Масиаф, 1191 год
Альтаир шел быстро и незаметно, прижимаясь к стенам тоннеля и прислушиваясь к звукам вокруг; позади него, почти так же бесшумно, едва касаясь песка, шли еще двое — Малик и Кадар. Сердце бешено колотилось где-то в груди, эхом отдаваясь в голове. С каждым шагом оно стучало все сильнее, будто било в колокол – но на лице ассасина сохранялись спокойствие и уверенность. Чуткий слух Альтаира улавливал звуки сыплющегося из-под деревянных опор песка и монотонный звук капающей воды – значит, поблизости находилась река. В спертом воздухе витал запах серы, пыли и смолы. Неожиданно Ла-Ахад замер, прислушиваясь к медленным, тяжелым, но довольно уверенным шагам священника. Из всех ассасинов он обладал особым чутьем и слухом, ведь он был мастером и лидером: мастерство выше, чувства острее. Малик и Кадар ждали приказа: младший с блеском в глазах наблюдал за действиями Альтаира, его брат, напротив, выглядел настороженно и серьезно. Шепот священника доходил лишь до чуткого уха мастера-ассасина, и он оскалился – приверженцы красного креста тоже тут. Интересует ли их Храмовая гора? Альтаир хотел это выяснить, однако сперва нужно позаботиться о священнике. Пригнувшись, ассасин все ближе подбирался к жертве, держа наготове острый клинок. Ближе, ещё ближе – он почувствовал лёгкий холодок. Позади послышалось шипение Малика: — Стой, Альтаир! Должен быть другой способ… Никто не должен умереть. Альтаир не слушал сверстников – они лишь завидуют ему. Он завел руку за спину, задержав дыхание, и щелкнул запястьем, освободив жаждущий крови клинок. Это было бесшумно, Альтаир с точностью рассчитал время, чтобы попасть в такт с капающей водой: Кап… кап… щелк. Сердце забилось быстрее, когда одним неуловимым движением руки он вонзил клинок в шею, идеально попав между черепом и позвонком. Металл вошёл мягко, священник не успел даже вскрикнуть – смерть была мгновенной. Альтаир отпустил его безжизненное тело, горячая кровь хлынула на песок. Малик с осуждением глядел на него из-под опущенных ресниц; Альтаиру захотелось усмехнуться – перед ним стоит тряпка. — Отличное убийство, — восхищенно прошептал Кадар. — Удача сегодня на твоей стороне. — Не удача, а мастерство, — хвастливо отозвался ассасин. — Смотри и учись. В глазах Малика сверкал гнев и зависть. Он ненавидел характер Альтаира, ненавидел его привычки и этот гордый взгляд. Ему не помешало бы направить своё мастерство в правильное русло. — Он научит только тому, как пренебрегать нашим Кредо. — Не важно, как мы завершим задание. Главное — выполнить его. — Не таким же способом! — воскликнул Аль-Саиф. — Я знаю, что делаю. Кадар наблюдал за их мысленной борьбой, но не смел вмешиваться, решив, что оставаться на своем месте – самый лучший вариант. В пещере было душно и темно: начинало казаться, будто силуэт Альтаира сливался с песками, голова Кадара закружилась. Это от душного воздуха. Ассасин с легкостью прыгал с балки на балку, перепрыгивая через впадины, приземляясь бесшумно, словно кот. Он наслаждался своим мастерством и силой, легко взбираясь по лестнице. Увидев перед собой стражника, стоявшего спиной к нему, он приготовился к следующему убийству: Альтаир замахнулся и вонзил клинок ему в спину. Странное ощущение лёгкости вдруг окутало его: клинок прошёл сквозь лёгкую ткань, но тамплиер не шелохнулся. Альтаир с замиранием сердца освободил человека из плена металла, но не увидел ни его бездыханное тело, ни теплой крови, стекающей на землю. Перед глазами все плыло, земля уходила из-под ног и Альтаир потерял равновесие, рухнув куда-то вниз. Малик испуганно наблюдал за тем, как мастер-ассасин исчез прямо у него на глазах, буквально испарившись в воздухе. Почувствовав прохладу, страж обернулся и встретился взглядом с изумленным Аль-Саифом, тут же подняв тревогу…Италия, 2012 год
Очнулся Альтаир в тесном помещении. Увидев перед собой лишь пугающую темноту, он подумал, что лежит в гробу. Рядом что-то лежало и назойливо лезло в лицо – это начинало раздражать. Почувствовав знакомую тягу механизма на мизинце, ассасин понял, что скрытый клинок сейчас при нем, и выдохнул с облегчением. Оскалившись, Альтаир схватил это «нечто», с удивлением отмечая, что это всего лишь ткань, лёгкая и приятная на ощупь. Он сделал попытку подняться, но в голове будто роились мухи, жаждущие гнилого мяса. К горлу подкатывала тошнота. «Это что, кезана¹?!» — не без раздражения подумал Альтаир, выпутываясь из-под шелковой одежды. Снаружи послышались шаги и чей-то голос – люди шептались на непонятном языке. Ассасин прижался к стенке, затаив дыхание и нащупав острие клинка на запястье – он всегда рядом с