Поликарбидная логика

      — Самая большая нелепость в том, что низшие уже не верят ни в нас, ни в Древних, при том, что и мы, и они у всех на виду, — разглагольствует Альфа, развалившись на облюбованном диване и созерцая космодром. Третий вечер в роли послов, мы отзаседались и пытаемся релаксировать в гостинице. Помещение уже слегка подредактировано — пришлось переправить в гостиницу некоторое количество оборудования, чтобы не бегать всякий раз на «Протон», когда надо связаться с Центром. Оставшиеся члены экипажа теперь тоже присутствуют здесь постоянно. Сейчас Бета сидит с нами, устроившись в кресле. Гамма и Дельта, пользуясь свободным временем, занимаются откровенной фигнёй — второй день как обнаружили объект под названием «игровая приставка», разобрались в её назначении и теперь тихо занимают себя эмуляцией космического сражения, друг против друга. Против компьютера им неинтересно, делают его в два счёта. Подозреваю, что и программу они уже успели добросовестно переработать в более реалистичную. А мы втроём лениво философствуем, потому что больше заняться, прямо скажем, нечем. Могли бы просто молчать, но это подозрительно, надо изображать какую-то активность, даже если мы уверены, что слежки нет. Потому что — это вам скажет любой далек — ни в чём нельзя быть до конца уверенным, кроме Общей Идеологии.       Я восседаю на спинке любимого Альфиного дивана и ем мороженое, наконец-то в полной мере оценив вкусы Ривер Сонг. Действительно ведь хорошая еда! Забавно, сто тысяч лет живём на вегетарианской и синтетической пище, а организмы всё равно с удовольствием усваивают продукты животноводства — молоко и яйца, во всех вариантах. С мясом и рыбой уже сложнее. У этих тел нет пищевого реактора, зато оказались трудности с перевариванием бифштексов. Одного эксперимента нам хватило, Бета уже поставил себе галочку подумать над этой проблемой по возвращении домой.       — Адери, ты допускаешь неточность, — замечаю, облизывая ложку. — Не позволяй презрению заслонять тебе фоторецептор. Низшие не воспринимают энергетические формы жизни до тех пор, пока те не обнаруживают своё присутствие сами. А ведь Вечные и прочие далеко не всегда могут проявляться по собственному желанию. Нам следует благодарить эволюцию за то, что мы можем хотя бы осязать облака энергии повышенной плотности. Низшие тоже чувствуют, например, электростатику, но наше осязание в этом отношении в несколько раз острее, а диапазон шире.       — А нужно ли вообще обращать внимание на этих Древних? — задаётся вопросом Бета. — У нас всё равно нет на них подходящего оружия и даже аппаратуры, чтобы точно определить, кто они такие. А если это действительно настоящие Великие Древние, то заговорить с ними — это раскрыться, что поставит миссию под угрозу. Согласно имеющимся у меня данным, они непредсказуемы и склонны бессмысленно пакостить материальным формам жизни ради собственного развлечения.       — А это, — говорю, — зависит от того, с какими именно Древними мы столкнулись, с системными или надсистемными.       — Не понимаю?.. — спрашивает Бета. Альфа дополняет его слова вопросительным взглядом.       — Философская мысль, на которую меня натолкнуло общение с ТАРДИС, — я следом за Альфой начинаю задумчиво разглядывать успокаивающее пространство космодрома и дальние голубые горы. — Вселенная подчинена одной общей закономерности, общей системе, которую мы знаем, как «обобщающую формулу», а остальные — как «парадигму Скасиса». Она описывает взаимоотношения материи и энергии, многомерности и нуль-пространства, времени и энтропии. Всё, что существует, подчинено этой закономерности.       — Ну?       — У каждой системы есть надсистема, более старшая. Экспериментальная колба с инфузориями в питательном субстрате — это система, в которую, в частности, включён учёный, бесстрастно наблюдающий за ней. В его воле подкормить свою колонию инфузорий или залить её дезраствором, но поскольку он понемногу и регулярно вмешивается в происходящее, инфузории уже его знают и выучили, когда и чего ждать. Даже если график изменится, он всё равно останется графиком, и они приспособятся, возможно, даже научившись показывать учёному, что им нужно в данный конкретный момент. С другой стороны, периодически появляющийся в лаборатории уборщик, являющийся частью системы, в которой существует учёный, не включён в систему инфузорий и никак на них не влияет, следовательно, он уже элемент надсистемы. Однако ему никто не мешает случайно сбить колбу при уборке помещения. Или по ошибке залить её дезраствором. Или решить, что эта тара - для отходов, и сбросить туда остатки питательного субстрата, излишне подкормив инфузорий. Или поковыряться там из интереса грязной конечностью, заселив конкурирующую микрофлору и микрофауну. Но это именно случайное, эпизодическое, непредсказуемое влияние.       — И?       — Согласно нашей базе данных ксенорас, Великие Древние — это энергетическая раса, существовавшая ДО возниковения Вселенной и проникшая сюда в момент её рождения. Следовательно, у Древних тоже возникает два варианта развития — сохранить свою нейтральность и молча наблюдать за развитием событий, не вмешиваясь в них, и тогда они остаются тем самым проходившим мимо уборщиком. Или взять на себя какие-то функции контроля и баланса, и с этого момента они перестают быть надсистемой и становятся непричастной, внешней частью этой самой колбы, как это вышло с шестью Стражами пространства и времени. Думаю, про них вы и так знаете, а если кто ещё не уточнил, информация в той же базе данных. Даже если они воображают себя надсистемой, всё же они часть системы, причём крайне малая. Само деление наиболее известной пары на Белого и Чёрного выдаёт в них привязку к крайне незначительной части нашего мира.       — То есть? — требовательно хмурится Альфа.       — Очень просто. Белый — добрый, чёрный — злой, это менталитет дневных разумных видов, для которых день — это хорошо, а ночь — это плохо и опасно. Вот и всё. Стражи — часть системы, причём очень маленькая и оттого элементарно просчитываемая. У всех системных Древних нет свободы манёвра — они скованы причинно-следственными связями парадигмы Скасиса. А теперь представьте себе, что мы столкнулись с какими-нибудь надсистемными видами. Сидя в колбе, их просчитать просто невозможно. Что им нужно? Просто заглянули, или готовят сахарок, или нам ждать мензурку дезинфекционного раствора на свои мозги? Поэтому я и говорю, прежде чем отмахиваться, мы должны разобраться, кто здесь присутствует, и…       В этот миг, перебивая моё вдохновенное гонево, из соседней комнаты доносится торжествующий вопль, от которого я вздрагиваю и выворачиваю последний шарик мороженого на кремовую обшивку дивана:       — Ты ликвидирован!!!       — Судиин! — прорявкивает Альфа «гражданский» позывной Дельты. Наш технарь немедленно появляется на пороге, но даже не пытается погасить торжество, нагло фоня им на всю гостиную.       — Здесь.       — Ты нарушаешь, — хмуро цедит Бета. Уж на что я эмоциональная, но сейчас согласна, что Дельта вышла из всякого приличия.       — Виновата.       Ага, хоть бы на миг она себя виноватой чувствовала. Что же всё-таки происходит с нашими сервами?       — Почисть диван, — ворчу, пытаясь подобрать шарик обратно в блюдечко. — Он испачкан из-за твоих криков.       — Виновата, — повторяет Дельта, разворачиваясь в сторону санузла. Сообразила, что из имеющихся подручных средств эффективнее всего будет вода.       Мы втроём переглядываемся, но ничего не говорим. Поведение сервов в общих чертах понятно. Кастовость Новой Парадигмы гораздо жёстче сказывается на менталитете, чем расслоение по интеллекту в моём родном времени. Окажись у нас два стратега или двое учёных, они бы тоже держались вместе, потому что понимали бы друг друга лучше, чем всех остальных. Кстати, это нехорошо — кастовые различия мозгов будут со временем усиливаться, это грозит нашей общности. Ставлю галочку, чтобы поговорить об этом с правителем по возвращении. Но пока факт в том, что наши сервы, ненавязчиво отстраняясь от слишком философских для их маленьких мозгов вечерних бесед, к которым мы втроём вдруг резко пристрастились, получают возможность проводить всё больше и больше времени вместе. И мы затрудняемся предположить, к каким последствиям это может привести. Да ещё эта их постепенно проявляющаяся эмоциональная открытость. Но это в своём роде тоже часть эксперимента — любое отклонение должно быть выявлено и изучено. Мы же не только посольство, мы же эксперимент далеков.       А то, что между сервами начала формироваться персональная привязанность, я уже отсекла. Дурное любопытство иногда полезно, я люблю подслушивать. Старая привычка совать фоторецептор на каналы сервов, на которые командиры обычно не лезут, меня не подвела, в первый же вечер после переезда оставшихся членов экипажа в гостиницу я нечаянно услышала занятную беседу, многое мне объяснившую. Я влезла в неё в тот момент, когда Гамма довольно подробно и немного виновато отчитывался перед Дельтой, что честно попытался спровоцировать своё возвращение к ней на «Протон» посредством нескольких дисциплинарных нарушений, но в ответ получил угрозу, что их двоих просто поменяют местами, так что дальнейшие попытки он счёл нецелесообразными. Вот тут-то я и поняла, в чём соль каст, особенно когда сервы принялись мыть нам кости. Альфа, по их мнению, слишком заносчив, меня они почему-то боятся, и только Бета им немного более симпатичен в силу крайне флегматичного характера.       Закидываю в рот очередной кусок холодной сладости и сдвигаюсь, чтобы дать вернувшейся с тряпкой Дельте спокойно смыть пятно.       — Подводя итог, я считаю, мы должны продолжать наблюдать за Древними.       — В чём смысл, если мы всё равно ничего не можем с ними сделать? — спрашивает Бета.       Вместо меня задумчиво отвечает Альфа:       — В том, что если мы не знаем их целей и задач, у нас всегда остаётся неучтённый фактор, а это очень опасно. Если сложить это и присутствие Хищника, то выходит слишком много неопределённостей. Может, лучше отступить прямо сейчас…       — Я работаю с дураками, — не могу больше это слушать, приходится перебить. Возмутительные рассуждения Альфы заслуживают тарана подушкой по мозгам, не меньше, но мне неохота отрываться от мороженого. — У вас на виду два неуправляемых фактора, а вы зациклились на их возможной угрозе для нас и даже не думаете, как решить проблему. Надо этих Древних стравить с Хищником, и мы нейтрализуем обе угрозы.       