Поликарбидная логика

      Хищные щелчки ножниц надо лбом. Сижу на ящике из-под взрывчатки, а мои отросшие за полгода лохмы устилают белую робу — полный аналог старой оранжевой — и пол вокруг. Роботы-уборщики уже наползли изо всех щелей и тихо ими давятся. На койке разложены комплекты утверждённой одежды и всякая мелочёвка. На полку впихнули голограф, проецирующий трёхмерный эскиз модельной стрижки прямо в воздух за моей спиной. Дверной проём занят страшно гордым проделанной работой Сервом, наблюдающим, как единственная марионетка базы «Центр», имеющая парикмахерские навыки, приводит мою голову в порядок.       — Может, всё-таки накрасим глазки? — заигрывающе интересуется она. — На эскизе ведь «смоки айз».       Косметику действительно доставили, с чисто нашей педантичностью. Бросаю взгляд на угол койки, где разбросаны карандаши, флаконы и плоские коробочки. Какая дикарская гадость…       — Пачкать лицо — иррациональное излишество.       — Зато его будет видно издалека. Мэм, косметика придумана не только для того, чтобы скрывать недостатки, которых у вас нет, но и подчёркивать важное. Давайте накрасим глаза — их тогда будет видно из любой точки зала.       Ну чего пристала? Лучше бы поосторожнее стригла, того гляди, уши оттяпает.       — Для далеков лицо не имеет значения.       Ножницы отложены на койку, слышу жужжание машинки и чувствую её осторожное прикосновение к шее сзади.       — И всё же, мэм, эскиз утверждён самим Императором, а у меня приказ в точности его воплотить. Если что-то будет не совпадать, Император может остаться недоволен.       Варги-палки.       — Хорошо, накрасишь глаза. И больше ничего.       — Да, мэм, — марионетка только что не мурлыкает от удовольствия, стряхивая колючую волосяную крошку с моей шеи на пол.       Бросаю косой взгляд в зеркало. Ой, лучше бы не смотрела. Обгрызенная чёлка, прилипшая ко лбу, остальные волосы срезаны по косой — сзади накоротко, так, что даже затылок подравнивали машинкой, а впереди доходят до подбородка. Всё висит мокрыми соплями. Полный мрак.       — Готово, теперь надо уложить волосы, — марионетка тщательно смачивает бардак на голове чем-то из синего флакона, а потом решительно берётся за фен и круглую щётку. — Запоминайте, как я делаю, дальше будете сами. Если регулярно обрабатывать волосы моделингом, они начнут укладываться, как надо, даже после мытья.       В лицо ударяет поток горячего воздуха. Скорее бы кончилось это издевательство, скорее бы дорваться до того, что многообещающе выглядывает из кобуры. Роботы-уборщики пытаются ползать даже по моим ногам, ужасно щекотно. Даю лёгкого пинка самому наглому.       — Ну вот, — фен отлетает в угол койки, марионетка принимается перебирать краски для лица. Снова смотрюсь в зеркало. Да, так, пожалуй, гораздо ближе к эскизу — стрижка встала блестящим шариком, а начёсанная круглой щёткой чёлка кажется менее неопрятной. Во всяком случае, результат выглядит аккуратней, чем то, что было до процедуры, хотя вид ужасно непривычный, а голова кажется больше, чем есть.       Марионетка поворачивается ко мне. Вижу в её руках толстый чёрный карандаш, флакончик с какой-то неведомой фигнёй и несколько кистей. Мама-радиация, вот это я попала… Но спорить дальше — это лишь оттягивать конец экзекуции, так что покорно выполняю команды и даже не гляжусь в зеркало, чтобы не получить очередную моральную травму.       Наконец, марионетка отчаливает, оставив меня разбираться с остальной экипировкой. Окидываю долгим взглядом выставку тканей супримских цветов, бело-асфальтово-чёрных.       — Так, — говорю Серву, — что здесь куда?       Он тыкает манипулятором в первую кучку.       — Базовое бельё, три комплекта. Терморегулирующее, влагоотводящее, пуленепробиваемое. Надевай.       