***
(после побега Зеро с приёма у талов) Гамма первым оказался на террасе — он ближе всех был к выходу, так что выскочить ему не составило труда. Он понимал, что стратегу придётся задержаться, чтобы извиниться перед талами за уход Зеро, как это там называется в составленном ей расширенном словаре, по-английски. Но нельзя было допустить, чтобы кто-нибудь успел увидеть тело. Неприятно, конечно, заниматься грязной работой, но на то он и серв — моментально найдя взглядом валяющегося у стенки Тагена, Гамма быстро приблизился и, подхватив его под мышки, потащил в сторону ближайшего сиденья, хотя с куда большим удовольствием добил бы гада. Что он натворил? Чем так вывел из себя гениально сдержанного капитана, что она едва не прожарила его с корочкой? Что значило, «перешёл границы»? Так, очнётся — объяснит, и Гамма не сомневался, что выжмет из низшей твари всю информацию. Со стороны сада послышались какие-то свистящие звуки, слишком упорядоченные для того, чтобы быть просто абстрактным перебором частот. Кто-то приближался, издавая мелодичные свистящие звуки, но Гамма только понял, что это разновидность музыки — мелодию он слышал впервые. Зато голос, издавший короткое ругательство, и быстрые шаги он узнал, даже не оборачиваясь. — Что произошло? — встревоженно спросил Доктор, ещё только приближаясь. Гамма обернулся, стараясь сдержать недовольство. — Ты не должен был оставлять их один на один, — заключил он. — Этот человек оскорбил Зеро. Но он пока жив, что странно. — О, идиот, — простонал Хищник в адрес Тагена, роясь по карманам. — Так, это не то… И это не то… Хочешь «джелли бэби»? Гамма автоматически взял протянутого мармеладного человечка и озадаченно принялся его разглядывать, стараясь сообразить, что это и зачем оно нужно, пока Доктор продолжал что-то искать. — Ага, вот оно! Самая лучшая нюхательная соль от разумных лягушек с Биртадео, приведёт в себя даже покойника... Чуешь этот дивный аромат фиалок и грязных портянок, «Шанели» и гнилой рыбы? А теперь представь, что тебе его суют прямо под самый нос. Гамму это описание оставило равнодушным — он всё равно не представлял себе ни фиалок, ни портянок, а запах, на его взгляд, был не отвратительнее того, чем порой воняло в лаборатории, только, может, чуть более концентрированным. Но на Тагена флакон возымел самое живительное действие: тал сперва чихнул, потом скривился, распахнул глаза и явно с трудом удержал рвотный спазм. Доктор удовлетворённо хмыкнул и плотно закрутил флакон пробкой. «А он склонен мучить союзников», — сделал вполне даледианский вывод Гамма. — Полегчало? — спросил Доктор у приятеля. — Что... это... за гадость? — по слову выдохнул Таген. — «Джелли бэби?» — вопросом на вопрос ответил Доктор. — И пряника… тоже… не хочу… Где Зеро?! — тал попытался подскочить, но онемевшее от удара током тело только дёрнулось совсем в другую сторону и чуть не вытекло из плетёного кресла. Хищник едва успел подхватить приятеля под локоть и усадить обратно; Гамма не пошевелился, продолжая изучать взглядом странного зелёного человечка в своей руке. Что-то мнилось ему знакомое в словосочетании «зелёный человечек», что-то из информационных файлов по цивилизации землян, но данные никак не находились, а память не говорила ни о чём, кроме того, что в исполнении Хищника это может оказаться очень опасным намёком. — Мне более любопытно, что ты ей наговорил, чтобы вызвать такую реакцию и вынудить нас прикрывать вас обоих от международного скандала, — раздался сзади подчёркнуто-нейтральный голос Альфы. Гамма наконец отвлёкся от предмета в пальцах, оценивающе вгляделся в Тагена и сопоставил его текущее состояние, обычное поведение в обществе капитана и их с Дельтой совместную базу по межполовым отношениям. — Не наговорил, — с крепнущей уверенностью заключил он, вгляделся в потупившиеся глаза тала и чуть менее решительно предположил: — Ты... поцеловал?.. Таген вспыхнул, но промолчал. — Зануда, ты