Сад на краю

Обычная многоэтажка в центре. Стильный и современный жилой комплекс, не какой-нибудь мрачный дом на окраине, украшенный снаружи надгробиями, скелетами и жуткими статуями. И всё же Азалия мялась внизу, не решаясь войти. Полночи провела в размышлениях: стоит ли принимать предложение Аламеи? Отнюдь не из-за скептицизма. Вчерашние события позволили убедиться в её способностях. В определённой мере это и добавляло беспокойства. «А если начнутся видения? Что я увижу, глядя на неё? А смогу ли принять ответ? На самом деле я надеюсь, что не подхожу на роль спасителя. Что мне скажут, где найти более удачного героя». Услышать ответ – страшно, прийти к едва знакомому человеку – тоже. Но нужно. Дрожащей рукой Азалия набрала код на двери. Дошла до лифта. Двадцать пятый этаж… За время поездки можно несколько раз передумать. Или отвлечься от размышлений на зеркало – после шапки волосы определённо требовалось поправить. Даже если причёска обладала уникальной способностью сохранять аккуратный вид хоть в ураган, хоть после сна с мокрой головой. Из оплетающей голову косы не торчало ни одного лишнего волоска, а вот выпущенные возле лица пряди намокли, слиплись, стоило оттаять снегу. Азалия протёрла их носовым платком, тихо вздохнула. В современном мире, если не устраивает собственная внешность, не велика проблема её изменить. Особенно цветовую палитру. Пыталась – не вышло. Краска на волосы не ложилась, а ведь не один парикмахер назвал их идеальной базой. В парике становилось очень некомфортно. От линз болели глаза. На солнце кожа только обгорала, автозагар не работал. Осталось сдаться, смириться. В конце концов, не так уж плохо походить на мать, Азалия считала Альбину красивой. Просто… Спокойнее не выделяться. Перед дверью терять время на борьбу с сомнениями не пришлось – та открылась, стоило подойти. Приветливо улыбающаяся Аламея в длинном чёрном платье пригласила Азалию войти. Сразу бросилось в глаза, что интерьер по большей части выдержан в чёрно-белом монохроме, однако встречались цветные исключения. Слегка пахло ладаном и куда ощутимее – недавно приготовленным печеньем. Азалия разулась, повесила пальто и направилась за хозяйкой, сначала – помыть руки, после – в гостиную. Если честно… После рассказа о роде деятельности она ожидала увидеть больше эзотерических деталей, но к таким можно отнести только хрустальный шар на угловом столике и заставивший вздрогнуть скелет во фраке на кресле – хоть Ева и предупреждала, всё равно неуютно встретить такое. Он же не настоящий, правда?.. В остальном от интерьера веяло осовремененной готикой. Чёрные кресла и диван, на котором свернулся кот, располагались возле стены с серыми виниловыми обоями, на кофейном столике перед ними уже стоял сервиз с чаем и мисочка с домашней выпечкой. Аламея заняла свободное кресло, Азалия села возле кота. Тот приоткрыл ненадолго жёлтые глаза и одарил ленивым взглядом. – Можешь погладить – Люмьер у меня воспитанный, – предложила Аламея, заметив интерес. – Эм… Н-нет… Мне кажется… – Что это необычный кот? Возможно. Не зря же он мой. Вот только обычный человек ничего бы не заметил. – Я не… – О, дорогая, давай опустим ту часть, в которой ты отрицаешь свою сущность, а я говорю о бесполезности сего действа, и перейдём к более продуктивному обсуждению. – Сущность? – в недоумении переспросила Азалия. – П-подождите… Я допускаю, что в чём-то необычнее среднестатистического человека, но не слишком ли громко говорить о сущности? – А, точно, ты ж ещё сама не знаешь. Извини, не подумала. Да ты не зажимайся так, согрейся чаем, пока тёплый. Подумай хорошенько над вопросами, которые хочешь задать. Сегодня торопиться некуда. В подтверждение слов Аламея потянулась за чашкой и печеньем, призывая последовать своему примеру. Не столько из желания, сколько из привычки быть ведомой, Азалия попробовала чай. Молочный улун – её любимый. Как и ореховое печенье с шоколадом. «Совпадение? Или она специально учла? С ясновидящей удивляться нечему. Хотя тогда она должна знать и то, какие я собираюсь задать вопросы…» – Не знаю, но могу догадаться о них по известным мне ответам, – ответила Аламея, верно истолковав молчаливое изучение дна чашки. – Но