Беру сверху нечто непонятное, разглядываю, припоминая известные мне аналоги гуманоидной одежды. Кажется, это нечто земляне бы восприняли гибридом спортивного купальника и шорт. Изгибы ткани подсказывают, что куда надо всовывать. Сбрасываю робу, с которой уже сроднилась, и забираюсь в обновку. Как-то некомфортно.       — Металлическая застёжка на груди. Сожми.       Послушно сжимаю. Висевшая до того мешком ткань вдруг резко подтягивается, плотнеет, идеально облепляя тело и удобно поддерживая грудь.       — Чтобы снять, нажмёшь повторно. Теперь ноги. Гольфы двух вариантов — до колена и выше колена, тоже по три комплекта, из той же ткани.       Беру покороче, натягиваю. Застёжки уже нахожу сама, без подсказок. Удобную вещь, черти, разработали, хотя ногам непривычно быть в ткани после того, как два года босиком пробегала.       — Одежда на разные случаи жизни. Комбинезон для боевых заданий широкого спектра, значительно снижает вредные излучения, не пробивается никакими пулями, даже с урановым сердечником. Лазером берётся только при попадании луча под углом девяносто градусов. Прячет от радаров и сканеров. Может менять цвет под окружающую среду, имеет шесть основных гамм: скалы, снег, хлорофилловая растительность, ксантановая растительность, антонциановая растительность, ночь. Можно комбинировать цветовые режимы, создавая оттенки. Снабжён системой искажения световых лучей, при активации системы сделает тебя практически невидимой, если будешь стоять неподвижно. В движении заметен, но всё равно прицеливание будет затруднено. Режим невидимки держится половину скарэла, аккумуляторы можно запитать с рук.       Вот это я понимаю, вещь!       — Повседневная одежда, два варианта, брючный комплект и короткое платье. Не сковывают движения. Также выполняют защитные функции, но в меньшем объёме, чем комбинезон. Система невидимости не установлена. Парадное платье для особых случаев, длинное.       Чудовищная хламида, в ней только стоять. Надеюсь, особые случаи долго не случатся. Побыстрее её откладываю в сторону. Серв продолжает объяснения:       — Обувь, два варианта — под брюки и под платья. Полностью отлита под тебя. Шнуровка, пряжки — всё декоративное, маскирует антигравитационные двигатели, застёжка аналогична одёжной. Высокие ботинки также снабжены системой невидимости. Расчётный срок службы экипировки — около ста лет при интенсивном использовании. Теперь проверяй подгонку.       По очереди натягиваю каждую одёжку, начиная с приятно-чёрного комбинезона. Тестирую и невидимость, и перемену цвета. Прелесть! Я, конечно, начала учиться сложному психокинезу типа энергетических полей, но когда валяешься без сознания, никакая псионика не защитит. А вот грамотная одежда может спасти жизнь.       Платья меня не слишком прельщают. Короткое ещё туда-сюда, напоминает робу, только сидит удобнее и юбка повыше заканчивается. А хламида, надеюсь, мне никогда не пригодится. Серв выглядит полностью довольным результатом. Ещё бы, его ребята выполнили всё идеально тщательно, ему есть чем гордиться.       Теперь комплект, который я приберегла напоследок, самый сложный. Сперва — асфальтовая облегающая майка с воротником-стойкой, но лишённая рукавов настолько, что плечи полностью открыты. Потом — такие же асфальтовые брюки из эластичной ткани, прекрасно убирающиеся в высокие, до колен, ботинки. Чёрный пояс с кобурой. И наконец, самая бунтарская по духу деталь — белый приталенный плащ-безрукавка нараспашку, выглядящий так, словно эти самые рукава оторвали по швам. Высокий воротник можно отогнуть, но стоймя он выглядит более дерзко. Совершенно ненужная и нефункциональная деталь, но мне она нравится сквозящим в каждом шве протестом. Типа, вы думали, мы сдохли — да счаз! Не дождётесь, мы воскреснем из пепла и снова придём к вам. Сказать по правде, мне ещё в эскизах этот костюм приглянулся. Что-то в нём есть такое… Наше. Даже несмотря на вызывающий вид и несхожесть с военной формой.       