Дельта поднимает на меня взгляд:       — И как ты реализуешь этот план?       — Элементарно, при следующей же встрече с Доктором спрошу, с каких пор Древние являются членами Ассамблеи. И всё, дальше останется только наблюдать.       — Тебе придётся признать, что мы их видим! — нервно отвечает Бета.       — Конечно. Мы живём в междумирье, где процент концентрации этих тварей гораздо больший, чем во Вселенной. Следовательно, научились их определять и с ними бороться. И это правда, которую я могу подтвердить на детекторе лжи, — отпускаю мысленную насмешку. — И достаточно логично, чтобы Хищник съел такое объяснение.       Альфа ошарашенно качает головой:       — Ты заставляешь меня задуматься, что я вообще делаю в этой миссии.       — Служишь образцом дисциплины и менталитета, — отвечаю и переключаюсь на Бету, так как вопрос не терпит отлагательства. — Меня в последнее время начинает эмоционально зашкаливать. Может, стоит активировать предупреждающий сигнал на фильтре? — уже год как раздражающая пищалка официально отключена насовсем, но последняя неделя показывает, что рановато это сделали.       — Нет, — отвечает медик. — Его будет слышно окружающим.       — Мне не по себе. Боюсь срывов. Ты помнишь, как это было.       Ещё бы он не помнил. Кто ж ещё, как не он, мне транки колол во время истерик? Наверное, потому сам гораздо легче адаптировался к новому организму. Хотя им всем проще в психологическом плане, и дело не только в гипнопедии. Их настоящие тела лежат в искусственной коме, в лаборатории «Вневременья-6». В случае неудачи им есть куда отступить. Это мне некуда сбегать из нынешней оболочки.       Бета, обдумав мои слова и явно сверив выводы с существующими инструкциями, выносит вердикт:       — В этом случае рекомендована двойная доза средств для поддержания нервной системы, а также следует увеличить время отдыха до пятнадцати скарэлов. Я считаю, что нам всем надо перейти на щадящий режим, потому что психологическая нагрузка слишком высока, особенно у вас двоих, ведь вы больше всего общаетесь с низшими.       Альфа созерцает горизонт с привычно-бетонной физиономией, но эмоции его далеки от непрошибаемости.       — Согласен, не помешает. Завтра я и Гердан должны присутствовать на первой конференции с учёными, приедут местные физики из полярной лаборатории. Они должны были прибыть сегодня утром, но погода не позволила.       — Будьте готовы, что туда явится Доктор, — предупреждаю я. — Он такое не пропустит.       Бетонная рожа на мгновение дёргается, словно тщательно скрываемая эмоциональная буря пытается смять её изнутри, но всё же Альфе удаётся сдержать волну ненависти.       — Отвлеки его, — он наконец оклеивает взгляд от взлётного поля и смотрит прямо на меня. Позволяю слабую улыбку в ответ:       — Ни за что. Ты сам сказал, что его следует пресытить информацией, а за свои слова надо отвечать.       Лицо Альфы наконец-то немного обтекает.       Всё, мороженое кончилось, так что спрыгиваю с дивана.       — Я намерена провести дежурную разведку местности. Есть добровольцы разделить эту миссию со мной?       В комнате повисает тишина, и это вполне расчётный ответ «нет», которого я ждала. Каждый выход за пределы гостиницы для ребят — фактор ненормативного раздражения. На нас стараются насесть все, кому не лень, но только мне доставляет удовольствие водить за нос низших. На самом деле, в процессе этого общения есть возможность дополнить и уточнить свои старые файлы по двуногим, ведь с течением времени менталитет меняется, а тут разница в целых два миллиона лет. Это интересно и может пригодиться другим. А главное, есть возможность делать мелкие пакости противнику, потихоньку выстраивая вокруг него западню. Например, как вчера, невинно заговорив с послом Сонтара, между делом ему сообщить, что не только он — жертва неуклюжих блондосов, но ещё и посол Зедени. Сонтар и Зедени вроде бы сейчас союзники, так что картошка в мундире должна была сварить в своих примитивных и однозадачных мозгах правильную параллель. Во всяком случае, сегодня с утра главный посол талов бегал, как ошпаренный магнедон. Приятно! Из любой ситуации надо выжимать максимум. Наша задача — не только выцарапать из-под контроля талов Скаро, но сделать так, чтобы всей Местной группе было чем заняться и без далеков, поэтому я стараюсь создавать предпосылки к возникновению конфликтов не только в отношении Нового Давиуса, но и везде, где удачно подворачивается такая возможность. Во всяком случае, Император одобрил эти ходы, но мои потаённые мысли идут куда дальше. Вот бы действительно спровоцировать военный конфликт (не зря же Доктор прикусил язык, едва не проспойлерив что-то важное насчёт талов), а под это дело придумать что-нибудь для полного уничтожения блондосов. Всё может быть удачно списано на Сонтар или Зедени, при толковых действиях наше вмешательство никто не заподозрит, а если мы своим новым топливом обрушим альянсу экономику, враждующие стороны даже некому будет разнимать. К тому и надо подталкивать события.       