархию. Как выяснилось, они были правы, а Совет с его паникой по поводу срыва сроков — нет. Серьёзность ситуации позволяет мне даже обнаглеть и попросить аудиенции сразу же по прибытии, ведь Император интересуется процессом восстановления, ему будет небезынтересно услышать о происходящем с нашим солнцем. Тем более что Контролёр Времени чаще всего околачивается рядом с ним, а его эта информация вообще прямо касается.       Совершенно незаметное ощущение расстыковки — мягкий старт, пилот на этом катере умница с большим количеством лётных суток. Если бы не вибрация маневровых двигателей, похожая на едва заметное сердцебиение, вообще нельзя было бы догадаться, что катер двигается. Станция стремительно удаляется, но искусственная гравитация полностью компенсирует и перегрузки, и инерцию. Раньше при таком ускорении меня слегка размазывало по скафандру и подступала тошнота, а сейчас даже головокружение не ощущается. Само совершенство. Сто тысяч лет непрерывного развития науки — вот и результат, никто во Вселенной не может нас превзойти технологически. А количественное превосходство мы быстро наверстаем, как только получим плацдарм достаточного масштаба. Надо намекнуть Императору, что зарождающейся галактике нужно имя, и «Серифия-2» для неё явно не подходит. Как там было в кодексе Злого Властелина, не одевать солдат в форму проигравших народов? Так и с названиями, не называть проекты в честь неудачных предшественников. Серифия слишком дорого стоила далекам, чтобы лишний раз об этом напоминать*.       Сквозь сердцебиение двигателей проступает едва заметная вибрация, а мониторы выключаются. Ну правильно, ведь сейчас там будет вовсе нечего показывать, кроме тьмы, да и та условная. Междумирье невозможно воспринять никаким мозгом, даже нашим, поэтому организм автоматически ведёт себя так, словно слепнешь. Тот же случай, что с фильтром восприятия и отражением в зеркале, только зеркало хотя бы отражает окружающую среду, а тут вообще ничего нет, даже пространства.       Скоро, очень скоро специальное устройство синхронизирует катер с нашими базами, к стыковочному люку пришвартуются врата, и меня вместе с информацией отправят в Центр, а катер вернётся в реальное пространство, к флоту. Пользуясь моментом, поворачиваюсь к старпому, который сопровождал меня на борту в течение этих суток:       — Второй, передай похвалу всему экипажу за отличную службу и состояние корабля, особенно выдели пилота.       Возможно, другие «белые» так не говорят, но я-то Дикий Прайм, а ещё прекрасно понимаю, насколько нелегко выучиться профессии звездолётчика для далека из Новой Парадигмы. Даже несмотря на то, что гипнопедия даёт не только теоретические знания, но и мышечную память, всё же последняя идёт по усреднённому алгоритму, и её необходимо закреплять, подгоняя под конкретное тело. Учитывая, как мало вылетов совершают наши пилоты, достичь такого мастерства может лишь упоротый фанатик своего дела, который «летает» на симуляторе даже во время сна. Надо, кстати, запомнить идентификационный шифр этого парня, вдруг да пригодится?       Ощущаю идущее от старпома удивление и одновременно удовлетворение. Что, раньше их никто никогда не хвалил за хорошую службу? А зря.       — Исполнено, — сообщает он почти моментально. — Инспектор, малые врата базы «Центр» пришвартовались к стыковочному люку.       