Следом за...

Майя тоже была удивительно сильно рада моему появлению. Спрашивала про Элю, пришлось рассказать. Признаться во всем еще раз… — Но ты знаешь… она же клялась в тебя не влюбиться… — вспомнила женщина. — Но у нас не любовь. Не та любовь, я ведь уже говорил Сергею… Ты ведь тоже клялась, — улыбнувшись, добавил я. И она покраснела. Казавшаяся взрослой и уверенной в себе, женщина, покраснела и опустила взгляд, став как будто снова той самой девочкой, давшей эту странную клятву. — Но ты и не нарушала клятву, потому что влюбиться и полюбить — вещи совсем разные. Мы с Элей это только после… после катастрофы поняли. А до и она волновалась. Тогда вот у нас с ней была любовь. Теперь уже нет, не то… Майя вдруг подняла на меня взгляд, в котором сияло облегчение. — Эл… значит, эта страшная ноша… — голос ее задрожал, но радостью, — покидает меня… — она засмеялась и порывисто прижала меня к себе. Сережа тепло улыбался, для него это тоже было облегчением. И я подумал, что, наверное, со стороны эта картина так напоминает счастливую семью. Со стороны…, но несмотря на близость, я отделен от них стеной… стеной нашего с Элей решения. Дверь кухни открылась, и в комнату вошел… ребенок. Ему было не больше трех лет, шел он неуверенно и медленно. Но каждый его шажок… отдавался во мне глухой болью. Но не той, которая рождает слезы, а той, которая почему-то вызывает улыбку. — Жизнь… — едва слышно прошептал я, невольно. — Это наш внук, — пояснил Сережа, хотя я и сам уже понял это. — М… можно?.. — Конечно, не сомневайся. Я опустился на пол. Ребенок как раз подошел к нам. Противоречивые чувства. Счастье и тоска. Жизнь… то, что мы так хотели создать… Я нерешительно протянул ребенку руку. Он слабо сжал мою ладонь мягкими пальчиками, но тут же и отпустил ее. Отвернулся. Это было совсем немного обидно, но, что хуже того, это было страшно. Это так хорошо олицетворяло реальность. Именно так и было. Жизнь была близко, Жизнь коснулась нас, пожала нам руки, и отвернулась. Все теперь зависит от того, хватит ли у нас решимости… — Эл, ну что же ты сидишь, он уйдет, — весело заметила Майя. — Но разве будет правильно… помешать? — В данном случае — будет, — более чем уверенно сказал Сережа. Я не был согласен с их словами. Жизнь нельзя заставить. Она или сама, или…, но я не мог отказаться. Мы с Элей собираемся именно заставить Жизнь. Жизнь… Жизнь… ведь теперь передо мной шанс взять ее на руки… Ребенок не начал кричать, не брыкался, наоборот, он странно затих и даже замер. Теплый… он кажется совсем беззащитным, но на самом деле… он Жизнь, а это значит, нет никого сильнее. На краткий миг счастье наполнило меня изнутри, но после… — Мама, вы с ума сошли! — в комнате оказалась девушка, лет двадцати. — Я к вам ребенка перестану пускать! — Она подлетела ко мне. — Отдай сейчас же! Конечно, я тут же отдал ей ребенка. Тот отчего-то заплакал. Мать (если я верно понял) принялась его утешать, но выходило плохо. А я и сам готов был расплакаться, просто потому, что понял — вот так легко можно отнять Жизнь… — И не смейте больше доверять его этой глупой машине! — девушка удалилась, оглушительно хлопнув дверью. Как же так? Ребенок же и так плачет, а она поднимает шум. Да и вообще… — Что роботы сделали ей? — я обернулся к друзьям. Они стояли, вперив взгляды в пол. — Прости, Эл… — Мы виноваты… — Просто, когда она родилась, вы с Элей носились где-то, как одержимые… А мы… мы ей рассказывали о вас, мы вечно вспоминали вас, и так радовались, однажды, когда вы зашли… Ей стало казаться, что вы для нас важнее, вот она и… возненавидела вас. Мы слишком часто говорили… — Вот оно что… представляю, как ей тяжело… мне жаль, но теперь… теперь ясно. Наверное, я пойду, не хочу больше ее расстраивать… — Эл… — Не волнуйтесь, — я улыбнулся, — вы подарили мне… уверенность. Мы с Элей еще покажем, что можем быть счастливыми.