Вообще, это была одна из самых ненормальных моих идей — найти подходящего дизайнера и использовать его по полной программе. Имея довольно обширные знания о Земле и примерно прикинув, что нужно получить в итоге, я предложила выдать нас за фотомодельное агентство или компанию по разработке компьютерных игр, и объявить конкурс на лучший проект в стиле ретро-фантастики среди молодёжи. Как ни странно, это сработало. У студентов ещё раскованное сознание, им нужны деньги, а конкурс с солидным вознаграждением стимулирует фантазию и заставляет выкладываться на всю катушку. В итоге у нас на руках оказалось большое количество эскизов, из которых мы отобрали, что понравится, и предложили дальнейшую разработку их авторам, уже за стабильные деньги. Для нас это абсолютно незначительные расходы, для них — твёрдый заработок, поэтому никто не отказался. Поскольку операцию мы провели в самом начале двадцать первого века по летоисчислению Сол-3, у нас была возможность спокойно использовать марионеток в качестве промежуточного звена там, где это было нужно, и интернет для обеспечения полной анонимности заказчика. Двух лучших дизайнеров, одного специалиста по технике, а другого — по имиджу, мы в итоге всё же забрали, теперь они в виде марионеток вкалывают в штате Учёного. Собственно, на мне сейчас их разработки.       Вытаскиваю из кобуры пистолет-излучатель с кучей режимов, от классического нашего гамма-бластера до лазера и скорчера, бьющий на привычную дальность до тысячи леров. Реальная дистанция зависит от содержания пыли и влаги в атмосфере, могущих рассеивать луч — в космосе он может долупить леров этак тысяч за пять-шесть. Заподлянка для врагов: чтобы пользоваться этим оружием, надо быть прототипом и уметь излучать руками электричество. Аккумулятор в принципе не предусмотрен. С экспериментальным аналогом пистолета я уже напрыгалась в тире и на треке, но тот был больше и тяжелее, а этот совсем лёгкий и изящный, сделанный специально под мою руку.       — Очень удобно, Серв.       Наконец поворачиваюсь к зеркалу. На меня глядит незнакомая девушка, в которой лишь смутно угадываются черты «дикого Прайма», как меня за глаза обзывают в Совете. Несмотря на то, что незнакомка — гуманоид, рядом с далеком она выглядит совершенно гармонично. Если представить на месте Серва кого-нибудь из Супримов, так вообще всё идеально, хотя по отдельности вроде нет ничего общего. Ровно то, что требовалось.       — А ты говорил, невозможно и не получится, — убираю пистолет в кобуру.       Пытка кончилась. После совещания смою краску с лица и забуду, где вообще вся эта гадость валяется. Хорошо, что одежда прослужит очень долго — ближайшие лет сто мне примерки не грозят. Всё-таки это тело сложнее в уходе, чем прежнее, и запросы у него совершенно другие. Хотя, если сравнить его со скафандром, то, наверное, проще носить при себе расчёску и зубную щётку, чем каждый раз таскаться в мастерскую за инструментами и полиролем.       — Тяжёлое вооружение в тире. Доставлено вместе с остальной экипировкой, но я распорядился отправить его сразу туда… Стоять, Прототип Зеро! Тебя вызвали на сегодняшнее совещание, и оно уже скоро!       Стою, под писк заушной платы застряв между косяком и Сервом, и обиженно гляжу ему в фоторецептор. Зачем тогда сказал про оружие?! Не мог подождать? Похвастаться захотелось? Но он прав, совещание через два скарэла, а новые стволы надо изучать с чувством, с толком, с расстановкой. И всё-таки, как же хочется в тир и хотя бы ящики полапать!       Мысленно вздыхаю.       — Подчиняюсь.       