Вечернее время, коридоры полупустые, но всё же в них ещё достаточно любопытствующего народу, чтобы кто-нибудь попытался навязаться в компанию. А я наметила себе побыть в одиночестве. Немного необычная привычка, но её сформировали земная ссылка и необходимость изолированных передышек во время адаптационного кризиса — иногда надо побродить и обдумать происходящее одной, без окружающих меня эмоций и мыслей сородичей, а также вызывающего омерзение соседства примитивных форм жизни. Поэтому, чтобы избежать компании, логичнее всего вспомнить, что в обуви есть встроенный гравидвижок. И под укоризненным взглядом нашего стратега (опять Зеро палит секретные примочки!..) я нацепляю тёмные очки, потому что глаза до сих пор не адаптировались к местному освещению, и сигаю прямо с балкона, стукая каблуком о каблук для активации движка. Через компьютер задаю ему двадцатипроцентную мощность для ускоренного спуска и едва не зацепляюсь своим любимым плащом-безрукавкой за декоративный шарик на перилах. Впрочем, худшее, что из этого могло получиться — это сшибленный шарик и несколько кувырков в воздухе, ткань бы не порвалась.       Очень скоро ноги касаются дорожного покрытия внизу. Хорошо, что я сейчас не в платье — относительно быстрый спуск всегда холодит, а адаптироваться к резкому остыванию не успеваешь. А так лишь немного мурашки по обнажённым рукам пробежали, да при посадке звякнули браслеты из наломанной проволоки, придуманные Альфой. Сама не знаю, что именно мне надо обмозговать в тишине и спокойствии, но, видимо, что-то нужно. После Сол-3 я начала доверять своему подсознанию, которое вечно думает быстрее и качественнее, чем сознание. Поэтому лучше всего забраться в какие-нибудь кусты и молча там посидеть. А самые лучшие кусты для этого — местный парк, расположенный между комплексом и спрятанной за невысокими холмами остальной частью города, где селится обслуживающий персонал и те члены Ассамблеи, которые годами не улетают с Зосмы-9. Поэтому, чтобы исключить попытки окружающих со мной заговорить, предприму-ка я тренировочную пробежку до парка. Всего-то две стандартные галактические мили, даже самый хилый прототип с такого не вспотеет.       Скоро шероховатое покрытие трассы сменяется мелкими камешками парковых дорожек. Я нарочно выбираю боковые, там меньше народу. Найти бы какой-нибудь угол поглуше и пристроиться на лавке. На траве брезгую — она слишком живая. Меня и на Сол-3 корёжило от омерзения, когда приходилось выползать из скафандра на охоту, но там не было выбора — или добыть пищу, или сдохнуть. А тут нет никакой жизненной необходимости трогать растительность. Может, низшие и считают, что, если ботва не имеет рта, то она ничего и не чувствует, а вот мне амариллы привили противоположную точку зрения, после знакомства с ними я теперь искренне ненавижу любые растения. Электроника и роднее, и привычнее. В крайнем случае я согласна терпеть пищевые водоросли и искусственно выведенную ботву для различных наших нужд — она хотя бы выровненная по всем параметрам. Но вот эту дикость — фу-у, ни за что.       Наконец, мне везёт найти пустую неприметную беседку, сплошь увитую странной местной лианой — что-то вроде мохнатых кабелей, обросших бордовыми соплями, между которыми поблёскивают лилово-хрустальные звёздочки непахнущих цветков. Захожу туда и устраиваюсь на скамье, вытягивая ноги, но не вытаскивая руки из карманов. Слишком полюбила их там держать, это помогает не палить по низшим с пальцев при первом же порыве - пока вытаскиваешь ладони, успеваешь опомниться. Сижу под прикрытием растения так, чтобы проходящие мимо праздные гуляки во-первых, не могли меня опознать, а во-вторых, всё же замечали ботинки и понимали, что место занято и им тут вряд ли будут рады.       Как тут… спокойно. Впервые за несколько дней удаётся расслабиться и слегка отключить напряжённые мозги. А то нервишки, да плюс непроходящая мигрень, вызванная дальней связью и большим количеством времени для безделья, уже доканывают. Скамья удобная, можно пристроить затылок на её спинку и прикрыть глаза под накатывающую волнами дремоту. Только вот зудит какая-то смутная тревога — что-то слишком быстро меня вырубает. И даледианская паранойя тоже намекает, что беседка была уж слишком подозрительно пустой. Что, если эти растения выделяют что-то наркотическое в окружающую среду? Так, открыть глаза, встать на ноги и выбираться отсюда, только почему так вздыбился пол…       — …Эй, анимешная девочка-энергия! Ты чего это тут разлеглась, как лондонский бомж в Гайд-парке? — твёрдая чужая рука уверенно трясёт меня за плечо, а голос, несомненно принадлежащий врагу всей моей жизни, заставляет стряхнуть странное успокаивающее оцепенение.       — Похоже… цветы… яд, — выталкиваю я кое-как, пытаясь подняться, но ватное тело упрямо не слушается.       Жужжание отвёртки.       — Не, транквилизатор, — уверенно сообщает Доктор, пытаясь меня поднять. — Ох, ты и тяжёлая! Как говорится, кот бы знал…       — Кто, — непослушным языком поправляю я.       — Кот, — упрямо отвечает он, пытаясь выволочь меня наружу. — Эй, Жозеф, ну чего ты там застрял, помоги! Не видишь, ей плохо?       Ещё одно чужое тело, отвратительно воняющее, подхватывает меня с другой стороны. Ноги скребут по грунту, но всё ещё не слушаются, хотя в голове начинает проясняться, я даже приоткрываю глаза. Ещё несколько леров, и мы втроём падаем на лавку у дорожки.       — Ну ни фига себе ты весишь, худеть не пробовала? — несмотря на неприятный смысл фразы, весёлый тон Доктора не даёт уж слишком разозлиться. Или это последствия цветочков? Всё, ненавижу растения в десять раз сильнее.       — Благодарю за помощь, — отвечаю, с трудом выпрямляясь и стараясь сесть равноудалённо от обоих. — Нет предупреждений, не знала, что…       — Это лиана-гипноцвет с Сарлена, — рыжий обмахивается своим сногсшибательно зелёным котелком. Ядрёно-малиновый шейный платок уже развязан и свисает из-под воротника рубашки на лацканы пиджака. — Расслабляет нервную систему, и чем сильнее напряжение, тем сильнее расслабон. Вообще, она не должна так давать по мозгам: видимо, или ваша раса слишком к ней восприимчива, или ты была крайне напряжена в последние дни.       Самое время воплотить один из моих планов, тем более что в мозгу уже полная ясность, а конечности начинают подчиняться.       — Ещё бы не крайне, при такие обстоятельства. Мы не знали, что в Ассамблее есть состоят Великие Древние.       Опа, как вздрогнул и уставился на меня этот землянин! Да и в лукавых глазах Хищника загорелся знакомый огонёк.       — Великие Древние?..       Молча киваю, отираю ладонями лицо и глубоко вдыхаю прохладный и влажный вечерний воздух. Нет, ну что за подлая лиана. Сжечь! Залить гербицидом! Стереть в пыль вместе с этой проклятой Зосмой-9!       — Где ты их видела? Когда? — в отличие от почти спокойного Доктора, Жозеф готов меня, кажется, начать трясти в прямом смысле.       — Они всегда рядом. Каждый день, внутри Ассамблея.       — Ой, да говори ты по-человечески, тут все свои, — Хищник на секунду прекращает обмахиваться, как-то даже немного удивлённо глядит на шляпу и вдруг нахлобучивает её на мочалкообразные лохмы.       Как там было в глупом земном мультике, спокойствие, Зеро, только спокойствие. Надеюсь, моя физиономия не менее бетонная, чем обычно бывает у Альфы.       — Если ваш друг проговорится, мне придётся принять меры, — сообщаю я Хищнику.       — Жозеф? Не проговорится. Тем более что я уже и так им всё рассказал.       Ну варги-палки! Расстреляла бы, но бесполезно.       — Мы умеем их определять, — объясняю я вполголоса. — Необходимый навык при жизни между мирами. Их тут как минимум трое, по крайней мере, больше трёх мы единовременно не встречали. Вы что-то о них знаете?       — Знаем, — зелёно-карие глаза наполняются ещё большим лукавством, хотя лицо Доктора остаётся серьёзным. — Мы за ними охотимся.       Вот и прекрасно! Теперь вам точно есть чем заняться, кроме нас! Но надо выжать из своих неприятных собеседников остальную информацию.       — А что им здесь надо?       — Видишь ли, девочка-энергия, они кое-кого ищут. Но это долгая история.       Я тебе когда-нибудь и «девочку-энергию» припомню.       — Я люблю долгие истории.       — Можно, я покурю? — не в тему интересуется землянин. А, так вот что это за ужасная вонь! Я и не подозревала, что сигареты настолько отвратительны, по показаниям датчиков этого оценить было нельзя. Теперь понятно, почему Боншан-Скворцова вечно старалась выгнать мужа курить на террасу. Но с другой стороны, мне нельзя настраивать собеседников против себя, так что, заметив кивок Доктора, тоже киваю. Пусть себе курит, потерплю.       — Ну, в общем, я подозреваю, что они как-то связаны с Шакри, — доверительно сообщает рыжий, пока его спутник выбивает из помятой пачки сигарету. Объяснил, варги-палки.       — Шакри?       — Да есть такие, очередная радикальная организация, поставившая себе цель развязать тотальный армагеддец. Как-то довелось с ними разок столкнуться в прошлом, но я и не задумывался, что в дело замешаны существа такого порядка. А тут они что-то прямо резко активировались — чуть не устроили военный переворот на Новом Давиусе, взорвали звёздное скопление в Десятой галактике… Ну и вообще, много чего натворили, только как-то бессистемно, не то что во время Медленного вторжения.       Всё интереснее и интереснее, надо будет запросить справку из Центра, нет ли у них какой информации на этот счёт. Но кое-что можно хитростью выведать уже сейчас.       — Что такое «армагеддец»?       — Ну, конец света. Они его называют «талли» и ищут некое существо, которое, по их мнению, с ним связано. Но мы не знаем, ни зачем оно им нужно, ни как они собираются его использовать, ни критериев, по которым они его могут определить. Вот и приходится гоняться за ними.       — То есть это что-то вроде ищеек «шакри»?       Жозеф выпускает очередное облачко вонючего дыма и с видом бывалого спеца изрекает:       — Или сами Шакри. В конце концов, существуют же они во всём Времени и Пространстве одновременно?       