Поликарбидная логика

      — Подождите, госпожа посол!       Громкий крик сзади вызывает во мне очередной взрыв неприязни. Опять этот чёртов тал, ведь за мной несётся. Не дожидаясь, пока он, преследуя меня, сообразит вывернуть с основной на боковую дорожку, я быстро отступаю в кусты. Элегантно не получается — нет практики, да ещё и кустарник оказывается в колючках. Так что, слившись с лиловатой стенкой растительности, я выдыхаю воздух и сосредотачиваюсь на отрезвляющей боли в исколотых руках. Хорошо, что живая изгородь выше меня ростом — вдавилась поглубже, и с дорожки не видно.       Слышу хруст гравия под чужими тяжёлыми ногами: посланник, пробегая мимо, притормаживает, чтобы заглянуть за поворот. Выдохнуть воздух, не шевелиться! Лишь бы меня не выдала дрожь лиловых, с зелёными прожилками, чашеобразных листьев. Шаги снова возобновляются, но Таген не сворачивает сюда, бежит дальше. Всё-таки не заметил, уф-ф! Не придётся давить рефлекс убийства, ведь я в таком состоянии, что могу нечаянно прикончить. Вываливаюсь из куста и, зализывая царапины на правой ладони, рву коготь по обочине, засаженной мягкой травкой. По ней не слышно шагов.       Не хочу сейчас видеть тала. Вернее, даже не могу. Он какой-то странный, мне не всегда ясны мотивы его поведения, и это дополнительно будит агрессию. Вот зачем он понёсся за мной извиняться? А ведь он извиняться побежал, хотя в этом нет необходимости. По их этикету, это я была грубой, а не они — сама спросила, сама за это ещё и наорала. Но разбираться с Тагеном — это лишний раз общаться с блондосами, усиливая стресс, поэтому лучше оторваться от «хвоста» и всё же побродить по парку в одиночестве, обдумывая сложившуюся ситуацию. Вот только мысли постоянно уходят от боевого задания и зацикливаются на свежеполученной информации.       Значит, Шакри. Слово, совершенно не знакомое далекам. Быть может, о них что-нибудь известно Императору? Придётся посылать запрос, а пока — подумать самой.       Армагеддон, термин из старой земной религии… Почему-то его часто приравнивают к концу света, хотя на самом деле в эсхатологических текстах чётко прописано, что это лишь одна из вех на пути к нему. Да и сам пресловутый конец — по сути, лишь начало чего-то нового. Итак, Армагеддон — последняя битва между всеми и вся перед фундаментальным перерождением Вселенной, разделением на мир вечной жизни и мир вечной смерти. Эта же эпоха, например, в других верованиях носит названия «киямат», «рагнарёк» и так далее. Из слов Доктора не очень понятно, что именно значит «талли» — битву или перерождение. А это важно, это принципиальный момент идеологии Шакри, который понять — практически победить. И между прочим, от этого зависит, кого и зачем они на самом деле ищут. Полководца, который возглавит битву, или того, кто поставит крест на старом мире, или того, кто возродит его? Словом, оперируя теми же земными терминами, нужен им Локи, Хель или Бальдр? Забавно, конечно, пытаться вычислять подобные вещи лишь на основе верований Сол-3, но по дурацкому стечению обстоятельств я их выучила от скуки, а другие религии мне неизвестны, и вообще понятие «религия» для меня чужеродно. Вот и приходится смотреть на ситуацию через амбразуру того, что досконально знаю.       Вопрос, кстати, что вообще можно считать концом света. Для кого-то это смерть Вселенной, но я бы не разделяла так чётко. Ведь ещё неизвестно, что можно считать гибелью мира — исчезновение последнего разумного существа, последнюю погасшую звезду, разрушение пространственно-временного континуума, стирание нулевой точки координат? Или тот момент, о котором я говорила Доктору в Припяти, когда количество энтропии перевесит количество энергии? И ещё вопрос, наступит ли хотя бы один из этих моментов… Ведь даже энтропия с энергией могут выкинуть фортель и взаимосбалансироваться, парадигма Скасиса допускает такой вариант развития событий. Тогда теоретически Вселенная перейдёт в качественно новый режим и вообще будет существовать бесконечно — что, кстати, совпадает с эсхатологическими пророчествами Сол-3 о мирах вечной жизни и вечной смерти.       Нахожу очередную свободную скамейку и сажусь, откинув голову на спинку. Над головой медленно шевелятся ветви неизвестных деревьев. Тридцать рэлов полного бездумья — вот что мне нужно. Просто не думать.       Талли.       Рагнарёк, «Сумерки богов».       …День Сумерек.       Я вздрагиваю и выпрямляюсь.       День, о котором говорила Ривер Сонг. День, после которого линия Времени, история Вселенной рвётся на два равноправных событийных рукава.       Это что — подсознательная ассоциация землян с концом света или такое осознанное проявление земного чувства юмора? В любом случае всё слишком хорошо складывается, друг за дружку цепляется, как шестерёнки в механизме, прямо напрашивается в рабочие гипотезы. День, который порвёт вселенную на рай и ад. День, когда энтропия догонит энергию, и их баланс пошатнётся с самыми серьёзными последствиями для всего мира. Конечно, этого вполне достаточно, чтобы сделать путешествия в отдалённое будущее непредсказуемо опасными — прохождение через такую дату не может быть бесследным. Интересно, если ТАРДИСы компенсируют парадоксы, то чем Доктору отливалось путешествие в сверхдальние года? Ведь всё равно должно было отливаться: раз сам не угробился, то притащил с собой излишний энтропийный заряд, который неминуемо отразится на ткани реальности. Наверное, ему это стоило жестоких событий в нашем периоде времени, когда энергия ещё преобладает над энтропией*.       