дурак? — осведомился Доктор. — Более восьмидесяти процентов вероятности утвердительного ответа, — согласился Альфа и выдал, кажется, наиболее адекватное и правдоподобное объяснение ситуации. — Ты нанёс Зеро сильное оскорбление. Она — член Совета, неприкосновенна по определению. За то, что ты сделал, она могла тебя убить. Если я правильно понимаю, ты жив только потому, что она не захотела ссоры с вашим народом. — Мы просто друг друга не поняли. Я должен ей всё объяснить, — Таген вновь попытался подняться, и вновь безуспешно. — Это самое худшее, что ты можешь сделать, — флегматично отозвался Альфа. — Она не станет тебя слушать и может снова повести себя агрессивно. — Есть альтернативный вариант, — Гамма осторожно взглянул на стратега, не зная, как он отнесётся к затее. Но с другой стороны, база советовала именно такое решение. — Напиши для Зеро письмо и отдай нам в конце вечера. Мы передадим. Это обезопасит тебя и, возможно, донесёт твои слова до неё. Правда, она может и не прочитать, но это лучше, чем ничего. В любом случае я сообщу тебе о её реакции. Таген печально кивнул, как смог, и сразу же поморщился — его тело как раз должно было отходить от удара током. Гамма на собственном опыте знал, как это бывает, когда полная нечувствительность сменяется миллионами болезненных игл, пронзающих плоть до самых костей, но не посочувствовал этому идиоту. Так ему и надо. «Думаешь, иначе он попробует устроить с ней встречу даже после такой угрозы для жизни?» — задумчиво кинул Альфа вопрос через приват, глядя на слабые барахтанья тала. «Уверен. Мы с Дельтой собрали большую базу данных по взаимоотношениям разных полов. И на её основе можно сделать твёрдый вывод, что вероятность личной встречи стремится к ста процентам, если не найти другой вариант. Но если я правильно понимаю цели и задачи миссии, нам нельзя допустить смерть конкретно этого тала, он ещё не всё сделал для Империи. Поэтому письмо решает возможные проблемы, и неважно, ответит Зеро на него или проигнорирует». «Для серва ты неплохо находишь решение сложных задач», — заметил стратег и сказал вслух: — Мы должны вернуться в зал, чтобы не привлекать внимание. Доктор, ты сможешь проследить за тем, чтобы посланник Таген больше ничего сегодня не натворил? — причём слово «посланник» было сказано таким тоном, что вместо него явно читалось «недоумок». — Прослежу, — пообещал тот. — Гердан, и мармеладка… Её не надо глазеть, её надо съесть. Ам? Гамма ещё раз оглядел подозрительный объект, слегка пружинящий в пальцах, потом понюхал и всё-таки положил в рот. Альфа кивнул ему на вход, мол, пошли и нечего тут стоять и хомячить всякую гадость, даже если угощают. В такой обстановке лучше забить на проблему зелёных человечков и двигать следом за старшим по званию, что Гамма и сделал. А за их спинами завёлся, как монотонные помехи в рации, напев Доктора: — А у меня есть новые, новенькие, новые, да новые-преновые, новые ботинки! А старые я выкинул, выкинул, да, выкинул! Старые я выкинул. Новые ботинки!..* — Только не заводи про «Новые ботинки»! — простонал тал, но бесконечный рефрен весёлой мелодии, выводимый приятным тенором, лишь сделался громче, заглушая мольбу. Если как следует просчитать, подумал Гамма, проглатывая мармеладку и закрывая за собой стеклянные двери, то с таким помощником, как тупой блондос, не требуются никакие враги. Даже страшному Хищнику.***