Задвигаюсь обратно в каюту и аккуратно складываю остальную одежду стопкой. На самом деле, с наибольшим удовольствием я бы погуляла в комбинезоне, но что-то подсказывает о его неуместности за пределами трека. Наверное, сказывается старая привычка: в моём родном времени далеки, не покидавшие планету и не служившие в охране, разъезжали в облегчённой версии скафандров, которые даже нуждались в подзарядке. Правда, это было связано со стоимостью производства военного оборудования — Империя тогда много на чём экономила, у нас не было таких продвинутых технологий, как у Новой Парадигмы, чтобы можно было каждого паршивого серва в металерт запаковывать. Вот въевшаяся привычка и подсказывает: сидя в штабе, глупо одеваться, как будто прямо сейчас на фронт. И потом, если бы начальство хотело, чтобы я всегда ходила в одном и том же, оно бы меня обеспечило только многофункциональным комбинезоном.       Ну вот наконец и хранилище для экипировки пригодится, впервые за два года. А то до сих пор мне там было нечего держать, кроме коробки с бисером, которая всё равно чаще лежала на полке, и сменной робы. У далеков традиционно не бывает личных вещей, просто за ненадобностью. Но новая оболочка, совмещающая в себе и тело, и скафандр, требует кое-какого минимума барахла.       Складываю одежду в ящик, на котором сидела и в котором мне, собственно, всё и принесли. Так, теперь куда бы деть косметику… Да надо просто забросать всё под тряпки и забыть. Придётся оставить только синий флакон с жидкостью для крепления причёски, как её там, моделингом, и щётку для накручивания чёлки. Робу надо будет отправить на переработку, в ней уже явно нет необходимости. Складываю оба комплекта, пояс, сверху на них ставлю голограф:       — Это надо сдать на место. Есть свободный рассыльный?       — Уже вызван.       За что мне ужасно нравится Серв, так это за то, что он является живым воплощением старого армейского присловья: «Если приказ выполним, то он уже выполнен. Если невыполним, то будет выполнен своевременно или немного раньше», — и от своих строго требует того же. К тому же он прост и прям, как лом, и остальные на него равняются. Пожалуй, сервы — единственная каста, которую почти не шатает. Но чем выше и интеллектуальней общество, тем слабее наши связи. Согласно поручению Императора, я долго думала, с чем это может быть связано, и у меня наконец сформулировалась одна идея. Как раз сегодня мне и придётся о ней говорить. Особо не волнуюсь, я хорошо подготовилась. И думаю, это очень удачно, что меня именно сейчас доделали визуально, потому что доклад прозвучит как мотивирующий пинок в мозг всем присутствующим. И лучше, если его сделает советник Императора, а не лабораторный грызун.       — Мы обязаны явиться на совещание вовремя. В связи с запланированным ремонтом ближайшего лифта, следует воспользоваться дальним, это займёт больше времени.       — Возражаю, — говорю, — в ботинках есть антигравитационное устройство, мы можем воспользоваться транспортной шахтой.       — Пока ты не освоилась с управлением в лабораторных условиях, тебя велено не пускать в транспортные шахты во избежание случайных аварий, — с треском обламывает мою идею Серв. Логично, но обидно. Что ж, терпела столько времени, потерплю ещё немного. Хотя уж мог бы дотянуть меня на буксире два этажа, не развалился бы.       — Тогда мы должны идти.       — Подтверждаю.       Ровно на выходе сталкиваемся с посыльным. Не могу мысленно не улыбнуться: это оказывается мой любопытный серв. И почему я не удивлена, что он первым подсуетился на меня поглядеть? Наблюдая за ним с того самого дня, как он нахально поинтересовался моей личностью, я с интересом проследила, как он старательно лез в проект. Заодно просветилась, какие методы для провокации переназначения используют младшие чины. Сама-то я всегда пробивалась только «по вертикали», но этот забавный тип показал, что можно делать то же самое «по горизонтали», добиваясь перевода в заинтересовавший отдел при сохранении прежней должности. Вовремя уроненная при начальстве фраза, вовремя оказанная мелкая услуга — и опа, тебя заметили и прибрали к манипулятору. А этот ещё подметил любовь Учёного к тем, кто заинтересован работой, и стратегически воспользовался обнаруженной уязвимостью. Всегда хочется припереть его к стенке и спросить, что он такого интересного нашёл для себя в прототипах? Впрочем, инициатива наказуема. Когда наконец зайдёт речь о кандидатурах в назначенные добровольцы, а этот день недалече, я непременно укажу номер этого парня.       