***
В Мире был день. Ради встречи с Жасмином Азалия по памяти направилась к саду на краю. Верная дорога нашлась проще ожидаемого – по мере приближения к бездне менялся воздух, ветер же доносил цветочные запахи, а на ветках сухих деревьев чаще встречались серые птицы, больше напоминающие обтянутые кожей с плешивым оперением скелеты. И хрустели под ногами их кости. Здесь теплее, чем дома, но хотелось шарф натянуть до носа и руки потереть друг о друга. Вместо этого Азалия сняла перчатки и сжала цветок жасмина на браслете в надежде сообщить о присутствии раньше, чем доберётся до ограды. Она остановилась возле другого сада, приняв решение для начала подождать здесь. Птица на заборе крикнула резко, противно и вспорхнула, потеряв пару перьев. Азалия бездумно подняла одно, повертело между пальцами. Насколько хватало взгляда, небо полностью затянуло облаками, неоткуда солнечному лучу взяться, а всё равно чудились яркие красные всполохи. «Каждый вечер алые птицы сбрасывались в бездну. Каждое утро появлялись снова. Для чего, откуда – не знали и духи», – знание не из «Энциклопедии», не услышанное от кого-то – возникшее в голове само. – Ты вернулась! – окликнул подбегающий Жасмин. – Да не увянет твоя душа. – И ты здравствуй… – ответила растерянно. – Извини, что сразу к делу. У меня есть просьба. Сможешь ли ты показать дорогу до Сердца Мира? – Конечно! Разумеется! Только… – Жасмин стушевался, шаркнул ногой. – Подойти к нему слишком близко не смогу. Насколько бестактно проявить интерес и поинтересоваться причиной? Будто отражение собеседника, Азалия тоже замялась. Жасмин заметил и с улыбкой качнул головой, призывая не предаваться моральным дилеммам. – В причине нет тайны, хотя другие духи не одобрят её. Влияние бездны для нас очень опасно. Сейчас. Когда она была спокойна… А, не суть! Но в настоящие дни, если долго находиться рядом, можно умереть. Не так, как обычно. Там… Хуже получается. С отравлением связано. Как видишь, я могу жить в саду на краю. Потому что отдал сердце. Так оно не пострадает, но я не могу ни покинуть Мир, ни спрятаться в его Сердце. В обоих направлениях и для меня, и для Колокольчик есть непреодолимая черта. А! Но ты не беспокойся! За границей куда безопаснее, создания бездны не должны там появиться. Что-то заговорился я… Пошли! Слова об отданном сердце впечатлили Азалию. Даже не зная обо всех последствиях, о наличии возможности вернуть, можно догадаться, как непросто на такое решиться. А главное – зачем? Она рискнула задать вопрос. Жасмин поведал с привычной открытостью, что знал Последнего до изменений, и поначалу не смог поверить в случившееся, не смог оставить. Всё надеялся на просветление – раньше случалось. Потом… А что потом? Да, состояние ухудшалось, зато понятно стало: если позаботиться о недавно отравленных цветах, можно замедлить распространение заразы. Подобной мелочью не спасти Мир, зато выиграть чуть больше времени… Кажется, можно. – Я скучаю по нему, – признался тихо. – Настоящий Ред просто хотел быть как все. Не выделяться. Лишь стать частью общества. Не получилось. Азалия нахмурилась. Её жизнь всяко легче, а слова в душе всё равно откликались. Простое неосуществимое желание, вместо которого – драматичная роль. Ни губитель, ни спаситель не желали изначально занимаемых ныне мест. Кто сценарист этой пьесы? И один ли он? По мере приближения к Сердцу вид не менялся: заброшенные дома, увядшие сады, статуи вместо садовников. Такое же непроглядное серое небо, запах пыльной листвы, угнетающее запустение. Один лишь воздух ощущался иначе. Азалия не знала, как описать ощущения, но если выразить их в кристалле горного хрусталя, то сначала он был мутным внутри, теперь же становился прозрачным, готовым вот-вот обрести невидимость. – Дальше мне нельзя. – Жасмин остановился, указал вперёд. – Продолжишь идти по дороге – достигнешь Сердца. Я подожду в одном из домов, помогу потом вернуться. Поблагодарив, Азалия продолжила путь, очень скоро с досадой убедившись: жизнь сложнее теоретических рассуждений. Искомый сад не спешил выделяться среди прочих, зато притягивало взгляд Сердце. Зеленеющий остров посреди кристально чистого мерцающего озера. Искать туда путь сейчас не к делу, хоть душу и тянуло вперёд. Звало. К свету, к теплу, к колыбели жизни. Не голосами в голове – ощущениями. На контрасте сады выглядели особенно удручающе. Азалия посещала их один за другим только чтобы в очередной раз наткнутся на статую садовника. Вид заключённых в камень хранителей миров раз за разом отдавался болью в сердце. Хотелось помочь, освободить, в крайнем случае приободрить, пообещать лучшее… Нет, просто будущее. От неудачи к неудаче пришёл момент проверить время. Зажать пальцами часы, попросить мысленно… И убедиться: нужно возвращаться, чтобы завтра на работу встать не в состоянии зомби. Только бы на выходе из Мира обошлось без неприятных встреч.***