(Альфа и Гамма — тандем в глубинах космоса) Невада отличалась от Зосмы-9, как отбойный молоток от апельсина. Это был насквозь индустриальный мир с круглосуточно грохочущими заводами, никогда не останавливающимися конвейерами и караванами транспортных кораблей, продирающимися через тощую, задымлённую и изначально не слишком пригодную для дыхания атмосферу, освоенный когда-то ради металлов, в основном ванадия. Звезда, пытавшаяся его освещать, была бурым карликом и давала так мало света и тепла, что прототипам даже не требовались очки. Зато пришлось вспомнить, как активируется подогрев одежды, потому что температура воздуха частенько равнялась температуре замерзания воды. Наверное, по совокупности всех причин — тусклый свет, экономия на ресурсах, индустриальный пейзаж, железные города под куполами и техногенная катастрофа в полный рост, — гости чувствовали себя здесь как рыбы в воде и освоились с новым местом практически моментально. Меньше половины часа по прилёту им потребовалось на то, чтобы понять, по их собственному выражению, «схему функционирования планетарных систем», куда были включены и все необходимые фабрики, и логистика транспортов, и рабочая сила, и ресурсы, и резервы, и разработать оптимальный вариант для быстрой и эффективной постройки первой установки по переработке тёмной материи в энергию. Правда, план пришлось серьёзно пересмотреть после того, как ведущий инженер интернационального НИИ Энергетики потратил два битых часа, объясняя прототипам, что такое профсоюз и почему он не допустит, чтобы рабочие вкалывали сутки, а отдыхали по полчаса. Далеки удивились — для них урезать себя в отдыхе в случае срочной работы было естественно, — но поправку в итоге учли и схему пересчитали, мысленно списав издержки во времени на примитивное несовершенство низших тварей. На данный конкретный момент постройка была завершена и произведён пробный запуск. Экспериментальный генератор гнал мегаватты энергии уже пять суток напролёт, пока без отклонений. С точки зрения Гаммы, который лично проследил, чтобы каждый узел был сделан на совесть, и заворачивал любую деталь с малейшим подозрением на брак, аварий не ожидалось и в дальнейшем. Если, конечно, эксплуататоры будут тщательно выполнять правила. Прототипы, полностью удовлетворённые очередным поздневечерним осмотром генератора, ужинали тем, что принесли с собой из общественной столовой. Выбирая между Сциллой еды на рабочем месте и Харибдой оравы инопланетных существ, они сочли первое менее опасным для миссии. Так что теперь трижды в день они забирали свои порции с раздачи и перекусывали в облюбованном местечке, на одном из двух разгонных «рукавов» двигателя — стометровом трубопроводе, в котором под действием гравитации разгонялся и вихрем закручивался поток тёмной материи. Во втором рукаве разгон вёлся с обратным спином, да так, чтобы каждую частицу гарантированно закрутить. Таким образом, частицы приобретали свойства вещества и антивещества, и, сталкиваясь в реакторной камере, аннигилировали, вырабатывая огромное количество чистой энергии. Часть её шла на поддержку работы самого генератора и организацию гравитационной изолирующей защиты всех частей, контактирующих с тёмной материей, но большинство мегаватт в порядке эксперимента «кормило» соседний сталеплавильный завод. Власти обещали переключить на установку ещё несколько крупных производств, тогда можно было бы протестировать долговременную работу на стопроцентной мощности. Хотя прототипы и так были уверены в надёжности своей электростанции. А ещё на всякий случай знали, как вывести её из строя с максимально тяжёлыми для всей солнечной системы последствиями. Вдалеке ворчал заборник тёмной материи, направленный по ходу движения планеты — подобно тралу, он просто сгребал топливо и нагнетал его в разгонники. Это, да гудение вентиляционных вытяжек, да пение электричества, было единственными звуками на новенькой электростанции, похожей со стороны на самый обычный ангар — процесс аннигиляции проходил совершенно беззвучно и неощутимо для материального мира, доступного органам чувств, даже столь совершенным и усиленным электроникой, как у прототипов. Вечерняя смена в лице пяти инженеров-энергетиков вышла на ужин и покурить. Употреблять гадость на рабочем месте Альфа запретил сразу, так что они воспользовались обозначенным в трудовом кодексе правом на перекуры. Альфа выразил взглядом всё, что думает по этому поводу, сотую часть рэла помечтал усовершенствовать ТК по скарианским стандартам и