Сад на краю

Тяжёлый вздох. Взгляд на небо. Азалия решилась выйти в город, да как обычно понятия не имела, что делать дальше. Перед уходом Аламея настояла взять с собой загадочный непрозрачный пакет, содержимое которого сейчас проверять совершенно необязательно, но точно пригодится в будущем. Также она поделилась запасными карточками, пояснив, что знает об Азалии достаточно, чтобы не сомневаться в благоразумии, а вот расхаживать в современном мире без связи и денег психологически некомфортно, даже когда они не нужны. В самом деле. Видений не стало меньше, люди всё так же не замечали Азалию до близкого столкновения, но стало самую малость спокойнее. Она знала и что может положиться хотя бы на одного человека, и что денег точно хватит на еду и лекарства – здоровье может подвести в любой момент. Не чувствовала себя совсем потерянной, оторванной от мира. Как ни крути, современный человек слишком привык всегда иметь доступ к информации. И уж Азалия точно не готовилась выживать в отрыве от благ цивилизации. Да только ни один навигатор, ни одна поисковая система не подскажет сейчас, куда пойти. К тому другому человеку, сохранившему память? Знать бы ещё, кто это и где находится. Аламея никаких дополнительных пояснений не дала. «Увы, больше ничего подсказать не могу, чтобы не помешать инициации. Главное, помни: у тебя достаточно сил, чтобы преодолеть это. И слушай сердце», – вот и всё, что сказала она на прощание. Сердце молчало. Разум, впрочем, тоже не спешил подкидывать годных идей, а ноги уносили подальше от многолюдных улиц. Тяжело долго находиться среди большого количества людей: слишком много видений, от избытка информации начинала гудеть голова, болело отмеченное Порядком место. Завтра весна, однако пока на это вокруг ни намёка: холодно, пасмурно, снежно. Окружающую местность Азалия не узнавала, понимала только, что поначалу двигалась в сторону альма-матер. Хоть она и провела всю жизнь в Лёйхене, сильно прогулками по городу не увлекалась. И уж тем более не заносило её в настолько тихие, пустынные районы. Скорее даже… Покинутые. При взгляде на тёмные глазницы старых домов становилось не по себе. На первых этажах почти все окна были заколочены. Как и двери. Не хотелось надолго задерживаться среди заброшенных зданий, даже если условная невидимость распространялась и на сомнительный контингент. Однако прежде чем Азалия успела куда-либо свернуть, внимание привлекло возникшее на снегу красно-жёлтое пятно. Анемон и пижма. Цветочное сообщение: «Потерянная, я объявляю тебе войну», – само по себе страшное, но особенно в момент, когда о ней все забыли. Потому что… Это явно не человек, о котором говорила Аламея. Не оставит такое послание тот, с кем стоит провести время. И если цветы появились на глазах, недоброжелатель совсем близко. Азалию окатило волной тяжёлой вязкой энергии, воздух вокруг потемнел, словно наступили сумерки. Дыхание сдавило, тело не слушалось – ни шанса на побег, развернуться-то едва удалось. И прошло слишком мало времени, чтобы забыть ощущения и не догадаться, кто окажется рядом. – Нужно прислушиваться к предупреждениям, – проворковала Нерисса, неторопливо приближаясь. – Чарльз, держи её. Сильные руки появившегося сзади мужчины схватили Азалию. До боли в рёбрах крепко. Вдох дался с трудом, куда там вырваться. Как только она попыталась дёрнуться, Чарльз схватил под руки, без слов намекая, что на следующем необдуманном движении вывернет их к чертям. Из капкана не выбраться. И звать на помощь бесполезно – едва ли кто-то сюда забредёт, а даже если да – не обратит внимание. Или решит не вмешиваться. Пощёчина. Удар по голени, коленом в живот. Перехватило дыхание. От резкого движения слетели очки. Если бы не Чарльз, Азалия бы уже согнулась пополам и упала. Ледяные пальцы сжали нижнюю челюсть, заставляя посмотреть вверх, большой палец ногтем царапнул по щеке. От сумасшедшей улыбки Нериссы кровь стыла в жилах. По лицу проползли красные линии, рисуя тянущийся до ушей оскал. – Тебе же хуже, милочка, что тебя сейчас нельзя убивать. Физически. – Нерисса слизнула с пальца кровь, другой рукой хватая за шарф. Затянула, почти душа. – Опустевшую оболочку