Поликарбидная логика

      Горьковатый, дерущий носоглотку привкус, от которого тянет кашлять. Не смогу привыкнуть к нему, никогда. Но зато мозг — в спокойствии, уравновешен, как ядро атома водорода в газопылевой туманности. Лежу на койке, закрыв глаза, а надо мной, поверх пластиковой крышки, туда-сюда ползает медицинский сканер. Пальцы сжимают цилиндр сигареты — Бета смотрит, как меняются показания организма в режиме реального времени. Параллельно уже успела ему под сигаретку поплакаться, что видела в парке, благо закрытая медкапсула не заглушает звуки. Хотела я устроить коллективный разбор полётов, но как только наш медик услышал про никотин, тут же взял меня в охапку и потащил на «Протон», подробно обследовать. Может, и к лучшему, что отчёт о происшествии сперва услышал именно он. Во всяком случае, Бета уже два рэла молчит и ничего не отвечает на мой рассказ, прозвучавший почти жалобно.       — Ты ошибаешься по всем пунктам, — наконец заключает он.       — То есть? — как хочется сказать «объясни», но речевой аппарат незамедлительно сковывается, а мозг сам подбрасывает альтернативную формулировку. Скорее бы вернуться в Империю и не мучиться из-за корявых неуставных фраз.       — Прежде всего, это не человеческий фактор, — отзывается Бета. — Тут всё сложнее и проще одновременно. Прототипов делали с тебя. А ты — Суприм, да ещё и неразвитый Прайм. С сервами происходит то, что было когда-то с тобой — невыработка ресурсов мозга. Им слишком много ума досталось. Это наш просчёт, научного отдела. Мозг мощный, а вписанная в него личность — нет. В итоге ресурс направляется не туда, куда должен, и компенсируется развитием эмоционального блока. А с учётом того, что на фильтрах стоят стандартные параметры, плата не справляется без гормональной коррекции, и Гамма с Дельтой начинают становиться эмоционально зависимыми. Ты же сама через это проходила, пока ещё не была модифицированной. Тебе плату должны были как минимум раз в полгода проверять, справляется ли она с твоей эмоциональностью, или уже нет.       — Да, — отзываюсь, хотя ситуация требует слова «подтверждаю». — Хорошо, это эмоции. А остальное?       — Называй правильно — сексуальное влечение. Это нормально для данных тел, в которых предусмотрена функция естественного размножения. Более того, это признак того, что всё идёт правильно.       — Правильно?! Я понимаю, если это будет в рамках эксперимента, — несмотря на необходимость лежать по возможности неподвижно, не удерживаюсь и встряхиваю сигаретой. От возмущения просто колотит. — Под контролем учёных. По приказу начальства. Но не спонтанно и втихаря! Это… ненормально.       — Считаю, что причина ошибки — именно в несоответствии возможностей мозга и параметров личности. Стандартный немодифицированный далек прежде всего компенсируется в эмоциях, но у модифицированного другая биология, вот и пошёл второй пласт компенсации. Это не человеческий фактор. Это стихийное освоение новых функций нового организма.       — С личной привязанностью! Противоестественно!       — Всего два серва, — флегматично парирует Бета. — Будь бы их больше, ещё неизвестно, что бы вышло. Это внутрикастовое. Между тобой и, например, стратегом ничего подобного не формируется. Или мной. Хотя есть все условия. Разная заточка мозга, недостаточное взаимопонимание для возникновения близости.       — Это хуже, чем я думала, — говорю, потому что мысль сразу перепрыгивает на более глобальный вопрос. — Такая кастовость нас убьёт. Чем сильнее расслоение, тем сильнее недопонимание. Это мешает единству.       — Не вполне улавливаю мысль, мы всегда были расслоены по уровню мышления.       — В моём родном времени — не так. Хотя разрыв между сервами и элитой был велик, но меньше было разделений внутри самой элиты, там всё стояло ближе. Для моего сословия, например, было нормально слушать разговоры сервов. А ты хоть раз их слушал?       — Зачем? — удивляется Бета.       