нет никакого интереса говорить одной, поэтому я специально не узнавала все детали о нашей сегодняшней встрече. Хочу пережить её здесь и сейчас, а не в видениях. И хочу, чтобы ты начала действовать. Пусть даже с озвученных вопросов. – А мысли вы случайно не читаете? – уточнила с подозрением. – Нет. Могла бы – всё равно б не читала. Скучно жить, зная слишком много. Не хватает азарта. – Не знаю, могу ли согласиться. Но дар видеть истину у вас явно есть. – Дар или проклятье – каждый решает сам. Для меня способность лишь инструмент. А инструменты нужно использовать. «Она видит больше и дольше меня, но относится к этому так просто…» – Азалия нервно сглотнула, свободной рукой неосознанно сжала край кардигана. Неужели действительно можно настолько просто принимать ненормальность мира? Так беззастенчиво смотреть на другую его сторону? И так свободно вертеть способностью, самостоятельно решая, на что смотреть, а что откинуть просто от скуки. – Тогда давайте начнём с главного: есть ли кто-то другой, способный помочь мирам вместо меня? – Нет. И не появится. По крайней мере, пока ты жива. Твоя роль – не какое-то стечение обстоятельств, случайность. Это последствия конкретных действий конкретных сил. Азалия вздохнула. На другой ответ всей душой надеялась. Ладно, если она хочет жить, переложить ответственность на другого не получится. А отсрочить принятие решения и выполнение? – Сколько у мира осталось времени? – У какого из? Впрочем… Неважно. Не скажу. – Вы не знаете? – Тебе не стоит знать. Из тех вариантов будущего, которые я видела, лучше те, в которых тебе неизвестно о сроках. Суета и откладывание одинаково плохи. – Несправедливо умалчивать о таком, – с лёгким возмущением заметила Азалия. – Дорогая, по человеческим меркам мои мораль и систему ценностей давно отшибло в свободное плавание. Как хочу, так и поступаю – этого не изменить. Так что давай вместо неэффективных осуждений вернёмся к тебе. Что спросишь дальше? Отставив чашку, Аламея локтями упёрлась в колени, опустила подбородок на сцепленные пальцы и с улыбкой посмотрела в глаза. От взгляда её стало крайне неуютно – до желания сбежать. Из-за разных и своеобразных глаз? Или… Азалия вновь тяжело сглотнула, тоже возвращая чашку на блюдце. Решительности больше не стало, но чутьё настойчиво советовало воспользоваться возможностью получить немного больше ориентиров. – Если я соглашусь, что делать дальше? – Всё, что нужно знать о Мире Садов, расскажет Ама. Так как я здесь, то не могу слишком подробно рассмотреть уровень выше. И всё равно не посвящу в детали так же хорошо, как дух. Впрочем, есть то, что даже ей неизвестно… – Указательный палец с длинным чёрным ногтем обвёл серебристый край чашки. Блики на поверхности чая на мгновение сменились тёмной мутной картинкой. – Рыцарь без голоса с раненым сердцем. Единственный союзник, хранящий память. Он знает, где ключ, но сам до того не способен дотянуться. После встречи с ним… – Аламея откинулась на спинку, посмотрела вверх, позволяя тихо выдохнуть с облегчением. – Можно сказать, дорога поведёт тебя сама. На ней мы встретимся снова. И тогда, если захочешь, сможешь задать более конкретные вопросы. – Ама – это Аманда? – Аманда. Амариллис. Да. Мы встречались, так что можешь спокойно упоминать меня, пересказывая слова о рыцаре. Я не вижу деталей, а вот она должна понять, о ком речь. Придётся действовать. Искать. Понятно, что мир не спасти, сидя на месте, но Азалии становилось неуютно от одной мысли о необходимости контактировать с незнакомцами. Даже сейчас у неё холодели пальцы и потели ладони от волнения. И в Мир возвращаться не хотелось. Там пустой, пугающий голос словно подменяет мысли. Там страшно, особенно когда царящее запустение начинает контрастировать с яркими видениями. Почему некие силы выбрали именно её? За что? Другие довели мир до конца, а разбираться теперь ей. Непричастной. – Я ведь не сделала ничего плохого… – прошептала Азалия, смотря в пол. – Недостаточно просто не делать плохого, чтобы считаться хорошим человеком. Тот, кто ничего не делает, просто никакой. Впрочем, быть хорошим человеком, не значит не разгребать дерьмо за другими. Обычно так оно и работает. Одни