Снова отпадаю на спинку скамьи. Вот это да. Неприятности, в которые я ввязываюсь, с каждым витком делаются всё глубже и глубже. Но, с другой стороны, разве можно пропустить такое?! Нет, я обязана завершить историю с Шакри, раскопать её до самого дна. Ведь она соприкасается с нашими собственными интересами. После того, как правитель подтвердил мою догадку относительно перестройки мира и возможности его усовершенствовать, я просто не смогу пройти мимо! Но, как ни соблазнительно всё происходящее, всё же, делу время, а потехе час. Сперва — выцарапать Скаро, перессорить талов с Сонтаром и Зедени, и, конечно, обрушить экономику в Местной группе. А вот потом плотно заняться этими Великими Древними.       Не знаю, сколько ещё я сижу, уже полностью отключив мозг. Упахать далека сложно, но иногда не выдерживает не организм, а психика, а уж в теле прототипа перегрузка наступает очень быстро. Видимо, Бета прав, нам всем нужен увеличенный отдых, чтобы сбросить напряжение. Хотя поможет ли это? Сны мешают отключаться от реальности, ведь теперь от них никак не отделаться. И ещё, в скафандре всегда была подстраховочная система, которая будила в случае опасности — отсюда и пошёл миф, что далеки не спят. А прототипы лишены такого счастья, и каким бы полноценным ни был сон, а глубоко внутри всё равно остаётся тревожность, которую ничем не снять. Поэтому мой организм нашёл альтернативный путь — просто посидеть, расслабившись, в одиночестве, лениво высчитывая алгоритм роста ветвей на ближайшем дереве и прогноз погоды на месяц вперёд по движению облаков и дуновениям ветерка. Очень интеллектуальные занятия, безусловно!       Упс, уже местный час прошёл, как я бездумно втыкаю взгляд в древесный ствол напротив. Вот это перегруз! Может, с сигареты шарахнуло, не знаю. Мы вообще какие-то неустойчивые к отравляющим веществам — капля кофеина заставляет двое суток носиться, как ошпаренной, напёрсток коньяка выводит из строя на сутки, теперь ещё и никотин, оказывается, вырубает мышление. Надо размять ноги и возвращаться к ребятам, рассказать Бете про табак и послать отчёт о беседе с Доктором и запрос насчёт Шакри в Центр. Поднимаюсь, сую руки в карманы и неторопливо иду обратно, на главную аллею, чувствуя себя значительно лучше и спокойнее. Сейчас меня ничто не должно выбить из гамачка, даже Приход Бури со своим эскортом. Совершенно ничто.       Но к тому, что я вижу через половину скарэла, я не готова абсолютно, и перед этим меркнет любой конец света — по центральной аллее, мне навстречу, идут Гамма и Дельта. И то, как они идут, заставляет меня замереть, забыв обо всём на свете.       Никого не замечая вокруг. Улыбаясь друг другу. Держась за руки.       Они… взялись за руки… просто так. Без конкретной цели. Если бы подо мной сейчас разверзлось жерло вулкана или небо озарилось вспышкой сверхновой, я бы не почувствовала того ужаса, который охватил меня, как только я осознала увиденное и заставила себя поверить собственным глазам. Коснуться чего-то живого голой плотью — это же… омерзительно. От одной этой мысли мурашки по коже бегут. Но чтобы этим ещё и наслаждаться, визуально наслаждаться — лучше бы я умерла, чем увидела такое от далеков. Я даже не могу логически обосновать свой ужас, ведь это же инстинктивное отвращение — мы рождены для физической изоляции, живём в физической изоляции, но соединены ментально, в отличие от большинства низших рас, у которых всё ровно наоборот.       Как в замедленном времени, они вдруг замечают на логистических картах посторонний номер и, отлепляя взгляды друг от друга, переводят на меня сияющие глаза. А я проваливаюсь в какую-то отчаянную бездну, внезапно догоняя, что происходит с этими двумя. Милые ямочки на щеках Дельты медленно тают по мере того, как до неё доходит бьющее от меня ощущение, ладони сервов размыкаются и соскальзывают по швам, а их эмоциональная аура вдруг пробивается трещинами страха. Всё в том же трансе начинаю к ним приближаться, еле переставляя ноги.       — Как давно? — вот и всё, что я могу хрипло выдохнуть.       Круглые глаза реакторного техника круглеют ещё больше, наполняясь ужасом. Гамме тоже страшно, но он делает шаг вперёд, и я даже не могу понять, для чего больше — перетянуть на себя моё внимание или, что ещё хуже, прикрыть Дельту от моего взгляда. Мы стоим все трое, испуганные друг другом, а вокруг нас медленно осыпается осколками Общая Идеология.       Молчание затягивается. С трудом размыкаю губы второй раз:       — Как давно начала формироваться персональная привязанность? Отвечать!       Гамма проглатывает комок в горле:       — Неизвестно…       — Что. Значит. Неизвестно? — страх вдруг начинает тихо подменяться ледяной яростью, и я не узнаю свой голос, резко ставший тихим и невероятно спокойным, так противоречащим вскипающему бешенству.       — Это само собой получилось, — лепечет Дельта с видом: «Варги-палки, спалились». — Мы всё время рядом, много общей работы, и…       — Меня не интересуют оправдания, — ещё тише отвечаю я. — Вы скрыли это от общества, хотя обязаны отчитываться о каждом действии и каждой эмоции. Позже я определю, что делать с вашим отклонением.       — Ты тоже скрывала, — вдруг заявляет Гамма. На-адо же, кто-то рискует огрызаться?       — Я не скрывала, а сообщала своевременно, когда это было нужно и то, что было нужно с учётом ваших рангов и допусков, — проговариваю в ответ, непроизвольно сощуриваясь. — Фаворитизм преследуется по закону, но дело даже не в этом. Вы… — ярость внезапно сменяется усталым бессилием, маловат запал оказался. — …мать моя радиация, вы что, сами не понимаете, что между вами формируется сексуальное влечение по образцу низших?! Вы в полушаге от человеческого фактора, идиоты!       