ним. Он крепко зажмурился, когда глаза резанул холодный и ужасно яркий свет. В ушах стоял невероятный звон, слюна во рту скопилась и стала вязкой. Стало жарко: душные потоки воздуха лизали кожу, оставляя после себя капли пота. Альтаир вновь представил запах гнилого мяса — в мыслях он казался нестерпимым, несуществующие мухи вновь зажужжали над головой, заставляя поморщиться от неприятных звуков. Крик пронзил всю комнату — Альтаир свел брови, выдыхая остатки затхлого воздуха из легких, и наконец открыл глаза. Зрачки резко сузились, он увидел, как женщина испуганно отскочила от него. Ассасин в недоумении и замешательстве отвел взгляд в сторону: на высокий потолок, широкую кровать у нее за спиной. Как он оказался в доме мирных жителей, если всего мгновение назад был в Храме Соломона? Набрав в грудь побольше воздуха, он бросился с места, спотыкаясь и игнорируя разливающуюся по телу боль. Мужчина вскочил с кровати следом за ним — Альтаир ускорился, заметив раскрытое окно и тут же выпрыгнув оттуда на улицу, отдаваясь слабому порыву ветра. Уже во время прыжка он заметил, что совершил большую ошибку: этаж находился слишком высоко, и прямо сейчас ему грозила опасность упасть и свернуть себе шею. Руки еще не растеряли мастерства, вовремя схватившись за край балки. Альтаир повис в воздухе, переводя дыхание и оборачиваясь по сторонам, замечая сначала ошарашенный взгляд мужчины (ассасин победно ухмыльнулся), а затем и пустынную улицу. Подняв взгляд на балку, за которую тот в панике зацепился во время прыжка, он вздрогнул — это был огромный холст (какие висели на стенах храмов), на котором изображен глаз, слишком реалистичный и не похожий ни на один иероглиф. Глаз устрашающе глядел на Альтаира; по спине пробежались мурашки, и ассасин, вдруг расслабив ладони, рухнул вниз, приземлившись в колючие кусты. Он впервые ощущал себя настолько беспомощным: не мог ничего сделать, не мог даже понять, как оказался здесь. Незнакомый ему город был огромен, красив и страшен. В нос ударил странный запах, мешающий нормально дышать — легкие заполнило этой дрянью. И звуки, которые доносились со всех сторон, перекрывающие даже жужжание мух в голове, были громкими, вибрирующими — он буквально чувствовал их кончиками пальцев. Повернув голову туда, откуда, по его мнению, исходили звуки, он не без удивления заметил большие железные повозки (огромные, несшиеся быстрее ветра). Он бы не смог обогнать их — он был не таким быстрым, это вызвало странное раздражение в груди. Куда он попал? Ноги казались ватными, росло ощущение полета, как будто он совершает прыжок веры. Ему хотелось пить, жажда стала настолько сильной, что было невыносимо: хотелось соскоблить, содрать, сбросить с себя кожу. Белые ткани раздражали, прикасаясь к его оголенному телу. Альтаиру хотелось сдернуть пелену окружающих звуков — они сводили его с ума. Он ступил на землю: создавалось впечатление, будто он стоит на обрыве, а поток горячего воздуха затягивает вниз, в бездну, в пучину небытия. *** Иногда боли предшествовали звуки: они жужжали, гудели, тянулись бесконечностью в пространстве. Появлялись новые вспышки жара, а потом — холод. Во тьме зарождался чей-то шепот, срывающийся на крик, и тогда боль отступала, оставляя лишь дымку. Он видел свет, слабый холодный свет, когда звуки стихали; затем вновь погружался во тьму. В течение какого-то времени он не понимал, что происходит и кто он такой. Даже знать не хотел. Ему казалось, будто существует лишь темнота и эти звуки, переливающиеся с шепотом. Первое, что вспомнилось ему после того, как боль впервые отступила — его плачь, когда отца казнили. Альтаир поморщился, глаза защипало. Нельзя поддаваться эмоциям. Тот ужасный день был грязно-бардового цвета — цвета крови, смешавшейся с пылью. Звуками, которые преследовали его на протяжении нескольких лет, были звон металла и хруст костей. Безжизненные глаза отца глядели на него, не моргая. Они были тусклыми, жизнь в них угасала, пока не осталась лишь оболочка. Он видел размыто, но так ярко. Сквозь слезы беспомощно наблюдая за тем, как палач опускает меч на шею отца, он пытался вырваться из цепких рук. Его держали крепко, настолько, что на руках остались багровые синяки. Альтаир не успел попрощаться с отцом. Воспоминание ползало по кругу, сводило его с ума, заставляло дрожать в лихорадке: мухи, гнилое мясо, голова отца, насажанная на кол. И так бесконечно. Тошнота усиливалась, в горле запершило. Альтаир беспомощно подавился воздухом, пошевелился, осознавая, с каким трудом ему это удается, и медленно открыл глаза. Сфокусироваться стоило огромных усилий, а когда ему это удалось, взор