Меня пробивает тоска. Вот оно. Даже нет попытки вникнуть в ситуацию в другой касте. Все действуют отдельно друг от друга. Непременно скину это в первом же отчёте Императору. И сделаю-ка ещё одну затяжку, пока сигарета не прогорела. Голова уже кружится от дыма, который почему-то не спешит уползать в вентиляционную вытяжку. Но я должна отметить, что у подаренных талом сигарет вкус менее противный, чем у той, что мне дал землянин.       — Затем, что ты — начальник, и должен знать, чем занимаются подчинённые.       — На это есть Серв и контролёры.       — Контроль за контролёрами — тоже правило из Общей Идеологии, — отрезаю я.       Судя по ощущению, Бета задумывается, причём крепко.       — Это не обязательное к исполнению правило. И в нём есть элемент паранойи.       — Здоровая порция паранойи ещё никому не мешала, — всё так же твёрдо говорю в ответ. — И ты сам это прекрасно знаешь.       Медик затаённо вздыхает, пока сканер, попискивая, выдаёт очередную порцию данных о моём состоянии. Интересно, что там? Мне с моего места не видно, а жаль. Надо спросить:       — Ну, как влияет табак?       Тихое бибиканье развёртывающегося трёхмерного монитора. Приоткрываю глаза и кошусь в ту сторону — нет, всё равно толком не видно, а вот подсвеченный голограммой острый профиль Беты, изучающего данные и варящего в своей медицинской голове вывод, виден отлично.       — И плохо, и хорошо, — заключает он наконец. — Коэффициент влияния никотиновой кислоты всего одиннадцать с половиной, а выкуренной сигареты — пятьдесят шесть и восемь десятых. Там, помимо никотина, содержится целый комплекс действующих веществ, в целом улучшающих кровообращение и вызывающих эйфорию. Но есть минусы — во-первых, это наркотик, а во-вторых, ещё и употребляется одним из самых вредных способов, загрязняя органы дыхания. Поэтому требуется не только жёсткий медицинский контроль и форсированная детоксикация, как при использовании любого табельного наркотика, но и периодическая чистка лёгких.       — Как это?       Бета поворачивается, изображая самый натуральный оскал. Улыбка получше у него не получается, но, судя по словам, жуткая гримаса вполне подходит к их смыслу:       — Узнаешь на первой операции.       Похоже, ничего хорошего меня не ждёт.       — Может, лучше вырастить новые?       — Экономически не оправдано, — оскал отключается. — Но в целом я могу разрешить тебе пользоваться табаком, пока мы не вернулись на базу «Центр». Там мы тебя прочистим, а от психологической зависимости ты и сама сможешь спокойно избавиться. Единственное замечание — постэффект делает тебя сонной и заторможенной. Поэтому сама ты сигареты употреблять не будешь, я их тебе буду выдавать поштучно перед отдыхом. А непосредственно перед сеансами связи будешь получать никотиновую кислоту. Всё поняла?       — Так точно, — отзываюсь из-под пластика.       — Тогда свободна, — резко активируется вытяжка, поглощая отравленный воздух, купол отъезжает, и я поднимаюсь с койки. — И прекрати параноить насчёт человеческого фактора. Ты на сервов свои бактерии переносишь.       — Всё равно не согласна, — тихо бурчу в ответ. — Именно потому, что едва им не заразилась и до сих пор с последствиями борюсь… Кстати, у тебя хорошо получается неформальная речь вслух.       — Я не наш стратег, чтобы из-за этого нервничать, — усмехается Бета. — Ты ведь знаешь, что в лабораториях всегда чуть менее формальная обстановка, чем везде.       — Куда вам до конструкторского бюро, — тоже улыбаюсь в ответ. — У вас не едят на рабочем месте.       — У нас вообще так не нарушают, — судя по лёгкому оттенку раздражения на дне глаз, я его зацепила. — Это всё осталось в прошлом.       — Как и многое положительное, вроде приглядывания друг за другом. А теперь все эту обязанность сваливают на других, — тут меня осеняет внезапная мысль. — Знаешь, что самое забавное? Эта черта — смотреть друг за другом — совершенно неадекватно воспринимается большинством низших рас. Пока я жила на Сол-3, не единожды спорила на эту тему с землянами. Они это воспринимают как резко отрицательное явление.       — Это проблема индивидуализма, — соглашается Бета. — Они не в состоянии от него отказаться.       — Я тебя поймала, — замечаю. — Если сделать прямой логический вывод из твоих слов, получается, у далеков Новой Парадигмы тоже начинает формироваться индивидуализм на почве переваливания ответственности друг на друга. А переваливание ответственности, видимо, растёт оттуда же — из проигрыша на Галлифрее. Никто не хочет оказаться ответственным за любой проигрыш, как в большом, так и в малом.       Бета пристально смотрит на меня. Потом произносит:       — Ты точна, как снайпер.       — Надо воскрешать практику тотального контроля, — вздыхаю. — Я не потерплю, чтобы мы ослабли. Империя должна быть. Такая, чтобы при одном упоминании о ней все бежали прятаться за диван.       — Дался тебе этот… «диван».       — Просто нравится речевой оборот, я его где-то в десантуре подцепила, — чуть виновато признаюсь в ответ, сметая наконец ещё тёплый пепел с койки в горсть. Надо до утилизатора донести.       — Лучше высыпь под растения, в этой золе много лития, им полезно, — рекомендует Бета, безошибочно уловив мои намерения. — А сигареты сдай мне.       Послушно протягиваю ему металлическую плоскую шкатулочку, в которой упакованы тонкие стержни с начинкой из ядовитой травы. Девушка на картинке мечтательно улыбается, наслаждаясь отравленным дымом.       — Альфонс Мария Муха, — вдруг выдаёт Бета.       — Чего? — обуреваю я.       — Автор изображения, древний художник-оформитель с Сол-3.       — Ты интересуешься… живописью?! — варги-палки, ну ладно книги, наши многие почитывают так называемые «шедевры литературного искусства» из банального любопытства, но чтобы это…       — Ну не совсем же я безграмотный, — флегматично пожимает плечами Бета. — Кстати, если применить сравнительный анализ, то ты вышла похожа на его «Розу», только цвет волос другой.       — Что ты нашёл в живописи? — у меня в мозгу не помещается, чтобы наш медик вдруг обладал подобными интересами.       — Конкретно в его — алгебраичность.       — И… давно ты увлекаешься…       — Практически с момента активации, — отвечает он. — Это любопытно. Другое устройство глаза — другое зрение, иное восприятие мира. Ничто так наглядно это не показывает, как живопись. Плюс, любая картина — как отпечатанное воспоминание со всеми мыслями. Интересно анализировать, в том числе с медицинской точки зрения.       Я вдруг вспоминаю, как наблюдала за строительством муравейника на обочине дачного посёлка. А действительно, ведь похоже. Ну интересуется он как медик и биолог тем, что низшие называют «изобразительным искусством», ну и чего тут пугаться? Император вон, вообще Шекспиром увлекается и даже в качестве развлечения две или три научные работы по нему написал и опубликовал под псевдонимом, это не преступление. Совсем с нашими сервами паранойя обострилась.       И всё же есть кое-что, что заставляет меня считать — случай с Гаммой и Дельтой отнюдь не расчётный. То, как они держались за руки. Это ненормально.       — Считаю, надо воспользоваться моим состоянием и отправить внеочередной отчёт в Центр. Меня всё же беспокоит поведение сервов и правильно ли то, что я в итоге им приказала. А ещё нам нужна информация о Шакри, вся, какая есть.       — Можно поискать информацию у низших, — предлагает Бета. — Я тебе помогу, у нашей касты большая справочная база по методам поиска информации в нестандартных хранилищах, таких, как библиотеки.       — Непременно. Но и Центр тоже надо известить. Хоть мы и расходимся в оценке опасности, но всё равно, согласись, случай с сервами — это ЧП.       Он кивает и начинает одной рукой настраивать реанимационку, а другой — бортовой компьютер:       — Готовь отчёт. Потом выспишься, а потом вернёмся в гостиницу и узнаем у диплосианина, где здесь добывают информацию.       