Но пока впихиваю ему в манипулятор голограф, а на излучатель нахально вешаю одежду, хотя сама прекрасно знаю, как мы не любим завешивать оружие чем попало.       — Приказ: доставить голограф на склад, вещи — на вторичную переработку.       — Я подчиняюсь, — чеканит он.       Пристально гляжу и думаю, отругать его за излишний интерес, или чёрт с ним. Нет, пожалуй, не буду. Любопытство — признак интеллекта, умные подчинённые лишними не бывают.       Посыльный укатывает в свою сторону, мы — в свою, на совещание. Я уже давно не робею, приближаясь к императорскому залу. Вернее сказать, некоторый процент робости всё же остался, но это скорее от врождённого благоговения перед правителем и высшими чинами. Но на совещаниях я довольно спокойна. Если мне есть что сказать, меня всегда выслушивают. Иногда даже удаётся обосновать свою точку зрения в достаточной мере, чтобы её приняли. По крайней мере, уже два самоубийственных проекта я зарубила. Нельзя пересекать собственную темпоральную линию, но Новая Парадигма усвоила это лишь со второго раза (и честно скажем, раньше им то же самое втолковывал Доктор, только не словами, а разбитыми фоторецепторами и бездарно потраченными ресурсами). Больше ненормальные идеи вроде «а давайте захватим Землю во время Шестой Мировой» или «а давайте придём на Галлифрей, когда у них там ещё каменный век, и устроим им конец Времени» не озвучиваются, по крайней мере, до тех пор, пока мы не научились управлять парадоксами. Иначе Вселенная быстренько уравновесит нас Хищником, всё пойдёт насмарку, а в ТАРДИС прибавится вантузов для чистки туалета. Надо действовать в том времени, когда далеки уже превратились в предания, а это как минимум миллионные года. А ещё лучше, когда мы перестанем быть темой даже для анекдотов.       Поднявшись на нужный этаж — со стороны Серва очень мило проводить меня, а не идти своим ходом, — сталкиваемся со Стратегом. Вторая личность, с которой мне никак не удаётся поладить. Вот уж кто действительно, по меткому земному выражению, «сапог», от забора до обеда. Его безумно раздражают метафоры, которые часто проскакивают в моей речи, а меня — его святая вера в инструкции и формулы. Его бы закинуть на Сол-3, на парочку лет. Нет, два года он не выдержит и рехнётся, достаточно на месяц. Сразу поймёт, что аналитические выводы, сделанные наблюдателями прошлого, не всегда хороши. А то каждый раз приходится ему доказывать, что из любого правила бывают исключения.       Тем не менее, нелады — это не повод друг на друга шипеть, как с Вечным. Поэтому мы раскланиваемся с дежурной вежливостью, и Серв хвастается:       — Экипировка Прототипа готова и доставлена с завода. Сегодня вечером в тире Зеро будет проверять новое вооружение, — так и висит подтекстом, приходи позырить. Было бы на что, я же мимо половины мишеней промажу с непривычки. Впрочем, кроме вооружения, разработчиками была обещана какая-то оптика, заменяющая универсальный прицел фоторецептора. Может, тогда смогу стрелять точнее.       — У меня вечером будут на рассмотрении четыре новых варианта боевого линкора, — отвечает Стратег. — Надо будет определить, какой из них пойдёт в дальнейшую разработку.       Уф, не притащит свои синие бока в тир, и на том спасибо.       