Стая энергетических тварей, субьективно свернувших все пространственные и темпоральные измерения в точку. Ка-ак любопытно! Но нельзя показывать свою заинтересованность. Надо продолжать осторожно узнавать всё, что может пригодиться Империи. Вот только если бы не мигрень, порой мешающая думать с полной отдачей…       И вдруг я ловлю свой организм на очень странной вещи. В последние дни головная боль, спровоцированная постоянными сеансами связи с Императором, не отпускала меня ни на рэл, лишь ослабевая после отдыха и кучки лекарств до следующего сеанса. Даже под расслабляющим гипноизлучением коварной лианы она прошла не до конца — и тут я осознаю, что виски почти не ломит, мигрень почему-то отступила. Наша нервная система очень чутко реагирует на всякие вмешательства извне, но что сейчас так резко исцелило мои ноющие мозги? Неужели…       Хищно гляжу на сигарету. Никотин?       Никотин! Надо будет Бете сказать.       — Между прочим, — говорю Доктору, — мы вдруг перешли на «ты». Может, так и останемся? Если я правильно поняла, и тебе, и мне так привычнее… — и, не дожидаясь ответа, поворачиваюсь к его спутнику. — А что ты делаешь?       — В смысле? — оторопевает золотоискатель.       — Ну… это, — выразительно гляжу на сигарету, словно впервые её вижу. Потом вспоминаю, что на лице всё ещё тёмные очки, и моё старание впустую. Спускаю их пониже и повторно указываю глазами на табачное изделие.       — Как что, курю.       — Жозеф, не все цивилизации Вселенной знают, что такое курение, — замечает Хищник, сияя каждой конопушкой от внутреннего позитива. Так даже Бабочка не умел. — В общем, мой спутник поглощает дым, содержащий некоторый процент страшно вредных веществ, и засоряет себе лёгкие и организм.       — Ну и пусть, зато приятно.       — Особенно приятным будет рак лёгких. Капля никотина убивает лошадь, — отзывается рыжий.       — А тебя рвёт пополам, — отрезает Жозеф, демонстративно делая затяжку поглубже.       — Никотин, — повторяю я следом. — Можно попробовать?       — Эй! — орёт Доктор на весь парк. — Не вздумай подсаживаться на эту дрянь! А ты не вздумай портить хорошего ребёнка!       Но я уже тащу из предложенной пачки сигарету. До аптечки и впрямь далеко, а раз дым снимает симптомы мигрени, надо подзаправиться хотя бы им. Быть может, гипноцветы на самом деле дали сногсшибательный эффект именно из-за неё: во сне голова болит меньше, вот организм и выключился. У него есть какие-то резервные механизмы самоподдержки, в которых я не очень разбираюсь. Надо Бету спрашивать.       Жозеф помогает мне заставить гореть бумажную палочку-гильзу, начинённую наркотической травой семейства паслёновых, подшучивая про раскуривание трубки мира с индейским вождём. Выкапываю из базы данных понятия «индейский вождь» и «трубка мира», проглатываю обиду и притворяюсь, что пропустила шутку мимо ушей. Это тем более легко, что первая же попытка затянуться заканчивается жутким кашлем до выделения слёзной жидкости. Мама-радиация, какая гадость! Я не рассчитывала, что у дыма настолько омерзительный вкус.       Доктор отсаживается на другой конец скамьи, демонстрируя возмущённую спину, и делает вид, что он не с нами, пока я пытаюсь одновременно продышаться, распрямиться, стереть слёзы и не уронить сигарету вместе с даледианским достоинством. Папа-трансгенез, как в горле-то першит, от кашля едва не выворачивает, но я упрямо тяну фильтр в рот. Вторая попытка затянуться так же плачевна, но холодные тиски, который день стягивающие лоб, наконец начинают размыкаться.       — Курящая женщина отвратительна почти так же, как и пьяная, — возмущённо пыхтит Хищник.       Я наконец откидываюсь на спинку скамьи и, всё ещё покашливая, рискую сделать третью затяжку.       — Зато голова перестаёт болеть, — отвечаю.       — Э, у тебя что, голову разобрало? — восклицает Жозеф. Любопытно, он француз или канадец? — Ну тогда да, лучше сигареты ничего не придумаешь. Хотя трубка тоже ничего.       — Никотин, — отвечаю. — Ненадолго расширяет сосуды и улучшает циркуляцию крови, хоть и яд. Таким образом, отключает симптомы мигрени.       — Если у тебя болит голова, могла бы и сказать, — Хищник разворачивается обратно к нам. — В конце концов, я же Доктор, я и полечить могу.       — Не советую у него лечиться, он шарлатан, — добродушно ухмыляется старатель, затягиваясь в последний раз и бросая окурок на землю.       — А ты — разгильдяй. Урна там, — грозно тыкает пальцем рыжий. Но Жозеф только равнодушно угукает в ответ и даже не стремится исправить ошибку.       Встаю.       — Надо кое-что проверить, — говорю. — Могу ли попросить вас об одолжении, если снова упаду, вытащить меня из беседки?       И, не дожидаясь ответа, направляюсь к зарослям красно-сопельной ботвы на стенах постройки.       Так и есть. Умиротворение накатывает, но сознания я не теряю, хотя оцепенение пусть слабо, но проявляется. Стою несколько рэлов и разворачиваюсь назад. Похоже, вина за обморок действительно не на растениях, послуживших лишь катализатором, а на моём собственном организме, нашедшем способ сбросить напряжение.       Ненавижу. Это. Тело.       А ещё больше ненавижу тех, кто идёт навстречу с главной дорожки.       Блондосы, братец и сестрица, оба-два. Луони весело машет Доктору и его спутнику, а Таген таращится на меня. Что, посланник, никогда не видел далека с сигаретой? Кстати, интересно, как бы я выглядела с этим маленьким предметом раньше, в старом теле… Напрягаю внутренний взор, силясь это представить. Тяжело, но, наверное, лучше, чем сейчас. Тогда я была хотя бы идеальная и в броне, а не симметричная двуногая уродка.       