В полном раздрае сажусь прямо на дорожку, скрестив ноги, и подпираю лоб ладонью. Вот и всё. Я это озвучила. И понимаю, что права. Адаптация — штука сложная, а сервы по причине низкого интеллекта склонны попугайничать. Оказались среди низших, моментально насмотрелись, и тут же личная привязанность переродилась в нечто более грозное. Ну виданное ли дело, влюблённые далеки?! Это же то, что планировал Хищник, это же смерть нашей цивилизации! Что следующее — розовые слизеры в сиреневых цветочках и «пацифик» на каждой переборке?!       Похоже, сорвавшиеся у меня откровенные слова выбили сервов из колеи так же сильно, как меня — их поведение. Стоят и молчат, паршивцы.       — Так, — наконец, заключаю я. — В лаборатории должны знать всё, что у нас происходит. Поэтому начиная с сегодняшнего дня, дважды в сутки по три скарэла вы будете писать подробный отчёт о том, как у вас всё началось и развивается. Дословно. Не обсуждая и не сверяя друг с другом написанное. И ничего не скрывая. Я специально даю вам много времени на то, чтобы вы всё тщательно вытащили из своих мозгов и проанализировали как следует. Каждую часть отчёта — мне лично в манипулятор. Это приказ. А теперь — зачем вы вообще сюда пришли?       — По заданию, — мямлит Гамма. — Адери прислал.       Поднимаю на него усталый взгляд. Как же меня всё задолбало. Даже расслабиться толком не выходит, сразу что-нибудь случается, одно хуже другого. Самое страшное в конкретно этом происшествии, что раньше я в остальных прототипах видела крепкий тыл. А теперь, с этими двумя… Кому следующему мозг вынесет? Альфе, Бете или сразу мне? И что доложить наверх? Это же ЧП, ставящее миссию под угрозу куда большую, чем присутствие Доктора. Далеки, инфицированные человеческим фактором. Причина Первой гражданской.       Надо будет с Бетой посоветоваться. Он медик, он хотя бы должен понять, что вызвало такой жуткий эффект. Потому что я уже не понимаю.       — В чём конкретно состоит задание?       Дельта вытаскивает из кармана комбинезона небольшую прямоугольную коробку, в каких мы получили со склада солнцезащитные очки, и присаживается рядом со мной на дорожку. Вид у неё, как у нашкодившего Пашки Скворцова.       — Адери сообщил, что обдумал твои слова про недостаточное количество визуальных проявлений нашей культуры, экстраполировал на другие органы чувств, обработал базу данных по далам и твои старые исследования по Сол-3, и вывел ещё один метод, кроме «фенечек».       Меня уже хватает только на то, чтобы вопросительно приподнять бровь.       — Музыка, — говорит Гамма. — Простейшие формы жизни называют это музыкой.       — Мы сконструировали примитивный инструмент для извлечения необходимых звуков, — Дельта проворачивает коробку в пальцах. — Хотели протестировать на открытом воздухе.       Музицирующие влюблённые далеки в розовых слизерах. Финиш. Что с нами, прототипами, происходит? Всё-таки влияет ДНК диких предков? Ведь это всё — атавизмы. И они набирают обороты.       — Адери допустил ошибку. Музыка завязана не только на физике и алгебре, но и на воображении. Низшие способны видеть в ней образы и стараются их передать остальным через акценты звучания.       — Он нас об этом предупредил. Именно поэтому был выбран электронный инструмент. По мнению примитивных существ, электронное звучание менее выразительно.       — Хорошо, — хмуро говорю, поднимаясь и отряхивая плащ. — Пойдёмте, я послушаю, что у вас выходит.       Это совсем не то, что я хотела бы им сказать, но это то, что я должна сделать. Мари пыталась донести до меня теорию музыки, заставляла слушать ритмичные шумы, созданные на её планете. Попробую понять, что из Альфиной затеи получается. И что вообще за инструмент они сгенерили и что именно в качестве репертуара взяли. Сервы смущённо переглядываются, но покорно плетутся за мной следом к тихому маленькому пруду на ближней боковой аллее.       Я устраиваюсь на скамье рядом с живой изгородью, а Дельта и Гамма предпочитают усесться прямо на облицовку пруда. Технарь кладёт коробочку себе под ноги и щёлкает выключателем. В небо ударяет веер разноцветных лучей, и теперь я понимаю, что они собрали действительно очень примитивный инструмент, значащийся в моих базах, как «лазерная арфа». Рабочий лазер свинчен с излучателя. Фотоэлемент вытащили из какого-нибудь видео-жучка. Звуковой синтезатор сделали из портативной рации, и с неё же сняли аккумулятор. Работы даже мне на два скарэла, а сервам-технарям вообще, как ложноручкой об гашетку.       Дельта, прижмурив глаза, разминает пальцы, натягивает перчатки и принимается перекрывать ладонями лучи. Надо же, высоту звука можно регулировать высотой руки — хороший фотоэлемент взяли, мерзавцы, сделали полноценный инструмент с несколькими октавами. Вот только движения у нашего серва слишком механические, слишком искусственные, есть в ней нечто от древних земных роботов-автоматонов, игравших по заданной программе. И звук получается, наверное, не очень — во всяком случае, в нём нет ничего похожего на то, что заставляла меня прослушивать Скворцова. Формулирую для себя — пулемёт и рогатка, они примерно так же различаются, как записи Мари и то, что выходит у Дельты.       — Хватит, — говорю через пятнадцать рэлов. — Судиин, ты очень плохо играешь. Видно, что для тебя это — неестественное занятие. Или заставь себя внутренне расслабиться, или прекращай извращение.       Дельта, убрав с лучей руки, уставляется в грунт. Сидящий рядом Гамма, похоже, что-то хочет сказать, но никак не решится.       — Я слушаю? — говорю ему.       Он ещё немного мнётся, грызя дужку вытащенных из нагрудного кармана очков, потом всё же сообщает:       — Ты её пугаешь.       Подумайте, тоже мне. Как нашкодить с человеческим фактором, так это не страшно. А как командир за это пригрозил ложноручки на излучатель навернуть, так сразу испугались.       — Судиин сама не может за себя сказать? — отвечаю. — Хватит. Сидите, репетируйте, только учтите — если вас с такими лицами и такими деревянными движениями заметят, то нас всех немедленно объявят киборгами. Я понятно объяснила?       — Да, — кивает Дельта. — Командир Зеро, ты очень сильно разозлилась.       Вот только мямлянья её не хватало.       — Я в гневе. Но не только на вас — ещё и на себя, что упустила происходящие с вами изменения из-за своего дурного любопытства. Ваша близость стала заметна, когда мы передислоцировались в гостиницу. Её надо было сразу же пресечь, но вместо этого я решила понаблюдать и позволила вам ещё двое суток ходить парочкой, подсматривать за низшими и перенимать их поведение. Теперь будем разбираться, что с вами происходит, все вместе. Это серьёзная девиация, но хорошо, что она выявлена.       — Ты не запретишь нам… общаться? — робко спрашивает она.       — Нет смысла. Прототипы должны быть изучены всесторонне, в том числе со всеми отклонениями от норм нашей цивилизации. У нас есть Адери в качестве образца правильного поведения, Верленд, чтобы разобраться с вашей девиацией с точки зрения медицины хотя бы вчерне, и экстренная связь с Центром на случай полного затыка. Сегодня же обсудим сложившуюся ситуацию. А пока не забывайте, что вам ещё писать отчёт.       Сервы заметно выдыхают, и я замечаю, что Дельта непроизвольно нашаривает ладонь Гаммы. Так она ещё и инициатор?..       — Я думал, ты нас… ликвидируешь, — с запинкой признаётся Гамма. Представляю, чего ему стоит вытолкнуть эти слова.       — Всё ещё могу, — с не меньшим усилием отвожу взгляд от их соединившихся рук. Тьфу, далеки, тоже мне. Мерзость. Император мне вкатит по первое число, только и остаётся, что попытаться отбрехаться экспериментом, который требуется довести до конца. Закрываю глаза и задумываюсь, как бы преподнести милое известие остальным прототипам — «знаете, ребятки, а наши сервы влюбились, гуляют за ручку и устраивают свиданки в парке»? Бета флегматик, а вот Альфе точно придётся успокоительное внутривенно загонять.       Снова слышу синтетический звук арфы. На этот раз звук кажется менее механизированным, и это тоже плохо — подтверждается факт, что в первую попытку Дельта была скована испугом. Но раз на её игре отражается её внутреннее состояние, значит, она ищет способы внешне проявить эмоции не только жестом и словом, но и по-другому. Это значит, что она вообще хочет внешне проявить эмоции. И это так же ненормально, как их взаимный фаворитизм.       Тем не менее, сидение на лавочке под звуки разной высоты и длительности настраивает на спокойствие, и я почти расслабляюсь вновь — но тут мелодия резко прерывается с коротким отвратительным воем, похожим на снижение старинного звездолёта в плотных слоях атмосферы. Чувствую комплексную негативную эмоцию, синхронно лупанувшую от сервов, приоткрываю глаза и понимаю, на что они так среагировали.       Посланник Таген долго бегал, но всё-таки меня разыскал.       Стоит на аллее, во все глаза таращится на наше трио. В правой руке держит непропорционально маленькую для его ладони сумочку, кажется, из бумаги. И чего ему неймётся? Ему вообще давно отбой положен, судя по суточным биоритмам талов, а он по кустам шарится.       — Простите, я, наверное, не вовремя…       Встаю навстречу. Если начну с ним болтать прямо при подчинённых, их нервы не выдержат. Надо его увести.       — Всё в порядке. Пройдёмся?       Сервы как-то странно на нас глядят. Тал кивает, и я иду ему навстречу, бросив Дельте на синтетическом:       — Продолжай репетировать, — главное сейчас — это уверенный тон, чтобы они думали, что уж у меня-то точно всё под контролем. Хотя совершенно не под контролем. Что же в принципе Тагену нужно? Не понимаю, не понимаю, мозги продолжают пробуксовывать. Если это тал, то он по всем правилам должен искать выгоду: блондосы слишком долго прожили республикой, чтобы тельцекратия не отпечаталась на их мировоззрении. А единственный раз, когда он попытался хоть что-то из-под меня выбить, это был разговор о союзе против далеков. Посланник словно бы просто общаться хочет. Можно подумать, из меня интересный собеседник… Ладно, погляжу, что он мне сейчас скажет — в конце концов, тонизирующая болтовня с изрядным зарядом злости на почве расовой непереносимости может меня отвлечь от более печальных размышлений.       Дохожу до посланника и киваю вдаль по дорожке, не сбивая шага:       — Не будем мешать. Вы хотели о чём-то поговорить?       — Да, — торопливо отзывается он, поворачивая следом за мной. Странно, Гамма и Дельта словно бы синхронно хрюкнули нам в спины, но эмоция была настолько тихой, что я в ней так и осталась неуверенной.       — О чём же?       — Просто… Хотел извиниться за некрасивую сцену.       — Я сама в ней виновата, — отвечаю, уводя его подальше от греющих слуховые рецепторы сервов. — Мне не следовало пытаться понять вас и ваших друзей. Тем более что данные мне инструкции требуют соблюдения абсолютного нейтралитета, в том числе в личных контактах.       — Что вы, причём здесь вы? Наоборот, это мы со своими, гм, неувязками во взаимоотношениях…       — Послушайте, господин посланник, — решительно перебиваю я. — Я ушла оттого, что почувствовала себя неуместной. У вас свои цели и задачи, у меня — свои. Кое в чём они пересеклись, но в целом не вижу для своего народа смысла открыто встревать в разборки с Древними. Нас они не трогали.       Таген огорошенно смотрит на меня. Наверное, агрессия всё же прорывается в интонациях голоса, хотя за невыразительное лицо я уверена.       — Вы когда-нибудь забываете о работе? — выдавливает он.       — Глупый вопрос. Задайте другой, поумнее, — морщусь в ответ.       — Тогда, — несмотря на мою заметную грубость, блондин остаётся предельно вежливым, — удовлетворите моё любопытство и объясните, зачем вам понадобилось коверкать интергалакто, если вы им свободно владеете.       Приказала же, чтобы уточнил у Доктора. Ладно, лучше действительно просветить его самой, во избежание ошибочного пересказа. Коротко излагаю всё, что говорила три дня назад Хищнику, а в конце добавляю, что удивлена неосведомлённостью господина посланника, ибо своим друзьям галлифреец всё рассказал. Второй кирпичик в укрепление ссоры. Надо занять Доктора проблемами по самый верх котелка. Разделяй и властвуй!       Какой-то эффект есть, тал задумался. Шагаем рядом по дорожке, каждый в своих мыслях. И вдруг он бабахает такое, что я чуть не спотыкаюсь:       — Вы замужем?       Проклятье, вот ещё один аспект, который наши планировщики не учли. Тема семьи разработана, но не в применении к членам экспедиции. Абстрактно я могла бы прочитать лекцию о семейной структуре кочевников, но перечислить аналогичные факты о себе, любимой, уже сложно. Надо хоть время потянуть, чтобы обмозговать, как выкручиваться. Десятую долю рэла — настолько меня выбил из гамачка вопрос Тагена — составляю приемлемый ответ.       — Это завуалированная попытка разузнать об устройстве нашего общества, или эта беседа нарушает какие-то традиции Нового Давиуса, связанные с взаимоотношением полов?       Судя по глазам, мой ответ вырубил его не меньше.       — Я просто спросил, — наконец растерянно отвечает блондос. — Но ваши ответы, как и у Доктора, ставят в тупик.       Ну спасибо за сравнение с этим рыжим слизером.       — Я не замужем. Как член правительства, я теоретически имею право на брак в любое время, но поскольку много летала, то группа здоровья у меня расценивается по критериям космонавтов, а это значит, что без специального врачебного подтверждения я о семье даже заикаться не должна, — пожалуй, этого пока хватит.       — Почему? — ага, уже хватило… Придётся отвечать дальше:       — Путешествия в междумирье гораздо более вредны, чем путешествия по космосу, есть риск мутаций. И если честно, я хочу тратить свою жизнь рационально. Пока могу быть полезной в более широком аспекте, чем деторождение, — чуть было не брякнула «воспроизводство», но вовремя спохватилась, — я буду полезной для своего народа в роли дипломата и советника, — так, надо бы переключить беседу с меня на него, пока он ещё что-нибудь дурацкое не спросил. — А ваша сестра — старшая или младшая?       — Младшая, на двенадцать лет, — на миг он сумрачно отводит взгляд, но потом снова с интересом смотрит на меня. — А у вас есть братья или сёстры?       Переключить беседу не получилось. Что ж ему так далась моя несуществующая семья? С какой целью он всё это выясняет? Не понимаю. И тем более не понимаю, что ему ответить... Пожалуй, вот что.       — Были. Шесть братьев и одна сестра. К сожалению, погибли во время одного неприятного инцидента с темпоральной аномалией и смертоносцами, как вы говорили... с «дал-ек». Меня спасло чудо, — и пусть кто-нибудь попробует сказать, что моя фея-крёстная, Ривер Сонг, не чудо. И кого я ещё могу выдать за семью, как не свою команду со Свалки Истории. Я ведь глубоко изучила данный вопрос и знаю, что низшие вкладывают в это понятие. Правда, согласно их классификации, далеков скорее связывает боевое братство, но даже с этой точки зрения, мой отряд вполне допустимо представить как близких родственников.       — Сочувствую, — отзывается Таген, отводя взгляд. Общая картина его мимики вполне подпадает под термин «смущение». — Извините, я не знал…       — У меня есть женщина, которая меня воспитывает, мужчина, которым я безгранично восхищаюсь, и мужчина, с которым я ругаюсь. Это вполне сходит за семью, — пожалуй, Учёному, Вечному и тем более Императору это слышать не нужно. Тяжело будет объяснить, отчего я их так описала для ущербного блондоса. А что делать? Если уж решили притвориться гуманоидами ради общего блага, то будет подозрительно, если я не смогу что-то рассказать о своей несуществующей «ячейке общества». Приходится сочинять на ходу. Хорошо, что эти вопросы задают мне, а не остальным ребятам, я хотя бы примерно представляю, что врать.       — А у нас с Луони есть отец, мать, дядюшки, тётушки, бабушки, дедушки и страшная прабабушка — упаси Космос с ней познакомиться, закормит. И все нас до сих пор воспитывают. Так что вам везёт, что у вас лишь одна наставница.       Ну понятно тогда, почему он за сестру пытается решать. Два инфантильных блондоса комплексы друг на друге отрабатывают. Анекдот на ближайшие лет сто-двести, понятный даже космодесанту. Какое счастье, что атавизм семьи у нас давно изжит.       — Мне больше нравилась моя первая учительница, — второй раз за беседу я вспоминаю Ривер, впервые за столько лет. Это не к добру. Неужели сейчас из-за какого-нибудь дерева на меня нацелится альфа-мезонный бластер и раздастся боевой клич: «Падай, крестница, ты убита»? Ах, как бы этого хотелось, и как бы это с треском провалило нашу миссию!..       Но что-то мне подсказывает, что Ривер Сонг я больше не увижу. Мы хорошо чувствуем темпоральные парадоксы, так что я знаю — нам с ней больше никогда не светит даже словечком перекинуться. Её персональное время с момента нашей последней встречи и до её смерти, очевидно, расписано посекундно, и для Зеро там места нет. Иначе я могу по своей неуёмности характера попытаться нарушить естественный ход событий. А время-шремя не любит шуток. Жаль только, я так и не знаю обстоятельств её гибели.       Таген срывает листок с какого-то куста, мимо которого мы проходим, и задумчиво крутит его между пальцами.       — Послушайте, а та мелодия, которую играла ваша соплеменница… Она откуда?       