устремился на крепкую металлическую решетку. Взгляд скользнул по его личной темнице, отмечая яркий-яркий свет откуда-то сверху и жужжащие звуки. А еще в нос ударил резкий запах крови и чего-то приторного. Он тяжело сглотнул, чуть было не подавившись воздухом. Откуда идет запах крови?.. С трудом повернув голову и осмотрев свое тело, Альтаир убедился, что совершенно чист: боль была сильная, безумная, но ран не было. Игнорируя это (как его учил наставник, раз за разом повторяя, что боль — это лишь искажение действительности, ею можно управлять) и сжав губы в тонкую линию, он, облокотившись одной рукой об стену, медленными осторожными шагами пробрался ближе к решетке. Взгляд забегал по светлому коридору, напоминающему молитвенные храмы, и Альтаир устало прикрыл глаза. Заметив на решетке весьма странный замок, ассасин потянулся к нему, уже приготовившись выпустить на свободу свой клинок, но в последний момент заметил, что совершенно безоружен. Оскалившись, Альтаир вцепился в замок, напряг мышцы и резко потянул в сторону. Ничего не вышло, можно даже не пытаться выбраться отсюда. Все помещение озарил красный свет, и странный загробный голос холодно произнес: «Тревога. Включен аварийный режим». Что значили эти слова, он мог только догадываться, но происходило что-то совсем непонятное. Они нашли артефакт? Что произошло в Храме Соломона? Он хотел бы узнать ответы на эти вопросы, но не видел пока что никого, кто смог бы дать ответы на них. Мастер-ассасин не мог так просто сдаться. Со всей силы пнув преграду к свободе, он громко выругался, чувствуя слабость, разливающуюся по всему телу. Через несколько минут красный свет исчез, и это место вновь стало таким же светлым и одиноким. Вдалеке что-то пропищало, и Альтаир, повернув голову в сторону звука, проводил взглядом вошедшего мужчину, щека которого была изуродована свежим багровым шрамом. Рана тянулась ниже, к шее, находясь в опасной близости от жизненно важной венки. Альтаир почувствовал тягу убивать, такую сильную в этот момент. — С добрым утром, — громкий, ужасный акцент резал слух. Тот промолчал, не сводя глаз с человека, который подходил все ближе к решетке. Его шаги довольно громко отдавались в коридоре, и вскоре он оказался совсем близко. Настолько, что, будь у Альтаира сейчас клинок, он с легкостью мог бы вонзить его в плоть. К сожалению, оружия при нем не было — ассасин чувствовал себя беспомощным. От этого чувства, противно разливающегося по телу, хотелось выть, хотелось сорваться, перехватывая глотку этого мужчины и сжимая пальцы на его шее. Хотелось услышать его глухие предсмертные хрипы. — Ты какой-то неразговорчивый, — заметил он, и его губы расплылись в противной, хитрой усмешке. Альтаир плюнул бы ему в лицо, если бы во рту не было так сухо. Жажда вновь дала о себе знать. — Пошел на хер… — еле слышно произнес ассасин, пытаясь сохранять спокойствие. Его голос хрипел, каждое слово давалось с трудом. — Где я, черт возьми, нахожусь? — Фу, как грубо… Очень далеко, Альтаир ибн Ла-Ахад. — Откуда ты знаешь мое имя, ничтожный человек? — Ты не должен думать об этом. Всему свое время, Альтаир. Ассасин нахмурился, перевел взгляд на мужчину. На его лице не читались эмоции, но было понятно, что он что-то утаивает. «Щенок, как он только посмел?» — Что тебе от меня нужно? — Уже другой разговор, — мужчина одобрительно кивнул. Подумав с минуту, он коротко спросил, нарушив тишину: — Что ты помнишь, Альтаир? — Я запомню твое лицо. Будь уверен, когда я выберусь отсюда, мой клинок разрежет твою глотку. Тамплиер вздохнул. Альтаир догадывался, что по его спине пробежали мурашки, потому что его — сына Умара ибн Ла-Ахада — надо бояться. — Это важно, Альтаир! Если хочешь получить ответы на свои вопросы — будь добр, отвечай на мои. — Можешь смело идти на хер, я ничего тебе не скажу. Ты жалкий. Человек в ответ на это коротко усмехнулся. Новая вспышка боли заставила ассасина подавиться воздухом, кислорода вновь не хватало. Все тело пронизывало жаром, пеклом, пламенем, который разгорался с каждым мгновением, пока рядом находился этот мужчина. Альтаир возненавидел его с первой же секунды. — Как знаешь. Но ты ведь понимаешь, что не протянешь долго без воды и пищи. А мы можем дать все, что тебе нужно. Мужчина развернулся, его тяжелые шаги отдалялись. Альтаир уже хотел было остановить его, потребовать выпустить, но передумал. Он не собирается молить о свободе, не собирался предавать Братство. Пусть лучше он умрет, чем выдаст тамплиерам тайну. Ведь именно это им и нужно: узнать, где артефакт. Возможно, Малик и Кадар успели выкрасть Яблоко из Храма. Альтаир надеялся на это.