со скрипом разрешил пять минут пинания балды в час сверх имеющегося перерыва на еду. Как оказалось, и обеды, и пятиминутные перекуры были понятием растяжимым, но это вышло даже к лучшему — прототипы быстро оценили возможность передохнуть от общества двуногих примитивных созданий, и пока инженеры мыли им кости где-нибудь на улице, они наслаждались тишиной и спокойствием. Альфа ещё раз с гордостью оглядел плоды совместного труда. — А всё-таки могут делать, когда хотят, — заключил он. — Просто надо хорошо мотивировать, — отозвался Гамма сквозь овощное пюре, которым он под завязку набил рот. — Но всё равно, некачественные детали пытались изготавливать, печатали металлы наспех, с внутренними дефектами. — Ты это повторяешь ежедневно, — хмыкнул Альфа, вылавливая пальцами из салата кукурузу по зёрнышку и закидывая в рот. Не слишком рационально и точно слишком медленно, но его забавлял сам процесс. — Потому что мне непонятно, как можно настолько легкомысленно относиться к работе и к общему делу. — Низшая раса… — Ты это повторяешь ежедневно. Альфа выразительно взглянул на серва, мол, родной, не борзей. Гамма прекрасно понял смысл взгляда и объяснился: — Я стараюсь соответствовать модели, которую разработала Зеро. Она лучше нас разбирается в том, как себя вести среди низших существ. — Только порой ты словно забываешь о субординации. — Для меня это очень сложная задача — с одной стороны, выглядеть естественно для них, а с другой — быть самым младшим по званию. Даже Дельта — и та была старшая. Как всегда при упоминании реакторного техника, взгляд и голос серва потеплели, и Альфа, не скрывая интереса, поглядел на него: — Слушай, всё собираюсь спросить. А как ты с ней себя чувствовал? — Не понимаю вопроса?.. — Я не знаю, как конкретнее сформулировать, — честно признался стратег. — Не хватает словаря. Зеро получала от вас какие-то отчёты по этому поводу, но нам-то она их не давала. — Ты про наш с Дельтой фаворитизм? — Да, вот именно. Гамма задумался, отложив вилку. Потом медленно заговорил: — Это как созидание. Строительство чего-то большого, даже глобального, совершенно неохватного. Чем дальше строишь, тем больше остаётся сделать, и тем азартнее и любопытнее продолжать. Как исследование чего-то нового, абсолютно неизвестного, но совершенно точно великолепного. Это… глубже всего, что я знал раньше. Что я себе представлял. Что я мог рассчитать. Там никакого расчёта недостаточно, иногда действуешь просто по наитию, чувствуя ответную реакцию. Мы же чувствуем друг друга, когда находимся рядом. Вот как-то так — мне тоже не хватает словаря, чтобы ответить тебе на вопрос более полно и развёрнуто. — Любопытно, — протянул Альфа скорее для того, чтобы хоть что-то сказать, чем действительно констатируя своё отношение к делу. На самом деле, он не знал, как реагировать на откровения младшего члена экипажа, и ощущал полную растерянность — ведь инструкции на этот случай не были писаны. — Если тебя склинит на Фите, ты сам всё поймёшь, — спокойно закончил серв, подозревая, что Альфа не сможет не обратить внимание на второго стратега-прототипа, тем более девушку. Он ещё в лаборатории успел подметить, к какому углу занудный и правильный «синий» стабильно приглядывается. Если у них с Фитой найдётся что-то общее, кроме касты, не исключено, что они пойдут по их с Дельтой стопам. Альфа на предположение серва только поморщился и резко перевёл тему: — А о чём вы с Дельтой говорили, когда она тебе на шею прыгнула? Вы же говорили, я видел. — Она несла всякую нелогичную чушь, а я её успокаивал. Альфа не стал скрывать вопросительный взгляд, и Гамма тяжело вздохнул, зная, что обязан продолжить: — Почему-то она решила, что больше меня не увидит. Я не могу понять, почему Дельта сделала такой вывод — мы, конечно, странные и, наверное, совсем сошедшие с ума, но пока нас не изучат как можно более дотошно, с нами точно ничего не сделают, как, в общем, ни с кем на проекте. Но