мусорят, другие убирают. Но, дорогая, что сделали другие, тебя волновать должно меньше. Кто-то убивает мир, кто-то отдаёт последние силы, оттягивая конец – это их заботы, просчёты, заслуги. Лучше скажи, что сделала ты для завтрашнего дня? «Ничего». – Странно слышать поучения от человека, допустившего массовое убийство. – Обычная тактика слабого: не имея ответа, оправдания, бросаться обвинениями. – Вчерашнее? Я просто позволила событиям в Небле развиваться так, как им положено. Смерть Евы для этого необязательна, да и я ещё не всё человеческое потеряла, поэтому её вернула. Бессмысленно пытаться спасти всех – слишком запарно. Я не рвусь зваться святой. И не люблю вмешиваться в ход событий. – Почему? Если это действительно в ваших силах… И… И почему тогда вы предложили помощь мне? Сейчас вы не вмешиваетесь? – Потому что… Я не хочу быть творцом истории? – Аламея развела руками. – Мне больше по душе роль наблюдателя. Но иногда, как с тобой, я даю подсказки, чтобы было за чем наблюдать. А будущее, чтобы ты знала, не определено. Есть множество вариаций. Лучше. Хуже. Равнозначные. Не всегда то, что кажется хорошим в моменте времени, окажется таковым в плане последствий. И, честно говоря, я могла бы найти ту самую цепочку событий, которая приведёт наш мир к утопии. Только для меня это бессмысленно и скучно. Мне интереснее узнать, как в итоге поступят люди. Да, я знаю самый вероятный вариант, но оттого занятнее, когда получается иначе. А ещё я не собираюсь становиться жертвой – если всегда отслеживать будущее, не останется времени жить в настоящем. – А если я тоже не хочу быть жертвой? Почему я просто не могу постоять в стороне, смотря, как кто-то другой решает проблемы? – Тебе не дали выбора с самого начала. Ты родилась для этого. Очень обнадёживающе. Чем дальше, тем меньше Азалия верила в саму необходимость принимать решение. Если кто-то извне давно всё за неё решил, то и способ принудить без проблем найдёт. Вздох. В таком случае не лучше ли убедить себя в добровольности действий? «Не захочу – принудят. Тогда у врат… Я же чувствовала, что эта сила может надавить сильнее. Не звать, просто затянуть. Я… Я в целом не хочу в это ввязываться. Но ещё больше не хочу отдать каждое движение под чужой контроль. Хотя так будет проще… Это и есть стоять в стороне, пока проблему решает кто-то другой». Щелчок языком со стороны. До этого не напоминавший о себе Люмьер быстро соскочил с дивана и ушёл. – Азалия, замри, – неожиданно приказала Аламея. Она потянулась, сняла очки и убрала на стол. Смотря в глаза, положила руку на голову. Большим пальцем провела по лбу… И впилась в кожу ногтем. Азалия тихо вскрикнула от боли, желая, но не в силах отстраниться. На мгновение перед глазами потемнело, зазвенело в ушах. Всё закончилось, стоило Аламее убрать руку и потянуться за шаром. Темнота сменилась видениями. Непривычными. Обычно от людей тянутся чёрные и белые нити. С приближением смерти первые постепенно обрываются, вторых становится больше. Так было всегда, но… Все нити Аламеи оказались оборваны. Она не принадлежала ни жизни, ни смерти. – Посмотри сюда. – Она протянула шар. – Что видишь? Без очков Азалия видела разве что формы разной степени размытости, хотя на таком расстоянии ещё терпимо. А вот чёткость видений от них совершенно не зависела. Поэтому сейчас те казались ещё заметнее на контрасте с плывущим миром. – У него есть аура. Не такая, как у обычных предметов. Слабо светится и меняет цвет. – А внутри что-то видишь? Можешь попробовать задать вопрос. Подумай на том, для чего возможен визуальный ответ. Азалия напряглась. Непривычно вглядываться в видения вместо того, чтобы закрывать глаза. Внутреннее «я», плотно засевшее в коконе вредных привычек, сопротивлялось, призывало отвернуться, лучше даже уйти. Продолжить притворяться ни о чём не ведающей. Вместо этого Азалия сосредоточилась на вопросе: «Где сейчас Роза?» И отрицательно мотнула головой, так ничего и не увидев. Аура постоянно клубилась, словно дым, тем не менее внутри шар оставался прозрачным хрусталём, сквозь которой проглядывали белые руки Аламеи. – Понятно. – С кивком она вернула предмет на место. И легко мазнула пальцем по лбу, прерывая