Пелена благополучия постепенно рассеивалась. Желая найти объяснение странностям поведения и положения Создателя, Белая посещала разные точки его мира. Рассматривала. Наблюдала. Изучала. Глаза привыкали к блеску, свету и начинали видеть спрятанное за ними. У каждого народа особое место занимали дворцы и храмы. Со временем в них концентрировалось всё больше и больше божественной силы: столько не ощущалось даже подле Создателя. Поэтому Белая раз за разом заглядывала туда в поисках причины. Её время в мире ограничено, особенно если хотелось посетить сад, не потеряв голос, а потому добраться до истины ещё не получилось. В тот день, будучи в храме, она почувствовала особенно сильную волну благословения. Замерла, не дыша, на мгновение и сорвалась с места. Мимо посетителей, за алтарь, вверх по лестнице в залитый светом зал с большими окнами на каждую сторону света. Там, выстроившись в круг, стояли жрецы, а в центре лежали будущие реликвии. Молитва наполняла божественной силой предметы, запечатывалась в них. Прислонившись к арке, отделявшей зал от лестницы, Белая наблюдала за процессом. С недоумением и зарождающимся страхом. Зачем копить силу тем, кто и без того не обделён благословением? Понимают ли они, что Создателя тоже можно истощить? Почему продолжают хотеть большего? Есть ли предел у аппетита? Она знала ответы, но боялась произнести даже мысленно. До Безымянного было много богов, так что едва ли можно найти сценарий, не отыгранный кем-то из них. Белая тяжело сглотнула и отвернулась. У неё нет права вмешиваться в жизнь чужого мира. Что бы ни происходило, нельзя выдавать своё присутствие, оставлять следы. Само пребывание здесь против правил. Молитвы, создающие реликвии – столкнуться с ними довелось ещё не раз. Каждая цивилизация накапливала благословения, заполняла сокровищницы. И расцветала. Всё ярче, пышнее. Люди-птицы, люди-звери, люди-рыбы, дети Солнца или Луны, выходцы из лесов или с гор… Они могли различаться внешне, повадками, способностями, однако главное стремление на всех оставалось одно: заполучить как можно больше «любви» Создателя. Но чем ярче становилось сияние, тем больше проливалось крови. Простой люд всего-то купался в благе, принимая как должное. Приходил в храмы при любой тревоге и просил о милости кого-то, не проявляя интереса к личности бога. Не задумываясь, есть ли у того личность. А вот священнослужители и правители… Они жаждали вознести себя, встать не наравне с Создателем – выше. Чем значимее титул, тем больше в распоряжении реликвий… И завистников, желающих занять место. Храмы и дворцы обратились местами нескончаемых убийств. Пропитывались запахом крови, который не заглушали ни цветы, ни масла, ни благовония. Белая начинала задыхаться, но тошно стало в момент, когда на глазах её убили жреца. Младший по званию подкараулил старшего на выходе из погреба и заколол. Кровь расползлась кричащим красным пятном по светлым одеждам, потекла по камню. Убийца смеялся, снимая сияющий золотой венец с головы жертвы и надевая на свою, а Белая могла смотреть только на алчный блеск в его глазах. Существо с прекрасным лицом, изящной фигурой и дивным голосом казалось кровожадным монстром. Рычащим, бездушным, строящим лестницу в небо из трупов. Белая в панике переместилась, упала коленями на мягкую траву и закрыла лицо руками. В душе она всегда знала, с чем однажды может столкнуться. И продолжала надеяться на другое. На мир, способный отвечать добром на добро. – Что случилось? – Рядом опустился Безымянный, коснулся рукой сгорбленной спины. Подняв на него влажные глаза, Белая попыталась выдавить хоть слово, но губы дрожали, совершенно не слушаясь. И в голове пустота. Почему расплакалась? Разве же от убийства? Так не впервой видеть смерть! Просто… Как-то… Совсем неладно на душе стало. Трясущимися пальцами она вцепилась в тогу Безымянного и лицом в грудь уткнулась. Он молчал, давая время успокоиться. – С-скажи, – Белая снова подняла голову, теперь уже смотрясь совсем разбитой, – почему ты всё ещё здесь? Тяжёлый вздох и полная тоски улыбка. Взгляд, обращённый к небу, и тихий смешок. Горький, самоуничижительный. – Не знаю. Я и сам не знаю. Не понимаю. И ни в чём уже не уверен. Был ли я хоть в чём-то прав? Принял ли хоть одно верное решение? – Безымянный притянул Белую поближе, обнял, спрятал лицо в волосах. Словно сам искал тепла, защиты. – Стоило ли давать детям свободу, или тем самым больше им навредил? Стоило ли отказываться, когда предлагали уйти? Как будет лучше для мира? Как сделать так, чтобы он продолжил цвести, если не станет меня? Белая промолчала, не найдя ответа. Хотелось обнадёжить, подбодрить, да снова мешало знание правды. Уход Создателя обязательно скажется на мире тем сильнее, чем заметнее было его присутствие. Разбить мечущееся в сомнениях сердце не хватало духу. – Правильное решение… Не знает никто, – призналась она. – Ещё ни один бог не нашёл путь к идеалу. А путь любви всегда был самым сложным и противоречивым. И знаешь…Никто ещё не следовал им так долго. Поэтому… Ответа нет. Он кивнул молча, не разжимая рук. Белая потёрлась о волосы щекой и запела колыбельную, желая успокоить их души, дать сил продержаться в шторме смятения, страха и терпеливо поджидающей неизбежности.