Сажусь обратно на скамью, но, пользуясь тем, что Доктор с неё подлетел здороваться с друзьями, занимаю его место с краю. Ещё одна затяжка, ещё один взрыв кашля. Лёгкие, наверное, так и не приспособятся к гадкому дыму, но мигрень почти прошла. Надо будет просто принимать никотиновую кислоту перед сеансом связи, одна таблетка — и полчаса расширенных сосудов, как раз снабдить кислородом работающий на износ мозг. Пожалуй, я благодарна дурной привычке этого землянина, без неё в жизни бы не догадалась. А Бета тоже хорош. Врач, называется, а до превентивных мер не додумался. Видимо, в его инструкциях на все случаи жизни такой пункт не включён. Недоработочка.       — Моя милая, — объявляет Доктор в полный голос, обращаясь к блондоске, — кажется, мы поймали хвост вечно ускользающих Шакри.       Хм, «моя милая»? Согласно данным, имеющимся у далеков, Хищник действительно питает устойчивую слабость к блондинкам, но только к крашеным и только если их имена начинаются на букву «Р» — Романадворатрелундар, Роза, Ривер… Луони никак не соответствует этим критериям. Непонятно, в общем.       Ещё непонятнее, отчего талка так обрадовалась — счастливо подпрыгнула и прокричала на весь парк:       — Йей!!!       Они же вроде отнюдь не радоваться должны этим Шакри?.. Не понимаю, совершенно их не понимаю. Как всегда, где Доктор и его спутники, там полностью отсутствует логика. Настолько, что даже меня иногда пробивало на нелогичные поступки. Это как инфекционная шизофрения, от которой никакой встроенный медблок не спасает.       Пытаюсь затянуться ещё раз. Горло дерёт от дыма, глаза слезятся, но на этот раз мне удаётся более-менее сдержать взрыв кашля.       — Как дела с вашими оскорблёнными послами? — задавая этот вопрос, Жозеф выглядит более озабоченным, чем блондоска и Доктор. А вот Таген резко мрачнеет, я это вижу краем глаза.       — Честно говоря, не очень. Но я бы не хотел обсуждать этот вопрос здесь и сейчас.       — Если я мешаю, могу уйти, — отзываюсь и только потом озадачиваюсь, а успели ли они наболтать Тагену, что у кочевников всё в порядке со знанием иностранного языка.       — Нет, что вы, совсем нет! — странно, почему у блондоса такая бурная реакция? Он явно взволновался сильнее, чем следует — фильтры в контактных линзах регистрируют почти незаметный скачок температуры тела, а мне даже не надо считывать его пульс, давление и содержание гормонов в запахе его организма, достаточно отметить порозовевшие скулы. Чего это он… А остальные на него странно смотрят и улыбаются. Как было в той земной наркоманской сказке, знанием которой я когда-то шокировала Хищника: «Всё страньше и страньше, — подумала Алиса». Но в качестве визуального ответа я пожимаю плечами и прячусь за сигарету. Кхе, ну и гадость всё-таки этот никотиновый дым!..       …Так вот в чём глубокий смысл земного выражения «курить в углу» — я их не понимаю и не знаю, как себя вести, и нашла способ спрятать это. Век живи, век учись.       Неуклюжая блондоска тем временем падает на лавку почти рядом со мной, при желании я могу пихнуть её локтем. Слишком близко, слишком неприятная дистанция, но генетически ущербная особь этого, похоже, не понимает.       — Так что там с Шакри?       — Да вон, кочевники их видят.       Подтверждающе киваю.       — И что мы будем делать, Доктор? — сколько в дурочке энтузиазма.       — Ещё не знаю, а это значит…       И они хором заканчивают, все вчетвером:       — …ЖДАТЬ!       — Древние — форма ментальной энергии, — глядя на поднимающийся голубой струйкой сигаретный дым, говорю я. — А на любую форму энергии можно найти что-то удерживающее. Предмет или поле, — ловлю краем глаза приподнятые золотистые брови на широком лбу блондоса. — Господин посланник, меня уведомили, что у вашего консультанта язык без костей, и я сочла, что вы тоже в курсе. Если это не так, то потом уточните у него подробности, а пока я рассчитываю на ваше понимание в отношении моего фальшивого акцента.       — Нет, ну индеец же, — прифигело реагирует на мою реплику Жозеф, нарочито качая головой. Теперь мне уже не надо лезть в базу, чтобы понять смысл шутки. Похоже, устойчивая ассоциация нас с коренным населением Америки вызвана внешней невозмутимостью и моей тёмной шевелюрой, жёсткой из-за моделинга, у остальных-то прототипов немного другая фактура волоса. Больше совпадений не вижу.       — Поле, — эхом повторяет за мной Хищник. — Боги имбирных пряников, ну конечно, поле! — вот это речевой оборот, я чуть глаза не выпучиваю, выпадая из образа индейского вождя. Лепрехун рыжий, совсем заигрался в ирландца. — Вопрос, как смонтировать ловушку, чтобы не привлечь внимание охраны Ассамблеи? Впрочем, это уже моя забота. Но почему, почему они крутятся тут, в главном корпусе, что они ищут?       — Ты считаешь это опасным? — я пристально гляжу на Хищника.       — Насколько опасным может быть конец света? — вопросом на вопрос отвечает он.       Мы смотрим друг другу в глаза. Как это… непривычно, нас не разделяет поликарбид, я вижу его не через фильтры, а живым взглядом, чую его всеми рецепторами нового тела, а не электроникой и цифрами. И как ни странно, сейчас меня не сжигает глубокое внутреннее желание убить старого врага. Вот его спутников — да, я всегда буду хотеть уничтожить. А его, конкретно сейчас, почему-то вдруг нет.       