видения. – Тебе повезло – на тебе метка только одной сущности. Есть шанс по большей части сохранить человечность. Однако инициацию ты ещё не прошла… – Какую инициацию? – уточнила Азалия, спешно надевая очки. – Пробуждение способностей. До неё их проявления спонтанны, бесконтрольны. Не знаю, как она пройдёт у тебя. Мне вот умереть пришлось. Но не напрягайся так сильно – ты явно не связана со Смертью, так что придётся пережить что-то другое. Для этого понадобится встретиться с сущностью, оставившей печать. И, знаешь… – Выражение Аламеи стало гораздо серьёзнее. – Ты можешь забыть что угодно из сегодня услышанного, но помни одно: если хочешь остаться собой, ни за что не соглашайся стать Тенью. – К-кем? – Обычное слово прозвучало до чёртиков жутко и подозрительно. – Сосудом для сущности. У такого положения есть свои плюсы и минусы, главный и неизменный из которых – постепенная потеря личности. К сожалению, нельзя сохранить себя, передав контроль в чужие руки. Ты узнаешь больше, когда снова встанешь перед выбором. Решение за тобой, моё дело предупредить о том, что сущность, скорее всего, замолчит. Вариант скинуть решение на другого всё ещё выглядел привлекательным, однако исчезнуть из-за этого… Уже не то, на что Азалия готова с лёгкостью согласиться. Иначе бы выбрала самый простой способ избежать ответственности: умерла. – П-понятно… Спасибо за предупреждение. Я… Я, наверное, пойду? Мы вроде всё обсудили… Хотелось поскорее оказаться наедине и всё обдумать. Без лишних свидетелей, давящих одним своим присутствием, неважно, сведущие они или нет, заинтересованные или беспристрастные. Ведь одни ждали ответа, другие заставляли вспомнить: в опасности не только кто-то и где-то, о ком потом в новостях услышишь, но и близкие. Отдельная категория личностей просто пугала. – Уже? – с искренней печалью уточнила Аламея. – Как жаль. Но не смею тебя задерживать. После услышанного определённо надо привести мысли в равновесие. К тому же… Кое-кто хотел бы встретиться с тобой… – добавила тише. Вместо ответа Азалия только нервно кивнула. Да, Аламея как раз из последних. Сколько бы полезного она ни могла рассказать, неуютно находиться рядом с не только незнакомой, но и настолько… Своеобразной сущностью. Вид оборванных нитей и слова о смерти для инициации никак не шли из головы. Нормальные люди после смерти не пьют как ни в чём не бывало чай. И не рассуждают о судьбе мира так, словно их конец не затронет. Стоило бы вернуться домой. Вместо этого Азалия отправилась на кладбище – чудесное место для уединения. Дома можно встретить сестру, а из общественных мест там и посетителей меньше всего, и в мысли свои погружены они особенно сильно. От входа – налево. По дорожкам, на которых всё меньше и меньше следов. Мимо оградок, сугробов, виднеющихся из-под снега искусственных венков. Надгробий: побитых временем и почти новых, с надписями и застывшими лицами. Голых деревьев, проводивших в землю уже не одно поколение, и невозмутимых зелёных елей. К памятникам людей, вновь оказавшихся рядом после смерти: Ирен и Фрай Флойрис. Дедушку не застала даже Роза. Азалия знала его только по фотографиям – от их вида каждый раз накатывала тоска. Почему человек со столь светлой улыбкой и добрыми глазами ушёл так рано? Успел увидеть только, как Каспер и Мартин пошли в школу. Вскоре умер в результате неудачной операции. В последние годы жизни бабушка любила с грустной улыбкой вспоминать, как Фрай часто говорил, что мечтает увидеть внуков. Тогда она со смехом напоминала: его собственным детям ещё расти и расти, так что ради мечты придётся долго жить вопреки всем недугам. «Но жизни ожидаемо нет дела до наших желаний. Просто сильно хотеть недостаточно, а иногда бессмысленными оказываются вообще любые усилия». И жизни, и богу. Только сейчас Азалия поняла: она не спросила у Аламеи, по воле какой именно сущности должна стать спасителем. Но разве ответ не очевиден? – Бабушка, – прошептала, смотря на портрет, – если я должна ввязаться во всё это по воле бога, то что в нём доброго? Ты говорила, что он мёртв, но какая ещё высшая сила может решать за других? Разве добрый родитель бросает своих детей? Заставляет ни с чего разбираться с чужими