аргументы на неё не подействовали. — Крайняя стадия помешательства? — предположил Альфа в своей обычной прямолинейной манере. — А у помешательства бывает край? — спросил в ответ Гамма без тени улыбки. Всерьёз. Словно решал тяжелейшую философскую задачу. Альфа молча уставился на серва. Ему совершенно не понравился и чересчур умный вопрос рядового инженера, и в целом его поведение, и стратег уже было собрался поставить его на место посредством короткого втыка, но тут донёсся низкий гул и дребезжание — кто-то открывал раздвижные двери ангара. Альфа тут же забыл про выговор, прекратил извращаться с едой и взялся за вилку — в основном потому, что есть руками среди местных считалось абсолютно дурным тоном, а он не хотел слишком выделяться из окружающей среды, иначе маскировка превращалась в «не-ло-гич-ное» действие. — Рабочие возвращаются, — заметил Гамма с интонацией «уж я бы эту плесень построил, попадись она мне в другой ситуации», но Альфа подумал, что для инженеров слишком рано — они всегда старались превратить пятиминутку в пятнадцатиминутку, а час в два, — это раз, а во-вторых, шло явно одно существо, и шло сюда. Впрочем, как только оно обогнуло пасть заборника, стало ясно, что это завернул в гости ведущий инженер, Вега Утари. Даже не глядя на мохнатую физиономию со специфическими глазами, по одному только имени можно было угадать уроженца Веги, что было совсем неудивительно — вегане обожали копаться не только в грунте, но и в механизмах. К тому же он разделял мнение Гаммы насчёт слишком торопливо отпечатанных деталей, чем вызвал у серва лёгкую симпатию в пределах О.И. Но расположение Альфы он так и не завоевал, потому что упорно отстаивал интересы трудовых профсоюзов Невады и не соглашался увеличить на проекте рабочее время. Впрочем, сам он поначалу вкалывал по половине суток, а то и больше, и не стеснялся завидовать трудолюбию кочевников. Но сейчас, когда всё заработало как часы, Вега Утари тратил основную массу времени на беготню по инстанциям и появлялся на электростанции не каждый день. — Я знал, что найду вас здесь, — улыбнулся он после традиционных приветствий. — Ведь сейчас по расписанию у вас ужин. — Так есть много комфортнее, чем общая комната, — отозвался Альфа на интергалакто. — Там много народ, мало место, по-чужому запахи, речь. Прототип знал, что при всём желании не сможет скрыть неприязнь при воспоминании о столовой для персонала, но это ничего бы не изменило. Плутоний в манипуляторе не утаишь, про их с Гаммой ксенофобию все и так знают. Вега Утари сдержанно покивал. Серв, сунув последний кусок обжаренной в сухариках зкилы в рот, сообщил: — Работа ведётся без происшествий. Генератор функционирует в штатном режиме. — Это я уже заметил на главном пульте, но, в общем, я к вам сейчас заехал по другому поводу. Прототипы наконец-то с любопытством взглянули на рыже-мохнатое существо. — Тут в координирующем центре города появился некто Доктор с очень милыми ассистентами. Утверждает, что вы знакомы, и спрашивает, не хотят ли кочевники прогуляться до Нового Давиуса, когда здесь закончат? Альфа тут же отставил поднос и спрыгнул с трубопровода. — Он есть пока в координирующем центре? Я вызову связь, — и помчался к центральному пульту, где был видеофон. Когда через десять минут он вернулся в весьма задумчивом виде, Гамма с Вегой Утари уже разгуливали по поверхности аннигиляционной камеры, и серв что-то объяснял на ломаном интергалакто, столь набитом профессиональными техническими жаргонизмами, что стратег не стал утруждать себя вдумчивым переводом, а просто сразу перебил, заговорив на синтетическом: — Гердан, это действительно он. Я выслушал его и того светловолосого недоумка, Новый Давиус и впрямь хочет нас видеть, даже официально выслал приглашение, только Доктор успел раньше. Мы готовы путешествовать на ТАРДИС? Гамма едва не навернулся с четырёхметровой высоты. — Ответ понятен, — заключил Альфа, оценив его реакцию. — Значит, отправимся официальным рейсом по официальному запросу. И никаких рыжих инициатив! И тут же стало ясно, что как бы серв ни умнел, он всё равно остаётся сервом настолько, что способен проломить даже гипнопедический блок: — Почему ты назвал инициативу «рыжей», объясни-и?..***