Вот так и получается, что обещанный сервам разнос не случился — через три с половиной местных часа мы с Бетой уже сидим в библиотеке, Альфа и Гамма отдуваются на конференции с учёными, а Дельта дописывает свою часть отчёта, после чего обязана присоединиться к нам двоим.       Выдержка из отчёта Прототипа Дельты.       …и я не знала, куда и зачем меня переправляют. Я никогда не задавала вопросов и делала, что говорят, но именно в тот день почувствовала, что боюсь этой неопределённости. Сперва четыреста тридцать шесть тестов, потом взятие биоматериала, потом затишье в течение полугода — и вдруг внезапный перевод в неизвестность, я не то что цель передислокации, я даже номер базы не знала, куда меня отправляют. Только испытуемый номер Три, он же после изменения — Прототип Гамма, разъяснил мне ситуацию с программой модификации ДНК и для чего нас с ним выбрали. В новом незнакомом месте главное — это найти правильные контакты. Испытуемый от стратегов был слишком сноб, чтобы вообще оборачиваться на нас, сервов. Врач был более доброжелателен и даже отвечал на вопросы Гаммы — я не рисковала подавать голос в принципе, мне было слишком страшно. А что касается Зеро, с которой мы столкнулись позже, к ней бы я вообще ни за что не подошла с вопросами — не только из-за ранга, но и из-за её взгляда, словно сквозь боевой фильтр. Неприятно, когда на тебя смотрят, как целятся из бронебойки. Есть такой род начальников, поиспользуют и выкинут, от них следует держаться подальше. Поэтому единственным возможным вариантом и остался номер Три, он же Гамма.       Наверное, я единственная из всей группы не хотела меняться, превращаться в гуманоида, это было, как непредвиденная и фатальная авария в только что проверенном и налаженном двигателе. Но приказ есть приказ, я молча подчинялась всем инструкциям. Если бы не Гамма, мне было бы намного тяжелее. Каким-то образом он угадывал мои невысказанные вопросы и озвучивал их, провоцируя учёных отвечать в моём присутствии. В свободные рэлы он всегда старался сообщить мне что-нибудь приятное или просто удачно пошутить в привате. И, хотя я ограничивалась самыми необходимыми ответами, всё же мне было спокойнее рядом с ним.       Как мы начали сближаться… Не знаю. Наверное, в период острой адаптации. Я всегда старалась молчать, не показывая своих чувств. Но, оставаясь в одиночестве, не могла удержаться. Утыкивалась лицом в койку и твердила на бесконечном цикле: «Не могу, не могу, не могу». Потому что каждый взгляд направо, в сторону зеркала, вызывал желание бесконтрольно уничтожать всё вокруг. И вот однажды в такой момент Гамма притащил мне витаминный коктейль. Нарушение всех инструкций, но он как-то добился позволения это сделать. Просто притащил и заставил выпить. После этого у меня сорвало резьбу, и я впервые в жизни разрыдалась. Нет, то есть раньше глаз у меня слезился, если я сильно его перенапрягала во время работы, но это же совсем не то. Я даже сперва не поняла, почему меня так колотит и я вою, как ржавый вентилятор. Но Гамма сказал: «Ты просто плачешь. Это называется «плакать», — и я поняла, что он прав. Каждый раз после этого случая, когда он притаскивал коктейль не мне, я была готова уничтожить и его, и того, ради кого он это делает, особенно если он это делал для Зеро…       Передо мной лежит несколько штабелей информационных носителей по мифологии, от книг до илланских проекционных шаров, но я не смотрю на них. Я пытаюсь переварить те несколько сухих абзацев, которые мне с явной неохотой сбросила Дельта, и по некоторым строчкам вполне понимаю, почему. Рядовому технарю признаваться в нелюбви к высокому начальству, да ещё в форме отчёта — это само по себе суровое наказание. А ведь Дельта даже не знает слова «ревность», хотя испытывает её по полной программе. Или знает, но не соотносит с собой. Вот так дела. Шекспировские страсти, или как это, бразильская опера… Нет, мыльный сериал. Да, точно, мыльный сериал.       — Верленд, ты врач, был рядом и должен знать, — тихо говорю Бете, сидящему напротив. — Сервы начали сближаться ещё на «Вневременье-6», до перевода в Центр?       — Не могу тебе точно сказать, — пожимает он плечами, изучая базу данных и заказывая из неё книги, одну за другой. — Ты же знаешь, что такое адаптация, а она у нас шла одновременно.       — И при всём при том Гердан умудрялся поддерживать Судиин.       — Он крайне оптимистичен и очень внимателен, плюс отвлекающий фактор любопытства. Ты и сама это знаешь. Его адаптация была самой лёгкой, ему это изначально нравилось.       — Она его ревнует, — я мысленно передёргиваюсь, беря верхний том «Сравнительного анализа мифов Глубокого космоса», изданный лет четыреста назад на Луне. — Не знает, как это называется, поэтому тратит массу слов на описание своего чувства. Но это типичная ревность.       — Ревность — это один из природных механизмов защиты целостности семьи и здоровой наследственности.       Какой же Бета флегматик… А меня вот всё равно дёргает. Потому что ревность проистекает из чувства собственничества. А значит, «я» начинает преобладать над «мы». И это очень плохо.       Ладно, не моё это дело — чистота мыслей. Пусть у Вечного мозг поболит из-за наших сервов. У меня тут поважнее есть задача, обработать данные из шестидесяти шести томов бестолкового сочинения. Чтобы не грузить голову лишней информацией, по совету Беты фотографирую взглядом оглавления и списки упоминающихся терминов у книги за книгой, а потом уже вычитываю и обрабатываю конкретные страницы. Ну почему это издание отсутствует в электронном виде? Когда же примитивы изживут бумажные носители информации?       Из отчёта Прототипа Гаммы.       …и это довольно любопытная штука — быть самими по себе. Старшие рассуждают о высоких материях где-нибудь на мостике — нуднотень до зевоты, — а ты берёшь ящик с инструментами и лезешь куда-нибудь поближе к ускорителю, проверять аппаратуру. Помню, лежу я так под водным резервуаром, пытаюсь ключом пролезть к особо дальней и неудобной гайке, и тут Дельта об мои ноги — трах! В технических помещениях вообще полутемно, а она ещё и ящик биорезины тащила. Так с ящиком на мои ботинки и рухнула. Поржали, потом она залезла рядом и попыталась помочь. Опять поржали, что рук вроде так мало, всего четыре на двоих, а так мешаются и такие неуклюжие. В итоге всё-таки подтянули гаечку, не разбирая переборку. Именно в тот раз я и поймал себя на мысли о том, что мне не только нравится смотреть на Дельту, но и о том, что мне хочется, передавая ей инструменты, как бы ненароком задеть рукой её руку. У неё маленькие, всегда немного влажные ладони, и она никогда не морщилась, если мы нечаянно соприкасались во время работы. Это было… приятно. У нас с ней так много общего. Мы можем свободно общаться на любые темы, прекрасно друг друга понимаем с полувзгляда. Я ещё на «Вневременье-6» научился её спиной чувствовать, а на «Протоне» понял, что она ищет моей компании так же сильно, как и я — её. Мы могли целые сутки проводить вдвоём над техконтролем каких-нибудь железок, и никто о нас не вспоминал, не дёргал, не нависал за спиной, ничего не требовал. От нас было нужно лишь одно — обеспечивать рабочее состояние корабля, да мне иногда проверять системы связи, и, если всё было в порядке, нас никто не трогал. Поэтому мы и хотели остаться на борту, пока старшие будут вести переговоры. К сожалению, не сложилось. Но я не очень жалею. Ведь в итоге мы всё равно рядом.       А этот шедевр неформальной мысли мне ещё раньше, перед самым уходом, сбросил Гамма. Свобода — скрытый комплекс девяноста восьми процентов сервов. Наш связист вырвался на оперативный простор и почуял свободу — о, если бы он знал, что в ней на самом деле нет ничего хорошего, если бы он хоть на рэл подозревал, как отвратительно её истинное лицо!       Свобода, любовь... Да это зверушка песец.       