ошибками? Бабушка, может, те древние, о которых ты говорила, поступили правильно, отвернувшись от него? Кого обвинить, чтобы стало легче? С кого потребовать ответ? Кого бессильными криками заставить любыми силами отменить приближение конца, последствия его предвестников? «А что сделала я? Какое у меня есть право спрашивать с других, если по жизни я только убегала и закрывала глаза? А если подобными действиями я уже кому-то навредила? Так увлеклась бегством, что отвернулась даже от близких. А если бы я не боялась видений, то, может, не пребывала бы сейчас в такой растерянности? Я боюсь ответственности, но… В конце концов, не справлюсь – хуже не сделаю. Конец-то предначертан. Надо… Надо попробовать. И опустить руки, и отдаться под чужой контроль всегда успею». – Если справлюсь, смогу с чистой совестью до конца жизни отворачиваться от всего, что не хочу видеть. Ведь тогда сделаю для завтра больше, чем кто-либо. Азалия поджала губы. Какая жалкая причина. Впрочем, здесь не перед кем играть в благородство, себя же возвышенными речами не убедить. Хотя отмеренный на принятие решения срок ещё не прошёл, завтра она отправится к Аманде. Чтобы не успеть передумать. Стоило немного отойти от могилы, как в глазах потемнело, закружилась голова. Азалия застыла, стараясь сохранить равновесие. Искусственно вызванные видения всё-таки дали о себе знать. Слишком холодно, чтобы лежать на земле. Где здесь ближайшая скамейка? Кажется, если пройти направо… Ну же, давай, шаг, ещё… Она запнулась о собственные ноги. – Эй! Что с тобой? «А?» – плывущее сознание ответило вялым недоумением на раздавшийся рядом голос, а ещё слабо удивилась – что-то как-то снег не морозит лицо. Зато… Тело обхватили чьи-то руки? Азалия понятия не имела, сколько прошло времени, прежде чем пришла в себя, сидя на скамейке и привалившись к кому-то. Подняв голову, увидела молодого человека примерно своего возраста. Мягкие черты лица, средне-русые волосы неряшливо торчали из-под жёлтой шапки, большие беспокойные голубые глаза, рисунки звёзд на скулах, яркая жёлто-бирюзовая куртка. Незнакомец казался таким уютным, что Азалия совсем не почувствовала страха. Только неловкость за причинённые неудобства. – Спасибо, что довели. И извините… Я… Надеюсь, я не доставила вам проблем? – Нет-нет! – Голос у него оказался под стать внешности мягким и приятным. – Совсем никаких проблем. Гораздо важнее: тебе уже лучше? – Д-да, уже порядок… Просто посижу ещё немного, чтобы наверняка. – Тогда не против, если побуду рядом? – Не могу же я вас прогнать с общественной скамейки, – неловко отшутилась Азалия. – Я не хотел быть навязчивым! – спешно воскликнул он и даже немного отодвинулся. – Просто беспокоюсь. О, раз у нас ещё есть время… Как тебя зовут? – Азалия. А вас? – Яльмер. И… Может, лучше на «ты»? – Ох, пожалуй… – со слабой улыбкой она отвела взгляд. Слишком привыкла «выкать», делая это, даже когда собеседник обращается иначе, хотя не считала такую вежливость всегда уместной. – Н-наверное, можно. – Прости за нескромный вопрос, а ты тут к кому? – Бабушку с дедушкой навестить решила. – Вместе с ответом Азалия кивнула в сторону могилы. – Понятно. Я тоже к своим пришёл – хотел снег с памятника стряхнуть. Молчание. Азалия рассматривала Яльмера. Тот – растущее неподалёку дерево. Они уже пересекались? Нелюбовь смотреть в лицо иногда мешала запоминать людей. Впрочем, он вполне мог захаживать в цветочный – каждого посетителя не упомнишь. Тут и взгляду кроме куртки и звёзд зацепиться не за что. И всё равно что-то смущало. – Я тоже спрошу… Мы не могли встречаться раньше? – Сомневаюсь, в Лёйхен я приезжаю только на кладбище, – неуверенно ответил Яльмер и тут же добавил: – А! Постой! Ты случайно в цветочном не работаешь? – Она кивнула. – То-то лицо знакомым показалось. Бывал у вас, но никогда не заходил надолго. – Понятно. Ещё раз спасибо, Яльмер. Пожалуй, пойду. Хорошего дня. – И тебе. Надеюсь, ещё увидимся! – кинул вслед. Уходя, Азалия не сдержалась и обернулась ненадолго. Почему Яльмер продолжал смотреть вслед с таким беспокойством? И весь разговор теребил рукава, словно хотел сказать что-то ещё. И для кого тот букет с лавандой, барбарисом и веточками мирта?