(база «Центр») — Почему ты здесь? Дельта вздрогнула от неожиданности, но не отвела глаз от монитора внешнего слежения, видного через дверной проём логистического отдела. — Я просто хочу убедиться, что «Протон» стартует гладко, — ответила она вполголоса Фите, требовательно сверлящей лиловым взглядом её спину. — Эта плохо знает двигатели, а взлёт — важная часть работы реакторного механика. — Это правдивый ответ? — осведомилась стратег, открыто фоня подозрением. — У меня нет другого ответа, — Дельта наконец-то развернулась, прекратив подглядывать из-за косяка за нужным монитором, и уставилась на собеседницу. Фита была таким же мозгодробительно правильным снобом, как и Альфа, не способным воспринимать мир за пределами Общей Идеологии. А вот Зеро бы всё поняла и не стала задавать глупых вопросов, зато отругала бы сразу и на чём свет стоит. Впрочем, старт корабля прошёл гладко, так что околачиваться под дверью, возле которой, строго говоря, ей вообще не место, дальше не стоило. Какая-то часть Дельты рвалась вслед за «Протоном», ей до смерти хотелось обратно на корабль, её ужасно расстраивало то, что остальные скоро увидят Гамму, а она этого счастья лишена, но другая часть, совсем недавно проснувшаяся и явно более ответственная, тихо шептала в мозгу, что перегрузки и чужие планеты могут быть вредны созревающему внутри неё детёнышу. — Ты должна находиться в биологической лаборатории, — чуть менее строго, но ужасающе занудно сообщила Фита. Спасибо, а то она не знала! Но устав требовал совсем других слов. — Подтверждаю. Следую в лабораторию, — честно говоря, больше всего Дельта боялась нарваться на конфликт со старшей по званию. В последнее время она начала себя делить на двух Дельт. Одна принадлежала обществу. Она говорила, что должна и как должна, действовала по приказу, словно была пустой оболочкой без разума, манекеном, марионеткой. Именно она сейчас и отвечала Фите. Другая принадлежала только себе и ещё немножко — самым доверенным прототипам. Пробудил Дельту-2 Гамма, и сейчас она тихо, но уверенно разгоралась где-то в груди новорождённым светилом, чем дальше, тем ярче. Она умела притушить свой свет в глазах общего с Дельтой-1 тела, спрятаться, указать внешней оболочке, как действовать в том или ином случае, по хорошему счёту, вообще ей и управляя. Дельта-1 уже несколько декад как полностью отделилась, превратившись в систему «стелс» для Дельты-2, которая смела думать, анализировать, делать выводы, а главное, прятаться от остальных далеков. Психологи что-то чувствовали, но отправлять её на глубокое сканирование боялись из-за физиологического состояния. Ни для кого зонд памяти не сахар, учёные просто опасались потерять детёныша и сорвать эксперимент. Но Дельта-2 отлично понимала, что как только пройдут роды, её тут же отправят на обследование, вытащат, раскроют, дотошно изучат, а потом уничтожат то, что останется, как объект, полностью противоречащий Общей Идеологии и угрожающий далекам. «Почему?..» Даже не вопрос, а так, ощущение. Отойдя на лер от подозрительно глядящей ей в спину Фиты в сторону нужной шахты, Дельта положила руку на живот. Никто не должен знать. Никто. Самую большую тайну Дельты-2 следует тщательно скрывать. Она почти решилась обо всём рассказать Зеро, понадеявшись на её опыт и незашоренное сознание — сбросила маску Дельты-1 и начала было говорить… Но выплеснутый в лицо коктейль быстро поставил её на место. Похоже, что никто из сородичей не смог бы её понять. Может быть, только Гамма — но он был очень, очень далеко. Во всяком случае, она при отлёте не решилась ему признаться, хотя уже тогда начала подозревать, что происходит. Но тогда это ещё казалось таким невозможным, таким непонятным, почти галлюцинацией… Сейчас она жалела о своём молчании. «Почему?» — чуть более требовательно колотнулось внутри, уже практически словом, а не ощущением. Растёт малыш. «Почему — что? Ты про папу или про зонд?» — отозвалась она так же, наполовину сформулированно, наполовину просто эмпатическим теплом. «Почему — уничтожить?» «Мы с тобой другие и не соответствуем О.