Хиппи проклятые. Нет, ну правда, земные хиппи образца 60-х. Осталось только конопляные листы на броню повесить и разработать программу мира во всём мире, чтобы уж полное совпадение было. А чтобы органичней смотрелось, надо им предложить защищать мир с оружием в руках — в конце концов, они оба вроде как ещё далеки.       Ловлю на себе странный взгляд Беты.       — Что с тобой, Зеро?       Вопросительно приподнимаю бровь и получаю в ответ:       — Из тебя такой сарказм льётся, какого я от Учёного в самые худшие дни не видел.       — Я параллельно анализирую отчёты сладкой парочки, — разъясняю. — Напишут побольше, дам почитать, если Центр позволит. Хотя психологам ознакомиться с их опусами будет намного любопытнее.       — Всё так плохо?       — Вечный их под пресс пустит без наркоза.       — До Вечного ещё дожить надо, — равнодушно отзывается врач и снова переключается на заказ нужной литературы. Мне бы его спокойствие!..       Закапываюсь в книги. Как назло, про Шакри не попадается ни слова, поэтому я, внутренне ужасаясь количеству бестолковой и не систематизированной информации, иду по широкому спектру поиска — про энергетические формы жизни и эсхатологические поверья. Накопить как можно больше данных, потом максимально расширить ассоциативное поле и посмотреть, не ловятся ли какие-нибудь аналогии. Потому что на языке Доктора эти существа могут иметь одно название, а на языке каких-нибудь рутанов — совсем другое, но это не значит, что имеются в виду разные твари. А потом припру Хищника к стенке и устрою ему мягкий допрос, чтобы сравнить свои выводы с его информацией. Мы с ним так же сделали когда-то в двадцать первом веке и не прогадали, а полезный опыт надо использовать.       Между делом в мозг стукает ещё одна дельная мысль.       — Верленд, раз ты увлекаешься живописью… Может быть, придумаешь что-нибудь для декора корабля изнутри? Мы могли провести примитивов, но если к нам на борт из любопытства проберётся Доктор, это будет уже проблема.       — Храм Апа-Кетель соответствует твоим требованиям? — незамедлительно отзывается Бета.       — Это… что?       Вместо ответа он разворачивает ко мне энциклопедию религий Рокочущей Спирали с трёхмерным фото размером в страницу. Молча смотрю на колоннаду, украшенную золотистыми закорючками. Работающие на практически полную мощность мозги услужливо подкидывают ассоциацию с птичьими головами.       — Это вполне реализуемо, — врач глядит на меня поверх разворота. — Можно использовать немного биометалла для ремонта пробоин, он и по цвету подходит, и психокинезу поддаётся, и памятью обладает.       — И наш враг, уверена, определит декор, как этот самый храм Апа-Кетель.       Бета тонко улыбается, естественно, не визуально, а ментально:       — Твой метод. «Мы собираем информацию о культуре и искусстве других народов и хотим довезти её в том числе вот так наглядно».       Я едва не давлюсь от неожиданности. Однако, наш флегматичный молчун как выдаст…       — Тогда согласна. Хищник действительно проглотит это объяснение, как норму. И если к нам на борт опять попадут те капитаны, то для них оно тоже сгодится.       Ощущение тонкой улыбочки Беты становится ещё тоньше и исчезает. Уел капитана и радуется, варги-палки. Мне даже неуютно от того, что не я просчитала очередную отмазку. А врач кивает куда-то за мою спину:       — К вопросу о капитанах…       Оборачиваюсь и вижу предмет персональной ненависти Альфы, Фратшаха. Что это он делает в библиотеке? Детективы в рейс закачивает? А чем бы ни занимался, нас тоже заметил и, кажется, направляется сюда. Да чтоб его в джет из гиперпрыжка вынесло!..       — Добрый день, кочевники, — выговаривает вельтрочни на интерлингве своим густым и неприятным басом. Щетина, похожая на ветки, топорщится на его затылке. Понятия не имею, что значит этот мимический жест, а жаль. И нужных баз в зоне доступа нет — не факт, что они вообще существуют. Фратшах и на корабле часто затылок топорщил, но сделать точный вывод, признак это удовлетворения или иронии, я так и не смогла. Меня вообще эта трёхметровая башня напрягает, не сказать как. А сейчас ещё и мой зрительный фильтр показывает кое-что интересное, даже грозное, поэтому электрическая чесотка в пальцах становится весьма ощутимой. Но положение обязывает проявить визуально заметную доброжелательность:       — День есть добрый, капитан.       Тихо надеюсь, что он засвидетельствует почтение и отчалит, но он, напротив, по нахалке усаживается на свободный пневмостул рядом — тот сперва прогибается, но потом компенсирует вес и размер седока.       — Сказками интересуетесь?       — Сравнение мифы, культурная информация, — флегматично отзывается Бета, даже не моргнувший от такого внезапного соседства. Мне лишь остаётся подтверждающе кивнуть.       — Ну, я и говорю, сказками. А у меня к тебе предложение, кочевница, — Фратшах широко разводит граблеобразные ручищи. — Быть может, неудачное, но ты уж тогда прости старого космического волка.       Звучит любопытно, вопросительно изгибаю бровь. Он, сочтя это достаточным ответом, продолжает:       — Ты мне показалась куда более вменяемой, чем весь этот правительственный попугайник. Так что, если за прошедшие дни ты устала от него и расфуфыренных зануд-послов, могу предложить тебе вечер в компании нормальных космонавтов-капитанов.       «Прототипа Зеро приглашают развлечься в обществе десантуры? — мысленно хмыкает Бета. Удачную аналогию подобрал, и не возразишь. — Сходи. Прощупаешь низшие чины, ты это, кажется, любишь».       Стебётся ещё, врежу в глаз на первой же тренировке, по-боевому.       — Я мыслю, интересная идея, — отвечаю Фратшаху, прямо глядя ему в лицо и сдабривая ответ той улыбкой, которая у меня получается.       — На, держи, — он вытаскивает из нагрудного кармана кителя кусочек цветной бумаги и протягивает мне. — Это пригласительный в здешний офицерский клуб, вот тут и адрес есть. Встретимся в тридцать два по галакто, у входа, идёт?       Многозначительно поднимаю палец.       — Имею одно условие, важно, — говорю. — Не переношу… как это, крепкий напиток. Никакой алкоголь, только минеральная вода. И никакая острая ситуация на этот счёт.       Лучше такие моменты заранее предусмотреть, чем потом с проблемами разгребаться, пытаясь не оставить трупы.       — Да бог с тобой, кочевница! — Фратшах испускает короткий, но мозгодробительно громкий смешок, привлекающий к нам внимание всех окружающих. Фу, животное. — Да хоть безалкогольную «Пина коладу», какой спрос? В таких местах — пиратский закон, каждый пьёт то, что считает нужным, и столько, сколько считает нужным, а за принуждение макают головой не скажу куда.       Этот громила прямолинеен, как тяжёлый дорожный плитоукладчик. Киваю ему:       — В тридцать два по галакто.       Он встаёт, отчего пневмостул даже слегка подпрыгивает из-за резкого изменения веса.       — Значит, буду ждать, — он козыряет и разворачивается на выход.       Я молча гляжу ему вслед, размышляя о произошедшем разговоре. Внезапно Бета снова стучится в приват:       «Ты заметила?»       «Да, — отзываюсь я. — Если ты, конечно, про красноватое свечение вокруг вельтрочни, в спектре Древних».       «Да, — Бета щурится вслед Фратшаху. — Именно оно. В капитане что, сидит кто-то из энергетических существ?»       «Очень похоже на правду. Поэтому я и согласилась на встречу. Хочу понять, что тут вообще происходит, кто такие эти Шакри и что им на самом деле нужно».       «Это будет опасный разговор. Возможно, они с лёгкостью могут прочитать наши мысли».       «Тогда они уже это сделали, и мне тем более интересно, зачем мы им можем после этого понадобиться. Схожу, поговорю, а дальше разберёмся».       Откидываюсь на спинку стула и утыкаюсь в очередную стопку книг. Кажется, в окружающем мире что-то стронулось помимо нас, и предстоящий вечер будет куда более интересным, чем все предыдущие, вместе взятые…