он восстановит и всё равно использует. А вот сколько выдержит твоя мышиная психика… «Сколько выдержит? Да тут выдерживать уже нечему!» – Азалия чувствовала, что за февраль от её нервных клеток осталось одно название. – Что тебе от меня нужно? – спросила слабым голосом. Раз уж огрести всё равно придётся, хотелось хотя бы знать за что. – От тебя лично – ничего. Однако твоя задача мешает моей цели. Так что можешь начать проклинать тех, из-за кого в это втянута. – Твоя цель – гибель мира? Но зачем? Ты ведь тоже тут живёшь. – Собственная жизнь меня не волнует. Как и любая другая. Милая моя, – Нерисса наклонилась к уху и прошептала приторно сладким голосом, – я не делаю ничего плохого. Смерть – это естественно. В отличие от жизни, к которой возвращают раз от раза. Я просто помогаю всем обрести покой. – Будь оно естественно, Порядок не стал бы вмешиваться. – Кто сказал, что его мнение верное? Я знаю сущность, которая считает иначе. Однако мы здесь не беседы вести собрались. – Нерисса отстранилась. Вокруг неё сгустилась покрытая бензиновыми разводами чернота. – Мне не сдалось твоё одобрение, понимание или что-то ещё. Только чтобы ты сидела в норе и не высовывалась. Но мышка решила пренебречь предупреждением и пересекла черту. Придётся сломать её маленькие ножки. Удар по лицу. Темнота в глазах, звон в ушах. Хватка ослабла. Ощущение снега под щекой. Постепенно всё стихло, исчезли любые ощущения, словно не осталось ничего, кроме плывущего в пустоте разума. Тишина резко сменилась ударившей по ушам какофонией, темнота – бесконтрольной пляской красок. Полный хаос, фантасмагория, в которой не определить даже своё положение в пространстве. Азалия попыталась сделать шаг, но неугомонная переменчивость окружения не позволяла определить эффективность собственных действий. Сдвинулась ли она хоть на дюйм или это мир проплыл под ногами? Стоит или падает? В кошмаре или иной реальности? Азалия закрыла глаза, зажала уши. Не помогло. Протянула руку в надежде обнаружить хоть что-то материальное. Нет. Обычно при достаточно резком движении можно почувствовать воздух. Но не здесь. Попытка подать голос – тишина. «Но будет слишком хорошо, ограничься всё этим», – подумала, предчувствуя худшее. От искажённого калейдоскопа шла кругом голова, да недавний сон страшнее выглядел. Раз Нерисса желала сломить, на такой мелочи не остановится. На мгновение вернулась безмолвная темнота. Покрылась красными линиями и уставилась тысячами кровоточащих глаз разных размеров со всех сторон. Они моргали с отвратительным чавкающим звуком, поворачивались со скрипом. Один за другим вылетали из орбит. И кружили, кружили, кружили. Послышался смех. Искривлённый, двоящийся, заедающий, звучащий то быстрее, то медленнее, словно кто-то баловался со старой пластинкой. Азалия тяжело сглотнула. Это… Это всё ещё можно перетерпеть, не так ли? Воспринимать как плохой сон и ждать пробуждения. Да, от сильного запаха крови мутило, взгляды пугали, вибрации смеха отдавались внутренней дрожью. Но в этом не чувствовалось реальной опасности, а просто бояться она уже… Почти привыкла. Стоило подумать об этом, как сильный толчок в спину заставил упасть, больно ударившись коленями и голыми ладонями. Остро. Как приземлиться на смесь из битых кирпичей и стекла. Слишком достоверное ощущение. И почему поверхности не видно? Глупый вопрос – в этом пространстве не стоило искать логики. В таком случае, что ещё оно скрывало? Вскочив на ноги, Азалия обернулась. И отступила. Прямо над ней висел огромный глаз в кожистой оболочке и с клыками по краям век. Он крутанулся и клацнул, моргнув. Не в силах повернуться спиной, Азалия сделала ещё шаг назад. Ноги будто одеревенели и вместе с тем едва держали. Шаг. Другой. Спина упёрлась во что-то холодное. И липкое. Отойти, вырваться не получалось – прилипла, как мотылёк к паутине, а клыкастый глаз приближался, на пути пожирая другие глаза. Кровавые брызги разлетались в стороны, попадали на одежду, лицо. Однако в момент, когда клыки почти коснулись её, Азалия упала. Стремительно полетела вниз. Тонкие осколки проносились мимо, царапая открытые участки кожи. Ветер свистел в ушах. А в голове осталась