Упс. Впрочем, могу предположить, что именно за репертуар у Дельты.       — Это наша древняя песня. Извините за плохое исполнение, Судиин только учится.       — Ваша древняя песня? — уточняет он озадаченно, сильно нажав на слово «ваша». — Знаете, только вы не смейтесь, но она мне смутно знакома. У меня вообще такое чувство, что мы с вами когда-то давно встречались. Я смотрю на вас — не только на вас лично, я имею в виду, на кочевников, и не могу отделаться от впечатления, что мы друг друга знаем, что в вас есть нечто родственное.       Варги-палки, ну, приплыли. Талы никогда не увлекались ментальными техниками, но всё же имеют к ним склонность не меньшую, чем имели каледы. А из каледов получились мы, далеки, с нашими ментальными техниками и психокинезом — да, подхлёстнутым аппаратурой и медикаментами, но всё же мы на это способны! Этот блондос что, чует какой-то резонанс волн мозга? Тот самый резонанс, из-за которого так сладко было бы убить и его, и сестрицу?       А логика в мозгу тем временем щёлкает своими логическими реле. Сейчас достаточно удобный момент, чтобы начать реализовывать план Императора.       — Действительно, странно, — соглашаюсь я со словами Тагена. — Вы с Доктором рассказывали, что ваш родной мир назывался Скаро. А на нашем древнем языке слово «скаару» означает «жилище».       Вот как он ухитряется делать настолько квадратные глаза? Надо бы перенять жест, хорошо смотрится. Вопросительно приподнимаю бровь в ответ, мол, «объясни»? В ответ тал произносит вполне ожидаемое:       — «Скаро» значит «дом». Мы испокон веков так называли свою планету.       — Нет, — говорю. — Наша планета называлась «Паатру».       — «Патро», — глаза блондоса настолько огромные, что стукни по затылку, и вылетят из глазниц. — «Мир».       Останавливаемся, уставившись друг на друга — он даже не моргает, да так, что впору на квантовых тварей охотиться, я же задираю брови так высоко, как умею.       — Надо же, — говорю. — И слово «дал-ек» на том же древнейшем значит «человек, подобный богу». Это из нашей священной книги.       — К-книги Пророчеств? — заикаясь, спрашивает тал. Ого, он действительно очень плотно интересуется историей периода Тысячелетней войны. Очень, очень плотно.       Изображаю подозрение и испуг — сощуриваюсь и отступаю на шаг.       — Откуда вы о ней знаете?       — Она упоминается в наших хрониках, как основа идеологии далеков, — в его глазах тоже появляется подозрение. Миссия расчётно балансирует на одной ложноножке.       — Смертоносцев?! Это невозможно. Книга Пророчеств — исключительно мирная, она не может породить нацизм. Как они могут на неё опираться? — я старательно изображаю изумление. Надеюсь, не слишком бездарно.       — «И в конце войны каледы станут богоподобными», — отзывается Таген, всё так же напряжённо глядя на меня.       — «Табона дэ тьянн-тэл, эск талу бэк калид ульрик та дал-ек». Глава сто четвёртая, стих восьмой, двенадцатая строфа, — добавляю эхом, не преминув улыбнуться про себя — часть строфы-то он не перевёл, «эск талу» — «талы будут повержены». Идеология, идеология... — Вы имеете в виду, они выстроили идеологию на вырванной из контекста строфе?       — Я имею в виду, мы что, с одной планеты? — наконец-то произносит он вслух.       Чуть заметно пожимаю плечами.       — Во вселенной много совпадений, в том числе невероятных. Давайте я расскажу вам всё подробно, а потом уже подумаем, уроженцы ли мы одного мира, или нет.       — Присядем? — кивает он на подвернувшуюся скамью, обсаженную земным шиповником. Действительно, парк-ботанический сад.       — Побеседуем sub rosa, — киваю, усаживаясь на пластиковой поверхности. — Вам знакомо это выражение с Сол-3?       — «Под розой», то есть тайно. Вы подкованы лучше, чем можно было предположить.       Бросаю взгляд на ботинки.       — Нет, — говорю. — Металлические набойки отсутствуют.       Тал отчего-то фыркает. Наверное, это была какая-то шутка, только я её не уловила.       — Итак?       — Наши предки жили в маленькой гористой стране на планете под оранжевым солнцем. К северу были дикие плоскогорья, к югу — большая равнинная страна, с которой наш народ вёл торговлю рудами и продуктами животноводства. Себя они называли просто «люди», остальных — «другие», «чужаки». Потом на ту, соседскую, страну напали. Началась война. Малый народ, сидящий на больших ресурсах, немедленно оказался атакован, нейтралитет наших предков не продержался и нескольких лет. По ним начались ядерные бомбардировки. Уйти из горных долин было некуда, карстовые пещеры обрушивались от ударной волны. Но в наших краях была особая зона, называемая Священной долиной. Когда-то, во времена дикости, её обожествляли, но после наступления эры Великого Научного Прорыва наши учёные разобрались, что это был стабильный разлом в ткани пространства и времени, уводящий в запределье, в легендарную нулевую координату, — в пристальных синих глазах тала мелькает что-то недвусмысленное в мой адрес. Чуть улыбаюсь, мол, угадал. — Всё, что успели сделать физики, это построить небольшую эвакуационную станцию, поддерживающую локальное трёхмерное пространство и субьективную темпоральность. Прежде чем наши долины и вершины выгорели дотла, часть людей успела укрыться в междумирье. Мы несколько раз пытались вернуться домой. Но сперва были слишком высоки уровни радиационного загрязнения, а потом в Священной долине появились смертоносцы и построили там рудник. В том регионе был выход кобальтовой жилы, видимо, им требовался этот металл. Почти сразу они поняли, что им подвернулось помимо руды, и нам пришлось поднапрячься и закрыть трещину, чтобы они до нас не добрались. Естественно, они с нами не разговаривали, поэтому мы до сих пор не знали, как они себя называют, и не сразу поняли, кого вы с Доктором имели в виду. Значит, они тоже с планеты наших предков?       — Мутанты-каледы, — морщится мой неприятный собеседник. — Те самые, которые жили к югу от Пири-эск-Дал.       Пири-эск-Дал, "Долины далов". Тал изволил проявить интеллект и понять, к чему я клоню — тем лучше. На миг старательно расширяю глаза, тихо надеясь, что даже зрачки сделают то же самое, а линзы за ними повторят.       — Вы развеяли последние мои сомнения этим названием, — говорю. — Значит, мы действительно родом с одной и той же планеты…       — Вопрос, что с этим теперь делать.       Смотрю на него. Лицо, наверное, выражает то, что я ему задала — удивление, — но любой далек бы сейчас мысленно поморщился от льющейся из меня иронии. Начинаю понимать, почему сарказм — болезнь всех «белых». Варги-палки, я просчитываю низших на несколько шагов вперёд. Неужели Супримы так же просчитывают нас? Какой кошмар, быть настолько предсказуемыми. Но по-настоящему ужаснуться открытию некогда, надо отвечать на вопрос:       — Полагаю, что ничего. Это было слишком давно для того, чтобы имело хоть какое-то значение. По крайней мере, для моего народа это точно ничего не станет значить, кроме дополнительного абзаца в хрониках.       Тал, похоже, иного мнения.       — Но…       Продолжить я ему не даю — всё равно примерно представляю, что он скажет, зачем тратить время на выслушивание? Это не додумывание на манер Доктора, это точный расчёт с полным пониманием психологии собеседника. Я поднимаю ладонь в останавливающем жесте, чтобы тал закрыл рот, и спокойно выкладываю свои аргументы:       — Мы слишком долго прожили не только вне планет, но и вне пространства. У нас в корне изменилось всё — традиции, менталитет, язык, научные концепции, даже биология. Эволюция не стоит на месте, мы сильно трансформировались под влиянием междумирья. Уточнение координат и истории планеты, которая слепила наших предков, безусловно, любопытно, но не более того. Для нас это уже… — едва не брякаю «не имеет значения», но в последний миг спохватываюсь и подбираю более гуманоидную версию, совершенно не вяжущуюся с далеками, — …не играет роли.       Таген испускает разочарованный вздох.       — Хорошо. Sub rosa, так sub rosa. Я никому не стану говорить о нашей беседе.       — Я не требую сохранения тайны. Но хочу, чтобы вы понимали и дали понять другим — на кочевников не удастся как-то повлиять, используя эту информацию. И ажиотаж вокруг новости мы тоже не поддержим. Мой народ слишком привык жить изолированно, он не сможет быстро перестроиться.       Таген какое-то время молчит, переваривая наш разговор. Думаю, он немного потрясён сделанным открытием — уж слишком долгое время считалось, что на Скаро уцелели только талы и далеки. Наконец, размыкает губы:       — Можно ещё один вопрос, если я не надоел?       — Задавайте, — соглашаюсь я, едва не брякнув «подтверждаю».       — Почему вы держите дистанцию со всеми, даже друг с другом?       Хоть бы что-то интересное спросил, как про семью. А сейчас придётся использовать заготовленный и расписанный не мной ответ, в который я лишь вношу мелкие поправки, связанные с планом Императора:       — Наши предки жили в горах, их было мало. Крупных городов — таких, как у соседей, — тоже не существовало, скорее, это были посёлки городского типа. Привычка к большому личному пространству — характерная черта далов. Оказавшись в замкнутом пространстве, они очень быстро выработали привычку искусственно поддерживать расстояние минимум в вытянутую руку, иначе то и дело вспыхивали конфликты. Постепенно это стало жёстким правилом, а потом традицией, которой мы до сих пор придерживаемся. Если кочевник с кем-то сокращает дистанцию, значит, этот человек для него много значит. Само собой, в официальной и в рабочей обстановке это немыслимо, даже в голову не придёт. Бывают, конечно, исключительные ситуации, когда надо банально протянуть руку помощи — тут, само собой, не до личного пространства. Но обычно мы строго придерживаемся норм поведения. Сократить расстояние без причины — это для нас всё равно что голыми ходить.       Не вполне верное сравнение, нам ведь безразлично насчёт одежды — далеки ей вообще не пользуются, а поликарбидная оболочка — это не тряпка, это часть организма. Минимальный гардероб прототипов — это скорее дань подсознательному стремлению как можно меньше касаться незащищённым телом чего бы то ни было, чем реальная необходимость. Одежда — хоть и не живая чувствующая броня, но какой-никакой барьер между кожным покровом и окружающей средой. Однако талу-то это знать незачем, правда? У него вообще сегодня на ужин изрядная порция лжи, поданная и со вкусом оформленная далеком-прототипом.       — Поня-атно, — тянет Таген.       Ничего тебе не понятно, блондос. А понял бы — поседел от ужаса. Но надо поддерживать разговор.       — Теперь моя очередь. Откуда вам известно о Книге Пророчеств?       — Несмотря на то, что в определённые периоды войны она была запрещена, всё же несколько экземпляров хранились в закрытых правительственных библиотеках. Мы пережили достаточно долгий период одичания после Большого взрыва, но незадолго до окончательного отступления со Скаро нашли одно из таких хранилищ и сумели полностью его вывезти с планеты, несмотря на бои с далеками.       — Большой взрыв? — разумеется, он имеет в виду историю со взрывом нашего склада ядерных боеприпасов, но я строю недоумевающее выражение лица. Мама-радиация, какая же это сложная задача, управление мимическими мышцами. Без них жилось проще. — И вообще, расскажите, что происходило на Паатру… то есть на Скаро.       