Киваю и встаю с ящика, на котором сидела. Неудобство всё-таки, под прототипов никакой транспорт не адаптирован, кроме специально созданного. Однако местные ребята притащили мне контейнер в качестве сиденья, причём сами и заранее, без просьб. Ситуация требовала называть меня «инспектором», но чувствую, не будь этого, они бы обращались «эксаб». По крайней мере, в подслушанном во время перелётов приватном трындеже именно так они меня и звали. От этого чувствуешь себя очень странно, не отпускает ощущение, что я попала не на своё место. Когда в тебя так верят, это огромная ответственность перед нацией. Наверное, Учёный права, у меня недооценка себя и своих возможностей, но всё же, я так и не могу отделаться от мысли о том, что «эксаб» мне ещё больше не подходит, чем «прайм», хотя историческое значение последнего, пожалуй, в каком-то смысле можно ко мне отнести. Ведь изначально Праймами назывались те двадцать первозданных далеков из каледианского бункера, наши прародители и основатели цивилизации Скаро, и уже потом, когда в живых из них остался только Император, Праймами стали титуловать старшую элиту, ментально с ним связанную. Новая Парадигма в каком-то смысле началась с меня, и формально звание Прайма мне подходит, потому особо и не вызывает отторжения, несмотря на все преступления в биографии. А вот «эксаб», как раз с учётом моих прошлых грешков, ну никак не может ко мне относиться. Этот диссонанс и вызывает некомфортные ощущения куска колючей проволоки в гамачке... нет, правильнее сказать, за шиворотом. Всё время тянет ёжиться и втягивать голову в плечи.       Козыряю на прощание старпому, перед тем, как войти в серебристый цилиндр уже знакомых врат. Значит, правитель меня ждёт с отчётом сразу же, и не придётся запрашивать аудиенцию. На инспекцию-то меня отправляли в обычном транспорте для грузов малого объёма. За спиной схлопывается люк. Автоматический голос сообщает:       — Особые врата номер один, переброска через три… два… один… Переброска активирована.       Опираюсь рукой о стену, автоматически ожидая головокружения, которое сопровождает любое перемещение в междумирье. Потом вестибулярный аппарат адаптируется, и неприятные ощущения исчезают. Пока длится переброска, у меня есть с десяток рэлов свободного времени. Надо ещё раз просмотреть все слайды, прочитать отчёты астрофизиков, наметить себе тезисы и подготовить окончательный доклад, который очень по-планктонному можно уложить в короткое слово из четырёх букв. То есть я не думаю, что всё совсем скверно, но поправлять придётся. Знать бы, как.       Под сообщение о прибытии выстраиваю последние слова доклада. Так. Собраться. Вдохнуть-выдохнуть. Отчитаться дежурным контролёрам. И не робеть. Я не серв, который в трёх словах путается, я официально назначенный инспектор, а раз назначили, значит, знали, что я справлюсь.       Знакомые коридоры, знакомые номера встречаемых далеков. Прототипы, правда, не попадаются. Единственный, с кем на правительственном этаже вообще реально столкнуться — это Эпсилон, но я помню его расписание, он должен быть на боевой тренировке. А жаль, ведь его спокойное и позитивное лицо меня всегда мотивирует попрыгать выше фоторецептора, в отличие от бетонобойной физиономии Альфы. Хотя общаться приятнее со стратегом… Так. Я отвлекаюсь. Не переключаться с доклада. Собраться. Готовность номер ноль: я перед залом Совета.       Рапортую гвардейцам о явке, получаю в ответ сухое «ждать вызова». Да, я не кто-то из Контролёров или Верховного Совета, чтобы передо мной распахивались любые двери Империи просто по факту моего появления в поле зрения. Но всё же особое положение позволяет обращаться к Императору напрямую и даже говорить с ним приватно. Он не каждую декаду выкраивает под меня время, слишком много дел у главы государства. Но даже так он порой находит возможность что-то мне сказать через патвеб перед отбоем, когда я остаюсь одна. И мне бы не хотелось потерять это общение. Правитель мудр, он много знает, он позволяет задавать вопросы, с ним намного интереснее, чем с Хищником, и я прямо чувствую, как он меня тащит на новый уровень, заставляя глядеть на мир под другим углом, многое переосмысливать или хотя бы обдумывать.       Терпеливо стою напротив входа — удачная пауза, можно ещё раз перетрясти доклад. Даже глупо так волноваться. Но это на совете уже привычно указывать на спорные вопросы, а вот так, инспекцию проводить и о ней отчитываться — это совсем другое, это в первый раз.       