одна мысль: «Что будет в конце?» Очередной удар и боль, словно сломались все кости, – вот что. Азалия не могла пошевелить даже пальцем. Под спиной стало мокро. Зрение плыло, но всё равно уловило, как по чёрному «небу» расплылись бензиновые пятна. От каждой попытки вздохнуть хотелось выть, да горло сдавило, голос совсем пропал. Просто за что? Будь то сон, иллюзия или что угодно иное, – неважно, если боль настолько реальная. Почему она должна это переживать? Шаги. Смешок, так похожий на Нериссин, да вот создание, опустившееся рядом на корточки, совсем её не напоминало. Будто увиденное ранее полное хаоса пространство приняло гуманоидную форму. Два длинных когтя насквозь проткнули щёку, придавили язык. Заполнявшая рот кровь казалась особенно горькой. – Пространство Хаоса гораздо интереснее уныло ровных кристаллов, не так ли? – поинтересовалось существо, совершенно не давая возможности ответить. Если бы Азалия в целом могла шевелить губами и челюстью. – Всякая изолированная система естественным образом стремится к максимальной энтропии. Так разве правильно ей в этом мешать? Обретение полнейшего хаоса – вот истинная цель существования вселенной. Не пытайся идти против законов природы. Когти проткнули язык и, резко удлинившись, вышли снизу. Кровь неестественно горячими струйками растекалась по шее. Как же хотелось потерять сознание или хотя бы способность чувствовать. Вместо этого Азалия прекрасно ощущала, как другая рука существа легла на горло и сжала, особенно сильно давя на кадык. Пальцы вылезли изо рта, грубо вывели на лице замысловатые узоры и остановились под глазами. Надавили, пока лишь слегка протыкая веки. – Не скажу, что мне есть дело до законов… Но смогла бы ты постоянно возвращаться к жизни, потеряв самое важное? А если сказать, что покой обретёшь только вместе с миром? Разве этой причины недостаточно, чтобы встать на защиту естественного хода вещей? Азалия даже подумать об ответе не успела – в следующий момент существо выкололо ей глаза. Вместо того, чтобы погрузиться во мрак, Азалия обнаружила себя на извилистой лестнице. Больше вокруг ничего, только ведущие вверх ступени, лишённые перил. Всё тело болело, хотелось просто сесть и дождаться конца… Хоть чего-то. Но лестница начала разрушаться, и ноги устремились вверх, не согласовывая действия с мозгом. Зачем, куда? Там же ничего нет! Есть. Впереди возникла дверь, а за ней оказалась знакомая комната: ванная в старой квартире Розы. Сестра сидела на полу. Глаза красные от слёз, на полу – отцовская бритва. Азалия оцепенела: она помнила эту сцену. Тогда после пропажи Линнеи прошла, кажется, пара месяцев. Всё это время Роза выглядела особенно подавленной, но ничего внятного на расспросы не отвечала. В то время состояние Азалии ненадолго улучшилось, она перебралась из больницы домой и старалась как можно чаще находиться рядом с Розой. В тот день мама отвела её в гости и отошла по своим делам. Сразу насторожило, что Роза не вышла поприветствовать, да ведь всякое бывает, вдруг занята сильно. Азалия тихо ждала в гостиной, как вдруг услышала грохот из ванной. Забеспокоилась, прибежала. Дверь оказалась не заперта, а Роза сказала, что всё в порядке, просто упала, попросила не тревожиться и оставить одну ненадолго. Азалия же не послушалась, села рядом и заставила рассказать о причинах заплаканного вида. Потому что подсознательно поняла, к чему всё шло. Так было в реальности. Но здесь и сейчас никто не прибежал, маленькая Роза не видела повзрослевшую Азалию, зато неотрывно смотрела на бритву. Кусала губы, шевелила ими безмолвно. – Мама, я не смогу с этим жить, – прошептала и схватилась за ручку. Кровь пульсирующей струёй вытекала из вскрытой шеи на пол, промокшие волосы стали ещё краснее, в самом деле напоминая лепестки алых роз. Широко распахнутые глаза больше походили на синие стекляшки. – Это иллюзия, – пробормотала Азалия и сделала глубокий вдох. – Просто иллюзия. В жизни было иначе. Она заставила себя выйти из комнаты через появившуюся напротив дверь. Ничего не оставалось, кроме как двигаться дальше. К следующей комнате. Больничная палата. На койке лежала бездыханная мать и мёртвый младенец, рядом