Всё. Я ему заняла рот по меньшей мере на местный час. Кроме того, у меня появился шанс изучить, что об истории родины думают талы, причём во всех подробностях. Это очень важно. Раньше бы я не догадалась до такого решения, но жизнь в земной семье поставила мозги на место, а необходимость общения с блондосами натолкнула на интересную идею, прямо сейчас. Мы никогда не придавали значения мнению планктона о себе, я это до сих пор постоянно отмечаю. Но быть может, пропаганда талов когда-то сыграла значительную роль в процессе объединения Местной группы против нас в течение Войны Времени. А значит, имея в ложноручках данные о текущей позиции ущербнутых блондосов, мы сумеем найти в ней слабые места и использовать их упреждающе. Как говорится, где тонко, там и рвётся. Очевидность, но почему-то мы ей редко пользуемся в отношении политических интриг.       Император прав. Это не метод Культа Скаро, это мой собственный альтернативный путь. Отдел Сэка занимался абстрактным моделированием, пытался вжиться в роль других существ. Для нормального адекватного далека, которым я не являюсь, просто так взять и поговорить с низшим — это дикость, отклонение. А я привыкла, мне не сложно порасспрашивать этих существ в самой лёгкой и невинной форме, выжимая из них нужные факты, а потом сбросить их на анализ стратегам. Добровольный рассказ — это совсем не то же самое, что допрос с пристрастием и считка памяти. На допросе можно сказать полуправду, дезинформирующую и детектор лжи, и допросчика. Считка памяти берёт весь пласт информации, в котором невозможно выявить приоритеты исследуемой особи и то, как она определяет в том числе общие приоритеты своей нации. И только добровольный рассказ даёт полностью исчерпывающие и подлинные данные для последующего анализа. Кажется, я понемножку расту над собой и учусь использовать собственные недостатки на пользу обществу. Может быть, однажды оно меня вновь примет, даже со всеми моими ненормативными заскоками.       Мы нарезаем круги по парку под рассказ Тагена и мои наводящие вопросы. Плавно перевожу тему на историю его республики и на текущую её ситуацию. Этот идиот — смешно! — с вдохновенным удовольствием делится со мной информацией. Конечно, стратегических вопросов об их вооружённых силах и союзниках я не задаю, это можно выяснить и без господина посланника, достаточно изучить новостные сводки за последнюю пару лет и немножко посчитать. В общем, и всё остальное тоже можно выявить тем же методом, но приоритеты, приоритеты! А кроме того, было бы подозрительно, если бы я не поинтересовалась, как сейчас живут талы и чем они занимаются.       — Да, кстати, — вдруг говорит Таген, прерывая повествование, — это вам.       И протягивает мне сумочку, которую так до сих пор и таскал в руке.       — Мне?..       Озадаченно вытаращиваюсь, не спеша брать. Чего это он? Почему? Зачем? Чувствую глубоко внутри шевеление паранойи, а может, даже и страха. Мне кажется, я только говорю себе, что хочу понять его действия, а на самом деле, совсем даже и не хочу.       А этот ущербнутый натягивает улыбку пошире и продолжает мне впихивать свой пакет:       — Может, у вас и нет такой традиции, а у нас есть. Это просто маленькое извинение за сцену с Доктором. Пожалуйста, возьмите. Не обижайте меня.       Я всё же беру сумку, но не решаюсь туда заглянуть или вообще отвести взгляд от блондоса. По глазам противника обычно ясно, что он задумал.       — У нас действительно нет такой традиции. Зачем это?       — Просто так. Ни за чем. Если не понравится, то можете выбросить.       — Это… официально?.. — в мозгу громко скрипят шестерёнки, силясь выкопать из памяти какие-то аналоги и вообще понять, как на это реагировать. Подарок на день рождения? Сувенир из-за границы? Взятка? Презент для девушки? О-ой. Нет, наверное, всё-таки взятка — согласно моим данным, девушкам всё же дарят цветы и конфеты…       …А не сигареты и шоколадки. По крайней мере, металлическая коробочка с изображением женщины, наслаждающейся пороком курения — это явно не цветочки.       — Я же говорю, просто так, — улыбка Тагена, наблюдающего за тем, как я разглядываю содержимое пакетика, приобретает оттенок снисходительности, за которую так и хочется прогнуть эту волевую челюсть до мозжечка. Ладно, просто так — значит, просто так. Шоколад ещё никому не мешал. А на табак всё равно надо будет сперва спросить разрешения у Беты, уж больно сильно сигареты по мозгам шарашат. Это, конечно, лучшая шутка за сегодняшний день — тал, дающий взятку далеку. Да, пожалуй, следует расценивать жест Тагена именно как попытку подкупа с целью выбить извинение за ссору в моём присутствии. Тем более, что в итоге слова «просто так» меня ни к чему не обязывают.       Хорошо, что я знаю про такую штуку, как этикет низших:       — Спасибо, — говорю. Между прочим, весьма основательно подозреваю, что это слово даже Альфа не вспомнил бы вовремя. Но я-то жила среди двуногих и ещё не забыла, что они его всегда употребляли в подобных случаях. Вздумай я поблагодарить своих, они бы не поняли; но вздумай бы сейчас смолчать — не понял бы собеседник. Нельзя выдавать себя раньше времени, следует полностью подчиниться правилам сложной игры, которую я сама и затеяла. Я научилась говорить с этим ущербком, не показывая своей неприязни слишком открыто, и даже злость, жгущая изнутри, присмирела. Я заморочила ему голову и потихоньку вбиваю клинышки ссоры между ним и Хищником. Я узнала о Шакри. Я обнаружила возможность уничтожить Новый Давиус.       В общем-то, я неплохо продвинулась.       Осталось лишь затянуть все эти узелки на горле противника потуже.       Выжимаю из себя максимум улыбки, глядя прямо в ярко-синие глаза Тагена:       — Может, прогуляемся ещё, если вы не устали?