Хотя ответ очень прост. Он же источник знаний, а мне любопытно. Доктор такой же древний и почти такой же мудрый, как наш правитель. Да, чуть-чуть не дотягивает, всё же в нём сильны аморальные стремления к красоте, к гуманности, ко всем прочим унизительным чертам, от которых нашу расу избавили ещё в процессе создания. Но всё же он очень умён. Уж во всяком случае, гораздо умнее меня и моих соратников-прототипов, поэтому нам не стоит пренебрегать его анализом происходящего. Кардинальная коррекция чего бы то ни было в этой недостаточно совершенной Вселенной — наша привилегия. Даже если речь идёт о конце света, это мы, далеки, будем решать, а не какие-то Древние. Доктор определил Шакри, как наших конкурентов. Конкуренты должны быть уничтожены. Сразу, как только мы завершим основную миссию, я попрошу перевести меня сюда, а пока продолжу давать дельные советы, подкидывать идеи… и заодно прислеживать за блондосами и развитием военного конфликта между Сонтаром, Зедени и Новым Давиусом. Чем ближе к самому опасному противнику, тем больше я в курсе насчёт его планов, логично?       — Ну так? — в голосе рыжего прорезается нетерпение.       Ах, так это был не риторический вопрос.       — Не знаю, не сталкивалась, нужный опыт отсутствует.       А он принимается ржать:       — Вот это я понимаю — чувство юмора! — ну где он нашёл юмор-то. — Слушай, научи меня так же. А то когда я пытаюсь пошутить с серьёзным лицом, они меня не понимают, — и кивает на своих спутников.       Я собираюсь разъяснить, что это была не шутка, но ловлю блондоса на недовольно сощуренных глазах и не успеваю проанализировать это, потому что пальцы вдруг ощущают резкую боль. Со вскриком роняю сигарету. Оказывается, она успела прогореть до фильтра и моей руки. Варги-палки, она ещё и на ботинок падает. Хорошо, что ему огонь не страшен. Единственный вывод, который я успеваю сделать, стряхивая окурок и с ненавистью придавливая его каблуком, так это то, что моё предположение, сделанное ещё в первую ночь за стенкой ТАРДИС, правильное — Таген действительно не в самых лучших отношениях с Хищником. Осталось узнать причину, но это легко сделать. Выуживаю погашенную сигарету из песка — мусор даже у низших наверняка подлежит утилизации, нет смысла разбрасываться ресурсом, — и спрашиваю Луони:       — Почему твой брат не ладит с твоим другом?       Все четверо вытаращиваются на меня.       — Ещё одна мисс Прямолинейность, — заключает Жозеф. — Да он просто…       — Я сам могу ответить на этот вопрос, — обрывает его блондос. — Мне не нравится, что моя сестра шляется чёрт-те где с Повелителем Времени. При всём уважении к твоим заслугам, Доктор, твои спутники часто оказываются в рискованном положении.       — Я тебе уже говорил, я не позволю твоей сестре угробиться.       — Ты не волен управлять каждой ситуацией.       Хмы. Похоже, я пнула по больному месту. Можно понаслаждаться ссорой. Давайте, демонстрируйте мне свои слабые стороны.       — Я знаю! Но ты тоже знаешь, что я делаю всё возможное и невозможное, чтобы с ней ничего не случилось.       — У неё слабое здоровье, а с тобой одной беготни столько, что даже спортсмен срубится! Это у тебя два сердца, а у неё одно, и то с протезом!       Ого… Блондоска-то инвалидка. А у нас врождённый порок сердца не протезируют, таких особей сразу списывают, в эмбриональной стадии. Совсем талы скурвились, словно не со Скаро родом. Может, они своим инвалидам с врождёнными недостатками ещё и потомство позволяют иметь?! Слова «селекция», «евгеника» и «естественный отбор» в словаре блондосов явно потеряли своё значение. Недоумки. Далек в шоке…       — Я сама могу за себя всё решить, Таген! — вскакивает талка. Похоже, слова брата задели её за живое.       — Прекратите ссору, — холодно и достаточно громко, чтобы быть услышанной, говорю я. — Мой вопрос — не повод публично выяснять отношения на повышенных тонах.       По крайней мере, это заставляет всех троих заткнуться, Луони даже садится обратно. Только сейчас понимаю, насколько меня достало общество низших за такой короткий срок. Слишком много ощущений на мои обострённые органы чувств, слишком близко те, кто должен быть уничтожен. Это выбешивает, как ни старайся оставаться спокойной. А планктонная ругань только подстёгивает врождённую неприязнь, будит мою собственную агрессию. Называется, я собиралась взять себя в ложноручки и втереться в доверие к компашке Доктора. Благими намерениями вымощена дорожка к провалу миссии… Это всё присутствие талов. Мы кровные враги, это невозможно забыть и преодолеть тлеющую внутри злобу. Ужасно осознавать, что ты над ней не властна, что рано или поздно она прорвётся через все барьеры самоконтроля и знаменитой даледианской сдержанности.       Встаю, сжимая в кулаке остывающий окурок.       — Прошу прощения, мне пора, — бросаю взгляд на Доктора и Жозефа. — Благодарю за помощь и сигарету. Если у нас появится новая информация о ваших Шакри, мы найдём возможность вас известить.       Не дожидаясь попыток меня задержать, быстро шагаю по дорожке прочь.       Я не слабая, просто голос крови сильнее разума.       Хочу обратно в поликарбид.