сидел побледневший отец. Он тоже не заметил появления Азалии. Сжимал холодную руку Альбины и всё повторял, что надо было прислушаться к предупреждениям врачей, что лучше бы он потерял только не рождённого ребёнка. Азалия тяжело сглотнула. Когда мама забеременела братьями, то часто ходила по врачам, наблюдалась, проверялась. Отец же всегда сильно беспокоился, ожидая результаты анализов. Настолько сильно, что закрадывались подозрения. Немного позже, когда можно было с уверенностью сказать, что и с Альбиной, и с детьми всё замечательно, Азалии поведали правду: в её случае советовали сделать аборт и прогноз выживаемости ближе к концу составлял меньше сорока процентов, а при рождении она чуть не забрала мамину жизнь. – Но это прошло! – Не удавалось отвести взгляд от словно лист белого лица Альбины и убитого горем Каспера. – Прошло… Мы живы… Мы обе живы, папа! Какой смысл обращаться к человеку, для которого тебя нет? Однако голос логики затухал. Прямо как огонёк жизни в отце. Он встал, осанкой напоминая марионетку с обрезанными нитями, вышел из палаты. Азалия проследовала за ним и вновь оказалась на лестнице. Продолжать путь наверх? И с чьей же смертью придётся столкнуться там? Или послать это всё? Азалия посмотрела вниз. Всего шаг в сторону, и она рухнет в черноту. Может, там и есть выход? Или очередная смена декораций… Не проверишь – не узнаешь. Шумный выдох. Прыжок. Извилистая лестница. Подъём. Комната с убившей себя Розой, но почему-то у ванной по краю бортика клыки. Подъём. Мёртвая мать. Жалюзи на окнах странно похожи на кости. Ещё выше. Вместо комнаты дождливая улица, переходящий через дорогу отец. Вылетевшая на красный машина и красный же след на дороге от протащенного по ней тела. Азалия не двигалась. Подняла голову, подставляя лицо ледяным каплям, и ждала своей очереди. Не повезло закончить всё шагом в пустоту, так может, сработает здесь? Удар. Лестница. Лужа крови на полу в ванной, плитка вокруг постоянно шевелилась, а у ламп появились веки. Запах больницы, хруст насекомых под ногами, простыня стекала на пол зеленоватой слизью. Холод дождя, дома вокруг больше походили на уснувших чудовищ, с тяжёлых облаков до земли тянулись верёвки из кишок. Лестница… – Стой. Тело не посмело ослушаться приказа, отданного слишком ровным для этого безумного пространства голосом. Знакомым голосом. Перед Азалией стояла она же, только похожая на оживший кристалл. Порядок или очередная иллюзия? Но слишком уж веяло от образа правильностью. – Пространство Хаоса за пределами твоей ответственности. Уходи, пока я беседую с ним. Вспышка света. Азалия очнулась. Нерисса и Чарльз тоже лежали на земле. Едва осознавая свои действия, она схватила очки и сумку, вскочила и побежала. Куда-то. Как можно дальше от этих двоих. К университету. К знакомой одинокой фигуре. Только вцепившиеся в куртку пальцы позволили не упасть. Лёгкие горели. Каждый хриплый вдох приносил боль, бешеный стук сердца ощущался где-то в горле, тело сотрясала крупная дрожь. – Блядь, какого… – Рон запнулся, как только посмотрел вниз. – Азалия? Азалия, что случилось? Эй! – Она поймает меня. Точно поймает, – пробормотала сбивчиво. – Кто поймает? Азалия, тебе кто-то угрожает? Она смогла только кивнуть. Слова отказывались складываться в предложения, в мыслях остался лишь порождённый хаосом страх. Рон выругался, одной рукой прижал Азалию к себе, другой достал телефон. Через несколько минут они уже сидели в машине. Азалия совершенно не запомнила дорогу, только тёплые руки и хрипловатый голос, тихо повторяющий: «Не забывай дышать, ты в безопасности, я никого к тебе не подпущу». Восприятие реальности начало возвращаться, когда она оказалась на диване, а Рон заставил что-то выпить. Из разжавшихся пальцев выпала чужая куртка. – Кажется, начало действовать, – сказал Рон, сидя напротив на корточках и влажной салфеткой осторожно вытирая оцарапанную щёку. – Потерпи немного: будет щипать, – добавил и нанёс мазь. – Т-ты меня п-помнишь? – Чем яснее становилось сознание, тем лучше Азалия понимала главную странность сложившейся ситуации. «Значит, речь шла о тебе?» – С чего бы не помнить? – удивился он. – Ладно, видимо, ты