Наконец, через два скарэла, двери-диафрагма открываются и выпускают череду знакомых скафандров. Похоже, потому меня здесь и промариновали, рапорт о результатах проверки Император хочет выслушать без лишних свидетелей. Поскольку все выкатывающие выше меня по званию, выпрямляюсь по стойке «смирно» и салютую. Последним выезжают Вечный и Стратег, оба неодобрительно на меня глядят. Ну «синий»-то чего косится, ботинки недостаточно надраены или подол где-то помялся? С Вечным всё и так понятно, я ни на диаметр электрона Йоте не поверила, что он ко мне положительно относится. То есть был такой соблазн, но первая же встреча с моим главным оппонентом доказала, что аксиомы не меняются. Тем не менее, глава безопаски расщедривается на комментарий:       — С возвращением, Прототип Зеро.       Так и висит подтекстом, «что-то ты быстро обернулась».       Выпрямляюсь ещё больше, чтобы совсем-совсем по струночке, и не опускаю приветственной руки, пока он не проезжает. Но никак не отвечаю — не место, да и поддразнить его охота. Он-то непременно ожидал, что я не смолчу и этим подставлюсь под обычный выговор, а вот ему! Нежданчик! Прикусила язык и сделала вид, что всё идёт так, как надо.       Почему-то возникает ощущение, что Стратег что-то говорит Вечному через приват, и наверняка ехидное, во всяком случае, его взгляд хорошо так, многозначительно переезжает с меня на старшего безопасника. Но подслушивать этих я бы не рискнула, даже имея доступ к каналу Верховного Совета.       — Прототип Зеро, — говорит гвардеец, стоящий слева от входа, — тебя вызывает Император. Проходи.       Вдох, выдох, ноги трогаются вперёд словно помимо воли. Главное, спокойствие и отсутствие волнения. Тогда и рентген золотого взгляда не так обжигает.       Прохожу на середину зала, отмечая, что кроме Контролёров, тут остался Серв. Что, уже заранее подозревают технические неполадки? Для решения задачи это хорошо, заводы-то на его ответственности, а ребятам из лаборатории нужны зонды, много зондов.       — Говори.       — Инспекция завершена, проблема выявлена. В ходе проведения проверки выяснилось, что работы останавливают сотрудники астрофизической лаборатории, ведущие наблюдение за солнцем. Я посетила лабораторию и получила там следующую информацию, — перекидываю первый слайд на проектор и включаю трёхмерную голограмму во всё помещение. — Слои звезды рассинхронизированы по времени. Астрофизики зафиксировали шесть случаев, когда вспышки, пятна и протуберанцы появлялись намного раньше, чем до поверхности доходили конвекционные потоки, их вызывающие, — меняю один слайд за другим. — В связи с нестабильностью солнца, они предлагают приостановить терраформирующие работы и отвести планеты подальше в открытый космос, пока картина не прояснится и не станет возможным точный прогноз. На данный момент астрофизики ничего не могут предсказать, они впервые сталкиваются с подобным явлением. Я распорядилась усилить наблюдение за звездой. Для этого в ближайшее время потребуются дополнительные ресурсы, на станции недостаточно зондов. Также считаю совершенно необходимым присутствие там физиков Времени. Остановить терраформирующие работы я не имела права, но считаю, что этот вопрос надо решать прямо сейчас. Делать вывод о необходимости отвода планет на безопасную дистанцию следует после заключения физиков о характере темпоральной нестабильности.       — Разверни второй слайд снова, — приказывает Контролёр Времени и пристально глядит на появившееся изображение. — Подтверждаю опасную возможность хроносдвига. Девяносто три процента вероятности истинной рассинхронизации.       — Рекомендации? — гонгом гудит Император.       — Согласен с выводами Зеро. Требуется остановить работы и отвести персонал на безопасную дистанцию, за исключением наблюдателей. Я отправлю туда четырёх специалистов, они установят характер и масштаб рассинхронизации, а также наметят способы решения проблемы.       — На двенадцатом металлургическом заводе есть запас необходимых ресурсов для звёздных зондов, — подхватывает Серв. — Четвёртая фабрика по созданию и сборке оборудования может выделить два конвейера, третья и шестая — по конвейеру под внеплановую продукцию. На шестой фабрике — только на двое суток, остальные — не менее, чем на декаду. Потребуются малогабаритные врата для постоянной переброски отштампованных деталей на конвейеры и собранных частей на основную наладочную линию четвёртой фабрики. Это позволит быстро восполнить резервную партию со склада, которую мы можем переправить в лабораторию уже сейчас.       Обожаю Серва. Всегда знает, где чего сколько по Империи валяется и как это эффективно использовать. А главное, успевает всё заранее предусмотреть — а вдруг в хозяйстве пригодится? И в штате у него полный порядок, чему я не устаю восхищаться.       — Приступайте к работе, — заключает Император. Одновременно распахивается дверь. Так понимаю, нам всем указали на выход? Ан нет, стоило начать разворот, как раздаётся: — Пси-Контролёр, ты тоже свободен, а ты, Зеро, задержись.       Вот даже не знаю, подпрыгнуть на радостях или насторожиться. А то вдруг что не так сделала или слишком насвоевольничала во время инспекции? Да ещё Контролёр Времени опять на меня странно поглядывает, проезжая мимо. Что-то он темнит. Припереть бы его к стенке за гироскоп, да звание не позволяет. Ему ж вообще никто не указ, кроме Императора.       Наконец, остаёмся одни. Я молчу, и правитель молчит. Ну, и?..       — Были ли какие-нибудь нюансы во время инспекции, о которых ты не упомянула при посторонних? — спрашивает он, когда молчание затягивается уже до неприличия.       Неожиданно и непонятно.       — Нет… — озадаченно отвечаю я, быстро перебрав воспоминания. — Я спрашивала на всех посещённых пунктах, есть ли у них какие-то недочёты или потребности, но никто ничего не сказал, за исключением просьбы астрофизиков о дополнительных зондах.       — Ты быстро вернулась.       — Приказ был — установить причины задержек и отговорок, я их выяснила… Ты имеешь в виду, что я больше ничего не нашла? — он молчит в ответ, явно ожидая моего продолжения. — Я… знаю на собственном опыте, что такое проверка. Изнутри. Она всегда мешает налаженному графику, особенно когда инспекторы лезут туда, где ничего не понимают, и при этом с умным видом дают тебе указания, что и как, по их мнению, надо делать. В итоге ситуация выглядит донельзя глупо и нерационально — и тебя отвлекают, мешая работать, и инспектор выставляет себя идиотом. Задачу я выполнила, остальное не имело смысла.       Звук, который раздаётся следом за моими словами, я не ожидала никак и никогда. Конечно, обстановка более чем приватна, мы один на один, но всё же, услышать смех вслух… Да ещё и от Императора… Впрочем, он берёт себя в ложноручки менее, чем за рэл, и, пока я пытаюсь закрыть рот, замечает:       — Неподражаемая прямолинейность. Ты ещё очень неопытная. Пожалуй, даже слишком неопытная.       — Я работаю над исправлением этого недочёта.       — Я в курсе, иначе бы ты здесь не стояла, — почему он так задумчиво на меня глядит? Я его разочаровала? — И вместе с тем ты хорошо определяешь ошибки там, где их больше никто не замечает… Кстати, — он резко меняет тон, — Учёный тут взялась тебя выгораживать перед Советом.       Кошмар какой, она это всё-таки сделала. Представляю, что ей сказали.       — Я была против этого хода, — честно сообщаю в ответ.       — Это не её ума дело, да и не твоего, — всё так же задумчиво разглядывая меня, замечает Император. — Ты что-нибудь надумала о прототипах?       — У меня недостаточно данных, чтобы сделать однозначный вывод, — ускользаю я от ответа. Мне действительно чего-то не хватает, какого-то последнего звена, одного-единственного факта. Правитель прав, я очень неопытная. А значит, как ни грустно это звучит, не профпригодна для высшей элиты. — Быть может, функциональнее будет обсудить это с Вечным, он поможет рассчитать недостающее…       — Нет, — коротко приказывает Император. — Я хочу, чтобы ты всё сделала сама. У него свои расчёты, у тебя свои. Считай это очередным тестом.       — Ты хочешь сказать, у тебя просто есть цельная картина, и ты ждёшь от подчинённых, подтвердят они её или опровергнут? — осеняет меня.       — Нет, — как-то неожиданно до разочарования отвечает правитель. — У меня достаточно большой опыт изучения низших. Но далек в гуманоидной форме, а не сознание далека в гуманоиде — это новшество. Такого всерьёз ещё никогда не было, эксперимент Культа Скаро не в счёт. И если мы ведём наблюдение со стороны, то ты — изнутри. Пока я только вижу, что у вас есть недостатки, продиктованные внешней формой, их нет у обычных далеков. Но вместе с тем, как резервный способ выживания, вы эффективнее, потому что не зависите от внешней оболочки и можете маскироваться среди низших. В этом есть смысл. Учёный однозначно за продолжение эксперимента, Вечный однозначно за его прекращение, но никто до конца не может сформулировать свои аргументы. Поэтому я и жду твоих выводов. Они у тебя будут наиболее верными, ведь ты зависишь от проекта, как никто из его участников.       Более чем непрозрачный намёк. Нет, открытое предупреждение — остановка эксперимента означает мою отложенную на неопределённый срок казнь. А с другой стороны, у правителя есть резон об этом напомнить — если я, несмотря на угрозу смерти, всё равно решусь заявить, что с прототипами пора завязывать, значит, это действительно чрезвычайно опасно для далеков. Потому что инстинкт сохранения расы — это инстинкт сохранения расы. И он мне в слуховые рецепторы приватиком шепчет, что игры с ДНК нас до добра не доведут. Вот почему Император терпеливо ждёт моих выводов.       Нет, убить, конечно, не убьют — им всем интересно, что я такое. Но карцер или гибернация всё равно что смерть.       — Ты совершенно не умеешь скрывать мысли, — вдруг припечатывает меня правитель. Упс.       — Почему я должна скрывать мысли от тебя, объясни? — ничто так не взбодряет, как напоминание о грядущей судьбе, сразу ехидство просыпается.       Опять чувствую улыбку, но хотя бы не шокирующий смех вслух.       — От меня незачем. А от Доктора?       — Присутствие врага мобилизует, — отрезаю. — Особенно если он телепат.       Улыбку как ударной волной сдувает — от правителя шибает порывом секундной злобы, той особенной, императорской, от которой, кажется, даже металерт трепещет. И только потом я соображаю, что брякнула. Слишком много думала по дороге о прошлом и поневоле врезала прямо в мозг, и кому!..       — Я не хотела напоминать о Великой Катастрофе… — сейчас он рявкнет, что ему не нужны оправдания, и пристрелит меня на месте. Телепаты — зло, особенно такие, которые ухитряются пробить нашу защиту. На самом деле, мы лишь одного такого встретили, но его хватило, чтобы отдать приказ по личному каналу правителя на самоуничтожение всей техники производства далеков. Дальше продолжать, полагаю, не надо… Зато теперь у нас есть патвеб, в нём даже очень крутые телепаты мозг сломают. Так что мы вполне можем поблагодарить покойного Карла Календорфа за оказанную услугу, хоть она и дорого нам стоила.       Император меж тем берёт себя в ложноручки и даже не пытается меня убить. Напротив, я вдруг понимаю, что от него снова лучится тот же задумчивый интерес, что и в начале разговора.       — Прототип Зеро, как кстати ты об этом напомнила. Отвечай, в каком году это произошло?       — В 13169-м по старому счислению**, — растерянно отзываюсь я. К чему он?       — Сколько времени заняло восстановление после Великой Катастрофы?       — Две с половиной тысячи лет… — и тут меня как по мозгам током шибает. Я же активирована всего через девятьсот тридцать лет после этих событий.       А Императору всё мало:       — И ещё вопрос. Ставка никогда не переводилась на другую планету, за исключением критических случаев, когда на Скаро оставаться было небезопасно или требовалось моё личное присутствие на фронте, — к любопытству примешивается какое-то предвкушение, словно правитель нетерпеливо ждёт, пойму я или нет.       — Ты о Серифии, — утверждающе говорю я, меж тем лихорадочно листая официальную хронологию. Ну как же, это всё должно там быть, и… Почему об этом ни слова? И где Битва за Венеру? И… Ой. — Подожди… Если это было, но этого не было… Нет, это не люфт. Люфт — это слишком мелко для такого масштаба, или нет… — и тут меня осеняет. — Что-то из этих событий — отменённая линия времени. Или Серифия, или я.       — Отлично, Прототип Зеро. Хотя, как обычно, самодеструктивно.       Угодив ему в другой ситуации, я бы чувствовала удовлетворение, но не сейчас. Как же так… События, которые накладываются друг на друга по темпоральной прямой, перехлёстываются там, где не могли…       — И… когда Повелители Времени сумели переписать нашу историю?       — Лишь единожды, — совершенно нейтрально отзывается Император. — Задолго до Великой Войны Времени. Текущая темпоральная линия удержана Контролёром. Но ничто не стирается до конца, особенно глобальные события. Всегда остаются следы, хотя бы в виде мифов и преданий. Далеки не любят выходить за рамки инструкций и думать над очевидными фактами, это пустая трата времени. Поэтому, пока не ткнёшь фоторецептором в нестыковки, никто не задаёт вопросов. Но у Скаро три глобальные линии времени, и две из них были отменены.       Вдруг ловлю себя на том, что сижу, раскрутив слуховые рецепторы на полную мощность. Как там эта подходящая идиома, «развесив уши»? Когда успела на пол опуститься, не помню.       — Ты не стал бы об этом говорить, если бы не хотел рассказать больше, — делаю я логический вывод вслух.       — Первая линия времени была соткана без Доктора, и в этом было её благо и её недочёт, — сообщает Император так буднично, словно приказы раздаёт. — Мы оторвались от своего фундамента, и это сделало нас слабыми и уязвимыми.       — Битва за Венеру, — понимаю я.       — Именно. И кроме неё, ещё масса провалов. Мы сделали Скаро планетой-бродягой, планетой-крепостью, оторвав её от солнца в родной галактике, и двигались по космосу, очищая территории до тех пор, пока не начали сталкиваться с цивилизациями схожего уровня. Всё закончилось на Земле, где нас победили, разоружили и подчинили. Но я успел узнать о Халлдонском эксперименте. И решился на шаг, о котором не пожалел — перебросив себя в глубокое прошлое, внёс правки в эксперимент, полностью изменив его характер и стерев далеков так, словно их никогда не было.       Он… что сделал?! Псих ненормальный. Убийца!!!       — Объясни-и?..       — Изначально халлдоны собрали на искусственной планете народы из разных уголков космоса. Я же смог изменить условия так, что все они оказались с той планеты, на которой далеки потерпели абсолютное поражение, но из разных времён. Рассуждая здраво, я предполагал, что далеки нужны Вселенной, уставшей от хаоса и нелогичности, и они возникнут снова. Так и произошло. Эту линию я помню достаточно плохо, потому что фактически пересоздал всё с нуля. Лишь некоторые предания низших, реликты и странные дежавю помогли мне предположить, откуда это всё взялось, и постепенно восстановить хотя бы обрывочный ход событий***.       — А вторая линия? Там уже появился Доктор?       — Да, зато там не было такой помехи, как Даврос. Но в конечном итоге мы повторили ошибку, оторвавшись от своего солнца, от своей галактики и даже от Скаро. На этот раз мы попытались существовать во Времени, построить там Империю абсолюта и распространить влияние на все эпохи, от рождения Вселенной до её гибели. Но Великая Катастрофа и обратившие на нас после неё внимание Повелители Времени, увы, оказались серьёзной проблемой. И в день нашего сотворения пришёл Доктор.       — Так родилась третья линия времени далеков, — понимающе тяну я. Обалдеть. — Но мы почему-то помним события…       — …которые привели нас к проигрышу и отняли все шансы на реорганизацию и переналадку Вселенной. Ты всё ещё задаёшься вопросом, почему мы это помним?       — Я поняла. И… Ты был несправедлив, обвиняя далеков в косности и нежелании разбираться дальше предписанного. Отчасти это наш минус, отчасти плюс, но в данном случае дело в самом Времени. Всё, что выпадает за рамки прямой линии, слишком запутанно. Чьё угодно сознание начнёт сходить с ума в попытке постичь всю эту безмерность и переплетения. Даже Контролёр Времени здесь почти бессилен, я ведь права? Я видела далека, который попытался в себя вместить хотя бы Вихрь, он утратил рассудок. У любого разумного существа, тем более у далека, есть что-то вроде предохранителей в разуме. И мы отводим взгляд там, где опасно смотреть и задумываться, чуя проблему на подсознательном уровне. А полузабытые линии времени и вызванные ими люфты превращаются в легенды и мифы. Одного не могу понять, почему ты мне это рассказал? У тебя должна быть какая-то цель.       В ответе сквозит что-то вроде снисходительности к неопытному стажёру:       — Ты сама сейчас ответила на этот вопрос, маленькая темпоральная загадка. Ничего не умея, имея лишь поверхностные знания, ты всё же чуешь Время не хуже меня или Контролёра, но на свой собственный манер. Если мы с ним всё видим, как снайперы сквозь прицел — чётко, но узко, то ты подобна хищнику, определяющему добычу по следу — размазанно, но широко, — почему-то от слова «хищник» меня пробирает внутренняя дрожь. Глупо, но не могу отделаться от предвзятых ассоциаций. — Наверняка это связано с твоим парадоксом. Я ещё думаю, как и для чего тебя рациональнее использовать, учитывая твои личностные особенности. Но чем ты должна стать, я понял, когда ты горячо настаивала на восстановлении Скаро. Ты не знала причин, не видела причин — но чуяла их, на подсознательном уровне понимая, что мы опять не устоим, если у нас не будет объединяющего центра. Что нельзя повторять ошибки прошлого.       Чувствую себя странно, словно Император и не обо мне вовсе говорит.       — Ты переоцениваешь мою значимость.       — Или ты себя недооцениваешь, — парирует он. Потом вглядывается в меня, пристально, словно действительно хочет прожечь дыру. — Мы здесь одни. Можешь сказать, что думаешь.       Всё равно ведь видит меня насквозь, даже без телепатического контакта. Вот и смысл сдерживать вспыхнувшее негодование? Не могу больше балансировать между почётными титулами лабораторной зверушки и императорского каприза, аккумуляторы сдохли.       — Мне надоело быть вещью, — отвечаю, стараясь сохранить спокойный тон. — Пусть я ошибка конвейера, сумасшедший мутант-прототип, но я далек. А не предмет без разума и воли. Я подчиняюсь твоим приказам, но думать ты мне всё равно не запретишь. Потому что никакой далек внутренне не подчинится приказу, отменяющему его сущность. Даже Доктор признавал за мной право быть далеком, уж он-то в моей сущности не сомневался. Если сомневаешься — лучше убей. Потому что ещё немного, и я не выдержу.       — Вся Империя называет тебя эксабом, а тебе ещё мало? — в голосе чувствуется лёгкая насмешка. — Откуда этот нездоровый комплекс неполноценности, Прототип Зеро? Это нехарактерно для далека. Уничтожь его. Или смирись со своим воображаемым положением.       Злость, которая было меня охватила, гаснет, как от ведра воды. Варги-палки, он прав. Как же он прав. Всегда прав.       — Я… не знаю, откуда…       — Ты. Ты сама. Просто не хочешь себя простить за то, что делала в прошлом. Порой у меня складывается ощущение, что ты каждый рэл себя расстреливаешь. При том, что тебе чётко было сказано ещё на первой аудиенции — ты не виновна ни в ошибке конвейера, ни в том, что за ней последовало, потому что не понимала и не могла понимать, что тобой движет.       Почему так горько и больно в горле? В груди какой-то узел свернулся, тяжёлый, как свинец, и тоже болит, даже вдохнуть не могу. В глазах всё плывёт… Нет, нет, только не при нём, только не здесь, только никаких соплей.       — Ты давно стала частью Империи, — продолжает звенеть тяжёлый гонг над моей головой. — Не она от тебя закрылась, а ты от неё. Не от чего бежать, Прототип Зеро. Перешагни через свой страх, через презрение к самой себе, через… эту привязанность к собственному прошлому. И уничтожь их. Или оставайся вещью. Свободна.       Встаю, как сомнамбула, салютую почти несознательно, и даже не помню, как оказываюсь снаружи. В мозгах лишь одно — поскорее забиться в укромный угол и выхлестнуть из себя всё, что оттуда так бешено рвётся — крик, злость, слёзы, истерику, всё вперемешку. Стрелять, стрелять! Я хочу что-нибудь уничтожить! С особой жестокостью! Истерическое бешенство, ярость берсерка, голыми ложноручками что-нибудь живое придушить, да хоть зеркало избить, да, вот именно, зеркало избить!!! Злоба, злоба, которую никогда не трогает никакой фильтр, выпустите меня на передовую, я там сейчас устрою! Варги-палки, нет никакой передовой, я сама заставила эту махину переключиться на интриги и засады. Убить, убить, убить кого-нибудь, уничтожить что-то живое!..       Да что со мной, словно варгой обдолбалась… Народ в коридорах шарахается, того гляди кто-то из медиков с инъектором навстречу выкатит. Вот, скажут, Император Зеро продраил с песочком, аж вот-вот взорвётся, как нейтронная бомба. Надавала поводов для слухов выше транспортной шахты. Хоть к холодному чему прижать голову, а то как в огне… Подхожу к стене и трусь лбом о металл, пытаясь расслабиться и отключить мысли, чтобы не возвращаться к… нет, нет, не думать. Иначе будет взрыв. Пожалуйста, пожалуйста, пусть случится что-то из ряда вон, чтобы переключить мозг. Иначе я с ума сейчас сойду.       Сзади — тихое жужжание гравиплатформы, словно бы прямо за спиной. Кто-то остановился едва ли в полутора манипуляторах от меня и смотрит. Не могу сейчас к логистической карте обращаться, просто поворачиваюсь.       — Гамма?.. — хотя какой он теперь Гамма, он теперь серв номер шестьсот пять из научного отдела.       — Твой фильтр послал сигнал тревоги на контрольный пульт. Мне приказали отнести тебе успокоительное, — сообщает он, протягивая манипулятором инъектор.       Понятно даже, почему его, а не дежурного врача или психолога — перед Гаммой, как и перед любым другим прототипом, я точно не позволю себе никаких взрывов посередь коридора.       Беру инъектор, сажусь под стенкой, но впрыскивать транквилизатор почему-то не спешу.       — Приказано передать, что психолог ждёт тебя наготове, — продолжает серв так спокойно, что мне хочется в него уткнуться и тихо поскулить вместо того, чтобы вкалывать лекарство.       — Поняла, — тихо отзываюсь, потому что голос не очень слушается. — Гамма, ты-то сам как?       Хотя он не Гамма, он номер шестьсот пять.       — Привыкаю к старому телу. Очень не хватает улучшенного зрения, но в целом так комфортнее. Нет ощущения, словно всегда на прицеле у противника.       Киваю и собираюсь вколоть себе лекарство, как вдруг он произносит одно-единственное слово, заставляющее меня замереть, забыв обо всём. Потому что он как-то особенно его произносит. Так, как его ни в коем случае нельзя произносить. Так, словно под ним не просто вопрос, а нечто большее и очень грозное.       Самая запретная интонация самого не любимого далеками вопроса.       — Почему?       Так. Кто там хотел проблем на свои мозги?