И.». Самая большая её тайна. Как только у детёныша начала формироваться центральная нервная система — а она пошла формироваться в первую очередь, как и положено далеку, — его разум проснулся и вступил в тесный эмпатический контакт с матерью. Она вытащила из себя и отдала ему все знания, которые когда-то были вложены в неё саму через гипнопедию и которые приобрела на собственном опыте, но этого оказалось мало. Мощный интеллект, не усыплённый тишиной и пустотой размножительного конвейера, постоянно ощущающий рядом активно действующих сородичей, а главное, взрослого, с которым он был связан биологически, рвался познавать мир. Он учился. Но, не имея прямого доступа к окружающей среде, делал это опосредованно, через Дельту, принимая вселенную через призму её восприятия. Как мать, она отлично чувствовала, что у ребёнка формируется мощнейший эмоциональный сектор, гораздо более глубокий и развитый, чем у неё или у Гаммы, и уж точно за пределами понимания остальных далеков. Поэтому, пока Дельта-1 ходила, говорила, работала и притворялась далеком, Дельта-2 страшно боялась за малыша, зная, что ему грозит, пойми начальство происходящее, и испытывала что-то вроде зачатка благодарности к собственной биологической природе, из-за которой их с младенцем мозги работали настолько в унисон, что окружающие не могли вычленить его волну и понять, что он «проснулся». Должно быть, таким образом проявлялся материнский инстинкт, о котором порой говорили медики и психологи, но размышлять о сложных изворотах собственного мышления Дельте-2 казалось глупым и неуместным, ведь это не входило в сферу её обязанностей. Быть может, Зеро и могла бы подсказать что-то дельное по поводу детёныша — но она слишком жёстко провела границу, слишком резко поставила барьер, слишком холодно напомнила о субординации, чтобы Дельта ещё раз решилась с ней посоветоваться. Доверительные отношения в среде дипломатической миссии кончились, началась правда даледианской жизни — «It’s Skaro, baby». А на Скаро не приемлют квадратных колёс. «Мама, я не хочу "уничтожить"». Протест. В малыше уже формируется протест против Системы. Тот же, что растёт и в ней. Можно сказать, они оба становятся воплощением Протеста — стихийного, интуитивного, полуосознанного. А любой протест, любой мятеж будет подавлен. Вечно прятаться не получится — но, возможно, постановка фильтра излечит детёныша и позволит ему влиться в Империю. А вот с ней точно покончено. «Мама, я не отдам тебя». Боль — во много раз сильнее физической — скручивается где-то в центре груди, не давая вздохнуть. Нет, нельзя, почувствуют, заподозрят. Надо успокоить малыша. «Всё в порядке. Второй закон термодинамики обойти невозможно, рано или поздно каждый разрушается. Но мы с тобой будем вместе ещё долго-долго. Будь спокойнее. Поспи. Надо поспать». «Надо преодолеть смерть. Я хочу рассчитать, как. Тогда мы будем вместе вечно». «Смерть — прямое проявление энтропии. Вспомни закон неубывания энтропии». «Но она может не прибавляться, это и есть истинное равновесие системы», — так, детёныш уже лезет в основы физики, формулируя мысли всё чётче. «Вселенная намного сложнее сухих формул, малыш. Спи». Родничок мыслей и чувств внутри наконец начинает утихать. Мозг детёныша пока быстро устаёт и перегружается, особенно если пытается разбираться со сложными абстрактными понятиями. Ему нужен частый отдых. Внутри тихо льётся что-то дремотное и тёплое. Но всё же сквозь сон на последнем упрямстве доносится почти неощутимое: «Мама, я всё равно тебя не отдам».