ещё не до конца пришла в себя. Мне позвонить Розе? Твоим родителям? В полицию? – Н-нет! – воскликнула нервно, непроизвольно хватая за руку. – Нельзя. Сейчас… Никому нельзя звонить. Сейчас я… Точнее, ещё неделю… Не могу вернуться домой. И рассказать… Об этом всём. – Ладно-ладно, не буду. Нихуя не понимаю, но будь по-твоему. Тебе хоть есть куда пойти, если не домой? Азалия отрицательно мотнула головой. То есть… Да, она могла вернуться к Аламее, но в голове засели слова о человеке, с которым нужно пережить инициацию. Только почему им оказался Рональд? В общей сложности они нормально не разговаривали как минимум семь лет, а теперь нужно взять и остаться рядом. Страх перед разговором, который обязательно случится, ныне казался мелочью на фоне пережитого, но не решит ли Рон послать её на все четыре стороны? – Совсем не можешь вернуться? Кивок. – Как ты вообще оказалась в этой жопе? – Он поднялся со вздохом, убрал аптечку, подобрал с пола куртку. – Ладно, тебе всё равно нужно посидеть и успокоиться. Потом подумаем. Сможешь немного побыть одна, пока я схожу в магазин? – Да. – Тогда подожди здесь. Лекарство сильное, скорее всего, скоро начнёт вырубать. В таком случае просто ложись и не волнуйся: я ничего тебе не сделаю. Если нужно – возьми что-нибудь из одежды сестры. Оставленным тут она всё равно почти не пользуется. Снова кивок. Вскоре закрылась входная дверь. Медленно стягивая пальто, Азалия окинула взглядом гостиную. Давно ей доводилось бывать в этой квартире, но здесь как будто почти ничего не изменилось, только беспорядка стало больше.

***

Эпоха благословенной гармонии сменилась эпохой неутолимой алчности. Народы научились заключать силу благословений в реликвии. Создатель быстро заметил, что призывы к нему участились, забеспокоился – неужели у детей настали настолько трудные времена? Странно, он ведь чувствовал состояние мира, а то не изменилось. Поэтому отправился посмотреть с близкого расстояния и убедился: всё спокойно. Поразмыслив, Создатель решил, что сотворение реликвий – хорошая идея. Трудные времена обязательно настанут, и тогда определённо пригодится возможность получить помощь без прямого обращения. Так быстрее. Долгое время Создатель внушал себе, что дети всего лишь проявляют благоразумие, свойственное заботящимся о будущем взрослым. Всё правильно. Так и надо. Но… С каждым годом обращений за благословениями становилось больше. Создатель начал ощущать слабость и… Доселе незнакомую боль. Когда народам становилось мало собственных реликвий, они шли отбирать чужие. Показателем величия цивилизации стало количество святых сил в её распоряжении. Так на планете начались войны. И каждый участок земли, обагрённый кровью любимых детей, Создатель ощущал глубокой раной на собственном теле. Решение далось тяжело, но Создатель стал реже отвечать на мольбы. Подумал, что таким образом удастся усмирить жадность детей, они начнут больше ценить дары свыше. Святая наивность! Как только реликвий стало меньше, а жизнь – тяжелее, ужесточились и войны. Он понял, что редкость лишь усиливает желание завладеть, а потому вернулся к старому сценарию и снова безмерно делился благословениями с миром. Оттого ненадолго вернулся мир. Народы взяли передышку, дабы восстановить силы, но молитв стало ещё больше. Давно отказавшийся от всесилия Создатель медленно угасал – ему ведь тоже необходим отдых, иначе наступит истощение. Но если выбирать, кого жалеть, он несомненно отдаст предпочтение детям. А дети… Они решили, что есть кое-что гораздо лучше реликвий. Зачем запечатывать священную силу в предметах, если можно раздобыть её источник? Самый искусный в магии народ сумел найти и распознать Создателя. А тот… Не сумел воспротивиться плену, ведь не мог вредить детям, а следовательно – дать отпор. К тому же, на задворках сознания зародилась мысль: если таким образом одна из цивилизаций станет сильнее, может, ей удастся если не искоренить, то хотя бы уменьшить количество войн? Надежды его оправдались. Ненадолго. Но то малое время кандалы не тяготили его, а сад не казался темницей. То малое время он жил в самообмане, что мир снова такой, каким и хотелось видеть его при создании.