Вход в императорский зал уже открыт, и туда поочерёдно заезжают участники сегодняшнего совещания. Каждый считает своим долгом пробежаться по мне взглядом, оценивая новый дизайн. Молчат — это хорошо. Были бы замечания, непременно бы сказали. Учёный так вообще расщедривается на комплимент:       «Выглядишь удовлетворительно».       «Хочу потестировать боевую амуницию», — тут же отзываюсь я.       «В порядке штатного расписания».       Пропускаю входящих, входить положено по старшинству, так что традиционно приходится плестись в самом хвосте. Занимаю своё обычное место, в конце ряда «белых», усаживаясь на возвышении, поудобнее скрестив ноги. Иногда совещания могут тянуться часами, поэтому мне разрешено сразу принимать комфортное положение в пространстве. Есть подозрение, что сейчас мой доклад задвинут в самый конец, чтобы никому не портить настроение.       Так оно и оказывается. Проходит не меньше двадцати скарэлов в дебатах над производственными планами следующего месяца, прежде чем основные вопросы оказываются решены, и Император, подтвердив расчёты, добавляет:       — А теперь мы обсудим более серьёзный вопрос. Я давал поручение Прототипу Зеро найти уязвимости в Империи. И требую, чтобы вы выслушали то, что она скажет, вне зависимости от того, как это прозвучит.       Взгляды присутствующих, и далеко не все из них дружелюбные, поворачиваются на меня. Самое страшное в том, что я не произнесу ничего нового. Потому что обо всём этом они уже думали, все без исключения, но не смели сказать. Это наша беда. Как только надо произнести что-то, что внешне противоречит устоям общества, как у нас парализует речевой аппарат, и мы начинаем думать, что все вокруг нормальные, а мы со сдвигом, и если об этом узнают, будут неприятности. Обратная сторона консервативного общества, замалчивание проблем.       Ну, понеслась.       — Ни для кого из вас не секрет, что с Империей не всё в порядке, — говорю, уже готовясь к цистернам возмущения, которые на меня сейчас выплеснутся. — Хуже того, она тяжело больна, и первый признак — вы все это чувствуете, но не решаетесь сказать вслух, потому что, на ваш взгляд, такие мысли мало сочетаются с Общей Идеологией. Тяжело признать, что нас разрушают разлад, шатание, намёки на крамольные мысли и прочие мелочи. Это всё лишь внешний слой, горизонт событий, под которым прячется настоящая чёрная дыра. Для старой Империи, в которой я была впервые активирована, всё это было просто немыслимо, но я хочу сказать, что с Новой Парадигмой иначе и быть не могло.       Во, у Стратега уже подёргивается излучатель. Стрелять он, конечно, в присутствии Императора не осмелится, но скоро я буду любоваться тем, как излучатели дёргаются у всех присутствующих. Продолжаю:       — Сам по себе термин «парадигма» означает мировоззрение. Новый тип далеков — новые истины. И новооткрытая истина состоит в том, что мы осознали — мы можем быть побеждены. Это пугает. Когда не умеешь проигрывать, легко сломаться. Новая империя далеков оказалась загнанной в угол. У нас есть технологии, но нет ресурсов и возможности накопить достаточно сил, чтобы вернуть себе былое могущество. Мы связаны темпоральной линией Скаро и Войной Времени. А в тех временах, в которых мы можем действовать свободно, не опасаясь парадоксов, Вселенная уже не та, что была раньше. Теперь это не отдельные разрозненные цивилизации, это союзы из множества галактик, предпосылки к возникновению которых создали мы сами, до и во время Великой Войны Времени. Их так просто не рассоришь и не поработишь, а при слове «далеки» они немедленно объединятся, забыв обо всех разногласиях. Любая попытка отвоевать прежние позиции может оказаться нашим окончательным концом. Понимание всего этого усугубляет подсознательный страх перед проигрышем. Мы, далеки, боимся. И страх делает нас слабее, чем мы есть.       Вот, как я и думала — совет в очередной раз в гневе от слов «дикого Прайма», и каждый присутствующий жаждет меня пристрелить. Пожалуй, спокойнее всех пока остаётся Император. Ну, ему положено…       — Но это только одна проблема, и она решаема маленькой победоносной войной. Есть проблема гораздо более крупная. Империя потеряла цель.       — Да как ты смеешь! — вдруг рявкает, перебивая меня, Стратег. — Наша цель совершенно очевидна! Далеки — высшая раса, которая должна господствовать во Вселенной!       — Разумеется, — отзываюсь я, даже не стараясь скрыть сарказм. — То-то за триста лет существования у нас даже базы за пределами междумирья нет! Новая Парадигма забилась в тараканью щель и по крохам тянет ресурсы, хотя на Скаро за это время в любой период истории успевали выиграть несколько сотен войн, не считая всего прочего!       — Нас могут обнаружить, — зло отвечает Стратег.       — Вот! — я обличительно тыкаю в него пальцем. — То, о чём я сказала. Страх. Страх, завязанный на инстинкте сохранения расы. Мы должны развиваться, иначе умрём. Мы не можем развиваться, потому что есть риск быть уничтоженными. Патовая ситуация. Цель всемогущества слишком глобальна и слишком подорвана проигрышем на Галлифрее. Нам нужна менее абстрактная и более реальная цель. Цель конкретная, понятная даже десантуре с интеллектом ниже гравиплатформы, и главное, осуществимая.       — Ты можешь предложить такую цель? — Император очень внимательно глядит на меня. Похоже, у него единственного хватает духу признать, что я озвучила самые тайные мысли их всех. Мысли, которые грызли их изнутри и не давали полностью сосредоточиться на общем деле, ибо высказаться было слишком опасно, слишком крамольно. Но у меня есть право «пятилетнего советника» сказать, что король оказался голым. Поэтому я им и воспользовалась. Дурацкое, конечно, сравнение с земной сказкой, но она слишком про нас, чтобы я о ней забыла.       — Да, я могу предложить объединяющую цель. Но сперва я назову ещё одну проблему Империи. Чтобы здание было долговечным, ему требуется надёжный фундамент, — типично архитекторское сравнение, но что поделаешь, если оно наиболее наглядное? — У нашего здания всегда был фундамент, достаточно надёжный, чтобы выдержать Империю любой массы. То, что всегда было для нас свято, священнее Общей Идеологии, важнее всего в мире. То, что мы готовы были спасать, наплевав на все законы Пространства и Времени. То, к чему мы возвращались всегда. Вы можете ответить, что это? — я говорю всем, но смотрю в лилово-лимонный глаз-рентген. Почему-то мне кажется, что правитель меня понял, но хочет, чтобы остальные ответили на этот вопрос. Однако совет сохраняет тишину. Как всё плохо-то. Выдерживаю паузу.       — Даже ответить не можете или боитесь… Империя Новой Парадигмы лишена фундамента. Все эти базы, флоты, солдаты, заводы, открытия, технологии — всё не имеет смысла, пока нам не за что сражаться. Чтобы возродить свой дом, мы должны возвести фундамент. Мы должны вернуть себе Скаро*.       Выговариваю это слово, чувствуя, как внутри всё сжимается от боли, и то же чувство пронизывает совет. Пока никто не начал говорить очевидное, продолжаю сама:       — Да, я помню, что наше солнце умерло по естественным причинам, и нашей родины больше нет. Но разве это может быть препятствием для далеков? Мы созданы править Вселенной — и мы можем нагнуть не только любую цивилизацию, но даже само Время и Пространство. Ради Скаро мы можем развернуть вспять темпоральный поток. Забрать гибнущую планету или же воссоздать всю солнечную систему — не имеет значения! Мы должны поставить себе эту цель и её осуществить. Тогда у Империи появится и фундамент, и объединяющий элемент, и первое серьёзное достижение, которое позволит победить страх перед поражением. Насколько я выяснила, некоторые уже задавались этим вопросом и даже проводили астрофизическую разведку в районе чёрной дыры…       — Подтверждаю, — отзывается Учёный. — Однако возрождение нашей солнечной системы может привлечь внимание.       — Именно, — отвечаю я. — Поэтому надо самое слабое место плана трансформировать в самое сильное, а также использовать метод переключения внимания. Разумеется, если вдруг в районе нашего Солнца появятся корабли далеков, а чёрная дыра превратится в светило, этого никто не пропустит. Но если некая неизвестная цивилизация, существующая, допустим, в межгалактическом пространстве, или даже прямо в междумирье, выйдет на контакт и официально обратится в галактический совет с целью выкупить ресурс, который никому не нужен, они не откажутся — чёрные дыры только мешают навигационным системам кораблей, пользы с них никакой. Кроме того, в подходящий период времени, из которого мы ещё можем обмануть энтропию, задают тон земляне, а они исключительно продажные. Мы никогда не брезговали политической интригой и использованием чужих слабостей на своё благо. Почему сейчас надо отказываться от этих способов, тем более имея на руках технологию прототипов, которые в лицо никому не знакомы?       — Мы сделаем достаточное количество контактных линз, — вдруг говорит Серв. Возврат к очень старому разговору выглядит настолько неожиданно и даже неуместно, что у меня едва не вырывается вовсе не нужное на совете хихиканье.       — То есть ты за этот план?       — Он очень сырой, но не бесперспективный, — задумчиво говорит вместо Серва Стратег. Вот уж не ожидала! — Мы действительно упирались в проблему осуществления операции по возвращению Скаро. Но если грубую силу заменить на военную хитрость, то всё может сложиться. Хотя риск очень велик.       — И нужно очень много ресурсов, — замечает один из Супримов. Это Девятый, главный экономист.       — Ещё раз, мы можем использовать межгалактическое пространство, — повторяю я. — Там никто не путешествует, оно мало изучено, хоть целую армию спрячь — не заметят. А главное, там изредка встречается то, что мы называем «одинокими звёздами» — вырванные гравитацией при столкновении галактик или оторвавшиеся от окраинных скоплений звёздные системы, которые вынесло даже за пределы филаментов**. Мы можем найти такую звезду, можем её создать, безразлично. Космос набит стройматериалами. Всё необходимое мы добудем на окраинах пустых звёздных систем, где нет пригодных для колонизации планет. Это трудно, но разве далеки боятся трудностей? Когда-то мы так создавали целые галактики, кто мешает воспользоваться старым опытом? Если мы победим и вернём себе Скаро, то нас уже ничто не устрашит. Империя не может больше находиться в стазисе, она начинает гнить, на очереди полный коллапс. Пора двигаться, или мы попросту сдохнем, — всё, пафос из меня вылился, мысли вроде тоже. Опять смотрю на Императора. — Это все мои соображения по поводу проблем Новой Парадигмы. Других пока не вижу.       — Ты это высчитывала полгода? — спрашивает он.       — Я это высчитала ещё в первый месяц пребывания на базе «Центр». А потом набиралась смелости сказать, — признаюсь ему. В конце концов, я тоже далек, и мне трудно вслух перечислять факты, внешне идущие вразрез с О.И. — Также следовало найти аргументы на любое возможное возражение, это тоже потребовало времени. Мне пришлось разобраться в разделах физики, в которых я не была сильна.       — Во всяком случае, ты связала воедино и коротко сформулировала все отдельные мысли, которые посещают далеков с момента основания Новой Парадигмы, — заключает он. — Да, это подходящая цель, она в принципе выполнима и абсолютно конкретна, — его голос набирает полную мощь, громыхая на весь зал, отчего меня охватывает трепет. Хочется зарыться куда-нибудь или полностью раствориться в бронзовых колоколах, так похожих на песню нашего родного солнца. И я, не выдержав, встаю, вытягиваясь в струнку, под окончательный вердикт:       — Да будет так. Мы возрождаем Скаро.